Ручка от стакана
№140 "Вар-Раван"

Неуловимый Джо в Ершалаиме.

  Господи! Великий Яхве! Как–же голова-то болит, и во рту точно все мухи Ершалаима брачные танцы устраивали. Почему же все тело так болит. А это что за морда прямо в ухо что-то хрипит и слюной с кровью и с осколками зубов сплевывает. Слов не разобрать, слишком шепелявит. Я пытаюсь спросить, чего ему надо. Но приходиться вначале выплюнуть кашу из крови и зубов во рту, и только потом прохрипеть: «Повтори».

  -А я и говорю, может повезет тебе, морда разбойничая, может тебя и выпустят.

  -Эт почему?

  -Тебя – то местные повязали, и, хотя ты одного из них и грохнул, а все равно завтра Праздник великой Пасхи, - говоривший сплюнул остатки зубов, - и одного должны отпустить.

  -А почему не тебя?

  -Говорят же тебе, Вар-Раван, тебя местные повязали, а нас с Дисмасом - Центурионы. Мы принадлежим Кесарю, а ты, и Га-Ноцри - Синедриону.

  -Постой, - я помотал головой (ох зря я это сделал), - подожди, я где-то тебя видел. Ты кто?

  -Ну ты и… Да мы же пили вместе. Ты же первый и начал грудь выкатывать.

  Да на всю корчму: « ДА кто он такой этот Кесарь, да как он смеет, Гой необрезанный, нас, обрезанных, единственноизбранных, учить жить.

  Мы тебя успокаивать, а ты «пьянь рваная».

  -Это Все Синедрион. Это все Каифа! Продали евреев римлянам с потрохами!

  Ну и начал орать.

  -Бей римлян! Бей курносых!

  -А причем здесь курносые? А ты все равно: "Бей Римлян!" - и кому-то из дворцовой стажи засветил, да прямо в нос, да так, что тот с копыт, да виском об стол и только ноги дергаться начали.

  Ну тут все поднялись, - Бей Римлян!

  - Бей Римлян!

  - Бей Римлян!

  Вначале дворцовую стражу мочили, а тут и центурионы подскочили, ну и пошли пейсы по кочкам. Всех повязали. Нас -центурионы, а тебя - дворцовая.

  - Гад ты, Вар-Раван, морда твоя разбойничья, пить совсем не умеешь.

  Теперь нас с Дисмасом точно распнут, тебе может еще удастся вывернуться.

  Так что завтра объявят кого из вас: тебя, или Га-Ноцри отпустят в честь великого праздника Пасхи.

  -Кто он такой этот Га-Ноцри? Почему не знаю?

  -Да блаженный один. Пришел он в храм и давай базлать: «Нельзя мол в храме торговать!» -и это евреям! Где же еще торговать, как не в храме, там же налогов платить не надо - только пожертвования на храм. Ну, его тут же под белы рученьки и сюда.

  - Нет, Га-Ноцри не простят, - он на самое святое замахнулся - на денюжки. А вот тебя, может, и отпустят – ты пьянь, чего с пьяни взять.

  -Те чо надо-то?

  -Слушай, у меня заначка закопана, я тут недавно кошель подрезал у одного, там аж тридцать тетрадрахм, так вот, когда тебя отпустят, ты эти деньги на меня поставь, что я дольше всех провишу. А выигрыш Марии отдашь, ну той, которая с родинкой, знаешь?

  -Кто-ж ее не знает.

  -Скажешь: от Гестаса, она знает, кому их отдать.

  -Ну, а где заначка-то?

  -А сделаешь?

  -Слово даю, ты ж не Гой, тебе слово дал - держать надо.

  -Смотри не пропей.

  -Где заначка-то?

  -Под стрехой Храма, у пятой колонны слева.

  -Ну ты жучара!

  -А что, кому деньги доверить кроме, как Яхве.

  -Заметано.

  -Да смотри не пропей.

  -Не пропью, что я совсем, что ли.

  Резкий, визжащий скрип двери, свет бьющий прямо по глазам.

  -Ну все пархатые вылазь, щаз казнить поведем.

  Рокочущий гул толпы, толкотня, вскрики, всхлипывания, резкий запах испражнений, рвется ремешок на сандале, толчок в спину. В голове одно:

  Главное - удержаться на ногах.

  Главное - удержаться на ногах.

  Главное -удержаться на ногах.

  С одной босой ногой вприпрыжку по острым камням.

  -Ох, поскорее бы все это кончилось, прибили бы на крест, хорошо бы сознание побыстрее потерять, а там смотришь за день, наверное, и сдохну. И все, и никаких тебе похмелий, хуже навряд ли будет. Как же все-таки голова болит, и тело, и душа-а-а. Солнце, палево такое, душно мне, душно.

  Гул толпы вдруг стихает, и чей-то сорванный голос, пытаясь орать, с дурацким акцентом пилит по голове:

  - Именем кесаря- императора!

  И сразу рев легионеров.

  -Да здравствует кесарь!

  А палево какое, ну хоть бы кусочек тени. И снова сорванный голос, и снова пытаясь орать.

  -Четверо преступников, арестованных в Ершалаиме за убийства, подстрекательства к мятежу и окорбление законов и веры, приговорены к позорной казни - повешению на столбах! И эта казнь сейчас совершится на Лысой горе! Имена преступников - Дисмас, Гестас, Вар-раван и Га-Ноцри!

  -Ну и акцент у этого прокуратора. Как его?- А, Понтий Пилат. Будь проклят ты, Понтий Пилат, за свой дурацкий голос, за свой дурацкий акцент, за то, что приходится слушать тебя.

  -Но казнены из них будут только трое, ибо,…- сквозь молоточки в голове слышно только: Бу..Бу…Бу..

  - Имя того…Бу..Бу..

  -Вар-Раван!!!

  Рев толпы, хохот, свист, и все толкают, бьют, осужденные - от зависти, стража - от злости. О!О!О! Что это? Это развязывают руки, а я думал, что раньше была боль. Нет, настоящая боль пришла сейчас, тысячью раскаленных иголок, в развязанных руках. Ломает все тело. И тут начинает доходить:

  -Отпускают!

  -Не умру!

  -Похмелюсь!

  Ноги не идут, толпа кругом, все пытаются толкнуть. Только бы не упасть! Только бы не упасть! Только бы не упасть! Продираюсь сквозь толпу. Ей уже не до меня, остальных повели на казнь. Вот, наконец, тень долгожданная. Долго стою в тени, чувствую - вроде жив.

  - Так, успокойся. Что там говорил этот, как его Гестас - ЗАНАЧКА.

  -Давай-ка к храму, к храму, к храму. Кто врал, что все дороги ведут к храму? Какой запутанный город этот Ершалаим, какие узкие, кривые улицы. Ну и куда теперь? Господи! Да вот же он – Храм! Народу никого! Все ушли на казнь смотреть. Так, у какой колонны смотреть? У пятой? У шестой? Начнем с пятой. Есть!!! Не соврал! На него, говорит, поставить. Хорошо. Вот похмелюсь, и поставлю. Где у нас тут ближе всего наливают?

  Вот оно! Кувшин с вином и тень. Что? Две драхмы? Вот вам тетрадрахма. И комнату.

  -Руки дрожат, аккуратнее, не пролить, первый глоток самый тяжелый - поперхнулся, теперь второй - уже лучше, третий, ну вот , теперь пошло. Хорошо!... Хорошо! Хорошо!

  -Надо поставить на этого, как его. Поставлю, поставлю, вот только прилягу немного, отдохну и сразу поставлю. Вот сейчас только немного прилягу потом, и потом… и потом... Откуда так сильно кричат? Что кричат?

  -Один сдох.

  Поднимаю голову, в кувшинчике еще осталось. Глотнем. В голове прояснилось. Надо идти поставить на этого, как его. С трудом поднимаюсь.

  -И тут грянул ливень, и гром. В корчму набилось народу. Сыро, грязно, воняет всем сразу.

  -Как там казненные?

  -Уже снимают, прямо сейчас.

  -Что ж, значит не судьба. Прости меня, Гестас.

  -Ну, что ж, надо выпить и спать.

  -И снова утро, и снова кувшинчик. Сегодня мы его выпьем с чувством, с толком, с расстановкой. Выйдем во дворик, сядем в тенечке, вот он, кувшинчик, рядышком. Хорошо!

  -В углу двора ворона ковыряет что-то, косит глазом, потом подпрыгнула и взлетела, лениво махнула несколько раз крыльями и стала поджимать ноги как самолет, когда он потихонечку убирает шасси на взлете.

  -Постой, какой самолет, какие шасси, откуда я слова такие знаю?

  -Самолет большой, серебристый.

  -Шасси-это колеса у самолета.

  Стоп, я же должен был попасть в Америку на дикий запад, вселиться в Неуловимого Джо? Какая же это на хрен Америка, какой же это дикий запад, какой же я Неуловимый Джо?! Ну, господа ХРОНОСКОПИСТЫ, вернусь - я вам устрою!

  Господи, ну я и дурак - тут Христа распинают, а я все проспал! Надо меньше пить!

  Мораль: Если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции, у моря, лучше у Красного.