Темный Пластилин
№253 "Проклятье окраины"

Лопатки зверя ходили ходуном под попоной - Авиртай ревниво косил глазом на верховую и заводную лошадок и старался держаться непременно впереди: погляди, мол, я самый лучший скакун! В мерном дыхании слышалась некоторая стесненность - каким бы ни был хищник огромным, его анатомия все же не годилась для верховой езды, ему было неудобно везти на себе всадника.

  Задница Темного Властелина тоже чувствовала себя не лучшим образом.

  Хозяин задницы лишь мысленно вздыхал, пытаясь приладиться поудобней - то приникая грудью к шее друга, то откидывась назад и стараясь гасить толчки движениями тела. Ноги плотно обхватили бока волкозавра, почти смыкаясь под тощим брюхом.

  Чего не сделаешь ради дружбы!

  - А может быть, хватит? Смотри-ка, Тоймар лениться научится, - кивнул Темный Властелин на оседланную лошадь, скачущую налегке.

  - Нет! - подобрав мотающийся по ветру язык, просипел Авиртай. - Какой хватит! Я еще не огреб все, что должен. Сам навязался следом - сам и потерплю.

  - А когда ты... достаточно огребешь?

  - Когда... перестану чувствовать себя виноватым...

  - Ну-ну... - Темный Властелин в очередной раз мысленно вздохнул.

  Скорость, впрочем, его устраивала. Степь резво катилась навстречу, лишь вечное синее небо над головой было неподвижно - потому что необъятно. Белый небесный дракон час за часом пытался ухватить за хвост белого небесного зайца, но у него ничего не получалось, только шея вытягивалась все сильнее. Заяц успел за это время побывать верблюжонком, снова зайцем, хвостатой коробочкой хлопчатника, рыбкой, крыланом, но оставался одинаково недосягаем для преследователя.

  Темный Властелин любил небо. Не тех, кто, как считается, им владеет и вершит судьбы жалких созданий, копошащихся на земле. Нет, он любил небо само по себе - неистово-синее или бездонно-черное; с изменчивыми белыми зверями дня и звездными зверями ночи.

  Небо единственное указывало путь в степи. Небо давало отдых. Небо радовало глаз. Небо не предавало.

  Куда ни обрати взор, во всех шестнадцати сторонах света можно было увидеть одно и то же: степь и идеально ровный горизонт. Но вот на юго-юго-юго-западе показалась некая неровность. Просто бугорок.

  Два бугорка.

  Три.

  Множество маленьких шевелящихся бугорков.

  Те три, что побольше, отчетливо окрасились белым.

  Шевелящиеся перестали быть единой бурой массой и обрели пестроту.

  Некоторые из них стали резко расти, набегать: сначала прямо навстречу, затем - по крутой дуге, захватывая в клещи.

  «Молодцы, - отметил Темный Властелин. - Еще помнят, как надо.»

  Хотел было перед встречей пересесть, наконец, в седло, как все нормальные люди ездят. Но сразу раздумал: что зря суетиться!

  Юрт Мэргэна традиционно кочевал по узкой полосе приграничья: не так далеко отсюда лежал океанский берег - совсем другой мир. Юрт не процветал, но и не бедствовал. Мор и настоящие засухи здесь были редки. Мужчины нанимались проводниками в караваны, идущие на север и обратно, к портам, что приносило неплохой прибыток. Однако скудная почва позволяла прокормить ограниченное количество скотины, так что время от времени семье приходилось разделяться: молодые, забрав часть умножившегося стада, откочевывали к дельте Карангола и дальше.

  - Но почему только три гэра? Так мало? - Темный Властелин лениво вертел в руках опустевшую глиняную пиалу, и спрашивал тоже лениво. В конце концов, отныне это не его дело, убеждал он себя. Он ничего не должен устраивать. Тем более - ничем распоряжаться. Власть передана, и пусть они делают с ней, что хотят. Вот... вот просто совершенно - что хотят. Пусть хоть роют тоннель к подземным луу. Он и бровью не двинет. Он теперь волен жить для себя, вот так-то. Захотел - и поехал поглядеть на прелесть так воспеваемого поэтами вольного житья вдали от столичного... э-э... бурления суеты и порока.

  Конечно, порока ему даром не нужно было, а впрочем, он с ним как-то и не сталкивался, но поэтам виднее. Однако без пресловутой суеты - коя была суть поток информации и водоворот событий - словно бы не хватало воздуха. Степь - это лучшее, что есть на свете, но как прожить без информации? Он будто ослеп и оглох: где те, кто были глазами и ушами? Руки будто одним махом укоротили втрое: где те, кто служили их продолжением?

  Что ж, привыкай, брат, повторял он себе.

  Зато здесь можно найти отличных собеседников - а стало быть, протяженность его разума ничуть не ограничена.

  - Сейчас трудно, нэен. Я многих отпустил - пусть идут, - это все, что сказал старый Мэргэн о наступивших невзгодах. И перешел к более занятным темам. Разговор касался разного, когда же углубился настолько, что начали припоминать цитаты из древних философов, номад вдруг хитро усмехнулся: - Проходил здесь в конце суховея-месяца человек... Слова говорил. И даже оставил вот, на хорошей бумаге. И не жалко ему бумагу было для своих слов!

  - А что, стоило пожалеть? - подхватил тон Темный Властелин.

  - Не буду столь опрометчив, чтобы назначать цену чужим словам... Скажу лишь - я бы пожалел, айю! - Мэргэн провел пальцами по висячим усам, чтобы скрыть слишком широкую ухмылку.

  И достал наощупь, протянув руку за спину, в потайное место между ковром и стенкой гэра, плотный свиток.

  - Здесь много... мыслей. Я познал новое. Вот, следующая мысль есть... - старик сделал серьезное лицо, приставил заскорузлый палец к бумаге для пущей значительности: - «Путь ненасилия возвышает человека, делает его сильнее, призывает всю его природу к пробуждению мотивов дружбы, взаимопонимания, взращивает в каждом, к кому мы обратимся радостно, совесть. Этот путь прекрасен и глубоко вочеловечен: направлен не против людей, а против сил зла». О, как.

  Темный Властелин комически приподнял брови и отставил пиалу в сторону.

  - Взращивает совесть? Похвально. Стало быть, человек ходит и раздает... Не жалея дорогой тряпичной бумаги, и даже с узорным тиснением...

  - Айю. Раздает. Имел с собой целый возок свитков в чехольчиках. Вот такой кучей, до конского уха высотой, пожалуй.

  - И что, помогает? В смысле, обрести силу?

  - Послушай, добрый нэен, - старик посерьезнел по-настоящему, - вот как наступят другие времена, я опробую, вдруг да обрету! Пока же - четверо взрослых мужчин, пять женщин, из этого числа только трое молоды; да двое юных, держащих оружие - всего, значит, одиннадцать воинов, и это считая меня. Я - одиннадцатая часть. Немало. Мы пока можем устоять, но приморье перестает быть землей закона.

  Лежащий Авиртай, на которого Темный Властелин с удобством опирался спиной, при этих словах поднял лобастую голову и посмотрел на Мэргэна. Совсем как человек, понимающе кивнул. Сторожко потянул носом в разные стороны, раскрыл розовую пасть, полную белоснежных зубов, обстоятельно облизнулся и лишь затем произнес:

  - Правильно я пошел. Работа будет. Уже не чувствую себя виноватым.

  Дургайский разбойничий отряд отчаянно спасался бегством, прикрываясь вспугнутым паникующим стадом, которое ему так и не суждено было угнать. Четверо из преследовавших отряд стрелков пытались обогнуть массу животных сбоку, но быки, ополоумевшие от пронзительного звука стрел-свистунок, ловко выпущенных в нужном направлении, ломанулись как раз им наперерез. Последние стрелы преследователей, достигшие цели, сбили отставшего всадника с коня, но затем перестали долетать.

  И в этот момент один из разбойников, оглянувшись назад, издал вопль, подстегнувший скотину посильней свистунки: тот живой ужас, который поверг их в бегство, не остановился перед стадом. Две фигуры - человека и зверя - стремительно летели над колышащимся частоколом рогов. И у человека в руках был лук - скоро стрелы опять начали находить цель.

  Темный Властелин и Авиртай, конечно, не умели летать: они бежали по бычьим спинам, отталкиваясь в одно касание. Когда стадо кончилось, бег продолжился по земле. Они постепенно нагоняли: разбойники успели утомить лошадей еще на пути сюда. Преследование не имело никакой практической цели, кроме одной - посильней напугать и так напуганных. Можно было, пожалуй, и не стрелять: хватало того, что человек на своих двух ногах нагоняет лошадь.

  Но в этот момент Темный Властелин кое-что заметил и прибавил ходу, забирая влево и посылая стрелы еще чаще. Беглецы тут же отклонились вправо. Мчащаяся с той стороны маленькая наездница не показалась им угрозой, а между тем она приблизилась на бросок аркана. Тоненькая ручка-веточка взметнулась, крутанула свернутый снаряд, петля хищно свистнула и устремилась вперед, как кобра.

  Двенадцатилетняя Туйя была лучшим ловчим семьи - прирожденный талант. Когда разбойник, тертый калач, заметил накрывающую его петлю, девчонка ловко подсекла, чтобы не успел уклониться или перерезать веревку в воздухе. Затем мгновенно примотала аркан к специальному крюку на седле - видно, собственному изобретению, позволявшему побороть дикого коня... или сильного мужчину. Вышколенный скакун резко сдал назад, добыча вспорхнула в воздух, затем врезалась в грунт, разок слабо отскочила, как мокрый, отяжелевший мяч, и повлеклась, вспахивая пыль: здесь была дорога к водопою, вытоптанная скотом до обнаженной сухой земли.

  Темный Властелин, обсуждая план на случай нападения, заметил, что нужен пленный, но первых настигнутых дургаев жестоко убили под ошеломленными взглядами остальных: старики - в гневе, Темный Властелин - из холодного расчета. Девчонка, однако, заранее выбрала себе цель...

  Авиртай рванул к пленнику, и юная воительница остановила коня, выжидая. Разбойник, с притянутыми к телу руками, кое-как попытался подняться на ноги, но мигом рухнул и замер, узрев над собой пасть волкозавра.

  - Нам повезло! Не какая-то мелочь попалась, второй после вожака! Надо его еще тряхануть, такое посыпется! - возбужденно докладывал один из младших мужчин, по прозвищу Балиар.

  Темный Властелин отрицательно щелкнул изящными пальцами:

  - Не стоит. Подождем. Всё, что мог сказать в страхе, он сказал. Теперь надо услышать, что он может сказать, получив надежду. Послушай, вас ведь давно не нанимают охранять караваны?

  Балиар кивнул:

  - Давно. Если пойдешь на побережье, там грубо откажут. Объясняться и не подумают. А если тут, уже в пути - даже и подойти не дадут, отгоняют стрельбой. Хотя мы со знаменем подходим, как положено, хорошо видно.

  - Ну вот, теперь, считай, они объяснились.

  Парень просветлел лицом и хлопнул себя по лбу:

  - А-а! Могой задери, как же я раньше... Я побегу, расскажу Мэргэну?

  - Конечно.

  Как-то само собой получилось, что пришельца сразу признали командиром.

  Это у него всю жизнь получалось «как-то само собой». Тоже прирожденный талант. Куда бы ни пришел, он притягивал взгляды; в каком бы кругу ни заговорил, все замолкали, прислушиваясь и доверяя. Течение жизни сразу начинало закручиваться вокруг него, признавая его своей осью.

  Ось жизни очень устала. Очень. Хотелось пожить без груза на плечах и на душе - и казалось таким возможным.

  Теперь выяснилось, что это иллюзия.

  - Рожденный копать - будет копать, - сделал грустный вывод Темный Властелин, глядя в блестящие глаза Авиртая. Тот положил голову на лапы и поставил брови «шалашиком», следя взглядом за другом. - Даже если он докопается до подземных луу, то продолжит копать дальше, к антиподам. А луу станут ему помогать... потому что его копошня будет действовать им на нервы, а помешать они все равно не сумеют, он же не может не копать...

  Вечером они с Мэргэном, сидя у очага, еще раз перебрали всё известное и решили, что надо поднимать людей. Послать на восток - к Каранголу и даже на тот берег; послать на запад, до самых гор, а то и горцев удастся зазвать. Горцы любят войну, не то что степняки. Хоть и не их война, а отличиться захотят. Только на север посылать не стоит...

  Потому что если дургаи стали охранять караваны на земле ардынууд, это беда. Но если чиновник-тушмэл в ардынском порту, на юге, сам помогает им наниматься на службу, а другой тушмэл, на севере, в улусном центре, выплачивает им вознаграждение из казны (а Темный Властелин знал и то, какие донесения этот тушмэл отсылает в столицу, бесконечно прося средств «на приграничную оборону»), то это уже катастрофа. В общую картину событий укладывался и богатенький проповедник ненасилия...

  Помощи из самой столицы ждать не приходилось, увы. Надежда была лишь на то, что ардынууд - по-прежнему, несмотря ни на что, - народ воинов, от мала до велика. Пока еще обычаи предков не забыты...

  Тяжко было думать, что одни ардынцы нацелят свои луки в других. Утешало лишь понимание, что в степи ничего нельзя сделать тайно - и значит, те, кто поддерживал власть тушмэлов в улусе с оружием в руках, до последнего солдата знали, за что и на чьей стороне выступили.

  Как это могло случиться, что среди народа воинов всякий там тушмэл забрал власть? Что какой-то писарь может откусить от жалованья офицера, что состоящий государственным слугой казначей указывает совету мудрых, как поступать? Темный Властелин, ворочаясь ночью на лежанке, кусал губы: это он допустил, своими руками! Он упустил приграничье, ему везде виделось почти столичное благополучие и порядок... ну, чуть победнее, чуть помедленнее течение времени, чуть больше вольницы... даже, может быть, намного больше - и он не возражал: это нормально и даже хорошо... Но - наоборот? Ничтожные люди, забравшие безграничную власть в свои слабенькие лапки? И разведка молчала - потому что столичному агенту все равно, как живет вот этот Мэргэн. «А местному агенту все равно, что думают в столице... Ох, тупой баран, голова что задница, можешь садиться в седло макушкой вниз, пустой ты котелок!» - Темный Властелин отвел душу, изобретательно ругая себя, а затем расслабил мышцы и мгновенно уснул - потому что долго казниться было некогда, назавтра предстояли дела.

  Сложно это - правильно смотреть на жизнь, когда все твое детство и юность вокруг нет ни единого сверстника. Те, кто старше, снисходительно посмеиваются. Те, кто младше, заняты своими детскими делами и играми, им хорошо друг с другом. Они тебя слушают, конечно. Уважают. Как же, совсем большая. Но у них свой мир. С кем поговорить по душам? Не с кем, особенно если ты сирота. С кем сравнить свои достижения? Можно - со взрослыми, не принимая их желания дать тебе фору. Можно даже обогнать их кое в чем... Почему-то, однако, душевного равновесия это не прибавляет.

  И все мужчины вокруг - либо старики, либо близкие родственники. Это начинает беспокоить, когда тебе уже целых двенадцать. То есть, ты не понимаешь, что это тебя беспокоит. Ты даже не хочешь замуж, потому что привыкла быть сама себе головой. Ты вообще пока не думаешь, что от мужчины можно чего-то хотеть. И все-таки это тебя беспокоит.

  Красивый молодой незнакомец с широкими плечами и длинными ресницами - вот хороший случай нащупать, что с ними следует делать, с этими мужчинами. Только пока как-то не получается начать нащупывать. Как-то... как-то вот не выходит. Не случается. Он, правда, похвалил однажды - отстраненно и деловито. Похвала такого могучего воина - это здорово, но... определенно, должно быть что-то другое! Только что?!

  И Туйя решила, что когда начнется, она выступит в поход вместе со всеми, рядом с ним, конечно. Там, может статься, будет случай... Она с беспокойством осознала, что тогда вокруг окажется уже много красивых молодых воинов. Но интереса почему-то не почувствовала - беспокойство вызвала лишь мысль, что настоящие багатуры могут оттеснить ее с места за его плечом. Нет! Она твердо решила этого места никому не уступать. И, может быть, в бою она первая придет на помощь. И первая... тут мечты принимали совсем неопределенную форму и столь радужную окраску, что даже в двенадцать лет и при отсутствии всякого опыта выглядели подозрительно несбыточными.

  Две армии стояли на расстоянии полуперехода друг от друга.

  Тумен, вызванный из столицы на усмирение бунта, с изумлением обнаружил перед собой также целый тумен: хорошо подготовленное ополчение - непонятно, как удалось набрать столько в этих пустынных землях. Главарь повстанцев должен был проявить необыкновенную энергию и изобретательность. Может, он раздавал большие подарки? Или обещал взять богатую добычу в бою? Но местные жители должны были знать, что в улусном центре суслик дохнет на бегу от истощения. Значит, рассчитывали дойти до столицы? Безумцы! Или... нет? Или все же дело в подарках, привезенных на чужих кораблях?

  В двух переходах к северу двигался еще один тумен правительственных войск. Но к битве он не успеет. Значит, исход ее неизвестен. У степняков мало мечей, но луки отменные, а еще - страшные боевые кнуты, а еще - злые южные кони, а главное оружие - решимость. Бунтовщиков не пощадят.

  Ходят слухи, что у них свора волкозавров, но это уж явная выдумка. Если они разбили местные сторожевые войска, то не оттого, что имеют чудесных помощников, а оттого, что сражаться умеют лучше...

  Воздух между армиями, казалось, дрожал от пронизывающих его в ту и другую сторону напряженных взглядов.

  На самом деле, конечно, он дрожал от утренних испарений. Скоро солнце высушит их, и над степью повиснет стеклянная прозрачность, страшная - потому что противник будет казаться совсем близким, рукой подать. А уж стрелой достать - как нечего делать. Ему - до тебя. А ты тут стоишь почему-то, и лука не изготовив, и командир не отдает приказа, и накар не бьет...

  И вот накар главаря начал бить... но что это? Это не сигнал к бою.

  Обе армии нетерпеливо ловят ритм и считают такты... Вызов на переговоры.

  Две группы всадников чинно сближались. Хороший тон - изобразить безмятежное спокойствие.

  Генерал презрительно прищурился: вожаки бунтарей в глухих шлемах. Прячут лица - стало быть, надеются сбежать и затеряться в случае поражения? Отлично. Трусов легко победить. Только знаменосец - совсем сопляк - с открытым лицом. Что-то косичек многовато: девчонка, что ли? Неважно. Воображает, что возраст спасет в случае чего? Как бы не так, рост выше колеса упряжки - стало быть, воин, будешь отвечать, как все.

  Впереди - собака. Громадная. Волкозавр, хе-хе... О, могой задери! Неужто в самом деле волкозавр?! К счастью, единственный, не «свора» - у страха глаза велики... Тут генерал заметил характерный рыжеватый оттенок шерсти, белый «воротничок»: редкая окраска, и принадлежит она... Зверь приближался, важно выступая впереди, а генерал не отрывал от него глаз и отвешивал челюсть все ниже, пока не поймал себя на том, что вытаращился, неприлично раскрыв рот.

  - Авиртай?!

  - Приветствую, - волкозавр степенно поклонился, как равный равному.

  - Но... э... - генерал переводил взгляд с него на подъехавших людей и обратно, - ты же не скажешь, что ты и есть предводитель войска?!

  Волчья пасть оскалилась в беззвучном смехе:

  - А забавно, если б ты поверил, Иринчар! Надо было заставить тебя поверить! Нет. Не я, - и зверь улегся на землю, устроив морду на лапах.

  - Я предводитель, - один из всадников отдал небрежный салют правой рукой с зажатой в кулаке, согласно этикету, стрелой-свистункой. С фигурным, дорогим наконечником - значит, не простой бродяга, кто-то из нэенов, и небедных. И меч отличный. Хотя прочее вооружение простое... Голос из-под шлема звучал глухо, но в то же время был похож на чей-то хорошо знакомый. Генерал свел брови, мучительно копаясь в воспоминаниях.

  - Я предлагаю побеседовать один на один, - главарь отстегнул меч и протянул ближкему из своих стременных - а может, просто босяков, вызвавшихся исполнить эту роль.

  Босяк, впрочем, производил впечатление опытного вояки, и генерал не позволял себе слишком пренебрежительно думать о противостоящей армии. Нельзя расслабляться. Он поспешно откликнулся:

  - Я готов!

  Слишком поспешно. Сопровождающие главаря явственно переглянулись, а сопляк-знаменосец отчаянно вскрикнул:

  - Нет, нэен!

  Точно, девчонка. Еще и влюбленная - по лицу видно. Но не дура, однако...

  Нэен сделал успокаивающий жест, кивнул генералу и тронул коня.

  Оба вождя отъехали, остановившись за пределами слышимости. Развернулись лицом друг к другу. Съехались ближе, почти на расстояние вытянутой руки. Почти.

  Кони у обоих были настоящие боевые - повинуясь хозяевам, стояли, как вкопанные.

  Повисла пауза, в течение которой генерал преодолевал навязчивое побуждение нервно ощупать скрытый кинжал. Если уж пускать в ход - то не предваряя это жестами, глупо выдающими намерения. Но он был совсем не уверен, что готов пустить его в ход. На самом деле, он даже не имел таких планов, разве что самые смутные - на грани «все может быть». И прямо сейчас в нем боролись многочисленные «за» и «против».

  Это - предать доверие. Хуже того - это преступить закон, освященный традицией. Но это, может быть, выигрыш битвы одним махом, без многих смертей: без предводителя бунтовщики разбегутся. Не Авиртай же их поведет, в самом деле! Более того, это, может быть, выигрыш большой и тяжелой войны, которой тогда просто не будет. Но... перед ним не сосунок и не столичный хлыщ. Воин, и движения выдают сноровку. Как бы у него не было тоже что-то припрятано... чья еще возьмет? И почему такой знакомый голос? Или кажется?

  Пауза слишком затянулась, но главаря это, кажется, не заботило. Он рассматривал генерала в узкую прорезь - тот чувствовал взгляд и с трудом заставлял себя не ерзать в седле.

  Потом незнакомец медленно поднял руку и расстегнул шлем.

  - Иринчар. У нас есть три выхода.

  Генерал испустил сквозь сжатые зубы какой-то звук, который можно было бы назвать писком, если бы он не был произведен густым басом. И заткнулся, боясь издать что-нибудь еще более несуразное.

  - Первый. Ты забываешь, кто я - в конце концов, я ныне никто. Ты обязан меня наказать за бунт, как любого.

  Генерал, услышав это, судорожно стиснул челюсти, но глаза его расширились так, что почти перестали быть узкими.

  - Второй. Переговоры - далее ты позволяешь народу создать совет самоуправления. И это было бы правильно, потому что... О, я могу тебе позже живописать особенности окраинного бытия. Сейчас имей в виду лишь то, что просачивание «летучих бригад» дургаев в степь, оказывается, происходит не только с имперского государственного одобрения, но и финансируется имперскими деньгами.

  Генерал устал изумляться и внезапно успокоился. Может быть, потому, что предательство и казнокрадство - вещи достаточно понятные, за них можно зацепиться и удержать переворачивающуюся вверх дном картину мироздания.

  - Так вот: это правильный выход. Но тяжелый. Думаю, все окраинные улусы поднимутся, если дойдет весть... Это не случайный прорыв врага, это моя ошибка, Иринчар. Не сомневаюсь, что то же самое - везде. И буде найдется желающий пробить брешь в западной или северо-восточной границе... - Темный Властелин, не договорив, сокрушенно покачал головой. - А самоуправление, Иринчар, это еще неизвестно, что такое будет. Это иногда - хаос. Иногда - хуже бунта. Поначалу. Потом появляются традиции, умение, устойчивость. Но возможно, у нас не будет времени ждать и строить по камушку.

  - Какой же третий выход? - генерал наконец обрел голос и сумел задать вопрос довольно твердо.

  - Ничего не менять. Здесь - ввести военное управление, бунтовщиков амнистировать на условиях вступления в регулярные части... Принять не всех, даже большинство не принять, под предлогом непригодности - а то скотину некому будет пасти... но об этом громко не объявлять. Предателей и лазутчиков выловить втихую. Тушмэлов с липкими ладошками отправить на заслуженный отдых, благо, немолоды. В других улусах советую ничего не трогать. Не тронь навозную кучу - не завоняет. Ну, про усиление границ сам знаешь...

  Генерал медленно, молча переварил услышанное. Вытер лоб рукавом, приподняв шлем.

  - Но... что ты посоветуешь мне, дээд?

  - Ничего. Это твое решение.

  - Однако, что лучше? Как справиться?

  - Я не буду давать советов, - повторил Темный Властелин. - Я... не знаю. Пока - не знаю... Иринчар, никто в известной мне истории мира еще не нашел ответа, как с этим справиться. Так устроена жизнь - вот что говорят любые мудрецы. Я думаю, что я найду решение. Со временем. С очень долгим временем. Но найду - иначе зачем мне бесконечная жизнь?

  Генерал поискал, на что опереться. Собрался с мыслями.

  - А сейчас, дээд? Как ты сейчас...?

  - А что - я? Сейчас меня это не касается. Меня, можно сказать, больше нет. Я - Мянгэ, обычный нэен. Я пошел против закона. Я объединил людей - они мне верят. С ними и останусь, что бы ты ни решил.

  - Дээд... О, великое небо, ну подумай же, дээд... - почти простонал генерал, - что ты, великий, будешь строить из себя «простого нэена»? Это - как стрелять из баллисты по зайцам. Да еще верить, что можно попасть в глаз, не попортив шкурку. Посмотри, дээд, ты не пробыл в этой глуши и пары месяцев, а уже весь улус поставил хвостом к небу. Ты, дээд - огромная мощь. Но какой из всего этого толк? Перепуганные наемники, рассказывающие об «огромном летающем багатуре» и «жуткой стае чудовищ», кочующих в окрестных степях? Несколько расплющенных в мясную лепешку разбойников? Загубленная кормушка кучки вороватых тушмэлов? Толпа скотоводов, сорванная с мест и бросившая стада на произвол судьбы? Это если «все оставить как есть»... А я - не ты, дээд, и Совет - тоже не ты. Если ты не знаешь решения, что смогут другие? О-о-о, могой... без тебя все выйдет, «как всегда», дээд! Пока ты будешь тут воодушевлять голытьбу, там дураки... нет! не дураки, а обычные люди, вроде меня... загубят все, что можно, к подземным луу. Вернись!

  - Иринчар... Ты слишал, как меня зовут... там? - Темный Властелин мотнул головой в направлении запада.

  - «Темный Властелин»? Это глупые невежды, дээд, что взять с бледнолицых. Они мерзнут зимой, потому что не могут догадаться заткнуть щели в своих замках из плохо пригнанных булыжников, они ложатся с закатом, потому что не умеют как следует осветить своих жилищ, они выливают нечистоты прямо под собственные двери и потом вымирают от заразы, потому что ленятся вырыть выгребную яму, они не умеют читать и писать, кроме некоторых, сильно кичащихся, что способны разобрать указ их короля длиной в целых пять строк, и то по складам - а еще они называют тебя «Темным Властелином».

  - Иринчар, эти «глупые невежды» - девять из десяти частей мира, - Темный Властелин помолчал. - Я стал символом их страха. Им кажется, что моя тень цепляет небо макушкой, что я и моя страна - одно. Я не хочу, чтоб моя страна была жупелом для мира. Я не вернусь. Пока есть страх - понимания не будет, Иринчар. Я раньше думал, страх удержит их от войны. Теперь понял - нет. Он разросся так, что стал своей противоположностью. Их отвага происходит оттого, что они верят: не уничтожат нас - умрут сами.

  - Дээд! Лучшая защита - нападение, не так ли? Завоюем их, они - неумелые воины... Ведь мы сумеем, дээд!

  - Сумеем... Завоюем... И перестанем существовать, Иринчар. Это участь завоевателей - они превращаются в нечто другое. Бывает, что много худшее. Завоевав «глупых невежд», сами глупеют... Я не хочу этого, Иринчар! Я не хочу терять... нас - таких, как мы есть.

  - Что же делать?

  - Решения этой задачи тоже никто не нашел, - Темный Властелин поднял лицо к наливающемуся полуденной белизной небу, бессильно отпустив поводья. - Когда-нибудь... может быть... я справлюсь. Не теперь. Теперь я - только здесь.

  Генерал в отчаянии издал стон и схватился заголову так, как будто был тяжко ранен.

  И тут же дернулся в испуге, оглянулся, замахал руками - всадникам, с обоих сторон рванувшимся на помощь своим предводителям: со стороны показалось, что между ними произошло что-то ужасное, по крайней мере один кто-нибудь смертельно изувечен, а то и оба.

  Отряды не сразу сумели остановиться, поняв, что ошиблись. А девчонка-знаменосец так и доскакала в панике до своего обожаемого нэена - ему пришлось, наклонившись с седла, поймать поводья ее лошади и притянуть к себе. Она с ходу ткнулась лицом ему в плечо, на мгновение вцепилась ручонками, чуть не уронив знамя, прижалась, всхлипнула - и опомнилась.

  Только Авиртай взирал на происходящее, вальяжно развалившись на том же самом месте, где улегся в самом начале: он-то отлично слышал весь разговор. А если бы и не слышал - он верил в друга.

  - Перемирие! - объявили обеим армиям.

  Генерал, собрав десятку высших офицеров, сказал: открылись новые обстоятельства. Бунтовщики оказались не совсем бунтовщиками, а скорее ополчением, бдительно вставшим на защиту границ. Но поскольку действовали они против закона, то он не знает, что теперь делать, и это дело не армии, а, соответственно, законников. И послал птичьей почтой в столицу запрос на оных специалистов, самых лучших, разумеется. А совсем тихо, шепотом, позвал свой штаб в дальний шатер: потому что законники - знание, а армия - сила... И что-то делать все-таки надо было.

  А Темный Властелин на своей стороне собрал курултай и сказал, что дело может кончиться хорошо, однако надо быть готовыми ко всему. И люди прекрасно поняли - потому что только так и устроена жизнь.