Тони Бланш
№151 "Нэнси"

Нэнси

 На козлах почтового фургона сидел дряхлый старикан. Казалось, дунь – и он рассыплется в пыль, но из-за пояса торчала рукоятка кольта. Челюсти старика непрерывно двигались, - Грэхэм Роу решил было, что это какой-то тик, но тут возница перегнулся и ловко сплюнул густо-коричневой от табака слюной. Грэхэм содрогнулся и нервно поправил котелок. Оглядел коновязь у станционного буфета; трех джентльменов в сапогах, гигантских шляпах и повязанных задом наперед платках; дорогу, где в белой пыли ветер гнал несколько шаров перекати-поля; и содрогнулся еще раз. Носильщик водрузил чемодан Грэхэма на подножку и затянул ремни. Возница вяло щелкнул кнутом, и пара гнедых переступила с ноги на ногу. Грэхэм с тоской взглянул на расписание поездов, мелом выведенное на доске рядом с кассой, и полез в фургон.

 Он оказался единственным пассажиром, едущим до Аве-Арройо. О, как это в духе Нэнси – выбрать самый дальний из всех глухих углов Запада! Стемнело, а фургон все катил по прерии, плоской, как бумажный лист. Устав от монотонной тряски, Грэхэм задремал. Проснулся он от резкого толчка. Что-то душераздирающе заскрипело; карета угрожающе накренилась и замерла. Старик забормотал, зашелестел, слезая с козлов, и вскоре до Грэхэма донеслось тихое позвякивание пряжек на сбруе.

 Похоже, встали надолго. Потягиваясь, Грэхэм Роу вышел из кареты. Густо пахло раздавленной зеленью, цветами и пылью. Вокруг серебристо отсвечивала в свете встающей луны прерия, все такая же плоская - лишь висящие на горизонте синеватые вершины гор да несколько куп деревьев, похожих на черные кляксы, нарушали серебряное однообразие. Фургон стоял посреди этого травяного моря, как нелепая лодка. Распряженные лошади тихо пощипывали траву. Возница, завернутый в полосатое одеяло, нахохлился на козлах.

 - Почему мы встали? – спросил Грэхэм.

 - Темно, - лаконично ответил старик, кутаясь в одеяло. – Ось сломалась. Ложитесь внутри – все сиденья ваши.

 Грэхэм Роу почти обрадовался. Ночь была так тиха, воздух так свеж, трава – такой мягкой, что хотелось растянуться прямо на земле и долго-долго смотреть на звезды. Он поднял голову. Звезды были на месте, огромные и мохнатые; млечный пусть казался россыпью мелкого серебристого конфетти. Чувствуя себя ребенком, Грэхэм, по-прежнему задирая голову, повернулся вокруг своей оси. Увиденное привело его в чувство: небо на юго-востоке было скрыто быстро движущимися рваными тучами. Пока Роу смотрел, между ними вспыхнул разряд молнии. Он стал считать, дожидаясь грома, не дождался, махнул рукой и вернулся к фургону.

 Спать на голой земле уже не хотелось. Грэхэм осмотрел фургон; парусиновая крыша показалась ему ненадежной. Он уже почти чувствовал, как пропитанный водой костюм липнет к телу, и холодные потоки дождя заливаются за воротник, но вдруг заметил слабый огонек, еле различимый за кронами одной из рощиц.

 - Что там? – спросил он у кучера.

 - «Старые акации». Полмили отсюда, может, чуть больше.

 Грэхэм воспрял духом. О западном гостеприимстве ходят легенды; ни один ковбой не оставит путника ночевать на улице, под дождем. Конечно, быть может, это ранчо – всего лишь хижина бедного скотовода; но и тогда, наверное, для Грэхэма найдется охапка сена под каким-нибудь навесом – а он поделится с хозяином своими припасами. Помахивая тростью, Грэхэм Роу решительно двинулся в сторону огонька.

 - Я б не стал, - произнес возница ему в спину.

 - Почему? – Грэхэм оглянулся и сердито подбоченился. - Хозяин начнет палить из кольта, едва я подойду на выстрел?

 Старик флегматично пожал плечами.

 - Вот что, дорогой, - раздраженно сказал Грэхэм. – Если хотите, можете оставаться здесь и мокнуть. А я собираюсь переночевать под крышей.

 Даже на дилетантский взгляд Грэхэма Роу ранчо было на редкость запущенное. В лунном свете хорошо видны были покосившиеся ограды, прорехи в крыше сарая, трещины в рассохшейся колоде для воды. А еще было тихо, так тихо, что шорох собственных шагов оглушал его. По представлениям Роу, на ранчо даже вечером не должно бы быть так покойно – там, глядишь, скот клеймят, там – сколопендру гоняют, а тут – вакеро что-то поют под гитары… Может, хозяин с работниками где-нибудь на дальнем пастбище? Или… от одной мысли об этом Грэхэма пробрал озноб. Что, если ранчо разграблено индейцами, а его обитатели перебиты? Что, если это случилось совсем недавно, и огонек – лишь уловка, ловушка для простаков вроде него… Пригибаясь, Роу пересек поросший жесткой травой двор и замер у длинного строения с плоской крышей, в окне которого мирно мерцала лампа. Затаил дыхание, готовый услышать свирепые вопли. Постоял, вжимаясь в перила круговой веранды.

 Прерия молчала. Слегка успокоившись, Грэхэм Роу смущенно усмехнулся и покачал головой. Тишина и непривычная обстановка явно подействовали ему на нервы. Все еще посмеиваясь, он громко постучал, и, не дождавшись ответа, толкнул сколоченную из толстых досок дверь.

 Пару раз окликнув хозяина, Грэхэм принялся осматриваться. Он находился в просторной комнате, заваленной седлами, попонами и прочей пахучей амуницией. Стол выглядел так, будто какая-то женщина взялась однажды навести здесь порядок, да так и не успела закончить. Часть писем и газет была сложена в аккуратную стопку и придавлена, как пресс-папье, странной железкой с рукояткой из рога. Повертев ее в руках, Грэхэм сообразил, что это клеймо – полумесяц и молния. Остальные бумаги валялись вперемешку с пряжками и мотками сыромятного ремня, пересыпанные прохом и табаком. Хозяин ранчо явно привык жить в скотоводческом лагере посреди прерии, а не в четырех стенах… Либо холостяк, либо вдовец, решил Грэхэм и тут же заметил предмет, резко выделявшийся на фоне простого ковбойского скарба.

 Это был дагерротип в серебряной рамке с завитушками, украшенной сухим цветком. Грэхэм машинально стер со стекла толстый слой пыли и вздрогнул. С портрета на него смотрела молодая темноволосая женщина, смугловатая, с ямочками на щеках и огромными темными глазами. Грэхэм осторожно поставил портрет на место и задумчиво покусал ус. Даже на этом мутном изображении было невозможно не узнать Нэнси – мисс Нэнси Лоренс. Именно ради нее Грэхэм Роу, человек сугубо городской, рядовой редактор в крупном восточном издательстве, и отправился к черту на кулички.

 Мисс Нэнси Лоренс была авторшей популярных дамских романов. Она выросла на ранчо и лишь в шестнадцать перебралась на Восток вместе с внезапно разбогатевшим отцом. Приобретя образование и манеры настоящей леди, Нэнси полюбила играть вольное дитя прерий – вольное ровно настолько, насколько это уместно в салоне. Она часто намекала, что мать ее была из племени то ли команчей, то ли апачей, - Грэхэм Роу никогда не вникал в это, как не вникал и в суть видений, которые посещали писательницу с завидной регулярностью. Роль собеседницы духов удавалась Нэнси так же блестяще, как и роль очаровательной дикарки, так что, когда мисс Лоренс объявила, что возвращается на родину, никто не поверил ей. Душно в городе? Тесто в гостиных и литературных салонах? все решили, что Нэнси слегка переигрывает… но не становится от этого менее привлекательной. А мисс Лоренс в это время укладывала дорожные сундуки.

 Жизнь в прерии изменила романы Нэнси. Холодновато-изысканный стиль постепенно становился все более лаконичным и в то же время пряным, так что в издательстве даже подумывали – не вышла ли мисс Лоренс замуж. Очень быстро Нэнси переключилась с миллионеров и красавиц-актрис на благородных ковбоев и прекрасных дикарок. Редактор не возражал: буйные страсти в прериях разлетались, как горячие пирожки. Трижды в год в издательстве получали очередной роман, трижды в год отправляли Нэнси чек. На письма она не отвечала. За два с половиной года никто не получил от нее ни строчки помимо рукописей. Сначала это казалось милой причудой, потом стало раздражать и тревожить. Особенно когда стало понятно, что духовные изыскания мисс Нэнси зашли так далеко, что стали отражаться на ее книгах. Немного мистики никогда не повредит, но в последних двух романах всяких индейских штучек про духов было уже больше, чем страстей и приключений, а это никуда не годится. Кроме того, мисс Нэнси слишком уж увлеклась достоверностью. Дамы обожают читать про любовь мужественного ковбоя к прекрасной индейской скво – но только в том случае, если героиня как две капли воды похожа на соседку.

 Так и вышло, что Грэхэма Роу отрядили в Аве-Арройо – разыскать мисс Нэнси, отечески пожурить и заодно аккуратно выяснить, не переметнулась ли знаменитость к конкурентам.

 Размышляя о том, как портрет Нэнси мог оказаться в таком доме, Грэхэм вышел на веранду, где стояло несколько плетеных кресел. Развалившись в одном из них, Грэхэм закурил, любуясь звездным небом – гроза, похоже, прошла стороной. Синие лужицы лунного света плескались на дощатом полу веранды. Табачный дым не мог заглушить пряный запах травы, тонкий аромат ночных цветов цереуса… Что ж, Нэнси можно понять. Одна эта ночь стоит года, проведенного в городе. А портрет? Любопытство не давало Грэхэму покоя. Может, хозяин ранчо оказал ей какую-нибудь услугу – в конце концов, прерия до сих пор полна опасностей. А может, этот ковбой, несмотря на внешнюю грубость, настоящий джентльмен, и Нэнси полюбила его… Что ж, Грэхэм только рад за мисс Лоренс – лишь бы не переставала писать да не увлекалась антуражем.

 Грэхэм вытянул ноги, с наслаждением вздохнул и вдруг дернулся со сдавленным взвизгом, обнаружив в соседнем кресле тощую сутулую фигуру. Человек сидел, задрав ногу на ногу, - в лунном свете хорошо видны были потертые чапсы с бахромой и две кобуры у пояса. Шляпа ковбоя была надвинута на глаза, так что Грэхэму видны были только кончик носа и острый подбородок, заросший щетиной.

 - Извините за вторжение, - добродушно заговорил Грэхэм. – Почтовый фургон, знаете ли, - развалюха. Не заметил, как вы подошли… Покурите со мной?

 Ковбой молча взял сигару – рука у него была большая и костистая, совсем не в утонченном вкусе Нэнси. Огонек на секунду отразился в светлых глазах с большими зрачками, и лицо ковбоя снова скрылось в тени. Грэхэм смущенно поерзал в кресле и откашлялся, раздумывая, как бы завязать разговор.

 - Как дела с… эээ… бычками? – выдавил он и тут же пожалел: судя по тому, как перекосилось лицо хозяина, тема была болезненной.

 - Отбились, - глухо заговорил ковбой. – Искал в овраге у Дохлого Осла… Будь они прокляты!

 - Да, это неприятно, - нервно пробормотал Грэхэм.

 - Я ведь собирался на ней жениться.

 - О! – удивленно воскликнул Грэхэм, обрадованный и смущенный одновременно – уж больно лихо ковбой заговорил о том, что так интересовало Роу.

 - Да-да, собирался жениться. Я простой ковбой, только Нэнси не ломака, видит, где настоящее… А как хороша! Бывало, скачет по прерии – отличная наездница была – даже самые тупые овцеводы ею любовались. Вслух мне читала…

 - Вам нравилось? – быстро спросил Грэхэм. Он вдруг припомнил, как Нэнси говорила: никогда она не свяжет судьбу с человеком, равнодушным к ее историям…Ковбой замялся.

 - Сиропчик, - проговорил он. – Я все говорил ей: ну что ты сказки рассказываешь, напиши все как есть.

 Грэхэм хмыкнул. Так вот кому говорить спасибо за ранчеро, не способных связать двух слов и лезущих на дерево от пары каких-то жалких волков… А ковбой продолжал:

 - Только вот ее дурь насчет индейцев. Сколько раз я ей говорил – оставь ты свои бредни про благородных дикарей, ты их в деле не видела… А она все – ох, ах, древняя магия, хочу припасть к источнику… Не поверите – в салуне с одним заговорить пыталась, когда он вломился со своими шкурами! Ну да мы его быстро выставили. Нэнси, правда, пыталась крик поднять, да я ее отвел в сторонку и объяснил, что к чему. Только, видать, плохо объяснил. До чего договорилась – себя пыталась индианкой объявить! Ну да это я ей сразу сказал, чтоб оставила. Не годится белой женщине такую чушь нести. И шататься одной по прерии не годится…

 - Послушалась? – спросил Грэхэм.

 - Нет, - качнул головой ковбой. – В том-то и дело…

 Он замолчал, дымя сигарой и изредка мрачно сплевывая через перила веранды.

 - Годовалые бычки у меня отбились, - сказал он. – Ночью был ливень, следы смыло. Трое суток не вылезал из седла, искал… Три десятка голов – не шутка!

 - Что ж, нашли? – сочувственно спросил Грэхэм, раздумывая, как бы вернуть мысли ковбоя к Нэнси.

 - Лучше бы не нашел! – воскликнул тот. – Трое суток… ушли в овраг у Дохлого Осла… миль пятьдесят отсюда. Глухое место, белые туда не ходят, а бычкам-то что?

 - Нда, - пробормотал Грэхэм.

 - Она там была. Мисс Нэнси. Стояла голая по пояс в ручье.

 - Зачем? – оторопел Грэхэм, поспешно отогнав видение обнаженной мисс Лоренс, плещущейся в прозрачных струях.

 - А я знаю, что у них на уме?! – отчаянно воскликнул ковбой. – Она была раздетая, а вокруг – толпа индейцев… Шаманы, бабы ихние… В бубны бьют. Вождь тут же с ножом скачет. И моя бедная Нэнси, как белая птичка, такая маленькая, такая… - голос ковбоя прервался.

 - Боже мой, они похитили ее? – пробормотал Грэхэм. – Какое счастье, что вы подоспели вовремя! Наверное, после такого чудесного спасения она…

 Хозяин угрюмо передернул плечами.

 - Что я мог поделать против толпы индейцев? Ну что?! – отчаянно проговорил он, глядя на луну. - К тому же мне надо было отогнать на ранчо бычков, - добавил ковбой неожиданно прозаическим тоном.

 Грэхэм поперхнулся.

 - И вы оставили ее там? – спросил он, задыхаясь от негодования. – Не пришли на помощь? Смотрели, как с нее снимают скальп?! – Грэхэм почти визжал.

 - Вы – жалкая восточная крыса, - ответил ковбой. Грэхэм издал неопределенный звук. – Вы, наверное, кольта в руках не держали. Только поэтому я вас прощаю. Конечно, я не мог ее бросить. Никому не пожелаю помереть от рук индейцев.

 - И что вы сделали?

 - Что? – удивленно спросил ковбой. – Да конечно застрелил ее!

 Онемев, Грэхэм присмотрелся к своему собеседнику. Луна била ковбою в лицо, и Роу хорошо видел синие тени на запавших щеках и горящие безумием глаза.

 - Мне пора идти, - пробормотал он, вставая. Ковбой не пошевелился. Грэхэм осторожно двинулся к выходу с веранды. Сквозь кружевные ветви акации у ворот он увидел, как мерцает рыжее пятно костра, запаленного возницей. Может, у старика припрятано немного виски. Грэхэм чувствовал, что ему необходимо выпить. Если этот сумасшедший не набросится на него сейчас или не начнет стрелять, завтра Роу будет в Аве-Арройо. Нэнси наверняка ищут. Надо будет сообщить шерифу… может, разобрать вещи, отвезти что-то родственникам…

 - Да… скоро два года, как это случилось, - мертвым голосом сказал ковбой. – Ровно два года.

 Грэхэм споткнулся.

 - Как – два года? – спросил он. – Как это – два года?!

 Ковбой мрачно ухмыльнулся.

 - Вот, слышите? – сказал он.

 Где-то вдалеке затявкал койот, и Грэхэма продрал озноб. Костерок возницы показался страшно далеким. Прерия жила своей жизнью, враждебной и опасной.

 - Да, места здесь дикие, - пробормотал Роу.

 Хозяин ранчо раздраженно дернул плечом, и Грэхэм попятился.

 - Да нет же, - с досадой проговорил ковбой. – Плевать на собак. Неужели вы не слышите? Стук… Это она!

 - Она? – озадаченно переспросил Грэхэм.

 - Она! Нэнси! Стрекочет и стрекочет… Да прислушайтесь же! Это ее пишущая машинка! Она диктует мне свои романы, слышите, вы, пижон!

 И тогда Грэхэм Роу бросился бежать.

 На следующий день фургон остановился у салуна «Хороший индеец», в котором когда-то поселилась Нэнси. Здесь же, как сказали Грэхэму, можно найти шерифа. Был полдень; опустевший поселок пах потом и сухим навозом. Под ногами Грэхэма в белой пыли корчилась черная карликовая тень. Солнце обрушивало на голову потоки стеклянного света, и чрево салуна казалось прохладной пещерой, дышащей влажными опилками и спиртом. Грэхэм уже собрался нырнуть в манящую темноту, но вдруг остановился, не веря своим ушам. Откуда-то сверху до него донесся невозможный, невыносимо страшный звук.

 Это был тяжелый стрекот, разделенный неритмичными паузами, треск, так хорошо ему знакомый и такой неуместный здесь, в затерянном в прерии поселке. Волосы Грэхэма встали дыбом. Ужас отозвался тошнотой и темной пеленой, застилающей глаза. Собрав в кулак всю свою волю, чтобы не закричать, Грэхэм на ватных ногах отошел на середину улицы и оглядел верхние этажи здания. Стук доносился из открытого окна угловой комнаты. Чуть переместившись, Грэхэм увидел чуть резковатый женский профиль, нежный румянец на смуглой щеке. Темные густые волосы, обычно уложенные в высокую прическу, были заплетены в две толстые косы; на шее висело несколько амулетов, довольно противных на вид. Но, несомненно, это была Нэнси Лоренс. Сердце Грэхэма замерло, а потом заколотилось изо всех сил – где-то в горле.

 Видимо, ощутив взгляд, она оторвалась от «Ремингтона», повернулась к окну и радостно вскрикнула.

 - Мистер Роу! – крикнула она, перегибаясь через подоконник. – Как я рада вас видеть! Как вы оказались в этом богом забытом углу?

 Грэхэм едва разлепил спекшиеся губы и попытался улыбнуться в ответ. Собственное лицо показалось ему сделанным из гладкой ледяной резины.

 - Мисс Лоренс… вы живы?! – еле выдавил он. - С вами все в порядке?

 - Что за чепуха! Да поднимайтесь же скорее! – сказала Нэнси. – Комната номер пять.

 - Что за странный наряд? – спросил Грэхэм, глядя, как живая и невредимая мисс Лоренс разливает чай.

 - Я ведь теперь принадлежу к племени, - хихикнула Нэнси. - Даже научилась кое-чему у старух-шаманок. Меня приняли как свою, я могла бы описать посвящение – это интереснейшая процедура, очень таинственная, но, боюсь, нынешняя цензура рассказ не одобрит. Представляете, чтобы очиститься водой, мне пришлось полностью раздеться!

 К счастью, мисс Лоренс была слишком занята чаем, чтобы смотреть на Грэхэма – иначе выражение его лица могло бы напугать ее. Не замечая его изумления, она продолжала щебетать:

 - Да, своя в племени. Мне известны их тайны, я могу говорить на их языке… Все мои интересы теперь лежат в области обычаев и магических ритуалов этих благородных дикарей… если, конечно, не считать моих романов. Для меня всегда найдется место в вигваме. Они поклялись учить меня и защищать… да… - ее глаза затуманились. – Когда мы обменивались клятвами, я не подозревала, что эти люди – такие буквалисты, - уныло добавила она.

 - Это крайне интересно, мисс Лоренс. По дороге сюда мне пришлось заночевать на «Старых акациях», - осторожно заговорил Роу. – Знаете, такое маленькое запущенное ранчо… Я был удивлен, увидев там ваш портрет.

 Нэнси грустно улыбнулась.

 - Бедный добрый Билл, - пробормотала она. – Славный человек, храбрый и мужественный. Настоящий джентльмен, отличный ковбой, но никудышный стрелок, - должны же у мужчины быть недостатки. Мы были очень близки. Знаете, Грэхэм, иногда, когда я пишу, мне кажется, что он подсказывает мне… Мне тяжело об этом говорить. Наша последняя встреча была… неприятной.

 - Гм, - отозвался Роу. Голова у него шла кругом.

 - Я так рада, что вы приехали, - повторила Нэнси.

 Они помолчали, глядя на пыльную улицу, по которой брела серая от пыли бродячая собака. Потом Нэнси положила руку на рукав Роу.

 - Грэхэм… - позвала она чуть дрогнувшим голосом.

 - Да, мисс Лоренс, - отозвался он, уже догадываясь.

 - Увезите меня отсюда, Грэхэм…

 Два дня спустя Грэхэм уже катил в знакомом фургоне на станцию. На этот раз он сидел на козлах рядом с кучером. Внутри, окруженная своими сундуками и подушками, положив голову на зачехленный «Ремингтон», дремала мисс Лоренс. Разномастная пара шла размашистой рысью прямо к дрожащему в жарком мареве горизонту. Грэхэм уже начал клевать носом, но кучер вдруг грубо натянул вожжи, лошади дернулись, и Роу чуть не полетел на землю. Он хотел возмутиться, но тут заметил, что наперерез фургону в клубах пыли беззвучно несутся несколько донельзя истощенных пегих бычков. За ними на похожем на скелет коне несся ковбой. Задубевшая шкура лошади была натянута на ребрах так, что, казалось, вот-вот лопнет. Под стать бычкам и коню был и чуть сгорбленный в седле всадник – высокий и жилистый. Меловая пыль въелась в одежду, складки кожи, шкуры животных, выкрасив всех в светло-серый. Возможно, подумал Грэхэм, их неестественная истощенность – лишь иллюзия, сочетание пылевой завеси и резких теней. Всадник поднял руку и стал медленно раскручивать лассо. Глубоко надвинутая шляпа ковбоя затемняла лицо, создавая неприятное впечатление пустоты, но, тем не менее, Грэхэм узнал своего недавнего собеседника.

 Билл раскрутил лассо; неуловимый полет – и один из бычков повалился на землю и забился, пытаясь скинуть веревку.

 - Как ловко! – воскликнул Грэхэм. – Вы видели?

 Старик покачал головой и резко тронул с места.

 - Ничего я не видел, - сказал он. – И вам не советую…

 Лошадь задрала голову и разинула рот, обнажив длинные зубы. Бычки, сделав отчаянное усилие, рванулись прочь. Но ни злобного визгливого ржания, ни топота копыт не долетело до слуха Грэхэма. На какое-то мгновение показалось, что шкуры рвутся на торчащих костях, и сквозь прорехи в скелетах бьют пыльные лучи солнца. Грэхэм моргнул и отвернулся. Как странно, подумал он, что Нэнси готова была выбрать такую жизнь. Но все-таки вот она уезжает, а Билл остается здесь, под яростным белесым светом, иссушающим все живое, одинокий среди бесконечной прерии. Несмотря на жару, Грэхэм почувствовал, как по его спине бегут мурашки.

 - Бедный Билл, - сказал он. – Мисс Лоренс с ним даже не попрощалась.

 Возница удивленно взглянул на него из-под насупленных бровей и сердито вытянул кнутом гнедую.

 - Да уж два года как попрощалась, - буркнул он. – Чего ж еще?

 - Не понимаю, - пробормотал Грэхэм.

 - Чего тут непонятного? Уже два года, как с бедолаги Билла сняли скальп.