Далай-Лама
№247 "Смерть Фрэнки"

  СМЕРТЬ ФРЭНКИ

  На экране всё выходит гладко. Фанфары, трубы, прожектора в небо, попутно зацепившие гордое «Двадцать первый век Фокс». И никому из сидящих в потёртых креслах не жалко нескольких потраченных баксов. Потому что как-то не воспринимается тот общий поток, что льётся в это время, - он начинается маленькими прозрачными ручейками в кинозалах, вливаясь, в конце-концов, в обширную гавань. И в той, уже мутной воде, плещутся жирные хищные рыбы. Цепочка проста: Озарение – Исполнение – Овации – Оскар – Обогащение. Ничего удивительного, раз уж всё продаётся в этом мире.

  Но до конца этой цепочки – как до вершины пищевой пирамиды! – нужно ещё суметь добраться! Ведь всякое возможно…

  - Будь ты проклят, Фрэнки! Будь проклято твоё имя! Будь прокляты твои сокровища, что приносят одно лишь страдание и несчастья!

  Максимилиан Бетранж, помощник режиссера, зевает. Помощник на основной площадке, здесь же, в глухом уголке Земного шара, - полноценный режиссёр. Дорогая сигара в его руке роняет теряет кольца ароматного дыма. Кольца – двадцать центов, или что-то около того…

  - Пока он произносит свой идиотский монолог, Фрэнки выглядит форменным идиотом, раз не стукнул его раз десять по башке. Вырезать.

  - Нельзя! – Стимпс, представитель генерального продюсера вертится рядом, - Смета утверждена на партнёрском совете. Мы и так уже превысили лимит… И нам как воздух нужны эти двенадцать минут!

  Негласный соглядатай кинокорпорации, он был приставлен для контроля съёмок, доверенных молодому режиссеру, - амбициозному, но пока ещё очень слабо разбирающемуся в некоторых аспектах кинобизнеса.

  Бетранж – честолюбив, и одновременно талантлив. Его надзиратель не обладает ни тем, ни другим. И всего лишь, пользуясь сленгом съемочной группы, - «имеет меткий язык». То есть – великолепен в выборе чьей-то задницы и способах её вылизывания. Теперь это была задница генерального продюсера проекта. Так что вовсе не удивительно и очень предсказуемо выглядело то, что происходило на съемочной площадке. Бездарность пыталась руководить талантом. Потому что бездарности тоже хочется пускать двадцатицентовые кольца, а пальцы украсить перстнями с камушками по двадцать карат…

  - Ну, тогда сделаем режиссёрскую версию… На неё мне хватит лишь пары дублей.

  - И насколько в ней будет сокращена речь героя?

  - Максимально. Пусть скажет, - «умри, сволочь!» - и нажмёт на курок. Пусть, чёрт возьми, просто возьмёт и молча пристрелит негодяя Фрэнки! Только сумасшедший способен читать такую проповедь подонку, который только что расправился со всей его семьей.

  - Да, но образ героя! Психологическое перерождение! Он никого раньше не убивал, и потому монолог может быть оправдан!

  - Чушь!

  - …а если ты думаешь, что рука моя дрогнет, то ты ошибаешься, Ирод! Да, да! Я называю тебя Иродом, чтобы ты мог вспомнить малютку Джейн, которую…

  - Долго ещё?

  - Нет, всего несколько строк.

  - И что всё это время должен делать по-вашему, Фрэнки?

  - То, что ему полагается по сценарию. Стоять истуканом, держать испуганное напряжение на лице, таращась в камеру, как в глаза своему палачу. За это ему и платят.

  - Ага. Значит, у него тоже – внезапное перерождение случилось? С чего вдруг?

  - Он растерян и подавлен… Он не ожидал, что его так ловко вычислят среди других посетителей салуна…

  - Гроза Западного Побережья, Фрэнки-Беспощадный, Фрэнки-Быстрая-Пуля, терминатор своего времени, и вдруг – растерян? Бред! Я хочу связаться с главным режиссёром, чтобы высказаться по этому поводу…

  Стимпс равнодушно пожал плечами, так как абсолютно точно знал, какой ответ может дать главный режиссёр, а заодно и причину, по которой «Гениальный Роди» отправил снимать эту и ещё несколько сцен своего талантливого помощника. Ведь причина проста, как Божий день. «Великого Роди» самого тошнило от сцены кончины Фрэнки, и он ничего не мог поделать с этой тошнотой. Так же, как ничего не мог поделать и с неумолимым партнёрским советом продюсеров, вмешавшимся в процесс создания фильма после того, как были превышены лимиты.

  Режиссёра тошнило, совет настаивал, какая-то дурацкая компания по маркетингу в кинобизнесе определила, что именно такой исход нужен зрителю. Всё в рамках канона. Чуть-чуть розовых соплей, вроде романтичной любви лихого ковбоя и грустной проститутки, чуть-чуть слёз – по поводу некоторых смертей, чуть-чуть текста… Как три индийских слона, - слонёнок-слониха-слонище! – эти три вещи в таком же порядке шли по возрастающей…

  - Пусть кару суд определит мне! – коротко прочистив горло, подал голос и Фрэнки.

  Это прозвучало так, как будто над вязким болотом, в котором все слова уже давно утонули, ветерком пронеслась единственная посторонняя реплика. Которая, по идее, должна была несколько оживить сцену. Вот только любой ветерок над болотом, как правило, разносит всё тот же душный запах.

  - Переставьте слова! – Живо отреагировал режиссёр, подзывая ленивым взмахом руки кого-то из сценаристов. – Вы что, не слышите, что это уже из Шекспира? Не хватало, чтобы Фрэнки заговорил стихами под завязку сюжета!

  - Но… - нерешительно протянул сценарист, вопрошающе поглядывая на Стимпса.

  - Никаких «но»! В идеале Фрэнки должен был сообщить этому мямле, что он проделывал с его матушкой, сестрой, любовницей, и даже с любимой собакой, чтобы наш герой наконец-то занялся делом… Пусть скажет «Не ты, сопляк, будешь судить меня…». Ну, что-то в этом роде. Подумайте над этим.

  - Хорошо, Босс… - сценарист отошёл в сторону, так и не дождавшись помощи от представителя продюсера.

  А Стимпс с неудовольствием отметил, как персонал уже начал обращаться к режиссёру. Раньше Боссом тут называли одного лишь «Гениального Роди».

  - А! Ты вспомнил о суде? Нет! Его ты не заслуживаешь! Ты…

  К своему удивлению, Стимпс с не меньшим неудовольствием отметил ещё одну строку монолога, исполненную в стиле шекспировских героев. Но режиссёр, казалось, пропустил этот момент, захваченный новыми мыслями:

  - Интересно, а почему сюда не вставить ещё одну реплику? Скажем, насчёт демократии и всего такого?

  Теперь восходящая звезда Голливуда заставлял Стимпса гадать – в шутку это сказано, или всерьёз?

  - А зачем? Что-то я тебя не пойму, - то монолог слишком длинный, то вставить что-то ещё… И так же всё ясно.

  - Да уж, нельзя дважды разжевать разжёванное… Хотя некоторые умудряются, - при этом режиссёр озорно подмигнул Стимпсу. – Дело вот в чём: тогда нам нужно убрать эти слова про суд. Потому что найдётся ведь обязательно какой-нибудь ретивый и голодный, с позволения сказать, - правозащитник, который потребует с нас кругленькую сумму за демонстрацию игнорирования демократических норм. Причём, заметь, потребует через суд! Тот самый, что только что отверг главный герой картины. Помнишь, что случилось с Лукасом и его пятым эпизодом Звёздных войн?

  - Ну, это ты загнул, Макс… Мы ведь снимаем картину из жизни позапрошлого века, при чём тут современное состояние демократии в мире?

  - А что, по-твоему, снимал Лукас? Современную демократию, или фантастический, вымышленный мир будущего? А за какие-то смешные носы у мультяшных героев, напомнившие кому-то арабский профиль, с него содрали ого-го сколько!

  - Думаю, с подобными притязаниями, если они и возникнут, разберутся юристы компании.

  - …а ты, Фрэнки? Ты… У меня нет слов, чтобы сказать, кто ты есть… И на твоей могиле никто, ничего и никогда…

  - Если это – «Нет слов», то что же было бы, когда слова нашлись? – режиссёра уже начала забавлять не в меру затянутая сцена.

  И снова Стимпс пожал плечами, и снова покосился на мексиканскую сигару, зажатую в пальцах режиссёра.

  - Послушай, Макс, не угостишь? По этой проклятущей жаре как-то не хочется тащиться к фургону.

  - О, конечно! Без проблем! – и режиссёр достал из кармана распечатанную пачку «Капитана» - дешевых мини-сигар по тридцать центов за штуку, - Угощайся!

  В мире хищников любой, даже самый одаренный гений приобретает соответствующие повадки.

  - Всё, Фрэнки! Твоё время истекло…

  - Спасибо, мне что-то расхотелось. Поберегу здоровье пока…

  - … Бог направляет мою руку, и она не дрогнет, будь уверен!

  - Как хочешь. У меня всё никак не получается завязать. А про недрогнувшую руку уже было…

  Пожатие плеч. Недовольство во взгляде. Но недовольство – осторожное. Такое, чтобы не уловил режиссёр. Формально он босс. Очень формально…

  - Прощай навеки, Фрэнки!

  - О, Господи! Он бы ещё в любви ему признался, сейчас это модно!

  Наконец-то раздался негромкий хлопок, и оператор охрипшим от жары голосом объявил: «Снято!»

  Потом на самый удачный дубль будет наложена музыка, хлопок превратится в оглушающий гаубичный залп, бьющий по ушам, и по экрану побежит список всех причастных к созданию этого шедевра…

  Но Максимилиана, кажется, сейчас интересовало другое.

  - Слушай, а за каким чёртом мы припёрлись в эту дыру? Я даже не знаю, как она называется.

  - Кажется, Такла-Макан, - ответил Стимпс, - Или наоборот, Макла-Такан, не всё ли равно?

  - Согласен. Без разницы. Но почему не провести съёмки там же, где мы недавно ставили сцену из «Ричарда-Львинное Сердце», раз уж понадобилась вот такая каменистая пустыня? Опять же – бюджет…

  - Зрителям надоели одни и те же пейзажи Колорадо. И все наши пустыни – Аравийские, Африканские или Китайские – абсолютно похожи одна на другую. Глянь, Макс, тут ведь даже солнце иное!

  - Зрителю наплевать, завалят Фрэнки посреди экзотической пустыни, или на городской свалке. Лишь бы поп-корн не пах горелым, а пиво оказалось свежим, - убежденно заявил режиссёр, - Что до солнца, то это тоже ерунда полная. Достаточно было использовать после съемок светофильтры. Сейчас ведь не Благословенные шестидесятые…

  Стимпсу надоела эта ленивая перепалка, он зевнул. Но всё же успел перед этим едко заметить:

  - Что на тебя нашло, Макс? Почему ты молчал, пока группу катали на «Боинге»? Или чуть позже, когда мы тряслись со всем барахлом в вертолётах? Сразу бы высказался, ещё при режиссёрском планировании. Глядишь, сидели бы себе в Колорадо, попивали бы пиво. Холодное пиво, между прочим!

  Режиссёр согласно кивнул, и тоже зевнул, обнажая безупречный ряд зубных протезов.

  - Ну, ладно, чего теперь… Скажи лучше, я могу быть откровенен с тобой, Стимпс?

  При этом режиссер подумал совсем другое: «чёрта с два с тобой стоит откровенничать!»

  - Вполне, Макс!

  Дружелюбному тону, которым были сказаны эти слова, сопутствовали мысленное потирание ладоней в надежде услышать что-нибудь интересное про партнёрский совет.

  - Расскажи мне, Макс, - ликовал внутри представитель совета, - Расскажи как можно больше! И в следующий раз тебе придётся снимать что-нибудь из жизни бездомных Бруклина, на половинной ставке у какого-нибудь продюсера – короля неудачников, которому вечно не прёт!

  Но режиссёр не собирался оправдывать таких ожиданий.

  - Мне кажется, что гримерщики перестарались. Вот, посмотри, - пот хлещет у Фрэнки изо всех пор… - Стимпс сразу же поник, понимая, что его провели, и отключил диктофон, находящийся в брючном кармане, - Фрэнки потеет! А через пять минут съемок его морда снова сияет, как «Либерти на прогулке», и никто не разберёт, испуган ли Фрэнки, или ему давно уже хочется смотаться в уборную, потому что Глен-герой утомил его своей речью…

  «Либерти на прогулке» именуют долларовую монету, сделанную из унции серебра, это Стимпс помнил, потому что не перевёл ещё всю свою жизнь в кредитные карточки. А вот в остальном он просто не разбирался, и ненавидел все эти технические штучки – изменение яркости и блеска объекта, светофильтры, работу гримёра.

  - Если ты так считаешь… - с сомнением протянул он.

  - Да! Это моя работа, и я так считаю. Поэтому через двадцать минут будем снимать эту сцену заново, уже с нормальным гримом и без шекспировских строк.

  - Хорошо… Только не забывай про лимит. Нам ещё нужно успеть отснять четыре сцены за три дня.

  - А вот это уже твоя работа. И попроси бездельников из технической группы, чтобы выставили здесь пару дополнительных вентиляторов. Не видишь, - я скоро расплавлюсь от жары! Да и ты тоже… Кстати, когда там у нас сеанс связи?

  - Связь оказалась слишком затруднена, нас предупреждали, но я не знал… Пустыня, какие-то искажения… Так что сеанс – только вечером, будем говорить через спутник…

  - Да? Ну, ладно… - режиссёр недовольно взглянул на умерший экран сотового, кивая головой в такт каким-то своим мыслям.

  - И ещё одно! – спохватился он, когда Стимпс уже готов был уйти, - Мне почему-то совершенно не нравится это место… Узнай, как оно всё-таки называется, ладно?

  - И сказал Бог: Да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды, и стало так! – строками из Библии про второй день Творения режиссёр провозгласил начало второго дня съёмок.

  Вчерашним вечером ему так и не удалось переговорить с Гениальным Роди. Всё, что Бетранж сумел уловить сквозь неистовые помехи в эфире, это пожелание как можно скорее сделать свою работу и вернуться в мир цивилизации. Так что ему оставалось пережить ещё пару дней мучений перед тем, как транспортный самолёт киноконцерна и несколько грузовых вертолётов Китайской Народной Республики должны были забрать из отсюда.

  - Начинаем! Начинаем! Группа всадников устремляется лавой со стороны скал. Важно не пересекать границу съёмок – она отмечена флажками, потому что там будут вмонтированы кадры разлива реки…

  Суматошно забегали помощники. Оператор вознёсся на электроподъёмнике на высоту пятнадцати футов, готовый запустить камеру по команде Бетранжа. Двадцать актёров второго плана уже оседлали приученных ко всякому лошадей, и теперь забавлялись бутафорским оружием. Сигара режиссёра уже источала запахи и кольца, а Стимпс яростно жевал жвачку, теребя края кожаной папки с распечатками стори-лайна.

  Солнце палило нещадно, разогревая воздух всё больше и больше, и вскоре линия гор на горизонте стала до невозможности расплывчатой. Наспех сколоченные куски фанеры, раскрашенные в тёмные цвета, изображали стены неприступного блокгауза, который и должны были штурмовать приятели Фрэнки – банда отъявленных убийц и негодяев, которым гримёры постарались придать соответствующий вид. Но перед Бетранжем стояла трудная задача. На самом деле, изюминка фильма заключалась в том, чтобы отобразить всевозможными штрихами другие, человечные качества этих погрязших во всех смертных грехах бандитов. После «Поезда на Юму» с Расселом Кроу это стало обязательным требованием всех вестернов. Только здесь всё нужно было сделать с точностью до наоборот: кровавый вожак и заблудшие души. Такая интерпретация казалась более логичной. Чего стоила одна лишь сцена с убийством священника! Фрэнки размозжил ему голову ружейным прикладом, цинично высказав, что пуля стоит больше, чем вся вера, что хранится в церкви. А потом, пока главарь не видит, несколько человек возвращаются и хоронят бедолагу, пуская слезу и бросая на осиротевший алтарь свою долю добычи – пригоршни тяжёлых мексиканских песо… Как выяснил Стимпс, романы Достоевского занимали в библиотеке режиссёра особое место. В отличие от Тарантино, который перелопатил всю русскую классику и вставлял в свои фильмы цитаты из Булгакова, Гениальный Роди и его последователь Бетранж использовали лишь общую идею трансформации личности через мучительный поиск. В этом деле очень важны контрасты, чтобы зритель понял – чего это стоило героям!

  - Ну и рожи! То, что надо! – весело заметил режиссер, - Гримёры постарались на славу! Вот только посадка у них во время езды – прямо как у Кевина Костнера в «Почтальоне». Мне всё время кажется, что кто-нибудь из них вот-вот вывалится из седла.

  - О, не переживай, Макс! Среди них – только пятеро каскадёров, они и будут зарабатывать тем, что станут падать на камни при каждом дубле. Так что если хочешь сделать доброе дело – пусть таких дублей будет поменьше. Этим ты спасёшь Бога в себе, - рассмеялся Стимпс.

  - Уж как получится. Но, полагаю, их устраивает оплата за такую работу, так что – не хочу прослыть жадным. Им-то платят не за время, а именно за дубли и количество трюков. Ну, что… Пора приступать?

  До начала съёмок оставались считанные минуты, как вдруг произошло неожиданное.

  То, что изначально воспринималось искаженной линией гор, оказалось огромной тучей на полнеба, которая теперь накатывала на лагерь со скоростью приличного экспресса. Приложив руку козырьком ко лбу, Бетранж рассматривал приближение стихии.

  - Э, так не пойдёт! Кто мне говорил, что в этой дыре дожди случаются раз в несколько лет?

  Чудовищный раскат грома и яркие зигзаги молний на фоне фиолетовой темени намекали, что именно такой случай и выпал на долю съемочной группы.

  Вскоре суматоха завладела площадкой. Ржание лошадей, ругательства со всех сторон, щелчки всевозможных чехлов и кофров, в которые укладывалась аппаратура. Никто не был готов к такому обороту, а ливень вскоре добрался до лагеря, превращая день в ночь, а пустыню – в тропическую лужу.

  - Вот, как чувствовал, что эта затея больше схожа с авантюрой! – сетовал чуть позже Бетранж Симпсу. Можешь передать всему совету партнёров, или как их там, - всем! Персонально каждому! – что они идиоты, раз загнали нас на край света, не изучив условия будущих съёмок!

  Стимпс согласно кивал, даже не помышляя передать что-то из сказанного своим боссам, потому что сейчас полностью разделял режиссёрский гнев. Быстрый натиск грозы испугал его больше всех остальных, потому что он с детства боялся всех этих небесных прелестей – грома, рвущего перепонки и заставляющего пригибаться к земле, молний, что слепят почище съемочных софитов, и холодных струй, секущих со всех сторон. Стены палатки ходили ходуном. Она то надувалась парусом, то вдруг опадала.

  - Это Такла- Макан! – вспомнив о вчерашней просьбе режиссёра, а больше – чтобы скрыть свой испуг, торопливо начал говорить Стимпс, - Пустыня из камней, между двумя горными системами. Мы сейчас находимся в западной её части, примерно на тридцать восьмом градусе северной широты и семьдесят восьмом какой-то там долготы… - он сам понимал, что запоздалые пояснения сейчас очень и очень не к месту.

  - К чёрту широту и долготу! Я всё равно в этом ничего не понимаю. Мне интересно – какой умник додумался загнать нас именно в это гиблое место? Это что? Попытка списать часть расходов, чтобы проще было оправдываться перед кредиторами?

  - Я не знаю, Макс… Решения принимал не я, ты же понимаешь… И насчёт креДиторов мне пока ещё не докладывают, что и как и сколько…

  - Ладно, проехали. Сейчас есть вопрос поважнее – когда же это светопреставление закончится?

  И тут, словно по мановению волшебной палочки, всё и закончилось. Гром смолк, оборвавшись на середине раската, сверканье молний сменилось чистым, ровным солнечным светом.

  - Ну, теперь только держись! Сейчас такая парилка начнётся!- предположил ничуть не удивленный Бетранж, выползая из палатки, да так и замер у самого полога. – Ух, ты! Ничего себе! Вот это картинка! Вот это декор! Операторы! Быстро готовьте съёмку! Не нужно флажков! Актёрам – в седло! – сейчас он походил на Наполеона, увидевшего просвет в сражении и вводящего главные силы в бой.

  Когда же Стимпс вышел наружу, то сразу понял причину режиссёрского восторга…

  Большая впадина, лежащая как раз по правую руку от места съёмок, была заполнена дождевой водой. Теперь не нужно было мучаться с пейзажным монтажом. Природа всё сделала сама.

  - Ну, с Богом! Начали! – раздалось над площадкой, и со стороны силуэта горной цепи (теперь это уже точно не было тучей) дробно застучали копыта.

  Из импровизированного блокгауза раздалась частая пальба. Двое каскадёров, которые должны были попасть в крупный план, мастерски повалились набок, теряя поводья, а остальные наездники в широкополых шляпах принялись палить в ответ на полном скаку. Причём, было ясно видно, что если бы им пришлось это делать взаправду, никто из них ни за что не попал бы в блокгауз. Ружейные стволы постоянно тряслись, выписывая замысловатые траектории, и даже слабенькая отдача холостых зарядов кидала потом руку стрелявшего и оружие в сторону. Ну, так всегда происходило, и в общей суматохе все эти нюансы остались бы незамеченными публикой, пришедшей в кинозал. А вот Бетранжд остался недоволен.

  - Второй дубль! – объявил он, хлопнув в ладоши, откупорив после этого бутылку «Харрикейна», - Знаешь, Стимпс, а я ведь только вчера подумал – как было бы замечательно, если б здесь оказался какой-нибудь водоём! Чтобы брызги из-под копыт! Сам звук потревоженной воды и игра света над ней – это же придаёт любому кадру особый шарм! Вот, ещё бы этих ковбоев кто-нибудь надоумил, как верно держаться в седле… Ну, ничего, я уверен, следующий дубль выйдет лучше…

  К четвёртому дублю сцена действительно стала выглядеть намного привлекательней. Теперь двадцать всадников гнали лошадей во весь опор, а сами прижимались к шеям скакунов, будто срастались с ними. Это выглядело эффектно. Изменилась и ситуация со стрельбой, будто всех актёров посетило одно на всех наитие. То один, то другой всадник быстро выпрямлялся и производил выстрел. Пиропатроны на стене бутафорского здания весело отщёлкивали щепу, имитируя попадания…

  - Чудно! – веселился Бетранж.

  От удовольствия он даже угостил, наконец-то, Стимпса, одной из своих мексиканских сигар.

  - Теперь они выглядят как заправские ковбои! Такое ощущение, будто актёры научились читать мои мысли. Это всё пустыня! Как ты сказал? Такла-Макан?

  Атака была отбита оборонявшимися, вечерние звёзды над пропахшей дымом каменной равниной как нельзя лучше завершали этот день. Эти же звёзды очень кстати подошли для съемок ещё одной сцены, в которой герои оплакивали погибших и хоронили в камнях под тягучие звуки губной гармоники.

  Следующий день был наполнен не меньшей удачей. Кинокамеры стрекотали, заполняя коробки отснятой лентой. Жара, ко всеобщему удивлению, перестала донимать, а сцены, намеченные к съёмке, ставились с первых же дублей.

  - Акклиматизация – великая вещь! – проронил Бетранж, - Теперь как бы нам не пришлось обратно привыкать к кондиционированному воздуху…

  - Эй, Фрэнки! Готов уступить свою кобылу, если ты рискнёшь повторить набег на Форт-Мортир, который твои ребята брали три года назад! – это была сцена с продажным шерифом, - Говорят, после того дела каждый обзавёлся собственным табуном, и кое-кто даже решил осесть, занявшись выпасом коров.

  - Коровы – много лучше людей, Гарри, они не знают жадности и не способны на подлость.

  - Это в чей огород камень?

  - Неважно… А отойти от дел не так-то просто. Такая жизнь затягивает. А потом оказывается, что даже спрыгнув, ты всё равно будешь жить в страхе, что прошлое тебя накроет…

  - И каков же выход?

  - Не нужно было начинать. А теперь придётся идти до конца…

  Теперь Бетранж выглядел не просто удовлетворенным – он буквально вознесся от счастья на седьмое небо, и оттуда, свысока, наблюдал, как идут дела на съемочной площадке.

  - Нет, ты только подумай! Именно такими я видел все эти диалоги! Я же говорю – мои мысли проникают в каждый мозг, в сознание каждого актёра и оператора! Невероятно!

  Вечером режиссёр неожиданно предложил Стимпсу прогуляться. Хотя представитель партнёрского совета никогда не страдал излишней сентиментальностью, ему пришлось согласиться. Ионии вдвоём пошли прочь от лагеря, вдоль наполовину усохшего к вечеру озерца, оставшегося после ливня.

  Звёзды блестели на небе, и звёзды блестели в воде. Но почему-то очень боязно было идти вот так – по краю озера, потому что сейчас оно напоминало опрокинутую бездну, в которую можно падать бесконечно, - если коснуться воды…

  - Обернись, Стимпс! – режиссёр положил руку на плечо и он вздрогнул от неожиданности и от страха, потому что всё-таки задел подошвой воду со звёздами.

  - Посмотри назад, Стимпс. Я заметил это ещё вчера…

  Быстро обернувшись, Стимпс увидел, что они успели отойти от лагеря на приличное расстояние. Теперь голоса были расплывчаты, а электрический свет и мерный рокот генераторов затерялись в свете полыхающего костра и треска сгорающей фанеры, - всё, что осталось от блокгауза. Актёры сидели вперемешку с прочим персоналом. В своихз круглых шляпах, в пончо, накинутых поверх клетчатых рубах, они уже не выглядели играющими роль… Кто-то достал губную гармошку, кто-то запел песню про лодку, что долго плыла по бесконечной реке…

  - Ты чувствуешь, Стимп? Это место особенное… И я беру назад все слова, что высказал о нём… Мне кажется, если захотеть, тут возможно получить всё. Даже кустарник и пыль под копытами… Настоящая жизнь и настоящая смерть…Нет ничего невозможного… Такие мысли, Стимпс…

  Всю ночь Стимпсу снились странные сны. Будто старый-престарый азиат с глазами, едва проглядывающими из морщин, в затёртой меховой шапке, голосом Бетранжа рассказывал об этом месте. Какая-то притча, или легенда… Снова и снова он грозил пальцем, умоляя быть внимательным ко всему и осторожным, чтобы не упасть в бездну, которую хранит это место…

  Когда Стимпс проснулся, солнце уже стояло высоко. Бетранж приветствовал его известием, что к вечеру их забирают. А пока есть время, он собирается ещё раз переснять финальную сцену.

  - Зачем?

  - Я же говорил, - режиссёрская версия! Это займёт совсем немного времени… Потом упаковываем вещи.

  Стимпс направился в монтажную, узнать – как идут дела. И там его ждало самое настоящее потрясение. Группа операторов монтажа сгрудилась у монитора, и было как-то неестественно тихо. Ни слова, только лица, напряженно всматривающиеся в экран.

  - Что тут у вас стряслось? – поинтересовался Стимпс.

  Ответом ему был полный изумления и испуга взгляд старшего оператора.

  Через секунду Стимпсу стало понятно, откуда такие взгляды…

  На широком мониторе бежали кадры, отснятые вчера. Вот,- сцена набега на блокгауз. Вот выстрелы, вот падает с развороченной грудью один из нападающих… Всё, как и должно быть. Но только вместо каменной пустыни всюду стелился чахлый кустарник. Не мелкий щебень взбивали конские подковы, а самую настоящую пыль прерий!

  - Это монтаж? Когда вы успели? – спросил Стимпс, заранее зная, каким будет ответ.

  А с площадки уже донёсся сигнал Бетранжа, чувствующего себя Богом этого странного места.

  - Аз воздам! Начали!

  - Стой! – закричал Стимпс, спотыкаясь о полог монтажной, - Стой, Макс! Прекрати!

  Если бы шёл сценарный монолог, ничего бы не случилось. И он бы успел.

  Но это была режиссёрская версия.

  - Умри, Фрэнки! – коротко и внятно проговорил герой, мстящий за всё, и нажал курок.