Пять Звёзд
№112 "КЛИМ ИЗУМРУД"

  КЛИМ ИЗУМРУД

  Клим Изумруд нравился женщинам. Прямой нос, ястребиный взгляд холодных серых

 глаз, тёмный блондин, рост чуть выше среднего, поджарый… А вот Климу Изумруду

 женщины не нравились. В нго оправдание можно сказать лишь то, что были противны

 также и мужчины, и дети, и все ксеноиды скопом.

  Климу Изумруду ещё повезло: он доставлял мало хлопот воспитателям и нянечкам

 в приюте, и его не показывали ни потенциальным приёмным родителям, ни

 высокопоставленным педофилам. Потом повезло еще раз, поскольку детский дом, в

 который перевели Клима, возглавлял мудрый директор: лишь в одиннадцатилетнем

 возрасте этот рачительный руководитель с большой выгодой продал Изумруда некой

 мадам постбальзаковского возраста. Психологическая травма от общения с жадной

 до чистого детского тела вечно сексуально озабоченной женщиной оказалась столь

 сильной, что после обретения свободы, после трёх лет интимного рабства, у Клима

 вообще больше не было половых связей.

  Несчастный случай произошел, когда Киму Изумруду уже исполнилось двадцать пять.

 В общественной уборной распахнулась дверь, и к нему, сидящему со спущенными

 джинсами над водяным затвором из нержавейки, с плотоядной улыбкой прикоснулся пожилой,

 стильно одетый мужчина. Побледнев от омерзения, Клим попытался его ударить, но тот

 лишь привычно отшатнулся, всё так же улыбаясь (вероятно, Изумруд не первый, к кому он

  так приставал). Но в тот день планеты расположились для Гея не лучшим образом. Он

 поскользнулся, взмахнул руками, попытался сохранить равновесие, увидев что Клим

 Изумруд встаёт – попытался падая броситься бежать, упал, стукнулся головой и умер.

 Единственный свидетель заявил, что погибшего толкнули.

  У человека всегда есть выбор, главное не ошибиться. Гей-сообщества раздули дело

 до вселенских масштабов, и Изумруду грозило пожизненное. Потому он принял предложение

 Государства, ведь на время работы шерифом все судебные разбирательства

 приостанавливаются…

  ***

  Первым, кого Клим Изумруд посетил в Городе, был мэр. Судя по некоторым

 характерным признакам, достопочтенный господин Парфён Иванов пребывал в том состоянии,

  которое знающие люди называют постабстинентное.

 - Кто такой?

 - Я ваш новый шериф, - как можно спокойней ответил Клим. – Фамилия легко

 запоминается… Изумруд.

 - Шерри-и-и-иф? - насмешливо переспросил Иванов. – Это хорошо. Новый? Это хорошо…

 Старого же застрелили… Вечером. Утром прилетел, днём был у меня, а вечером его: пух!

 А я ему говорил: Вася, сиди дома, не надо ходить вечером по кабакам.

 - Кто ж его, Васю, «пух»?

  Иванов перевёл взгляд на здание, которое стояло через улицу. Клим Изумруд сам того

 не желая посмотрел туда же. Крепкий одноэтажный домик с вывеской “Кафе «Абрикокос»”.

 - У нас знаешь, кто тут? Те, кто отсидел, но кому вылет с планеты запрещен. Как в

 песне поётся, любишь шансон?

 «За сто первый парсек

  От планет первосортного класса…»

  У мэра оказался красивый хрипловатый баритон. Клим Изумруд спокойно ответил:

 - Слышал. Но почему ваша планета не отнесена к первосортным?

 - Наша, Изумруд, наша. А не относится к первосортным из-за аборигенов.

 - И в чем проблемы? - Клим взялся за узел зелёного галстука и, вытянув шею, покрутил

 головой. – Жарко тут у вас…

  Пальцы соскользнули с узла и многозначительно потрогали кадык.

  Мэр хмыкнул, и вытащил из-под стола пластиковую бутылку с коричневой жидкостью.

 - Попробуй, помогает…

  Его голос несколько потеплел. Предложенное пойло оказалось незнакомым. Видно,

 местного приготовление. Не очень крепкое, градусов тридцать – тридцать пять, но зато

 газированное. Многочисленные пузырьки как настоявшийся квас пощипали язык.

 - Так что за вопрос с аборигенами?

 - Не дают разрешения.

  И Порфён Иванов не скупясь налил себе жаждоутоляющей тридцатиградусной газировки.

  ***

  Клим Изумруд не стал дожидаться вечера, и прямиком от мэра направился в «Абрикокос».

 В заведении царила скука. Большинство столиков пустовали, лишь за двумя сидели

 молодые люди, явно не из торопящихся на работу. Двое сидели лицом к нему, трое –

 спиной.

  Шериф подошёл к бармену. Это был абориген. Потомок тех, которые заселили планету

 пять тысяч лет назад и все эти пять тысяч жили в отрыве от Государства. Низкий,

 словно карлик; с широким лицом и припухлыми веками; с длинными волосами, заплетёнными

 в косу, которая петлёй охватывала голову и спускалась до поясницы; с непропорционально

 толстыми ногами и задубевшей кожей грязно-зелёного оттенка абориген производил

 отталкивающее впечатление. Хорошо хоть ничем не воняло…

  Клим скинул на спину легкое сомбреро, защищавшее от безжалостного солнца, и

 задумчиво принялся скользить взглядом по полкам с разнообразными бутылками…

  Наконец, приняв решение, попросил:

 - Дайте-ка «Бульдозер» номер пять.

  Сзади послышался звук отодвигаемого стула. Изумруд насторожился. Кажется,

 встал тот, кто сидел спиной, из-за того столика, за которым сидели двое…

 - Эй! Изя! Это ты? Я узнал тебя по голосу… А ну, повернись!

  Что-то, а поворачиваться Клим Изумруд не собирался. Детдомовскую кличку он не

 слышал в свой адрес уже очень давно. И прозвучав тут, ничего хорошего она не сулила.

 Клим тоже узнал говорившего. Павел Туз. Туз – это была самостоятельно присвоенная

 кликуха, а фамилию Пашки Изумруд не мог бы вспомнить.

  Те три года, с четырнадцати до восемнадцати лет, в юнкерском училище нельзя

 назвать счастливыми. Особенно в самом начале. Новичкам порой приходится туго… А

 Павел Туз завидовал Изумруду. В первую очередь красоте, и успехам в учебе. И мстил.

 Довольно быстро поняв, что Клим избегает разговоров про баб и чурается «мужских»

 анекдотов, Пашка принялся травить Клима, обзывать девчонкой, постоянно подначивал.

 И однажды, подговорив двоих дружков… Они связали Изумруда, положили на пол,

 спустили ему брюки до колен и Туз, подрочив для того, чтоб стоял, пока два других

 держали Клима, принялся совать член между ляжек, видимо представляя себе, что влез

 на женщину. Перепачкав Изумруду ноги, он поднялся и застегнув ширинку, отправился

 восвояси, предупредив, что теперь будет это делать с Кимом каждую неделю. На

 следующий день, Ким Изумруд по прозвищу Изя ударил Пашку Туза ногой в пах. Того

 увезла «скорая» и больше Туза в юнкерском училище не видели. Киму тот удар

 «сошёл» с рук. Если можно так назвать три дня юнкерской губы.

  И вот теперь: «А ну, повернись!»…

  Бармен нерешительно держит бутылку «Бульдозера». Не известно, будут ли за

 неё платить другие, если заказчик распластается с дырой во лбу?

  - Я кому говорю, сука, повернись!!!

  Изумруд неспешно поднёс руку к зажиму для галстука (черная жемчужина на иголке),

 отстегнул, зажал между большим и указательным пальцем, завёл руку за спину… и

 сильно сжал. Световая граната сверкнула, что надо. Туз конечно, выстрелил, но

 револьверная пуля ушла в потолок. Четверо других посетителей «Абрикокоса» сочли

 за благо кинуться ничком на пол и закрыть голову руками. А из ослепшего Туза Ким

 Изумруд сделал двадцатку бубён. Именно столько зарядов было в перстне на левой

 руке, и ни одна из микропуль не пропала даром.

 - Ваш «номер пять», господин шериф…

  Клим взял откупоренную бутылку, и, отказавшись от бокала, сделал большой глоток

 из горлышка. Четверо медленно поднялись на ноги с пола, и стараясь не смотреть

 в сторону шерифа, сели на свои места, будто на полу не лежит истекая кровью

 человеческое тело.

  Странной способностью обладают слухи в маленьких городах. Они разносятся сами

 по себе, не использую никакого носителя информации. Никто не выходил из

 «Абрикокоса», но люди начали в него стекаться, несмотря на стоящую жару.

 Приблизительно каждый десятый оказывался аборигеном. Пришел даже мэр, и уселся

 на свободное место, с видом завзятого театрала в партере. Как видно,

 представление не закончилось. Около трупа тем временем образовалось нечто

 подобное лесной полянки. Клим Изумруд достал ручку, и чтоб без дела не крутить

 её в руках, попросил у бармена лист бумаги или салфетку.

  Наконец, появилась женщина в черном. Все повернулись к ней. Вдова?

 - Пашенька!!! – женщина взвизгнула, и как подкошенная рухнула рядом с покойником,

 не боясь испачкаться в луже крови, что растеклась из-под тела, - На кого ж ты

 меня покинул!? Почему ты ушел раньше меня?!

  И всё в том же духе. Присутствующим нравилось. Это и в самом деле выглядело

 эстетично. «Красивая красавица красиво убивается». Если бы не реальность трупа,

 Изумруд бы подумал, что она притворяется, как-то уж очень наигранно получалось.

  Наконец, страдания приблизились к финалу. Женщина в черном (притворные

 рыдания не смогли испортить макияж), поднялась и подошла вплотную к Изумруду.

 Невысокая, она едва доставала макушкой до плеча Клима, лет, пожалуй, – около

 двадцати. Таких прекрасных девушек Клим Изумруд в своей жизни еще не встречал

 никогда. Черные блестящие глаза, широкие бёдра, светлая, до зеленоватости,

 будто сияющая кожа, маленькие ушки, тугая грудь…

 - Это ты убил моего бывшего мужа?

  В её голосе звучало что-то странное. Какое-то обещание, какой-то зов…

 Клим почувствовал опасность. Похожее чувство он испытал когда ему было

 одиннадцать, и его вызвал к себе директор.

  Клим сглотнул непрошенный ком в горле и сказал:

 - Да.

  Напряженность, царившая в зале «Абрикокоса», сразу спала. Все начали

 оживлённо обмениваться репликами, шутить… Поднялся мэр:

 - Что, господин Изумруд, позвольте мне поздравить вас с законным браком

 с мадам Картузовой.

 - Что?

  Иванов, наверно уже уговоривший ту бутыль шипучки, хитро улыбнулся.

 - Аборигены не хотят жить по нашей конституции. Потому и не дают согласия на

 на первосортность. Убивший мужа должен выполнять долги убитого. Тебе еще

 повезло, что мы не в центре Государства. Вряд ли ты продолжал пить «Бульдозер»,

 имея за спиной брата вдовы, который к тому же свободен от предрассудка:

 "нельзя стрелять в спину". Послушай старого дипломата: в империи лучше

 жить на периферии… Так что… Горько!!!