Больной Клоун
№221 "Приезжайте в гости!"

Приезжайте в гости!

 Словно вихрь, ворвался в теплый уют гостевого дома Урай. Маленький, кругленький, быстрый как белка, он обежал несколько раз по кругу гостевой дом, что-то выкрикивая на бегу и радостно взмахивая руками и так же неожиданно, как появился, снова исчез в ночи.

 Мужчины весело засмеялись. Только старый лысый, морщинистый, как кора лиственницы Энегай, остался суров и серьезен. Никто никогда не видел, как смеется Энегай. Поговаривали, что лишь однажды он улыбнулся, когда встретил свою верную подругу. А после ее смерти и вовсе замкнулся в себе Энегай, слился бровями на переносице, закостенел мышцами лица, похолодел взглядом. Да и не пристало такому великому охотнику бегать, словно Ураю, да людей смешить.

 Не прошло и четверти часа, как снова появился Урай. Пыхтя и отдуваясь, тащил он на плече что-то тяжелое и яркое. Аккуратно положив свою ношу на пол, он гордо подбоченился и весело взглянул на притихшее общество.

 - Большой человек, однако! – сказал он, указывая на распростертое на полу чума тело. – Собак загнал, пока вез. Разбился там его птица, - махнул он в сторону западной равнины.

 - Эгей… - протянул седобородый Алсай. – Зачем, однако, это он к нам пожаловал?

 - Зачем ты его сюда притащил? – грозно перебив Алсая, прикрикнул Энегай. - С трупом трубки не выкуришь. И охота было тащить?

 - Живой, однако, - засмеялся Урай. – Замерз. Поломался немного. Оттаит. Лима!

 Лима, добрая и мягкая, уже несла маленькую фляжку, миску, грубые рукавицы, чтобы растирать гостя. Опасливо подойдя к распластавшемуся на полу телу, она с любопытством начала его разглядывать, при этом проворными заученными движениями оказывая первую помощь замерзшему. Отогнула край губы, чтобы влить алкоголь и с удовлетворением отметила здоровые крепкие зубы. Замерзший был много больше местных людей: шире, крепче костью, длиннее. Грубая щетина обещала хорошую густую бороду, а грубые руки намекали на умение крепко держать упряжку. Закончив растирание, она отошла в сторонку, чтобы дать возможность мужчинам оттащить его к стене. После этого, быстро раздевшись, она юркнула под меховое покрывало к незнакомцу и прижалась к нему своим горячим телом. Запах его тоже был ей приятен. Она радостно улыбнулась и задремала.

 Старый Энегай заметил радость Лимы. Конечно, хорошо бы выдать ее замуж за этого потерпевшего. Молод, силен. Переодеть его да научить упряжкой управлять – и будет приличный человек. Вот только хороший ли добытчик? И зачем он здесь? Этот вопрос никак не давал покоя Энегаю. В отличие от простодушного Урая, радовавшегося каждому новому рассказчику, он понимал, что людям империи нечего делать в их краях. А уж если они появились – значит дело у них какое-то есть. А коли есть дело – то оно наверняка недоброе. Нет добрых дел в империи, если только это не провинция.

 Прежде, чем приступить к незнакомцу с расспросами, Энегай решил дать ему время оклематься. Да и Лиме нужно было время наиграться с красивым парнем. Парень явно время зря не терял, активно сопел, согреваясь в перерывах между сном, впрочем, и Лима не терялась. «Это хорошо, - думал Энегай, - новая кровь лучше спитого чая». Наконец, он решил, что пора расспросить незнакомца. Гости ждали этого момента с нетерпением, никто не разъезжался, всем хотелось послушать новых сплетен из центра жизни. Однажды к ним уже заезжали горожане. Какие-то ученые. Они рассказывали удивительные вещи: самоварные кастрюли, многоэтажные прозрачные дома, упирающиеся в небо, общение на расстоянии. Двое что-то ковыряли в чуме Урая в двух днях пути, а двое сидели в гостевом доме Энегая – и преспокойно общались между собой. Пока гостили – научили Урая своему простому языку. И что за язык! На все у них одно слово - снег! Тяжелый снег, мягко сыплющийся по трое суток – просто снег; снежные завихрения, бегущие перед санками – тоже снег; затишье перед пургой, когда снег шевелится как медведь во сне – тоже снег. Очень простой и очень скучный язык. Урай его за одну ночь выучил. Очень на него рассчитывал Энегай. Хотя в империи столько языков!

 Незнакомец и Энегай долго рассматривали друг-друга. Ни тот, ни другой, не издавали ни звука. Бедный Урай весь извелся на своем месте: елозил, шумно дышал, присвистывая носом. «Хороший человек, - подумал Энегай, - не лезет первым в разговор. Но зачем он тут?».

 - Зачем ты тут? – спросил он, глядя прямо на незнакомца. Урай быстро перевел на выученный язык. Все затихли, в душе истово надеясь, что язык покажется незнакомцу знакомым.

 - Устал я от жизни в империи, отец, - ответил незнакомец. Увидев, что Урай замялся, повторил фразу медленней и отчетливей. Урай радостно закивал, соглашаясь со скоростью перевода.

 «Хороший человек, - вновь подумал Энегай. – Все сразу понимает».

 - Это здесь молодые устают, - ответил он незнакомцу. – Скучно им тут. А у вас скучно не бывает. Были у нас тут ученые. Рассказывали о вашей жизни. Так зачем ты тут? Что забыл?

 - Отец, - усмехнулся гость, - я просто не хочу больше жить там. И хочу жить здесь. Разве это плохой повод? Я умею стрелять, отец. Я очень хорошо умею стрелять, поэтому я не стану здесь нахлебником.

 Урай наморщил лоб, пытаясь отыскать в своем лексиконе слово «нахлебник». Но Энегай и так понял, что хотел сказать его гость. Что ж, все может быть. И Лиме он нравится. Но проверить надо.

 - Меня зовут Энегай, - медленно произнес он.

 - А я – Дик, - белозубо засмеялся гость.

 Дик надолго задержался в гостевом доме. Он действительно умел хорошо стрелять, как оказалось. Правда, копье он кидать вовсе не умел, но это было поправимо. Да и санками управлять несложно – научится как-нибудь. Пока он ездил с Энегаем. Энегай правил, а Дик стрелял. Возвращались почти всегда с добычей. Радостный, лучезарный, покрытый инеем, покрикивал Дик на оленей, торопя их домой, к Лиме. Глаза Лимы со времени появления в чуме Дика потемнели, словно наполнились звездной ночью, она часто стала сидеть неподвижно, глядя на огонь, тихо что-то напевая вспухшими губами. Это был хороший знак. Гости разъехались. Новых пока не было. Беспокойство и недоверие Энегая улеглось, и он с радостью и доброй усмешкой слушал вечерами рассказы Дика о далекой незнакомой жизни. Дик потихоньку учил язык. Жизнь была мягкой и размеренной, словно снег, шевелящийся на спине спящего медведя.

 В пятый день луны приехал наконец-то гость. Это был Урай. Он вбежал в чум, что-то громко выкрикивая, путая слова и яростно жестикулируя. Энегай вскочил, разобрав слова «красный снег». Олени стояли в упряжи, из ноздрей шел пар, их бока вздымались после быстрого бега. Энегай хотел переставить других оленей, но Урай ему не дал. Грубо впихнув Энегая на сани, он вскочил, гикнул и помчал через снежную пыль, крутящуюся в воздухе. «Медведь проснулся, отряхивает снег, - мысленно отметил Энегай. – Быть пурге». Урай мчал как бешеный, кричал на оленей, размахивал веревкой. Наконец, Энегай заметил торчащий впереди шест. Подлетев к шесту, Урай рванул поводья и олени, задрав головы, резко остановились. На снегу лежал Алсай. Седая борода его замерзла колом и торчала словно маленький шест. А на лице застыло выражение дикого удивления.

 Обратно оленей не стали гнать. Энегай молчал. Молчал и Урай. Снег роился вокруг саней - медведь проснулся и стряхнул его со спины.

 Вечером Дик попытался заговорить с Энегаем о смерти его друга. Энегай сидел, словно высеченный из скалы и молчал. Отчаявшись, Дик обратился к Ураю.

 - Не знаю, - развел руками Урай. – Бывает всякое, однако. Бывает, медведь задерет. Бывает из саней выпасть и расшибиться. Ехал в гости, да и убился.

 - А где же тогда олени? Не пешком же он шел от своего чума!

 - Не знаю, - пожал плечами Урай. – Где-то.

 - А от чего он умер, Урай? - допытывался Дик.

 - Упал. Замерз.

 - Он ездит в санях с пяти лет, как он мог упасть?

 - Сейчас ему не пять лет, Дик. Он стар.

 - Сейчас он мертв, Урай.

 - Сейчас он мертв, Дик, - печально кивнул Урай.

 Дружный собачий гвалт заставил всех подскочить. С диким ревом к дому приближалось что-то чудовищное. Оно рычало, отфыркивалось, скрипело, издавало жуткие, ни на что не похожие звуки. "Вездеход! - догадался Дик".

 Дверь резко отворилась и в дом ворвались люди в ярких комбинезонах. "Тихо, чукчи! - осклабился дородный детина с автоматом в руках. - Кто тут у вас Энегай?".

 В доме воцарилась жуткая тишина. Лишь слышно было, как тяжело и часто дышит в углу испуганная Лима.

 - Я Энегай, - вышел вперед Дик. - Это вы убили старика Алсая?

 - Послушай борода немытая, - недобро усмехнулся прибывший, - я перережу всех, если не получу одну маленькую бумажку на эту избушку. Поэтому в твоих интересах быстро, очень быстро найти эту бумажку и отдать ее мне.

 Три парня за его спиной чему-то радостно загоготали.

 - Зачем она тебе, родной? - удивился Дик. - Ты хочешь стать владельцем этого дома? Поверь мне, это невыгодное предприятие.

 - О! - засмеялся гость. - О выгоде я уж сам позабочусь. А вам, чукчам, нужно жить в ваших чумах. Дома - для нормальных людей, а не для провинциальных идиотов.

 - Хорошо, я дам тебе эту бумагу, - кивнул Дик. Он медленно попятился в угол комнаты, где сидела Лима. Присел на корточки и почувствовал, как Лима легонько дотронулась пальцами до его спины. - Я отдам тебе эту бумагу, но ведь тогда я не буду иметь прав на этот дом и мне негде будет жить.

 - Поставишь чум, - грубо отрезал пришелец. - А дом...

 Он не успел договорить. Меткий выстрел оборвал его пламенную речь. Стоящие за его спиной бандиты не успели опомниться, как тут же легли рядом. Лима с горящими глазами бросила на пол пистолет.

 Старый Энегай достал из-за пазухи бумагу и протянул ее Дику.

 - Возьми ты, Дик. Ведь ты тоже приехал за этой бумагой, а не за спокойной жизнью у ледяного моря? Зачем вам всем наш единственный дом для гостей? Вы не хотите, чтобы мы собирались вместе?

 Дик засмеялся. Взял у Энегая бумагу, сложил ее и спрятал за пазуху.

 - Отец. С этой бумагой я уже не Дик, а владелец одной маленькой, но весьма прибыльной скважины. А гостевой дом мы перенесем в другое место, поближе к морю. И будем там очень счастливо жить. Видишь ли, чтобы быть счастливым в огромной империи, лучше жить где-нибудь в провинции. У моря.