Ta что летает
№97 "Это вестерн. Такая смешная игра для мужчины"

 ЭТО ВЕСТЕРН. ТАКАЯ СМЕШНАЯ ИГРА ДЛЯ МУЖЧИНЫ

 Рыжий патлатый мужчина лет тридцати смотрел на меня с таким удивлением, будто увидел перед собой инопланетянина. Впрочем, и я тоже отвечал ему взаимностью. Удивляться было чему. Судя по всему, мы находились где-то на Диком Западе. На это намекала окружающая прерия с редкими кактусами и два красавца – мустанга, терпеливо ждущие нас с патлатым. И экипированы мы были соответствующе: кожаные штаны, шляпы. То есть шляпа красовалась на моей голове, у патлатого она болталась за спиной на тесемке. Зато в заднем кармане у моего спутника мерцал вороненой сталью кольт.

 Я инстинктивно сунул руку за пазуху и ощутил холодящее прикосновение оружия. Стало сразу спокойнее. Осмотрев себя еще раз внимательно, я обнаружил также ковбойские сапоги со шпорами, нож за голенищем, еще один кольт поменьше в заднем кармане и яркий щегольской платок на шее. Типичный голливудский ковбой.

 Я смачно выругался. Мой спутник вздрогнул и робко спросил:

 - Извините, вы не знаете где здесь ближайший город?

 - Город? - я залился смехом. - А ты приятель тоже, видать, попал... - я продолжал истерично ржать.

 Естественная реакция человека, который пять минут назад сидел в офисе, готовя отчет и ожидая кофе, за которым послал секретаршу. А вот теперь пытается не показать рыжему свой панический страх.

 - Ладно, э... как тебя зовут-то?

 - Меня? - патлатый заморгал близоруко. - Ну... пусть будет Джо.

 - А что? Правильно! - я прикинул в уме как можно переделать имя Валерий на западный манер. - Тогда я - Ларри!

 Рыжий Джо пожал мне руку и посмотрел грустно, как бы спрашивая, что нам теперь делать.

 Он явно видел во мне лидера. Нужно было оправдывать доверие.

 - Понимаешь, Джо. Прежде всего, нам надо добраться до какого-либо жилья, а там уже по ситуации. Мы ведь даже не знаем точно, где находимся.

 Я осторожно потрепал по холке одного из мустангов. Лошади были моей слабостью и страстью. Мастер конного спорта, более десяти кубков на престижных соревнованиях, потом травма колена и все мечты о Грэнд Нэшнл накрылись медным тазом.

 Не помогала ни отличная работа, ни престижная должность. Я бредил лошадьми, и все свободное время проводил в конных клубах. А потом встретил единомышленников и друзей, мы нашли спонсоров и открыли...

 Впрочем, незачем сейчас об этом. Мустанг смотрел умным взглядом, как будто знал меня сто лет.

 О, а ведь это идея! Значит, он должен помнить дорогу до ближайшего населенного пункта. Надо просто довериться лошадям.

 Не менее часа ушло, чтобы усадить Джо на мустанга. На наше счастье лошади оказались оседланы и дружелюбны. Но Джо ужасно их боялся, и первые несколько миль мы ехали рядом. Я контролировал одной рукой поводья второго мустанга, пока мой рыжий спутник немного не освоился. Страшно хотелось пить. Солнце стояло в зените. Прерия негостеприимно встречала чужаков.

 - Ларри! Мать твою! Где тебя носит! - кинулся ко мне из-за стойки толстый и усатый хозяин. Мы с Джо только что добрались до какого-то городка и зашли в салун с единственной мыслью напиться. Жажда не давала нам покоя.

 - Странно, - мелькнуло в моем обезвоженном мозгу, - с каких пор я так хорошо понимаю по-английски? Но сил на обдумывание этой мысли не было. Я только понял, что этот человек хорошо меня знает. Этим надо воспользоваться. Вот только как его зовут? И как не выдать себя?

 Сделав знак Джо молчать, я разразился трехэтажным матом.

 Как я и ожидал, меня прекрасно поняли.

 - Ладно, старина, ладно. Я ведь знаю, если ты обещал, то слово держишь! Вот и Барбара так говорит, - хозяин подмигнул мне и громко загоготал.

 Я тоже заржал от своей находчивости и от смутного ощущения, что из одной ловушки угодил прямиком в другую.

 - Толстый Гарри всегда тебе рад, знаешь ведь, стервец, - похлопал меня по плечу собеседник. И словно спохватившись, стукнул себя по лбу:

 - Что будут пить, мистеры?

 Через пару минут мы сидели за столиком, ели омлет с беконом, запивали пивом и были безмерно счастливы. Особенно я. Поскольку теперь знал, что разговорчивого хозяина звать Гарри, что я его хороший друг.

 Настолько хороший, что платить по счету мне не нужно. Гарри записывает все в своей книге, а когда я получаю расчет после перегона, то сразу возвращаю долги. А поскольку до ближайшего перегона неделя, то и рассчитаюсь я с ним, как вернусь.

 И вообще, оказывается я самый, что ни на есть ковбой, перегоняю стада коров из Техаса на север. А в лошадях разбираюсь как никто в округе - вот и пообещал дочке Гарри, Барбаре, подобрать ей лучшего мустанга, да и исчез вместе со своим напарником, Рыжим Джо.

 Чего он мне сдался, только. Никчемный человек, хилый, в седле держится плохо, стреляет еще хуже, виски не пьет совсем. И потом рыжий, как огонь, а ведь известно: рыжий - цвет дьявола. Гарри перекрестился. Последнюю часть своей тирады он выдал шепотом, когда Джо вышел в уборную.

 Пока я пил пиво и глубокомысленно молчал, дверь салуна распахнулась, и на пороге появилась девушка. Все ковбои, кто еще в состоянии был сидеть, немедленно обернулись в ее сторону, и по залу пронесся возглас одобрения и восхищения одновременно. Некоторые, особенно галантные, вскочили, предлагая девушке, место за своим столиком, но она гордо прошла мимо.

 - Привет, папа. Ларри, рада тебя видеть! - сказала незнакомка, и я понял, что это та самая Барбара и есть.

 - Садись, садись, дочка, - засуетился Гарри, подставляя девушке стул. - Отдохни немного, поболтай с Ларри, кухня подождет.

 Через минуту толстяк уже хвастался, какая Барбара отличная помощница, как хорошо готовит и повар-мексиканец без нее, как без рук. Я начинал понимать, что Гарри очень хочет сосватать дочку, да и она, судя по всему, не против.

 Только этого мне и не хватало. Я украдкой разглядывал девушку: среднего роста, крепкая, немного коренастая, но сложена хорошо. Стройные бедра обтянуты джинсами, на ногах ковбойские сапожки, только поизящнее. Очень светлые, выгоревшие на солнце волосы, но все равно густые и блестящие, большие серые глаза. Барбара была очень миловидна. А трогательные веснушки на скулах делали ее какой-то домашней и беззащитной. Женщина - ребенок. Короче, Барбара мне понравилась.

 От сытости и пива я расслабился, и мне совершенно расхотелось думать, что нам делать в чужой стране и эпохе, как вернуться домой. Единственно, надо было выяснить, где нам заночевать.

 Изобразив из себя очень пьяного (в полумраке салуна Гарри не мог видеть, что я не пью виски, а выливаю его под столик), я заплетающимся языком выдал:

 - Гарри, вот ты скажи мне...- я икнул, - где тут можно найти недорогой ночлег и чтобы в долг. Денег у меня ...- я вывернул карманы штанов, демонстрируя свою несостоятельность.

 Барбара звонко засмеялась. Толстяк тоже расхохотался так, как будто я очень удачно пошутил.

  - Зачем же, Ларри? - она продолжала смеяться, качая укоризненно симпатичной головкой.

 - Ну тебя и развезло, дружище. Имя свое хоть помнишь?

 - По...ммм...ню, конечно. Ла...ла...рри, - я усердно играл роль.

 - Ну и славно. Хватит тебе пить. Сейчас тебя Барбара проводит домой. К моей сестре Рябой Мэгги, ты же у нее комнату снимаешь. Не помнишь? Совсем? - усы толстяка снова подпрыгнули вверх в приступе смеха.

 Когда вернулся Джо, мы раскланялись и в сопровождении Барбары отправились к Мэгги. Комната оказалась вполне приличной. Рябая Мэгги, женщина лет пятидесяти, лишних вопросов не задавала. Барбара помогла нам привязать лошадей, и даже, прощаясь со мной во дворе, чмокнула в щеку.

 Час от часу не легче. Как бы еще выяснить насколько далеко зашли наши отношения? Впрочем, на сегодня достаточно. Я заснул тотчас же, как только моя голова коснулась подушки.

 “Конноспортивный клуб "Звездный дождь", если точнее конно-терапевтический, находился в черте города возле кольцевой дороги.

  Большая территория, прекрасный парк, удобное расположение рядом с метро делали его лакомым кусочком для новых бизнесменов. Мы постоянно получали заманчивые предложения продать свои права на аренду. В конце концов, для детей - инвалидов можно найти и другое место поскромнее.

 Я всегда после таких слов отпускал поводья своей речи и подробно инструктировал собеседника, куда ему скакать.

 Конечно, не будь у нас надежной поддержки в мэрии и хороших спонсоров, все мои слова были бы просто пустым звуком. Но нам повезло. Клуб развивался, число лошадей утроилось. И те времена, когда мы с Максом работали одновременно и конюхами, и ветеринарами, и инструкторами давно прошли. Мы с другом занимались теперь только иппотерапией.

  Работа тяжелая, ответственная - следить за безопасностью, за тем, чтобы детишки правильно держались в седле, за лошадьми, чтобы не испугали, не понесли, не дай бог. Но зато, когда я видел, каким восторгом светятся глаза тяжело больных детей - инвалидов, как они радуются, когда я поднимаю их с колясок и сажаю в седло...

 А пять лет назад я лежал на продавленной койке в палате и смотрел, как за окном шел снег. Жить не хотелось. Мне только что сказали, что ходить я буду и даже на лошадь сесть смогу, но о спорте могу забыть. Травмированное колено перегрузок не выдержит.

 Седой, невысокого роста человечек с необычайно живыми и молодыми глазами присел на мою койку, отчего та жалобно застонала.

 Ему как-то легко удалось разговорить меня - через пять минут я выложил о себе все, включая суицидальные мысли.

 Только потом я понял, что это профессиональное. Человечек оказался невропатологом, профессором, который давно занимался вопросом реабилитации детей - инвалидов. От него я и узнал впервые о методе лечения верховой ездой - иппотерапии.

 Все оставшееся время в больнице я провел в беседах с Сергеем Ивановичем, быстро идя на поправку. Профессор сетовал, что в городе не существует ни одного конноспортивного клуба, на базе которого можно было бы осуществить занятия с детьми - инвалидами. Сложное это дело, хлопотное и чисто благотворительное.

 Через три недели меня выписали из больницы здорового, но заболевшего мечтой о иппотерапии.

 Несколько месяцев мы с Максом обивали пороги учреждений, проявляли чудеса красноречия, уговаривая спонсоров, и искали помещение под будущий клуб.

 Все свободное от основной работы время и личные средства шли на приближение цели.

 И мечта осуществилась. Помещение нашлось - заброшенный пустырь на кольцевой дороге, принадлежавший раньше какому - то интернату. Полгода ушло на строительство конюшни, дорожек, озеленение.

 Нашлись еще единомышленники и энтузиасты, с которыми мы вместе сажали деревья, ухаживали за лошадьми. Пока их было у нас всего две: Ворон и Метелица.

 Через полгода я нашел Сергея Ивановича и пригласил его к нам. До сих пор помню, как он смотрел на меня - как на доброго волшебника.

 И понеслось“.

 Джо слушал меня внимательно, вставляя редкие реплики. Он оказался хорошим парнем, молчаливым, правда, и замкнутым. О себе ничего не рассказывал, откуда, чем занимается. Единственно, сообщил, что пишет стихи. Меня это очень обрадовало, я ведь и сам немного баловался рифмоплетством. Мы беседовали с Джо о поэзии, он читал свои стихи, я свои. Его стихи казались мне смутно знакомыми. Но слишком сложными, пожалуй.

 - Вот послушай, что мне пришло в голову сегодня:

 Это вестерн. Такая смешная игра для мужчины.

 Я стреляю с двух рук, я шучу и курю сигареты.

 Современные дамы боятся трехдневной щетины...

 - Неплохо, - улыбнулся Джо, - а дальше?

 - Дальше пока не придумалось. Ладно, давай еще круг!

 Я тренировал Джо ездить верхом, через пару дней предстоял перегон, не идти в который мы не могли. Испытание даже для меня, а что говорить о новичке, который и на лошади держаться не умеет. Я, конечно, понимал, что мы сильно рискуем, но выхода не было.

 Перегон... Почему-то ни в одном вестерне, который я видел в кино, никогда не показывали эту часть жизни ковбоя правдиво. Впрочем, оно и понятно. Грязная, невыносимо тяжелая работа. Отряд небритых, потных, плохо пахнущих мужчин, обозленных отсутствием выпивки, однообразной едой и палящим солнцем. И куда ни глянешь, везде только коровы, лошади и раскаленная пыльная прерия.

 Да еще, следующий за нами фургон с чаком (водой и припасами) - наше основное богатство, в котором дремлет измученный Альваро - повар-мексиканец.

  Мы гнали стадо знаменитых техасских “лонгхорнов” на продажу в Сиделию.

 На наше счастье этот перегон считался легким и коротким. Другой, боюсь, мы, вряд ли выдержали бы и наверняка выдали себя. Ведь я-то считался крутым парнем, на счету которого были и не такие перегоны.

 А про Джо ходила слава слабака и хлюпика, так что его страданиям никто не удивлялся. Досталось моему другу сильно. Несмотря на самое лучшее седло, которое я только смог найти перед перегоном, из очень мягкой кожи (я сам проверил все швы на прочность и мягкость), Джо на вторые же сутки натер себе жуткие мозоли на внутренней поверхности бедер. На третьи - волдыри вскрылись и начали кровоточить.

 На беднягу было жалко смотреть. Он ужасно страдал. А остальные парни только сплевывали сквозь зубы и матерились, глядя на него. Конечно, ведь им приходилось выполнять работу Джо. А во время перегона каждый человек на счету.

 И хотя я старался работать за двоих, но все равно недовольство росло. Не знаю, чем бы все это закончилось, если бы не чернокожий Нэйл. То ли из чувства солидарности с изгоем, то ли просто по доброте душевной, но Нэйл срезал несколько мясистых листов с гигантского растения похожего на алоэ, которое то и дело попадалась нам в пути, и протянул мне.

 Вечером на привале мы вместе с ним выдавили из растения кашицу и приложили к ранам Джо. Уже утром Джо стало легче. А через несколько дней лечения раны полностью затянулись, и мой друг сразу повеселел и включился в работу.

 От недостатка выпивки (на перегоне действовал сухой закон) мы не страдали, а вот что действительно причиняло мучения - это отсутствие возможности помыться. Все-таки душ с горячей водой - великое изобретение человечества.

 Попавшееся по дороге озерцо стало, поистине, даром небес. Не помню такой радости от купания за всю свою жизнь. Но вообще-то, человек привыкает ко всему. Через три недели мы тоже почти освоились и стали жить, не загадывая вперед, просто радуясь, что еще один тяжелый день подошел к концу.

 И стоит только палящему светилу скрыться за горизонтом, наступит привал и отдых до самого рассвета.

 Правда, ночью тоже подстерегали свои опасности - змеи. Чтобы их отгонять, требовалось поддерживать огонь в костре до самого утра. Но еще большую опасность представляли люди - бывалые рассказывали о бандах промышляющих воровством скота. Подкрасться ночью, и перестреляв сонных ковбоев, угнать скот было не слишком трудно.

 Поэтому и дежурили мы по двое, охраняя лагерь, сменяясь, каждые два часа.

 Нам с Джо даже нравились эти дежурства, потому, что мы могли расслабиться и перестать играть свои роли. Говорить о чем душа пожелает и читать стихи, не опасаясь, что нас кто-то услышит.

 “Сначала было трудно. Денег не хватало - дорогое это дело содержать лошадей. Работали за всех: и конюхами, и малярами - штукатурами. И детишкам на первых порах очень боялись вред причинить.

 Зато, когда первый успех пришел...

 Никогда не забуду, как девочку к нам привели лет шести, Марусю. Рыженькая такая, вся в кудряшках – ангел, да и только. А глаза пустые. Не говорит девочка, не смотрит ни на кого, ходит еле-еле - аутизм.

 Сердце у меня сжалось. Посадил я ее на Метелицу – красота! Метелица - кобыла белая, только звездочка черная на лбу. А сверху в седле Маруся рыженькая сидит. Думал, испугается, заплачет, страх в глазах появится - нет, ничего.

  Три раза в неделю, в любую погоду, восемь долгих месяцев мы с Марусей занимались. Я ей и про Метелицу рассказывал, и песенки пел, и стишки декламировал. В седле девочка научилась держаться, как будто родилась в нем.

  А вот ни звука, не говорит и все тут.

 А потом заболела Метелица. Привели Марусю, как всегда. Я ее на Ворона сажаю. Смотрю, сжалась вся и не хочет ни за что, не нравится ей Ворон. Я обрадовался, еле улыбку сдержал. Ну, наконец-то хоть какая-то реакция есть, человеческая. А Маруся вдруг руку протянула ко мне, дергает за рукав и смотрит, как будто спрашивает что.

 Я понял, конечно, сразу.

 Объяснять стал, что болеет Метелица, плохо ей, не может пока заниматься. А сам спрашиваю Марусю, хочешь, мы с тобой навестим больную? Маруся в меня вцепилась и головой кивает. А взгляд горит!

 Мама Марусина остолбенела на месте. Пошли мы все втроем в конюшню. Лежит Метелица, бедная, а Марусю увидела, даже привстать попыталась, узнала, обрадовалась.

 А Маруся к ней подскочила, вцепилась в гриву и гладит, гладит. У меня комок в горле и в глазах защипало. А девочка на меня посмотрела и сказала громко так:

 - М-мм... м-м-м...

 Это она, видно, Метелицу по имени хотела назвать. С мамой Марусиной тут истерика случилась. Весь наш персонал сбежался. Но с того дня заговорила Маруся, плохо, невнятно, но заговорила.

 И Метелица сразу на поправку пошла.

 Теперь Марусе уже двенадцать, она давно говорит и в школе учится самой обычной, и в конноспортивной секции занимается. А к нам все равно раз в месяц обязательно заглядывает любимицу свою проведать.

 У нас много потом таких случаев было, и после травм дети поправлялись и даже с церебральным параличом, но я эту историю на всю жизнь запомнил.

 Вот тебе и животные. Люди вылечить не смогли, а лошадь... Самые умные и благородные животные для меня лошади и дельфины. Дельфины тоже людей лечат, не хуже. Если бы я не в столице жил, а где-нибудь в глуши, у моря, то, наверное, тогда дельфинами бредил.

 Такой я странный...

 Джо улыбнулся, и мечтательно глядя на звездное небо над прерией, прочитал:

 - Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря...

 - Во во, - я кивнул, - кстати очень хорошо, твое?

 Джо не отвечал, задумавшись о чем-то, и я продолжил:

 - Понимаешь, оно, конечно и приятнее и спокойнее так. Жить себе, размышляя философски, о высоком. Но я ведь родился в мегаполисе, да еще время такое неспокойное, бурное.

  Если не хочешь стать равнодушным наблюдателем и жертвой, если хочешь защитить то, что тебе дорого - действовать надо!

 - И что же дальше было? - Джо поворошил угли в костре, отчего язычки пламени заплясали сальсу.

 “Даже не знаю, когда все началось рушиться...

  Как обычно, поступило предложение, выгодное. Английский клуб решили “новые русские” открыть. Даже инструкторами нас взять пообещали: богатых отпрысков верховой езде учить. Зарплату посулили баснословную.

 Я, конечно, как всегда объяснил, что и как. Но то ли у них связи оказались посильнее, то ли денег побольше. Неприятности посыпались. То проверка из министерства здравоохранения нагрянет, то ветеринарная служба. То ревизия - отчитайтесь, как и на что деньги спонсоров потратили.

 Уставать стали люди. Ведь работали все за символическую плату. Сначала одна за другой ушли две женщины - инструкторы. Потом бухгалтер Нина Леонидовна. Долго оправдывалась, но сказала честно: “Ребята, мне угрожают. А у меня две дочки - студентки. Вечерницы. Ночью поздно с занятий возвращаются. Если что случится с ними - я себе не прощу”.

 Мы с Максом холостяки - нас голыми руками не возьмешь. И работы не боимся. Да вот только, когда они на Сергея Ивановича наехали, совсем худо стало. С инфарктом слег старичок. Правда, от нас не отказался все равно. Как, говорит, поправлюсь, так сразу вернусь. Да только нам самим совестно - старенький он уже, легкая добыча для подонков.

 И остались мы втроем - я, Макс, да конюх наш, Петрович. Крепкий мужик - одиночка и детишек обожает, а вот богатеев этих новоявленных терпеть не может.

 Держимся пока, но я стал надежду терять. Никому не говорил еще, но, видать, на спонсоров наших тоже надавили. Один - срочно уехал отдыхать, забыв взнос ежемесячный сделать. И секретарша понятия не имеет, когда он вернется. А второй - глаза прятал, и все про мировой кризис мне рассказывал. Мол, подождите немного, и все наладится.

 А куда мы без спонсоров? Можно, конечно, опять начать бегать и пожертвования собирать. Вот только зачем? Разве мы сможем втроем устоять?

 Напился я вечером сильно, в первый раз, пожалуй. Утром на работу шел еле - еле. В переходе на лотке книжном увидел томик Бродского. Раньше его почти не читал. Купил. Думаю, на работе посмотрю, может, успокоюсь, отвлекусь немного. Куда там. Работать не мог. Голова болела жутко. Открыл книгу, почитал. Чувствую, плохо мне. От мыслей своих отвлечься не могу, злость во мне кипит. Секретарше нагрубил.

  Потом в зеркало глянул на себя - ужас! Рожа красная, глаза блестят. Потрогал лоб, а он горит весь. Секретарша прибежала, градусник нашла где-то. Померил температуру – оба на, 39 и 7. Только этого не хватало. Меня, конечно, сразу домой отвезли. Максу я позвонил, что не приду ни сегодня, ни завтра, наверное. Температура у меня. Лег в постель, зубы стучат, холодно. В голове строчки какие-то прыгают, стихи, значит. И плывет все…”

 Что это? Кто-то стучит в дверь, громко так. Где я? Вскакиваю с кровати, руку в карман. Кольт на месте. Холодная сталь сразу успокаивает и прочищает мозги. Начинаю вспоминать.

 Неделю назад мы вернулись из Сиделии. Перегон закончился, хозяин заплатил обещанное, и мы с Джо почувствовали себя богачами.

 Денег должно было хватить даже на покупку крошечного ранчо, о котором я стал задумываться с недавних пор. С лошадьми я управляться умел, да и Джо многому научился за это время. Я даже стал помышлять о том чтобы посвататься к Барбаре - девушка мне нравилась все больше и больше, да и без женщины на ранчо туго. А еще я порой видел во сне рыженькую девочку в кудряшках с серыми глазами, как у Барбары и веснушками на скулах. Девочка скакала на лошади и звонко смеялась.

 Кто же так стучит? Джо на цыпочках проскальзывает к входной двери с револьвером и встает за ней. А я дергаю ее на себя одной рукой, наставляя револьвер на ночного гостя. Барбара? Что она делает тут?

 Девушка полуодета, сиреневый газовый шарфик еле прикрывает грудь, глаза от страха еще больше обычного. Сбивчиво, задыхаясь, она рассказывает.

 Шериф округа с компанией пяти головорезов ищут Джо. Вчера в салуне соседнего Пайнтед - Рока, Джо, якобы, поссорился с молодым Томом Уэстом. Ушел в ярости, хлопнув дверью. А когда Том вышел пьяный, Джо выстрелил ему в спину три раза и ускакал.

 - Бред какой-то! Джо?! Да мы с Джо весь вечер вчера были вместе, ездили смотреть на ранчо в Огаро.

 - Конечно, я не верю ни одному слову этого негодяя, - глаза Барбары горели негодованием, - но шериф нашел свидетелей, утверждающих, что видели, как стрелял “рыжий дьявол” и опознали лошадь Джо.

 Я начинал немного понимать ситуацию. Кто-то явно сводил счеты с моим другом. Рыжих в округе больше не было, кроме Малыша Сида. Но тому уже под пятьдесят и ростом Сид чуть ли ни на фут меньше Джо – так что спутать их никак нельзя.

 А вот про шерифа ходила очень дурная слава. Жестокий самодур, скорый на расправу и признающий только те законы, которые ему выгодны. Старина Уэст приходился шерифу дальним родственником, а убитый Том был единственным сыном богатого ранчеро.

 На защиту закона рассчитывать не приходилось. Джо повесят на первой же березе - я это понимал.

 - Вам надо бежать, - Барбару била нервная дрожь, - отец подпоит шерифа и задержит их немного, но времени нет совсем. Идемте, скорее я покажу вам другой выезд из города. Надо ехать к Соленому озеру, за ним открывается ущелье и там легко спрятаться.

 На окраине мы наспех попрощались - я впервые поцеловал девушку по-настоящему, и у меня отчего-то защемило в груди. Впрочем, времени на нежности не оставалось. Мы поскакали навстречу неизвестности.

 Это вестерн. Дорога до дома уже Одиссея.

 Десять долларов, шляпа и кольт – больше мне и не надо.

 Я не стану брюзгой, я не высохну, не постарею –

 За меня объявили награду.

 В самое неподходящее время на меня вдруг накатывало вдохновение. Вот и сейчас, когда ветер свистит в ушах и пыль забивается в нос, о чем я думаю? Поэт, блин!

 Мы скакали уже часа два, наверное, и, судя по всему, озеро, где-то рядом, а там и до ущелья рукой подать. Удивительно, но погони за нами не было. Может, старина Гарри споил их намертво?

 Я с удовольствием отметил, как Джо классно держится в седле - мои уроки не прошли даром. Правда стреляет он гораздо хуже меня. Я научился разным ковбойским приемам быстро. И мог стрелять одинаково хорошо обеими руками, держа спусковой курок нажатым и двигая одним пальцем только барабан.

 Будем надеяться, что нам удастся спрятаться раньше чем...

 Пуля просвистела у меня над самым ухом и сорвала шляпу. Вторая расплющилась о камень в ярде от Джо. Мы с Джо почти одновременно соскользнули с седел в пыль и поползли, ища укрытие. Что это? На вершине холма прямо перед нами стоял маленький отряд - шериф со своими головорезами и палил по движущимся мишеням. Черт!

 Как они туда попали - видно есть другая дорога.

 Хитрый лис обошел нас!

 Прикрывая голову руками, глотая пыль, нам удалось отползти и спрятаться за группой валунов, но что делать дальше? Нас двое против шестерых. Не говоря уже о том, что у них не только револьверы, но и карабины, и винчестеры и стреляют они гораздо лучше.

 Отряд спустился с вершины холма и стал приближаться к нам. Расстояние сокращалось. Пусть подойдут поближе и тогда можно попробовать нейтрализовать их. Я успокаивал себя и Джо, понимая, конечно, что нам не выиграть этот бой.

 Джо молчал и делал вид, что верит мне.

 И тут вдруг на холме появился еще один всадник. Всадник мчался во весь опор, стрелял в воздух, пытаясь привлечь к себе внимание, и размахивал каким-то платком. Отряд остановился на месте, развернулся в сторону холма. Мужчины вскинули винчестеры и прицелились в человека с платком.

 Я осторожно выглянул из-за валуна, и сердце у меня оборвалось. Даже издалека я узнал сиреневый шарфик Барбары. Она что с ума сошла? Зачем она здесь?!

 Девушка приближалась, уже стали заметны развевающиеся на ветру очень светлые волосы.

 И тут раздался выстрел. Он был настолько громким, что у меня заложило уши. Лошади заржали, встали на дыбы, а потом наступила тишина. Оглушительная тишина. И в этой тишине я услышал только, как у меня в голове стучит кровь, в бешеном ритме “кантри”.

 Нет - нет - нет!

 На белой рубашке девушки, на три дюйма ниже левой ключицы расплывалось красное пятнышко. Оно становилось все больше, больше. Шарфик выпал из ее руки, и ветер унес его тут же с собой.

 Девушка удивленно смотрела вперед и продолжала скакать.

 Не знаю, то ли у кого-то не выдержали нервы, и палец случайно нажал спусковой крючок, то ли кто-то решил отомстить гордячке и представился случай…

 Только бы она не упала, только бы не упала! У меня в мозгу стучала глупая мысль. Я выскочил из укрытия и бросился навстречу.

 Только бы не упала! Только бы не упала!

 Но Барбара не упала, она просто наклонилась вперед и легла на круп лошади, обхватив ее за шею. Светлые волосы девушки смешались с рыжей гривой животного. А лошадь продолжала скакать, не замечая, что хозяйка мертва.

 Мужчины в оцепенении застыли, глядя то ли с сожалением, то ли с досадой.

 Зато у меня вдруг в мозгу появилась необычайная ясность. Я выхватил оба кольта, и, вспомнив данные мне уроки, начал палить.

 Я стрелял, почти не целясь, сквозь пыль и розовый туман, застилавший мне глаза. Я видел, как упал шериф, как чья-то лошадь скинула седока и потащила за собой. Я стрелял и стрелял, ожидая, когда же прилетит та самая пуля, которая оборвет невыносимую боль в груди.

 Меня подняло в воздух, завертело воронкой и куда-то кинуло. Сознание стало пропадать. Когда я открыл глаза, то увидел себя и Джо стоящими на мосту, окруженным небоскребами. Что это? Я не умер? Где мы? Сразу подумалось, что это Нью-Йорк или Вашингтон, хотя никогда раньше там не был.

  - Ну вот, час от часу не легче. Как отсюда-то выбираться домой?

 Рыжий Джо странно улыбнулся и сказал:

 - А я уже дома.

 - Как это? Это же, похоже, Америка?

 Он не отвечал, только рассеянно смотрел вдаль на залив, переливающийся на солнце серебряной сетью, в которой плавали зеркальные глазницы небоскребов.

 Потом повернулся ко мне:

 - Давай прощаться Ларри, Валера, - поправился он. - Спасибо тебе за все, очень был рад нашему знакомству.

 Ты хороший парень и, возможно, поэт. Пиши, не бросай, неплохо получается.

 Удачи тебе!

 - Спасибо, дружище. Но зачем прощаться? Не уходи, Джо!

 Мой рыжий друг еще раз улыбнулся грустно, пожал мне руку, и ничего не ответив, стал удаляться. Потом вдруг развернулся и произнес:

 - Только я не Джо!

 - А как же тебя зовут? - крикнул я.

 Через несколько секунд его силуэт исчез, и только эхо донесло до меня отголосок:

 - Ву-у-у-ут...

 Где-то звенят колокола! Громко! Дайте же покоя! Стоп! Какие колокола? Рука лезет под подушку, там пусто. Где кольт? Я открываю глаза. Где я? Подушка насквозь мокрая, хоть выжимай и простыня подо мной тоже. Что это? Снова колокол. Нет, какой колокол? Это же будильник! Будильник? Смутно начинаю понимать, что я дома в своей постели. Трогаю лоб - холодный пот стекает капельками. Так, я, кажется, болен, температура.

 Ну да, видимо ночью был кризис, вспотел, бредил. Бредил?

 Мозг упирается и не хочет верить, цепляется за яркие картинки прожитой жизни. Или сна? Звонок. Это же телефон. Черт! Надо ответить. Вскакиваю, комната плывет перед глазами, качается.

 - Вэл! - Макс кричит в трубку, - Вэл, ты слышишь?

 - Не ори так, что случилось?

 - Пока ты тут валяешься дома у нас ЧП! Приехали эти на мерсах, три машины сразу и бумажки тычут Петровичу - мол, убирайтесь. У нас права официальные на территорию. Петрович меня вызвонил. Я примчался, в конюшню забегаю.

  Замок сбит и ... - голос Макса срывается, и мне кажется на секунду, что он плачет.

 - Макс, ты что?!

 - Эти гады сухожилия Метелице подрезали на задних ногах, представляешь?!!

 - Что?!! - у меня перед глазами розовый туман.

  Рыженькая девочка в кудряшках скачет верхом на белой кобыле. Не разглядеть лица. Но тут она поворачивается, и я вижу огромные серые глаза и веснушки. Барбара?

 - Макс, ты что?! - я ору так, что, кажется, лопнут связки.

 - Вэл! - голос друга становится отрешенным, - Вэл, я все пойму. Скажи, что не приедешь, что болен. Только скажи...

 - Макс, не ссы! - я становлюсь грубым. - Слушай меня, слабак! Вы сейчас запрете все двери, не пускать никого на территорию, даже если сам президент приедет! Понял?! Я через десять минут буду! Пока не позвоню по мобильнику - не открывать!

 - Вэл! Сукин ты сын! Спасибо! - Макс смеется счастливо в трубку, как будто уже все решилось, как будто все позади.

 Запрыгиваю в джинсы. Рука сама тянется к карману. А кольта нет. Чёрт! Жаль, как жаль! И шляпы тоже. Приглаживаю рукой волосы. Сойдет. Вперед!

 Захлопываю дверь.

 Это вестерн…

 Вниз по лестнице, некогда ждать лифт!

 Ступеньки - раз, два, три... Вниз.

 Все в жизни становится резче и проще…

 Еще пролет. Четыре, пять, шесть.

 И пускай старый Levis сменили Armani и Gucсi.

 Слова собираются в строчку сами и звенят в такт шпорам. Шпорам? Металлическим набойкам на моих ботинках. А где-то далеко, очень далеко, заливисто смеется банджо.

 Это вестерн. Все в жизни становится резче и проще.

 И пускай старый Levis сменили Armani и Gucсi.

 Не прощая обид, мы бледнеем, выходим на площадь,

 Чтоб узнать наконец-то кто круче.

 * В рассказе использованы фрагменты из стихотворения “Western. Western. Western” Алексея Тарасова aka GoodBadEvil.