Дух Грелки
№114 "Четвертая минута зимы"

На третью Боса летало только дерьмо.

 За неимением горничной мы были согласны и на дворника. Туда – я на всякий случай сверилась с записями – больше никто не летел.

 Довольно потрепанный грузовой фургон, вероятно, принадлежавший раньше какой-нибудь небольшой транспортной компании, а теперь выкупленный частным торговцем и на скорую руку переделанный в грузопассажирский корабль. Не думаю, что в иной ситуации я решилась бы лететь на нем даже на Луну.

 Впрочем, деньги всегда добавляли мне храбрости. Даже самые большие неудобства, становятся несколько менее раздражающими, если за них платят вперед.

 Вместе с нами этим рейсом летела пожилая семейная пара по фамилии Коста и миссМейвуд, худощавая миловидная дама лет тридцати, работавшая в системе обязательного образования. Коста владели отелем неподалеку от единственного на третьей Боса порта. О, с какой гордостью – да, сэр, попрошу заметить, целых пять этажей, не какие-нибудь мухры! – они рассказывали нам о своем заведении, однажды обслужившем съезд скотоводов десяти планет. Какие бездны остроумия, какие изыски инженерной мысли открывались нашим восхищенным взорам! Не были обойдены вниманием ни лучшая на планете библиотека, ни канализационная система, содержащаяся в превосходном состоянии, ни кухня, оборудованная по последнему слову техники. Дик улыбался, кивал и изредка вставлял слово в этот нескончаемый рекламный поток, мисс Мейвуд молчала, сидя очень прямо и сложив руки на коленях. Я делала вид, что сплю – у меня болела голова.

 – Жу-жу-жу… Жу-жу-жу… – этим провинциальным бизнесменам как будто мало было просто заинтересовать клиентов. Им требовалось непременно довести нас до белого каления. – Жу-жу-жу… Бар… Жу-жу-жу… Нет, вовсе не так часто… Жу-жу-жу… И зеркало невозможно разбить, оно покрыто специальным составом… Жу-жу-жу… Билл Уотс и Алекс Трамп стреляли по нему… Мы с мужем этого не одобряем, нет, сэр! Но когда рядом живут такие люди, как Трамп или Уотс-младший, хорошо иметь в баре небьющееся зеркало. Жу-жу-жу…

 Я не истеричка.

 Обычно я хорошо отношусь к людям. Но Коста начали меня доставать примерно за два часа до посадки. От действий, о которых я бы непременно пожалела впоследствии, меня удерживало только присутствие Дика. Ну и, пожалуй, невыполненный еще заказ, за который мы уже взяли аванс.

 Ричард Арлинг, мой напарник, мой лучший друг и, вопреки упорно распространяющимся слухам, вовсе не мой любовник, был совершенно невыносимым типом. Самый умный изо всех, кого я знала, Дик по праву мог быть назван и самым язвительным, и самым высокомерным.

 Вдобавок к этому он был и лучшим мужчиной во всех обитаемых мирах, но это к делу не относилось и, как я надеялась, оставалось моей личной проблемой.

 Если почему-то он решил выслушать этих зануд Коста, значит, так надо.

 – И чем же так ужасен Алекс Трамп? – спросил Дик.

 – Разве вы не слышали о нем? – поразилась госпожа Коста, как будто весь последний месяц во всей Вселенной говорили только об этом человеке, а мы с Диком каким-то загадочным образом все пропустили. – Это тот самый тип, который сколотил банду Неуловимых! Эти люди разорили устричную ферму Анны Бланк, ограбили почтовый дилижанс, который вез деньги для шахтеров на Южный полюс. В конце концов, он регулярно устраивает стрельбу в городе. Это страшный человек!

 – Отчего же его не арестуют? – поинтересовался Дик. – Возможно, вы не знаете, но Дядя Сэм до сих пор считает убийства и ограбления серьезными преступлениями.

 Да, Ричард – изрядный сноб. Но у него масса хороших качеств.

 – Дядя Сэм не правит здесь, – сказал господин Коста. – Никто не станет арестовывать такого стрелка, как Алекс Трамп. Всякий скажет вам, что лучше держаться от него подальше, если не хочешь однажды обнаружить пулю в своем черепе. Эта находка не из тех, что могут обрадовать человека.

 – Хм, спасибо за совет, – серьезно сказал Дик.

 Я позволила себе улыбнуться, чувствуя, что сейчас он смотрит на меня. Теперь мы точно знали, кому в этом Мухосранье следует заплатить, чтобы быстро и без особого шума решить проблему заказчика, не особенно утруждаясь при этом.

 Именно здесь, на третьей Боса, решил залечь на дно человек, известный как Бобби-Ганфайтер. Человек, укравший у нашего клиента вещь стоимостью в два миллиона кредитов. Наш гонорар составлял десять процентов от этой суммы.

 Наличными.

 Маленькие корабли всегда болтает сильнее, чем большие. Именно поэтому я предпочитаю летать на сверхтяжелых межзвездных лайнерах. Иногда там приходится занимать очередь а бар и невозможно попасть в бассейн, но на большинстве частных судов ни бассейна, ни бара не предусмотрено вообще. Хорошо, что хотя бы дамскую туалетную комнату капитан того дерьма, на котором мы летели, счел необходимым элементом пассажирского корабля. Сочинять стихи и блевать леди должна в одиночестве. Только в этом случае она гарантированно останется леди.

 На маленьких кораблях меня всегда рано или поздно начинает тошнить. Как иолько я выхожу из корабля, это проходит. Но заходить на посадку, согнувшись над унитазом – вовсе не то приключение, которые вам непременно хочется пережить снова. Раздражение мое еще усилилось, когда я поняла, что туалетная комната занята. Устроившись на полу и обхватив руками колени, там горько плакала Ребекка Мейвуд. Если я и ненавижу что-то больше, чем выслушивать истории чужих бедствий, так это делать нечто подобное, когда меня мутит.

 – Бекки, с вами все хорошо? – спросила я, усаживаясь на пол рядом с ней.

 – Да-а… – проскулила она. Что ж, с тем же успехом она могла бы сказать мне «нет», «не знаю» или «пошла нафиг». Совершенно невозможно пройти мимо человека в таком состоянии и не чувствовать себя после этого последней сволочью.

 – Что случилось? – спросила я.

 – Я-а н-не хочу за-амуж! – выдала она.

 – О, Господи! – вздохнула я. Тошнило меня все сильнее. – Не выходите.

 – Он меня ждет, – уже спокойнее сказала Бекки. – Какая же я дура! Как же глупо! Боже, что теперь делать?

 – Вы должны выйти замуж за Алекса Трампа? – уточнила я, помолчав с минуту и хорошенько подумав. Она снова горько разрыдалась.

 Бекки Мейвуд познакомилась с ним в сети. Он появлялся примерно раз в неделю и казался ей умным, добрым и в должной мере цивилизованным человеком. Он жил на далекой планете, где всякий должен был приложить усилия для того, чтобы отбить у природы и коварных дикарей свой кусок хлеба в жестокой схватке. Он играл на губной гармошке, читал Стругацких в оригинале, превосходно стрелял и умел приготовить яичницу из шести яиц. Не было ничего удивительного в том, что некая старая дева после полугода общения согласилась приехать на третью Боса, чтобы стать женой мужественного фермера Трампа. Она знала его в лицо, он же так и не увидел ни одной ее записи – на сохранении такого положения вещей до знакомства оффлайн настояла мисс Мейвуд.

 – Я неважно выгляжу в записи, – смущенно объяснила мне Бекки и тут же всхлипнула еще раз. – Как же поступить? Он будет меня встречать, я обещала ему… Но он же бандит! Нет…

 – Только не плачьте, Бекки. Мы непременно что-нибудь придумаем, – торопливо сказала я, ощущая, как желудок подкатывает к горлу. Четверть гонорара за идею! Мне срочно нужно было выпроводить из комнаты мисс Мейвуд. Несомненно, именно в таком состоянии Наполеон когда-то решил вторгнуться в Русь.

 Дик заверил меня в том, что я идиотка, однако слезы мисс Мейвуд тронули его и он согласился участвовать в этой сомнительной афере.

 – Я подумал над этим и решил, что это поможет нам нанять Трампа, – сказал он. – Впрочем, если бы тут была биржа труда для головорезов, проще было бы воспользоваться ею.

 Дик не может отказать в помощи женщине, особенно если женщина эта – не я. Это легко объяснить: мы дружим уже так долго, что, наверное, он просто забыл, что я тоже отношусь к прекрасному полу. Но у Дика много других хороших качеств.

 В стекляшке порта скопления встречающих не наблюдалось. На скамейке сидел только один мужчина в куцей меховой куртке, крупный, но вовсе не похожий на мордоворота, которого нам описывали Коста.

 На нем была нелепая меховая шапка-мономашка, вышедшая из моды, наверное, еще в прошлом веке. Шнурки, прилаженные к ее «ушам», не были завязаны под подбородком, как полагалось, и болтались, словно крысиные хвосты. Увидев меня, мужчина поспешно стащил шапку с головы, прижал ее к груди и улыбнулся.

 Его имиджмейкера следовало бы убить.

 – Алекс? – неуверенно спросила я. На мне было розовое платье, сапоги и серьги Ребекки Мейвуд, которые Трамп прислал ей на Рождество.

 – Мэм… Бекки? – у него дрожал голос.

 – Здравствуйте, Алекс, – сказала я. – Познакомьтесь, пожалуйста, это мой коллега, Ричард Арлинг, он летел сюда по своим делам и очень выручил меня в пути.

 – Называйте меня, пожалуйста, Сашей. Я – русский. Наполовину, – Трампа протянутая рука Дика немного смутила, однако он все же пожал ее, хоть и без излишней сердечности. Кажется, ему не слишком понравилось, что его невесту сопровождал мужчина. – Я хотел написать вам об этом сразу, но боялся, что вы передумаете ехать. У нас здесь большая русская диаспора…

 – Ну что ж, меня всегда притягивала эта загадочная культура, – сказала я. – Зря вы не писали мне об этом. Может быть, я приехала бы раньше. Мне всегда хотелось освоить русский – тот, подлинный, на котором не писали книг, однако говорили в каждой подворотне. Когда-то, правда, мне сказали, что этому языку меня сможет научить только его носитель.

 – Верно, – кивнул Саша. – Здесь у нас многие говорят на русском, но чтобы быть русским, мало ругаеться матом, пить самогон, стрелять из обреза и избирать Бугра традиционным образом. Кстати, сегодня у нас финальное голосование. Я думаю, вы не откажетесь пойти.

 – Признаться, я немного устала… – протянула я. Дик чувствительно ткнул меня в спину. – Но это было бы интересно.

 – Драка начнется на четвертой минуте зимы, – сказал он.

 Мне показалось, что я что-то пропустила. Драка?

 – Здесь никто не пользуется римским календарем, – добавил Саша. – Даже пендосы.

 Сказав, что он зайдет ближе к полуночи, Саша расстался с нами возле двери отеля супругов Коста.

 – Кто такие пендосы? – спросила я у Дика.

 – Это грубое название американцев, весьма распространенное еще лет десять назад, – ухмыльнулся тот. – Между прочим, за публичное его употребление в столице до сих пор штрафуют. И правильно делают. Если бы такие, как этот тип, не мечтали бы о бабле и свободе от любых законов и не уезжали бы в какое-нибудь Мухосранье, дома по улицам нам всем пришлось бы ходить в наушниках. И по возможности не смотреть на стены.

 – При чем тут стены? – не поняла я.

 – Дело в том, что русская культура, дорогая моя, – протянул Ричард, – это не только собор Василия Блаженного, Стругацкие и Чайковский. У русских, чтобы ты знала, секс входит в список важнейших табу. О нем не говорят в приличном обществе. Возможно, именно поэтому все русские рисуют на стенах половые органы, снабжая их пояснительными надписями. Не помню, с чем был связан выбор именно такой формы передачи информации, но, согласись, для цивилизованного человека это неприемлемо.

 – Но я не вижу здесь ни одного похабного рисунка! – возмутилась я. Мне казалось, что Дик перегибает палку.

 – О, это просто потому, что на бревенчатой стене дома рисовать намного труднее, чем на бетонных блоках, – улыбнулся он. – Ничего, тебе еще предстоит освоить это искусство в качестве госпожи Трамп.

 Кажется, русские ему не нравились, хотя обычно взгляды Дика поражают своей широтой. Обычно он склонен относится к людям безо всякого предубеждения. Как правило. Ну ладно, не обычно, но довольно часто. И вообще у Дика масса хороших качеств.

 Саша появился за полчаса до полуночи.

 Мы спустились вниз, в бар. Там уже было довольно шумно и накурено: люди готовились к избранию Бугра. У многих из них были сломаны носы, а у одного не хватало мочки уха. Две женщины, одетые весьма скупо и вульгарно, разносили нечто, весьма напоминающее подкрашеный спирт. Худой мужчина с печальным лицом мучил старинное пианино в углу, но в гуле голосов музыка – если это можно было назвать музыкой – терялась.

 А возле стойки, положив руку на обрез и время от времени окидывая собравшихся подозрительным взглядом, сидел Бобби-Ганфайтер собственной персоной.

 – Это Андрей Смирнов, наш кандидат, – кивнул Саша в его сторону. – Он настолько русский, насколько это вообще возможно. И еще он мастерски страдает херней.

 – А что, у вас еще не научились это лечить? – поинтересовался Дик, слегка опешив. Я тоже удивилась. Бобби неплохо выглядел. Кроме того, мне казалось, что с герпесом не так уж сложно справиться.

 – Это тайное боевое искусство, которое изучали все легендарные русские герои и некоторые высокопоставленные чиновники, – объяснил Саша. – Именно оно когда-то помешало татаро-монголам, французам, немцам и американцам поработить Русь. Впечатленные масштабами распространения этого искусства, они отказались от своих планов и вынуждены были отбыть восвояси. Все! Сейчас начнется. Вам лучше спрятаться за барной стойкой. Она бронированная. Драка у нас на пятой минуте всегда переходит в стрельбу.

 – Саша, подождите… Мне нужно кое-что вам сказать, – я схватила его за рукав. – Этот человек – не русский и не мастер херни, как вы полагаете. Он вор, убийца и мошенник. Его зовут Бобби-Ганфайтер и он ковбой, американец… Пендос. Я и Дик… Мы детективы, работаем на правительство и приехали, чтобы…

 Трамп зажал мне рот, но было уже поздно.

 – Ты бы еще громче это сказала, Бекки, – мрачно буркнул он.

 – Но это же преступник, – я ничего не понимала. – Он обманул вас. Он выдал себя за русского!

 – Да, – сказал Саша. – Но гораздо более важно, что он обманул и вас тоже. Имперскую ментуру любой русский ненавидит намного сильнее, чем одного несчастного пендоса.

 – Темную! Темную ментярам! – заорал кто-то. Послышался веселый звон разбитой о край стола бутылки. Саша тут же отпустил меня и в руках его мгновенно появился обрез.

 – Первый, кто двинется с места, получит пулю в лоб, – негромко предупредил он. Но все услышали и замерли.

 – Вам нужно бежать, – сказал Саша. – Быстро к черному входу, там вас встретят.

 Не сводя глаз с людей, зажавших в руках палки, бутылочные розочки и пистолеты, он нажал какую-то кнопку сквозь ткань нагрудного кармана и буркнул:

 – Серый, подгони машину к аварийке. Нужно быстро тут кой-кого забрать. Я задержусь, не ждите меня. Тут разговор намечается.

 – Саня, это же ментярские рожи! – горестно возопил кто-то, не в силах сдержать негодование, охватившее его. – Врут они все!

 – Запомни, Рыжий Бык, русские своих не сдают, – бесстрастно отозвался Саня и махнул нам рукой – мол, идите.

 – Сейчас, погоди… – я бросилась к Бобби.

 – Назад! – крикнул Саша. – Черт! Тот, кто хотя бы моргнет, может считать себя покойником.

 – Почему они слушаются тебя? – спросил Дик. – Ты что, бывший Бугор?

 – Нет, – Саша усмехнулся. – Я просто хорошо стреляю. Как правило, это более серьезная причина не спорить с человеком.

 – Вот! – торжествующе выдохнула я. Татуировка была именно там, где я и ожидала ее найти. Бобби был отличным стрелком, но не самым умным человеком в мире, поэтому даже не позаботился о том, чтобы вывести ее. На груди Бобби-Ганфайтера был наколот Звездно-Полосатый Роджер.

 – С-сука! – заорал кто-то. Его поддержали. Поднялся невообразимый гвалт и только тогда мы с Диком бросились бежать. На часах, висевших на стене, была четвертая минута зимы.

 Трах! Трах! Бабах!

 За нашими спинами от стен отлетали щепки, кто-то уже истошно вопил и ругался. Редкое «блямс» сопровождало попадания в уникальное небьющееся зеркало супругов Коста.

 Возле черного входа в гостиницу лихо, с заносом, тормознул кар, собранный, вероятно, из запчастей с ближайшей свалки. Заднего стекла у него не было, правой двери – тоже. Левая была выкрашена в ядовито-зеленый цвет, на полу валялся ковер, густо засыпанный окурками, а на единственном сидячем пассажирком месте спал громадный рыжий котяра. Там, где нормальные люди держат лицензию на вождение, к стеклу были скотчем прилеплены красные женские трусы.

 За спиной послышались выстрелы. Один. Два. Три или четыре сразу, словно несколько человек стреляло по команде.

 – Сможешь справиться с каром? – спросил мужик.

 Дик кивнул.

 – Отлично, тогда садись за руль, – велел мужик. – Саня велел, чтоб я за вами приглядел. Мы своих в беде не бросаем. Гони так, как будто за тобой черти гонятся.

 – «Как будто» здесь лишнее, – пробормотал Дик себе под нос, однако за руль сел. Еще не успевший остыть мотор кара завелся мгновенно и мы рванули с места. Мужик неторопливо расчехлил ружье и принялся время от времени постреливать назад.

 – Резко не сворачивай, – попросил он чуть погодя. – Вылечу – трындец мне будет.

 Все это время он жевал жвачку и лицо его оставалось абсолютно спокойным.

 – Куда ехать? – проорал Дик. – Я не вижу, тут же туман! Как тут вести машину?

 Ф-ших! – чиркнуло железо по железу. Сыпануло искрами.

 – Похер на туман, – также меланхолично возразил мужик и выстрелил в ответ. – Ты на запах езжай. Откуда тухлятиной несет, тебе туда и надо. Там свалка, у порта. Вот же гандоны штопаные! Не видно ж ни хрена, все равно стреляют. Как так можно?

 – Послушайте, а где Саша? – спросила я. – Мне нужно ему кое-что сказать. Он придет нас проводить?

 – Ща, чуток там разберется и нагонит, – сказал мужик. – Чё там? Человек десять от силы. Саня сказал, вам по быстрому валить надо, пока тут местные совсем не развоевались. Написала б ты ему заранее, что с ментами работаешь, глядишь, все и обошлось бы. Вот же одно слово – баба дура.

 – Он мне тоже не писал, что он русский, – с достоинством парировала я, подавив неуместное желание указать ему на то, что «баба дура» – это уже два слова.

 – А то так не видно, – ухмыльнулся мужик.

 В этот момент мы затормозили. В тумане смутно вырисовывались очертания чего-то большого и темного.

 – Это Черепашка, – сказал мужик. – Через час поднимется. Скажете капитану, что вы от Сани. Ну, бывайте, всего…

 – Я был прав – эта идея в корне порочна, – сказал Дик, когда дверь за нами закрылась и я рухнула в кресло. – Зачем ты вообще что-то ему сказала? Какая собака тебя укусила? Не нужно было связываться с этим типом. Наверняка тут был какой-нибудь шериф или что-то вроде того… Сколько там неустойки?

 – Это не имеет никакого значения, Ричард, – отозвалась я.

 – Но мы не выполнили заказ! – раздраженно бросил он.

 – Обижаешь, – я улыбнулась, сняла правый сапог и вытряхнула на колени Дику некрупный кристалл цвета крепкого чая.

 – Так мы… Мы богаты? – Дик задохнулся.

 До взлета оставалось меньше десяти минут, но мониторы все еще работали. Он подъехал к стекляшке на другом каре, голубом. Вышел – маленькая темная фигурка в куцей меховой куртке.

 Свою нелепую шапку Саша прижимал к груди, точно я или какая-нибудь другая женщина стояла рядом с ним.

 Конечно же, он не мог меня видеть.

 Мне было жаль, что я не русская, не учительница и не Бекки Мейвуд. Черт, мне и правда было жаль!