Cizerot
№233 "Человек с пустой кобурой"

Человек с пустой кобурой

 Морфинист был худ. Ветер рвал засаленную шляпу с его головы. Белое лицо скрывали колеблющиеся поля. В его тонких пальцах бился трепет намерения.

 -Ну, что, док? - Морфинист крутанул шприц вокруг пальца, как револьвер на предохранительной скобе. - Решим нашу проблему в духе традиции? Только ты, только я и наш шестикубовый друг? Я вооружен док. А ты?

 За двадцать четыре часа до этого…

 Перекати-поле, подскакивая, одиноко пересекло очищенную от народа, не мощеную улицу, ведущую к вокзалу. На дощатом фасаде вокзала от жары осыпалась вывеска с названием «Буранный полустанокъ». А казачок, основавший станцию в веке так осемнадцатом, на тракте идущем через сухую степь утыканную кактусами как канделябрами, был себе на уме….

 Двое стояли на вокзальной площади напротив друг друга. Прочий люд жался к стенам домов – подальше от линии огня.

 -Господа, - произнес Георгий Иванович. – Прошу примириться.

 -Найн! - зло и весело крикнул мичман Макс Эрнст. – Только кровь!

 -Всегда, пожалуйста, - криво ухмыльнулся в усы пан Човилья. В поднятом к выгоревшему небу стволе его морского «кольта» гудел ветер. – Буэнос мортес, юноша.

 Дверь вокзала открылась, и на деревянное крыльцо вышел человек в черном кожаном плаще, серой фетровой шляпе, с саквояжем в руках, уместным скорее земскому доктору. Брюки его были выглажены до режущих глаз стрелочек и натянуты поверх голенищ узких кавалерийских сапог. Манера свойственная людям привыкшим носить туфли и ходить самое худшее - по столичной брусчатке. Мичман Эрнст заметил, что сапоги только что - перед явлением народу - вычищены. Видимо собственноручно, владельцем, в заброшенном зале вокзала. А пан Човилья со своей стороны отметил дырки в каблуках новоприбывшего. Дырки для шпор, которых не было. Чужие сапоги. Заметил он и кобуру под распахнувшимся плащом - из таких обычно торчит та или иная захватанная рукоятка. Но, из этой не торчало ничего.

 Что за хрень?!

 -О!- произнес человек, заглянув сначала в один направленный на него ствол, потом в другой.- Прошу простить. Я не вовремя.

 -Ну почему же,- улыбнулся капитан Гуджиев, стоявший вблизи на правах единственного секунданта.- Вы как нельзя вовремя! Точнее некуда. Господа подымите стволы к небу. Не дай Бог, застрелите единственного свежего человека в нашей глухомани. Это был ваш соловый мерин? Вы ведь с новостями молодой человек? Телеграф неделю уже не работает, почты как не было, так и нет. Черт знает что твориться!

 -Прошу простить, – Мичман Эрнст не колеблясь убрал свой «маузер» в деревянную кобуру. – Ради новостей я готов рискнуть жизнью.

 -Эрнст! – зло процедил Човилья, - Мы не закончили.

 -А, подите к черту, пан. Придет ваша очередь…-Эрнст взял новоприбывшего под руку и свел с вокзального крыльца. – Идемте. Здешнее гостеприимство скудно, но искренно. Заодно и расскажете, что в мире творится.

 Пан Човилья в раздражении закатил глаза к небу, вернул предохранитель «кольта» на место и сунул в кобуру. Посмотрел на Гуджиева.

 -Идемте пан, - капитан мотнул головой в сторону «салона» в который Эрнст повел новоприбывшего.

 Салон знавал и лучшие времена. Запыленная рампа для кордебалета, лестница на второй этаж. Захламленная стойка, седой латинос ковырялся в тендере.

 -Буэнос диос, Санчо! – крикнул Эрнст от входа.- Здесь есть люди, желающие причаститься!

 -Боюсь, вашему другу, синьор Эрнст, - пробурчал Санчо, - наша арильяс окажется не по-нутру…

 -Давай что есть!

 Новоприбывший осторожно сел на стул перед стойкой, поставил саквояж у ног и огляделся:

 -Что-же подают у вас, господин Санчо?

 -Чили, буритос, потато с беконом, - буркнул седой Санчо. – Текила. Лимонов нет. Жрем как есть, даже без соли...

 -Плов с аджикой, шаверма и картошка со шкварками, - любезно перевел Гуджиев вошедший следом вместе с Човильей. - Агавовый самогон - и то верно - без лимона, тяжело ложиться на грудь, с утра... Ну, рассказывайте, что в мире стряслось.

 Гость посмотрел на тарелку красных бобов, поданную Санчо, покрутил вилку с гнутыми зубцами и произнес:

 -Вы действительно не знаете ничего?

 -Слово офицера. Кстати, с кем имею честь?

 - Булгаков Михаил Афанасьевич, земский доктор из горной Тропальи. Отслужил свои три года – хочу вот, вернуться... Следую в Лосанжелеск.

 - Гуджиев Георгий Иванович. Капитан от артилерии, застрял здесь, как низложили Временное правительство. Я единственная власть в этих местах, с тех пор как околоточный сгинул. Рассказывайте.

 -Война кончилась, господа, – проговорил Булгаков. - Большевики заключили мир с Германией в Бресте. Союзники тут-же выкинули Россию из Антанты. Аляска занята американцами. Калифорния вновь отторгнута от России и объявлена международной территорией с внешним управлением. Японцы в Форт-Россе. Тоннели в горах взорваны, и снег уже выпал – потому американцев раньше весны ждать не следует. В Соноре идут бои - поднялись казаки и индейцы…

 Гуджиев сел на стул рядом с доктором и задумчиво подергал ус:

 -Какой неожиданный поворот…

 -Россия вышла из войны!?- радостно воскликнул Эрнст. – С Германией заключен мир? Значит, я свободен! Я могу вернуться домой?

 -Спокойнее мичман, это еще темный вопрос…- проговорил Гуджиев.

 -Что возвращает нас к нашему спору, господин Эрнст - мрачно произнес пан Човилья. – Война окончена, вы теперь не связаны словом офицера и военнопленного…Я решительно не понимаю вашего нежелания помочь угнетенным.

 -Достаточно того, что я ясно понимаю ваше. Отстаньте от меня и забудьте, наконец, о чертовом золоте светлейший пан!

 -Вы пленный? – Булгаков уставился на Эрнста.

 -Наш друг, моряк, гордость кингсмарине, - криво усмехнулся Гуджиев. – Снят с потопленного рейдера «Эмден», вы читали прессу, конечно…

 -Да, читал, конечно.

 -Ума не приложу, что с ним теперь делать…Союзники что-то предполагают предпринять в отношении военнослужащих и военнопленных? Нас всех интернируют?

 -Понятия не имею, господа.

 -Так под чьим теперь управлением Калифорния?

 -Знаете, у меня сложилось впечатление, что ни под чьим. Да и беспокоится, стоит не об этом…

 -А, о чем-же.?

 -Пленных мексиканцев в горах, взбунтовали ссыльные синдикалисты, перебили охрану, захватили бронепоезд. Жгут селения, расстреливают офицеров, ломают дома на дрова, угля-то нет. Они, на предыдущей станции. В десяти верстах.

 -Ого,- Эрнст удивленно поднял брови. – Герилья?

 -Синдикалисты, - процедил сквозь зубы пан Човилья. – Вот так, значит. Ладно, посмотрим…

 И вышел прочь.

 -Вы, господин Эрнст, ценитель прекрасного, - проговорил Булгаков, рассматривая эстампы, развешенные по стенам квартры мичмана на втором этаже салона.

 -Макс. Зовите меня просто Макс. Знавался до войны в Париже с прерафаэлитами. Моя семья из Лотарингии, я учился в Сен-Сире. Сам кое-что тогда мазал, но был призван во флот.

 -Вы хорошо говорите по-русски. Историей интересуетесь…

 На полке стояли книги: «Крымская война, Форт-Росский эпизод», «Южане» в Калифорнии. Россия в Североамериканской гражданской войне» и неизбежный «Православный индеец».

 -Я, в плену третий год, – Макс кивнул. - Вы, я смотрю, сами не носите оружия, доктор? Вот в этой кобуре?

 -Не ношу.

 -Что вы там держите?

 Булгаков криво улыбнулся:

 -Инъекционный шприц.

 -Да! Вы, доктор, до мозга костей!

 -Может быть. А … ваш визави, пан Човилья…Вам обоим позволено носить оружие?

 -Видели бы вы доктор что-тут творилось несколько дней назад... Капитан Гуджиев очень достойный и разумный человек.

 -Вы, с паном Човильей, в ссоре?

 -Пан Човилья, в ссылке, приобрел окончательно маниакальное состояние ума, - усмехнулся Эрнст, усаживаясь в потертое кресло со стаканом текилы в руке. - Общаться с ним решительно невозможно. Все сводит к уничтожению классов и индивидуальному государству, основанному на силе личного оружия. Он герой Варшавского восстания. Полагаю, здесь ему самое место.

 -Ваша сабля? – Булгаков кивнул на прикрученную к стене проволокой кривую саблю с эфесом в виде кованой раковины моллюска.

 -Абордажная сабля одного из предков, - усмехнулся Эрнст из кресла. - Мой талисман. Насколько знаю, сам предок, в море не выходил ни разу. Но, морскую заразу передал успешно.

 -Я всегда полагал, что газеты представляли подвиги вашей команды несколько преувеличенно…

 -О, нет! - усмехнулся Макс. – Нисколько. Мы были настоящими пиратами. Пиратами-джентльменами в лучшем значении понятия. Мы подавали дамам руки высаживая их в шлюпки, перед тем как отправить на дно пароход, на котором они плыли. Мы пили трофейный шартрез с господами офицерами, плененными на "Мушкете". Все было предельно романтично. Очень по рыцарски. Фон Мюллер - наш шкипер, не протестовал, если мы оставляли себе небольшие сувениры, в память о великом приключении.

 -Золото рейдеров...

 -Такое тоже случалось. В конце концов, к несчастью, береговая артиллерия Лосанжлесска оказалась не кстати меткой …

 -Вы, что-то хотите предложить, господин Эрнст? Раз мы уж так уединились…

 Эрнст улыбнулся, покачивая текилу в стакане:

 -Я лицо перемещенное, лицо без статуса. Без документов. То ли пленный, то ли заразный больной, господин Булгаков.

 -А я, доктор...

 -Ну, а я, как вы теперь можете быть уверены, человек со средствами. В одном надежном банке, в сейфе, храниться добыча нашего рейдера, ваш билет в Европу.

 -То есть, милостивый государь, вы предлагаете мне компанию?

 -Я хочу домой. В Париж. И я более чем уверен, что без пары верных рук и надежных пистолетов, вы никогда не достигнете побережья.

 -Тут уж, как Бог рассудит, Макс Эрнестович... Но, я не отказываюсь - нет. Я согласен составить вам общество.

 -Господа!- донесся с лестницы голос Гуджиева. - Спускайтесь вниз. У нас гости!

 Пан Човилья стоял прислонившись к столбу навеса и наблюдал за тем как перед вокзалом из трех вставших кольцом броневиков и одного представительского «форда» высаживается группа азиатов. В штатской одежде, - но вооруженные винтовками,- с белыми повязками на бритых головах. Блестели свежей краской здоровенные черные иероглифы на белых бортах бронемашин, пулеметные стволы в башнях медленно поворачивались.

 -Новая власть пожаловала, - произнес Гуджиев. - Только что подъехали со стороны Лосанжелесска.

 -Что-то на власть они не похожи. Банда какая-то…- Пан Човилья покосился на Булгакова. -Я смотрю, вы нехорошо выглядите. А? Доктор?

 -Да… Чувствую себя не в своей тарелке…Душно…

 -Човилья скривил губы:

 - Да, дозу время от времени приходится увеличивать. Вы хоть прячетесь получше, доктор. Весь нужник на вокзале изгваздали. Держите, это ваше.- Он кинул Булгакову склянку и тот ее поймал.

 -Что это? – Гуджиев проследил взглядом полет склянки.

 -Морфин, капитан. Пистолет господину эскулапу ни к чему - он из него себе в лоб не попадет, так руки дрожат.

 -Давно это с вами?- Гуджиев положил руку на плечо доктора

 -Второй год. Вы капитан, представить не можете какая тоска в Неваде зимой…

 -Вы лечились?

 -Я пытался. Правда…

 -Я смотрю, косой джентльмен идет прямо к нам, - прервал их пан Човилья. – И предчувствие у меня, неприятное.

 Японец в гражданском костюме-тройке, в черном котелке, приближался в сопровождении пары колоритных персонажей: один необъятно толстый в белой тройке, с пятизарядной «арисакой» в руках, другой молодой, длинный в кожаном плаще, с длинным японским мечом в деревянных ножнах на плече и неприятной улыбкой на тонких губах. В кобуре на его поясе болталась японская версия «Маузера».

 -Добрый день, мистеры – остановившись перед крыльцом, японец коротко поклонился. – Кто из вас мичман Макс Эрнст?

 -А вы сами кем будете?- нелюбезно поинтересовался Човилья.

 -Меня зовут Таро Хираи, мистер. Меня послал японский банк «Дайити», за мистером Эрнстом.

 -Странно, - произнес пан Човилья. – Даже не пойму почему, но меня не покидает ощущение, что вы не имеете к японской армии никакого отношения. На кой он вам черт?

 - Я уполномочен моим правлением, взыскать некоторые долги…

 -Вы, это о чем?

 -«Имеджин», помните такой? Следовал из Лондона в Иокогаму. Крейсер «Эмден» потопил его в Бенгальском заливе. На корабле перевозилась крупная сумма золотом, обеспечение государственного займа. Наш банк желает вернуть эти средства.

 -Вот так вот, без всяких формальностей, – удивился Човилья.

 -Мистеру Эрнсту ничего не угрожает.

 -Правда, что-ли?

 -Я пользуюсь полной поддержкой экспедиционного командования, мистер как вас там…

 -Човилья. Пан Човилья. Позволите вопрос, мистер, э-э?

 -Хираи.

 -О, извините мистер. Так вот, мой вопрос… А что вы будете делать, если масса Эрнст не изволит с вами пройти?

 -Я уполномочен применить силу, мистеры. И применю ее. Но полагаю, совершенно не обязательно затевать кровопролитие.

 Гуджиев, Булгкаков и Човилья переглянулись. Японцы напряглись. Толстый поцокал языком, качнув винтовкой в огромных руках, молодой кончиком большого пальца за квадратную гарду выдвинул меч из ножен.

 -Желаете выпить, мистер Хираи? – тепло поинтересовался Гуджиев.

 -Спасибо, только не на службе…

 -Любите саке? – настаивал Гуджиев.

 Японец безучастно посмотрел на офицера и произнес:

 -Обожаю.

 Макс Эрнст спустился со второго этажа с саблей предка под мышкой и черной индейской чашей в руках, расписанной красными спиралями, отекавшими изогнувшуюся на дне охряную ящерицу. Приблизился к столу, вдоль которого сидели на стульях японцы. Сидели они как один, руки в боки, широко расставив ноги, словно опасались со стульев свалиться.

 -Взгляните мистер Хираи разве не великолепно?

 Хираи взял чашу в руки, поднял к свету из окон и покивал головой.

 -Как самобытно…

 -Культура чиноро мистер Хираи. Кто-бы мог подумать! Капитан Гуджиев копает тут городище на досуге. Я воспользовался случаем пополнить мою коллекцию примитивов. В Париже она вызовет фурор!

 -Не сомневаюсь, мистер Эрнст.

 Вошедший с улицы Човилья с седельной сумкой через плечо замер на пороге, ожидая пока глаза не привыкнут к полутьме. Затем он окинул взором компанию, расположившуюся за столом друг, напротив друга.

 -Нашел? – спросил Гуджиев.

 -Запросто. А, чего это, вы тут делаете?

 -Пьем и закусываем,- ответил Гуджиев разливая серебряную текилу по стаканам. - Желаете накатить, пан, в хорошей компании?

 -Не откажусь…- Човилья сел в стороне от японцев, положив суку на стол.

 -Ты доставай, доставай, - Гуджиев указал на сумку.

 -О, черт! Да у тебя тут кактусы Георгий! – заорал Човилья, выдергивая руку из сумки.

 -Это, не просто кактусы. Это, священные кактусы, - наставительно произнес Гуджиев, перекладывая маленькие кактусы на тарелку чиноро. – Пейот. Его не пьют и не нюхают. Его не кидают по вене. Его едят и запивают. Традиционная церемония мистер Хираи. Почти трапеза рыбой фугу. Вы должны оценить.

 -Я не могу отказать таким любезным господам.

 -Прошу вас, - Гуджиев отжевывая кусок кактуса, хлебосольно передвинул тарелку ближе к японским гостям. – Выпьем, господа!

 Бледный Булгаков поднялся из-за стола, его тошнило уже только от предстоящей выпивки:

 -Господа, я пожалуй, не надолго вас оставлю…

 Но, Гуджиев силой усадил его на стул: - Не время Миша, не время… Так рано никто стол не покинет! Выпьем, господа! Выпьем за цивилизацию!

 -Капитан, мне необходимо, вы не понимаете, это потребность, это как дышать…

 -Сегодня вы пересмотрите большинство своих потребностей, доктор. Или умрете. Ешьте кактус.

 Гуджиев наклонился и заглянул Блгакову прямо в душу черными глазами.

 -Ешьте.

 И Булгаков начал жевать жесткую волокнистую горечь.

 -Друг умер!

 -Глубоко в душе!

 -Зовет обмыть…

 Хираи закончил декламировать постигшее его трехстишие, уронил лицо в ладони и в голос зарыдал.

 В дверях появлялись темные тени, низко кланялись и исчезали в темноте за порогом.

 Индеец, пыхтевший трубочкой во главе стола, хитро переглядывался с Гуджиевым. Все окутывал мерцающий дымок.

 Японский меч отчаянно флиртовал с нордически спокойной абордажной саблей.

 Ящерица на дне чаши шевелилась, изгибалась между уцелевшими пеньками пейота.

 «Я» Булгкова разделилось.

 Морфинист сидел напротив, скрыв лицо за полями шляпы, шприцем вытягивая из своей вены темную кровь:

 -Ну, док? Выйдем, на пару слов наедине?

 Он покачал наполненным шприцем. Булгаков помотал головой

 - Вмажемся, док? Ох, тебя и вставит…

 -Убирайся, - выдавил Булгаков.

 Морфинист смотрел давящим взглядом из тьмы под шляпой:

 -Не стоит так поступать со старыми друзьями, доктор. Не надо.

 Утром пан Човилья растолкал Булгакова, подняв за шиворот из-за стола, проволок мимо спящих на столах японцев на улицу, затолкал в дверь позаимствованного у японцев «Форда», прямо в руки Эрнста, предварительно отобрав саквояж, в котором у Булгакова был весь его запас морфия:

 -Обойдетесь.

 -Куда вы? – простонал Булгаков.

 -Мне в другую сторону. А вам к побережью. Давайте Гуджиев – по плану. Эрнст?

 -Да?

 -Не надейтесь. Еще встретимся.

 -Предвкушаю…

 Лоссанжелесск двухэтажный губернский город с латинскими корнями, на берегу лазурного залива, был заброшен, оставлен на попрание и милость завоевателя. Они въехали в него утром, никого не обнаружив на заставах. Вырулив на главную улицу, они проехали мимо квадратного кирпичного здания и загнали «Форд» в проулок, с глаз, подальше.

 -Этот банк? – Гуджиев рассматривал фасад с заклеенными крест накрест бумажными лентами окнами, бруствер из мешков с песком на крыше. Часового с винтовкой за бруствером…

 -Яволь. Этот.

 -Шутить изволите, мичман?

 -Никак нет, ваше благородие.

 -А вы, оригинал, мичман. Прятать награбленное у ограбленного.

 "Банкъ "Дайкоку" Калифорнийское отделение", громоздилась надпись во весь фасад над грунтовой улицей Лосанжелесска.

 -Все вопросы к фон Мюллеру. Его была идея. Старая лиса…

 -Ну, и как мы это заберем? – поинтересовался Гуджиев.

 -Сейф на предъявителя, – объяснил Эрнст. - Мы входим, я иду в сейфовое отделение, вы контролируете холл. Мне отдают вложение. Мы выходим. Все счастливы. Булгаков возьмите хоть "Маузер"- у меня теперь два.

 -Не думаю, что смогу вам тут помочь...

 -Знаете, доктор, я теперь понял, кого иногда называют "чертов пацифист".

 -Абстиненция началась, - выговорил Булгаков едва сдерживая вырывающуюся истерику. –И, это еще цветочки...Скоро меня совсем скрутит, спасибо вам за это, капитан...

 Гуджиев с Эрнстом переглянулись.

 -Оставайтесь в машине, Булгаков, - решил Гуджиев. Дайте нам знать клаксоном, если что будет не так.

 Они вышли их проулка, плечом к плечу, широким шагом пересекли улицу, поднялись по кирпичной лестнице к высоким дверям банка и скрылись внутри.

 Булгакову не было страшно, его мучили тошнота и слабость. Знобило. Намокшая от холодного пота нательная рубашка прилипла к спине.

 Морфинист подошел из темного простенка, склонился над стеклом в салон. Поманил из авто. Булгаков, покачиваясь, вышел из машины...

 -Ну что док? - Морфинист отступил назад по пустынной улице, развел руки, крутанул шприц вокруг пальца как револьвер на предохранительной скобе, этакий, опиатный ганфайтер. - Решим нашу проблему в духе традиции? Только ты, только я и наш шестикубовый друг? Я вооружен док. А ты?

 -Да я, тебя голыми руками порву, - ответил Булгаков.

 Эрнст волок к выходу пудовую тележку обтянутую вощеным брезентом со свинцовой пломбой банка. Сундук мертвеца. Гуджиев шел рядом придерживая полу плаща. Барышни у кассы кланялись им вслед, банковские держиморды, спокойно, не меняясь в лице, провожали их взглядами.

 Никто не поднимал тревоги.

 А ведь пронесло, понял Эрнст, благослови Боже.

 Гуджиев отворил высокие лакированные двери, и Эрнст потащил тележку вниз по ступеням. Почти первое, что бросилось ему в глаза - это доктор, бросивший машину в переулке и стоявший теперь посреди улицы с белыми, невидящими глазами и поднимающийся на встречу по лестнице Таро Хираи.- Тот не замечая их, шел вверх, навстречу, покуда не пришло время поднять глаза.

 Внизу, у поставленного на обочине бронеавтомобиля застыли оба телохранителя Хираи: толстый и тонкий. Оба медленно, словно не проснувшись, тянулись за оружием.

 Хираи заметил сначала тележку, затем поднял глаза на помертвевшего Эрнста.

 Сомнамбуличный Булгаков пробрел перед поднятой винтовкой толстого японца прицелившегося в Гуджиева.

 -Мистер Эрнст? - произнес Хираи.

 -Простите,- прошептал Эрнст, бросая тележку и выхватывая оба "Маузера" двумя руками. Гуджиев откинул полу плаща и вскинул подвешенный на ремне пулемет "Льюиса" с дисковым магазином на толстом стволе.

 И заревела буря калибра семь и семь…

 Гуджиев захлебывался кровью, на заднем сидении "Форда".

 -Пригните голову! - заорал Эрнст, заворачивая руль. Булгаков пригнулся, сметая рукавом осколки выбитого заднего стекла с груди Гуджиева. Пуля в подвздошье, кровь из рта, алая пузырится. Не жилец...

 "Форд" задергался на повороте под ударами пуль летевшего следом броневика.

 -Черт!- заорал Эрнст.- Шайзе!

 Броневик позади, скакал на колдобинах, стволы в башнях подбрасывало, пули хлестали по окнам и вывескам. Из люка башни выбрался мечом вперед худой телохранитель, размахивая лезвием, завопил окровавленным ртом:

 -Масемони итекодосай! Вперед!

 Эрнст заложил на перекрестке крутой поворот, и телохранитель едва успел спрятаться в башне, прежде чем броневик занесло через витрину внутрь бакалеи на углу. Почти не потеряв хода, броневик выскочил через вторую витрину засыпав улицу осколками.

 Закрутив руль, Эрнст повернул за водокачку и вылетел вверх по насыпи на переезд через железную дорогу. Взлетев по склону "Форд" прыгнул в воздух и грохнулся посредине путей. В дно замолотили пули, за выбитыми окнами взлетели брызги красной земли.

 Эрнст скатил глохнущий автомобиль с насыпи.

 «Форд» встал.

 -Вылезаем!- Эрнст выскочил из машины оббежал ее кругом и распахнув дверь потащил Гуджиева из салона.

 Бронеавтомобиль, взобрался на насыпь, и встав боком на путях, поливал «Форд» из правого пулемета, Булгаков укрывшись за крылом автомобиля пытался перевязать Гуджиева. Эрнст приседая и вскакивая, палил из обоих «Маузеров» поочередно. Деревянная щепа, выбитая пулями из крыши «Форда» кувыркалась в воздухе.

 -Ну, все, амигос! Буэнос ночес! – проорал Эрнст, в спешке роняя патроны в песок, - Баста!

 Бронеавтомобиль развернулся на переезде, ребристые кожухи обоих «Максимов» в башнях опустились прямо на «Форд». Худой телохранитель размахивал мечом на башне. И огромный черный бронепоезд, вылетев сбоку, могучим ударом разорвал броневик и с ревом, в облаке пара, уволок его лохмотья, по путям за водокачку. «Мама Анархия» было написано белыми большими кривыми буквами на проклепанном борту. Телохранитель кувыркаясь разбился об землю у подножия насыпи.

 Эрнст перекрестил себе щепотью приоткрытый рот, а потом истово поцеловал ноготь большого пальца.

 А Гуджиев проговорил:

 -Баста, карапузики…

 -Однажды, я понял, я увидел ясно, какой будет судьба, которую предстоит мне прожить, -произнес Гуджиев. - Ненавижу предопределенность. Вот потому я прожил жизнь совершенно иначе. Не скажу, что в этом варианте она оказалась гораздо веселее...- он закашлялся, давясь кровью. - Эх, мать вашу, что-ж вы теперь делать-то будете, без меня...

 И, коротко вздохнув, умер.

 -Все – сказал Булгаков. – Конец.

 -Банзай… - прошипел кто-то рядом

 Развернувшись, Эрнст пристрелил кинувшегося на него с мечом худого, изломанного телохранителя. Тот упал нас спину, выгнулся на пятках, теряя меч, словно старался заставить себя встать. И вдруг резко обмяк, упав спиной в пыль. Умер.

 -Браво! - донеслись сверху с насыпи короткие аплодисменты. – Молодец мичман!

 Эрнст и Булгаков пытались против солнца разглядеть кто это там такой знакомый, на верху, что это там за люди…

 Пан Човилья спустился с насыпи в окружении соратников, давно небритых усачей в перекрещенных пулеметных лентах, в засаленных сомбреро.

 -Вы? – произнес Эрнст.

 -Я. А это мои товарищи по партии.

 -А, бронепоезд?..

 -Теперь, это мой бронепоезд.

 -Вот как…

 -А ваше золото – мое золото, Эрнст. Не ваше. Оно принадлежит народу. Мы купим у американцев патроны и снаряды, чтобы достойно встретить их армию весной.

 -У нас нет золота.

 -Простите, не расслышал?

 -У нас нет золота! Его захватили японцы!

 -Орать-то зачем? Все понятно…

 Пока соратники потрошили «Форд» пан Човилья постоял над телом Гуджиева, покачал головой:

 -Какой был человек. Гора. Не то, что вы – мелочь…

 Потом неожиданно выхватил «Кольт» и развернувшись приставил его к голове Эрнста. Тот дернуться не успел.

 -А-а-а, - разочаровано протянул Човилья. – Хорошо смеется тот, кто стреляет первым. Слышали? Глядя на вас, мне даже не смешно, господин пират. Подите к черту, с глаз моих. Ручки держите подальше от «Маузеров». А лучше положите их вот сюда на капот, рядышком. Медленно. Вот так. Доктор, как ваше самочувствие? Не ломает? Вот странно! Ничего, это поправимо! Эрнесто! Че! Где ты там?! Неси сюда саквояж! Да, тот!

 Это был тот самый саквояж. Саквояж доктора Морфиниста. Набитый склянками с морфином в порошке, выкраденным из аптеки взломанной земской больницы…

 -Ваше, доктор? – поинтересовался пан Човилья глядя на Булгакова из под полей шляпы и чудился там знакомый черный взгляд опиатного ганфайтера. - Возвращаю, гран к грану! Все ваше.- Он поставил саквояж на капот рядом с «Маузерами» Эрнста. – Успешно сторчаться, господа.

 Човилья отдал им салют приложив два пальца к шляпе и ушел вверх по насыпи.

 Они молча смотрели, как бронепоезд уползал к безвластному городу.

 Булгаков скрипнул зубами.

 Он взял саквояж за обе ручки, поднял его на уровень глаз - губы его кривились - и дважды с размаху ударил им об капот «Форда». Высыпал порошок и осколки в пыль и растер сапогом по калифорнийской земле…

 Потом открыл кобуру и вытряхнул из нее осколки раздавленного шприца.

 Пока Булгаков собственноручно чистил сапоги на пирсе, Макс обменял абордажную саблю у французского суперкарго, ценителя морских сувениров, на два места третьего класса на корабль, отходивший в Китай через три часа.

 -Вот…- произнес Эрнст, подавая доктору смятую бумажку.

 -Что это?

 -Ваш билет домой.

 -Куда это, Макс?

 -Сегодня отходит нейтрал-голландец до Циндао. Там наш гарнизон. А вы, Михаил, там сядете на поезд до Харбина. До России рукой подать.

 -И вам не кажется, Макс, что у нас тут есть незаконченное дело?

 -Какой вы, кровожадный Михаил. «Мама Анархия»… Бронепоезд конструкции Балля образца пятнадцатого года. Бронепаровоз, трехосный тендер, две бронеплощадки, впереди и сзади. На каждой, двенадцать станковых пулеметов «Максим», по шесть на каждый борт. В концевых казематах, по трехдюймовой горной пушке образца четвертого года. Броня в два пальца, пуля не возьмет и под сталью слой пробки. Команда в девяносто человек. Адская колесница. Нам его не одолеть. Забудьте, Михаил. Золота не вернуть.

 -Да, плевать я хотел, на золото…

 Дул ветер, солнце жарило, в белесом небе кружили стервятники, и перекати-поле прыгал через горячие замасленные шпалы.

 Булгаков стоял на путях, бестрепетно глядя в жерло передней пушки надвигающейся «Анархии». Не спеша, он снял руку с пояса, протянул два сложенных как пистолет пальца в сторону приближавшейся башни, прицелился через отставленный большой палец и беззвучно произнес «бах».

 «Анархию» подбросило и смело с рельсов. Обломки развороченной бронеплощадки рубили кактусы и сыпались в чапараль. Валили влажные клубы пара, вращались колеса, перевернувшегося дном к верху бронепаровоза.

 Макс Эрнст бросил залповый ремень корабельного орудия когда-то снятого с трофейного «Эмдена» и зарытого в песок для нужд береговой обороны за зданием депо и ухмыляясь показал доктору большой палец.