slysenko
№14 "Джум-джум"

ДЖУМ-ДЖУМ

  Вода бурлила ненавистью, била волнами салун, заставляя скрипеть сваи и ворчать посетителей. Казалось, что заведение Мобидиккенса оторвалось от берега и теперь несется в открытое море. Многие принялись разбавлять волны содержимым своих желудков, но только не Бред «Биплан» Бери и Ласковый Гари Сонг – они хлебали свой скотч, и море им было по колено.

  - Тысячу Сцилл на одну Харибду! – прогрохотал Ласковый Гарри, и за окнами эхом отозвалась гроза. – Мои кишки промылись более чем, а палец не попадает в ноздрю. Не пора ли выехать навстречу, Би?

  Мобидиккенс за барной стойкой отвернулся, и его улыбка отразилась на бутылке бурбона. Старый имперец давно скинул смску человеку, которого поджидала эта парочка. Теперь оный не появится в салуне ни под каким соусом, разве что с армией зубастых мексиканцев.

  Имперского агента звали Ливерпулем Андроником Плаховым, его телефон можно было найти в Интернете, а вот сведения о росте, весе, мускулатуре, шрамах, родимых пятнах, прическе, обуви или одежде во всемирную паутину не попали. Единственный очевидец незадолго до того, как Ласковый Гари Сонг раздавил ему лицо табуреткой, говорил, что клюв Плахова даст фору орлиному, что в рюкзаке он носит кальян с трубкой до неба, и от него всегда пахнет клубничным табаком.

  Двое суток проторчали Биплан и Ласковый Гари в домике на воде, изучая клювы посетителей и принюхиваясь к каждому входившему. Их отрыжки были горьки, подмышки нуждались в воде и мыле, а волосы ныли от ваксы. Скучавшие пальцы то и дело тянулись к пистолетам, но в салуне Мобидиккенса не было достойных пули.

  Руками отцов Бреда и Гари Империя заграбастала эти пустынные каменистые берега, растоптала хибары аборигенов, расслабленных солнцем и травкой, присвоила их женщин и рыб. По телевизору тотчас стали рекламировать новый курорт, и вскоре пляжи заполонили бледные тела офисных трудяг, заслуживших большее, чем посещение солярия с просроченными лампами.

  - Нет на них Ктулху, - говорил Микки «Маус» Бери, гоня вдоль берега стадо морских коров. – Мы не для того боролись за свободу, чтобы смотреть на эти дряблые тела с наглыми мордами сверху.

  Винс Сонг поддакивал ему и отправлялся заворачивать корову на скутере. Его тело лопалось от мышц, так же как и тела жен-аборигенок, не признававших одежды и бритвы.

  «Биплан» Бери и Ласковый Гари Сонг были полукровками, унаследовав лучшее от родителей – пальцы, опережавшие мозг, кровь с молоком и ненависть к Империи. Благодаря им подобным, туристов с каждым годом становилось все меньше, а когда у берегов завелось несколько ручных чудищ – бледнолицых сдуло ветром.

  Жизнь пошла на лад. Морские коровы мычали у берегов, хрюкали морские свинки и мяукали морские котики. Сам Ктулху вынырнул из недр океана, чтобы полюбоваться этой идиллией.

  А затем стали появляться агенты.

  - Мистер Бери, у нас к вам пара вопросов.

  Водолазные маски, акваланги и ласты, они шлепали по борту яхты, будто рыбы плавниками. Была стрельба, кровь и крики. Маленький «Биплан» Бери чудом улизнул от пуль в морскую пучину.

  Потом настала очередь Винсента Сонга.

  - Мистер Сонг, вы помните восемьдесят третий?

  Руки мистера Сонга по-прежнему были столь же быстрыми, как в упомянутом году – пистолет гаркнул два раза, в воду плюхнулись три тела. Ласковый Гари Сонг уже стоял по правую руку от отца. Слева стоял осиротевший Биплан Бери. Гнев его был настолько велик, что с неба падали птицы, а под ногами не росло травы. Позднее ветераны войны и аборигены - плечом к плечу – положили врагов на лопатки и вилы. Долгие годы здесь не было имперской ноги, пока таблоиды не сообщили об отправке секретного агента – Ливерпуля Андроника Плахова.

  Вот почему Бред и Гари, бодрствуя две ночи, высматривали человека с кальяном и необычной формой носа. Мобидиккенс хихикал в кулак, а пистолетам было тяжело от пуль.

  - Мы что, и впрямь плывем? – Ласковый Гари боднул лбом своего друга.

  - Пле-е-евать, - пьяно протянул Биплан, - этот все равно не явится.

  За окном снова блеснуло и шандарахнуло, волна накрыла салун. Мобидиккенс вернулся с улицы, струи воды стекали с его шляпы и кожаного лапсердака.

  - Пренеприятное известие, - радостно сказал он, - мы в открытом море.

  Группа молодых ковбоев разом лишилась чувств, Бери и Сонг смачно выругались и заказали ещё скотча.

  И вдруг дверь салуна распахнулась.

  Ливерпул Андроник Плахов с орлиным клювом и огромным кальяном в рюкзаке вышел на свет. Несмотря на воду сверху и снизу, он был сухим как хлеб, и его не окружал отряд мексиканцев.

  - Джум-джум, леди и джентльмены, - сказал он, зная, что в салуне нет ни одной дамы, - позвольте представиться…

  - Эй, морда! Мы знаем, кто ты такой! – крикнул Ласковый Гари. Пистолет уже плясал между его пальцев.

  Пленка реальности остановилась в глазах Мобидиккенса, в горле булькнул скотч, пальцы впились в граненый стакан. Блеск молнии за окном, плюнувшие пистолеты, четыре пули на троих застывших ковбоев. Грохот перевернутых стульев и звон разбитого кальяна. Через миг все лежали на полу, в воде, затопившей салун. Раздался крик особо впечатлительных, который поднимает мертвых. Нет, никто – ни Ливерпул Плахов, ни Бери с Сонгом – даже не шелохнулся.

  - Это случилось в восемьдесят пятом, - сказал Мобидиккенс, разряжая обстановку, - о, что это был за год: моя жена наконец понесла, а столичный «Азазель» взял кубок УЕФА. Но в том памятном году я вдруг почувствовал себя ослом среди людей, поэтому отправился в дальнее плавание. Мы вышли из Найконтейна в начале лета, волны океана ласкали наше судно всю дорогу, а от ветра возбужденно развевались паруса. Я не знал, куда мы плывем, но, поддавшись всеобщей эйфории, был счастлив как ребенок. А потом Дохляк - мы делили с ним одну койку, на суше он был булочником, а по жизни огрызком - сказал, что мы идем на Снарка, и дело наше худо. У Дохляка был специальный гроб-челн, вот почему он радовался вместе с другими, которые тоже запаслись гробочелнами. На палубе капитан Балабол толкал бравурные речи, обещая эквадорский дублон тому, кто первый обнаружит Снарка, но в его глазах плескалась печаль, а душа угрюмо обгладывала его кости. Гробочелнов не было только у нас с капитаном, а Снарк приближался не по дням, а по часам – огни Святого Эльма разгорались на острие гарпуна, перемагничивались компасы и пропадал аппетит. В тот миг, когда мы давились перловой кашей, судно налетело на мель – это был белый горб Снарка. Он сказал нам: «Джум-джум», и мы поняли, что перед нами Ктулху. Три дня чудище гналось за нами, матросы засмаливали свои гробочелны, капитан Балабол рыдал над штурвалом. А затем ястреб сорвал судовой вымпел, мы отвлеклись, и Ктулху превратил наше судно в щепки. Гигантская воронка затянула гробочелны и обломки корабля прямо в пасть чудовища. «Джум-джум!» - говорил Ктулху, и пропеллеры вертолетов телевизионщиков подпевали ему.

  Имперский агент исчез, а Биплан и Ласковый Гари по-прежнему лежали на полу, соленая вода лениво омывала их грязные тела. Мобидиккенс подошел к рюкзаку с разбитым кальяном и вытащил из него золотой эквадорский дублон – награда тому, кто первый обнаружит Снарка.