Конкурс
"Рваная Грелка"
16-й заход, вроде как
или
Вестерн-Грелка

Текущий этап: Подведение окончательных итогов
 

Daphne
№134 "Берег"

Берег.

  На Берегу было обыкновенно. Буро-желтая, отполированная до зеркальной скользоты скала уходила в море. И волны упрямо карабкались вверх, цепляясь за мелкие трещинки, подымаясь по длинным вечно мокрым патлам ковыльника, срываясь, соскальзывая раз за разом и разваливаясь клочьями тяжелой пены. Но постепенно море успокаивается, отползает. Значит, можно спускаться. Намокшая веревка морской солью жжет ладони. Осторожно, шаг за шагом вниз, к изломанной буграми и впадинами поверхности, к осколкам пены, разбитым ракушкам, спутанным клубкам водорослей и застрявшим в узкой расщелине морским ежам.

  Они всегда там застревают. И черные ломкие иглы торчат наружу, как… как иглы и торчат. Шикша их вытягивает, ежей то есть, а не иглы, и складывает в корзину, а потом, сидя на берегу, на отвоеванном у моря клочке камня, раскалывает пополам и, придерживая пальцами за иглы, высасывает желтую икру и скорлупу вылизывает, вздыхая и причмокивая. Ну да чего с него взять-то, с Шикши, странный он.

  До берега всего ничего, пару шагов по пологому уже склону. Море откатилось, отступило, очерчивая узкую полосу темно-зеленого, с буроватым отливом камня. Мои следы остаются на нем тонким слоем принесенной на подошвах грязи и тают под ласковой ладонью волны.

  Говорю ж, обыкновенно все. И Шикша, сидящий на круглом валунчике, и рыжий огонек, зажженный в пустой раковине, и мое слабое – с каждым разом все более слабое - удивление от того, что подобное возможно, и плетеная корзинка с колючими шарами, и нанизанные на прутик белые тельца устриц. И море, оттесненное за черту, которую Шикша пальцем провел на камне. Потом, позже, когда я соберусь уходить, Шикша линию сотрет, и море вновь поползет вверх по склону, догоняя и подгоняя, окончательно смывая малейшие следы моего присутствия.

  - Ну? – Шикша вытянул прутик над огнем. – Чего?

  - Здравствуй.

  Я подвинул плетенку с ежами в сторону, стараясь не коснуться длинных игл, уж больно ломкие, как только Шикша с ними управляется? Ну да это ж Шикша.

  - Здравствуй, - неохотно ответил он, вытирая нос рукавом. Надо будет одежды принести, а то смотреть страшно, и куртка, и штаны, и рубаха – все одинаково-серое, покрытое толстым налетом соли, из-под которого проглядывают неумело поставленные заплаты. Почему мне раньше в голову не пришло, что ему одежда нужна?

  - Не нужна, - ответил Шикша. – Но спасибо.

  - Пожалуйста.

  Сидим, молчим. Море, подкатываясь к черте, вздыхает, шумно, отчетливо, и отраженный скалами звук заполоняет пространство, заглушая даже слабое потрескивание огня, а потом исчезает, будто и не было.

  - Зачем пришел? – Шикше надоело ждать, пока мясо прожарится, и он принялся есть, полусырое, исходящее то ли соком, то ли водою, остро пахнущее водорослями и тиной. Шикша, уцепившись в кусок зубами, стаскивал его, проглатывал, не прожевав, икал, облизывал губы и принимался за следующий.

  - Так чего пришел, шериф? – повторил он вопрос.

  - Снова… ты обещал, что прошлый раз – последний.

  - Неа, не обещал. Это ты сам придумал. А я давно ничего не обещаю, - он срыгнул, отбросил палочку в воду и, достав из-за пояса обломок сабли, который использовал вместо ножа, вытащил из корзины черный колючий клубок. – Когда приперся-то?

  - Вчера. На закате.

  - И чего хочет?

  Примерившись, Шикша ловко вогнал лезвие в сочленение панциря, раскалывая ежа надвое.

  - Того же, что и всегда. Тебя вернуть. Может…

  - Неа, - сложив пальцы домиком, он поднял половинку, вытянул губы трубочкой и шумно всосал содержимое. Потом высунул язык и принялся вылизывать скорлупу.

  - На Берегу, говорят, был, - уточняю на всякий случай, хотя и без того все понятно. Обычно ведь.

  - И что?

  - И ничего, - его спокойствие бесит. – Ничего!

  - Ну тогда и хрен с ним, - Шикша поднял вторую половинку и, на минуту задумавшись, предложил. – Хочешь?

  Нет. Ничего не хочу. Подыматься наверх легче, чем спускаться, и наступающее на пятки море лишь подгоняет. И раздражает.

 

  В Городе тоже было обыкновенно. Улица-труба, деревянные фасады зданий, пыль, песок, который моментально налип на мокрые сапоги, ветер, попытавшийся сбить шляпу, а когда не вышло – пнувший вывеску. Городская ратуша с придремавшими часами. Салун. Бордель. Чуть дальше банк. Почтовая контора. Гостиница. Лавка Мэйси с широкой верандой и креслом-качалкой, в котором, надвинув шляпу на глаза, дремлет сам Мэйси. Напротив – тоже лавка, но уже Хромого Джига, у него тоже кресло-качалка и стетсон с обвисшими полями, а еще деревянная нога и щегольского вида трость, доставшаяся от одного из приезжих.

  - Эй, шериф, - окликнул Мэйси, снимая шляпу и приоткрывая левый глаз. – Там этот, который новенький, опять про тебя спрашивал.

  - Точно, - подтвердил Джиг, открывая правый глаз. – Спрашивал. В салун иди, шериф, чего ты прячешься? В первый раз что ли?

  - Слушай, вот можешь ты не перебивать, когда я говорю?

  - А ты можешь говорить нормально?

  - А я и нормально говорю! Это ты, хромой урод, вечно суешь нос не в свои дела! – Мэйси откинулся на кресло и прикрыл шляпой лицо.

  - Сам урод, - буркнул Джиг, закрывая глаза. – Шериф, но ты хоть попробуй втолковать-то…

  - Ага. Совсем же пацан.

 

  Пацан. Лет пятнадцать. Загорелая физиономия, голубые глаза, светлые волосы и редкая щетина на подбородке. Шляпа, неправдоподобно чистая, прямо таки режущая глаза белизной, лежит тут же, на столе, между револьвером и бутылкой виски.

  Кто этому сопляку только продал? Я про виски.

  - А не твое дело! – огрызнулся он, и глаза нехорошо так полыхнули. - Ты шериф?

  - Я, - плюнув на ладонь, потер звезду, почистить бы нормально, но вот как-то все руки не доходят. Но ничего, и так сгодится. – А тебя как звать?

  - Какая разница?!

  - Никакой. Совершенно никакой. Эй, Гранди, плесни чего-нибудь.

  Гранди, достав из-под прилавка темную бутыль, налил на два пальца желто-бурой, точно на прибрежных камнях настоянной, жидкости и толкнул стакан в мою сторону. А стакан вроде чистый, значит, уважает. Сидели молча, Безымянный косился то на меня, то на Гранди, то на бутылку.

  - А… а стакан можно? – наконец, не выдержал он. Гранди, пожав плечами, подал. Тоже чистый, но сомневаюсь, что из уважения, скорее из жалости.

  - Я – Рой, - парень решил-таки представиться. Что ж, Рой покороче безымянного будет, значит, удобнее. И Хьюгу понравится, он у нас длинных имен не любит – специфика профессии.

  - И чего тебе здесь надо, Рой? – вопрос риторический, но все же… а вдруг да удивит ответом? Хотя нет, вряд ли, вон приосанился, плечи расправил, подбородок задрал и шляпу по самые брови надвинул.

  - Я – Избранный!

  Дурак он, очередной дурак на мою голову. А пойло в стакане отдает морской водой, но это после походов на Берег случается, Шикшины шутки.

  Позже, спустя полбутылки виски, Рой, разомлевший и пообвыкшийся, заговорил.

  - Я нашел дорогу сам! Сам, понимаешь ты? Без подсказки, без карты, без… без ничего, - он ударил себя в грудь кулаком и, покачнувшись от удара, едва не свалился. – И шляпу видишь? Белая!

  Белая. Хорошая шляпа, плензмен, с низкой тульей, широкими, загнутыми вверх полями и окантовкой серебряным шнуром. Дорогая игрушка.

  - Значит, я – Избранный! – снова завел свое Рой. – И право имею!

  - Имеешь, имеешь, - поспешил успокоить я. Гранди фыркнул и толкнул в мою сторону очередной стакан. Кажется, третий за сегодня. Или уже четвертый? Хотя разницы никакой, во рту вода морская, горько-соленая, едкая, без намека на алкоголь. И пахнет недожаренными устрицами.

  - Вот и я о том же! Имею! Ты на берег ходишь? - Рой опрокинул стакан залпом, закашлялся, занюхал рукавом рубахи и, скривившись, чуть тише переспросил. – Ведь ходишь же?

  - Хожу, - отрицать бессмысленно. – И ты сходи. Кто мешает?

  Он потряс головой и, подняв палец вверх, важно произнес.

  - Это неправильно! Избранный может быть только один, понимаешь?

  Нет. Не понимаю, вот сколько здесь торчу, все пытаюсь понять, а не выходит. Вот хоть ты тресни, не выходит. До Берега недалеко, и веревка привязана, чтоб удобнее спускаться было. Нашим-то она без надобности, а такие как Рой чего-то другого ищут. Хотя чего другого? Веревка, она веревка и есть.

  - Ты… ты не думай, - Рой положил руку на плечо и, дыхнув перегаром, зашептал. – Я ж ничего против тебя не имею… я… я его вернуться уговорю. Не для себя – для людей! Для мира! Я должен, шериф, я ведь – Избранный!

  Ну да, слышали уже.

  - А у тебя даже шляпа не пойми какого цвета!

  Гранди вздохнул, почти так же тяжело и громко, как море утром. И появилась шальная мысль взять этого дурака малолетнего и отвести за ручку к берегу, ткнуть щенячьим носом в веревку, заставить спуститься.

  Нет, не выйдет, пробовал уже. Раньше, давно, когда самый первый пришел, а потом второй, и третий, и десятый, когда чудилось, что вот этому-то объясню, расскажу, научу. А в результате… порой думаю, кому оно надо-то?

  Шикша говорит, что они просто боятся лезть в море. Под пули, значит, не страшно, а в море страшно? Да и нету там моря, Берег же… объяснял, а они не слушают. Этот еще и к шляпе привязался.

  - Она белая должна быть. Или черная. – Рой вылил остатки виски в стакан. – Чтобы по правилам… Эй, шериф, слышишь? Я требую, чтобы все по правилам! Завтра, в двенадцать!

  В двенадцать так в двенадцать, кто бы спорил.

 

  Снова все обыкновенно. Улочка-труба, деревянные фасады, пыль, песок, очередной соперник, мимолетное желание уступить, поддаться, откупиться жизнью от этого треклятого Города и Берега, пусть Рой будет шерифом, ему понравится.

  Шериф – это ведь почти что Избранный, и даже лучше, потому что кроме белой шляпы будет еще и звезда. Вот только веревку он вряд ли найдет, и свою привязать не додумается. А Шикша в одиночестве заскучает.

  - Эй, шериф, долго еще мечтать будешь? – часовщик злился. Ну да, полдень удерживать тяжело, потому что жарко и упрямое солнце давит время, норовя перевалиться на запад.

  - Давай, шериф, не тяни, - поддержал Хьюг, вытирая пот со лба. – Исход-то один.

  - Пацан – сам дурак, - крикнул Мэйси, приподымая шляпу.

  - Точно! – отозвался с другой стороны улицы Джиг. – Ты, шериф, не переживай, может, следующий поумнее окажется.

  Может. Ну да не об этом речь. Часовщик отпустил время, и оно, освобожденное, накрыло Город морской волной. Торопливый ветер, сорвав с головы Роя белую шляпу, швырнул ее на землю. И в это мгновенье стрелки часов на городской ратуше сомкнулись на цифре двенадцать. Колокол вздрогнул, застонал хриплым голосом старой бронзы.

  Время.

  Револьвер в руке, привычно и обычно, раньше, чем успеваешь подумать, а надо ли… раньше, чем успеваешь обрадоваться или огорчиться тому, что не успел подумать.

  Я снова первым нажал на спусковой крючок.

  Звук выстрела прокатился по улице, сбив с ног и этого избранного, а потом, добравшись до границы Города, вернулся назад, ко мне, ударяя по ушам, вынуждая захлебнуться шумом и чужой болью. Значит, попал. Всегда попадаю. Судьба. У меня и у него.

  - Эй, шериф, пить будешь? – Гранди заботливо сунул в руку бутылку. Спасибо.

  - Чисто сработано! – крикнул Хьюг, подходя к телу. – Пацан и мяукнуть не успел… спокойного ему пути.

  - Спокойного, - отозвался Мэйси.

  В моей голове шумит море, ползет вверх по скале, норовит подняться, но срывается, скатывается вниз, оставляя на камне клочья белой пены. Вслушаться в шепот волн не позволили, Хьюг, подойдя, протянул шляпу и вежливо поинтересовался.

  - Шериф, звать-то его как?

  - Рой.

  - Рой… хорошее имя, короткое. К вечеру управлюсь, значит. Камушек-то заготовил, - он забрал бутылку, глотнул и, прополоскав рот, сплюнул. – Ну и гадость, как ты только пьешь?

  Не знаю, сегодня нормально, но мне еще на Берег идти, а после Берега все будет с привкусом моря.

  - Ты эт, не переживай-то, похороним честь честью, - утешил Хьюг, возвращая бутылку. – Главное, что имя хорошее, короткое… Рой… Эй, шляпу-то, шляпу забери! Хорошая шляпа!

  - Мэйси отдай.

  А мне и моя сойдет. Старая уже, правда, серая, точно соляной коркой покрытая. Какого ж она цвета была? Не вспомню, да и не важно, главное ж не цвет, главное, чтоб солнце в башку не пекло.

 

  На берегу снова было обыкновенно, разве что море отползло чуть дальше, чем в прошлый раз. А может, и показалось. Шикша сидел, скрестив ноги, и чинил сапоги.

  - Ну? – примерившись, он стукнул плоским камушком по гвоздю, но промахнулся, попав по пальцам, зашипел от боли и злости. – Чего?

  - Ничего. Дай сюда.

  - На, - Шикша кинул сапог. – Только аккуратно, а не как в прошлый раз.

  Зря это он, я ж не сапожник все-таки. А если сапожник нужен, то мог бы и в Город подняться.

  - Не злись, шериф.

  Движение руки и в раковине вспыхнул огонь. Еще одно, и еж сам, без ножа, раскололся пополам.

  - Я не злюсь. Я не понимаю! Ничего не понимаю!

  И ничего не умею, камень скользнул по шляпке гвоздя, и тот согнулся железной петелькой. Теперь только выкинуть. Проклятье!

  - Да ладно, не мучайся, - Шикша с сожалением забрал сапог, кое-как натянул, провел ладонями по голенищу и подошве и, выставив ногу вперед, задумчиво произнес. – Сойдет. Пару лет продержится.

  Море за чертой тяжело переваливалось, то подползая, то откатываясь назад. Темно-свинцовое, серо-стальное или зеленое в патину, или белое, или синее… разное. Обыкновенное.

  - Зачем ты здесь? Не там? Не с ними? Не в Городе даже, а здесь, внизу?

  - Ну… - Шикша поднял половинку ежа. – Берег. Хорошо.

  И вытянув губы трубочкой, шумно всосал икру, икнул, вытянул язык и, вздыхая, причмокивая от удовольствия, принялся вылизывать панцирь. Странный он, Шикша, Император Мира.