День клонится к закату. Майское солнце все еще жарит город.
Коротко стриженый молодой человек выбегает из метро. Порыв ветра кидает на плечо полосатый галстук. На лице человека воодушевленная улыбка.
"Проект сдан, теперь готовимся к свиданию! Не ожидал, что она согласится. Такая женщина! Ух! Какие цветы лучше купить? Наверное, розы. Классический вариант. Заодно есть повод сказать ей, что иду на повышение. Должна клюнуть! Как все замечательно складывается!"
Аххххх...
Рукавом светло-серого пиджака удачливый аналитик едва не касается бомжа в мешковатом потертом плаще. Тот едва поворачивает голову. Его глаза расфокусированы, он стоит, не двигаясь, бледный человек с застывшим, как у дауна, лицом. Кажется, что он не слышит и не видит ничего из происходящего вокруг.
Но это только кажется.
Аххххх...
Мимо проходит высокий дядька средних лет в сером плаще и черной шляпе. Размашистым шагом он привычно огибает слоняющихся у выхода людей, в том числе и бомжа, и ныряет к металлической лестнице, направляясь домой, вглубь жилых кварталов.
"Надо зайти в кондитерский, купить лукошек, Аньку порадовать. Кстати, и хлеба тоже надо... Матери не забыть бы позвонить, давно не разговаривали, почти неделю..."
Оххххх...
Едва сдерживается от плача девочка-гот с накрашенным тушью лицом. Идет, никого не замечая. Черные оборки платья, развеваясь, на секунду соприкасаются с плащом белолицего человека. Девочка привыкла сдерживаться, она находит в своем страдании извращенное утешение.
"Ненавижу! Ненавижу людей! Ненавижу их лживые лица, лицемерные улыбки! Они ничего не понимают, ничего не видят. Только Агнесса меня понимала, кошечка моя, что же я буду делать без тебя? Что же я буду делать?"
Сейчас она немного успокоится и войдет внутрь зоомагазина, продолжая изысканно травить собственную душу.
Эхххх...
Надежды, тщеславие, сострадание. Чужая жизнь льется рекой, напитывая своей влагой одинокий остров посередине, остров, на котором не растет ничего. Только песок и ветер.
* * *
Звонок. В трубке звучит едва разборчивый голос человека, у которого парализована левая половина тела. Из-за приступа его аналитический ум обострился настолько, что кажется, нет такой цифровой информации, которую он не смог бы разыскать.
Проблема в том, что не все на свете превращается в цифры.
— Кукольник, я слышал, ты собираешься к Яриле?
— Да. А что?
— Преамбула такова. Где-то полтора года назад Ярила и Песья Мать подавали заявку на включение в реестр некоей Констанции. Но потом отказались от дальнейшего оформления.
— Причина?
— Без объяснения причин. Это было первой ласточкой, потом они все чаще начали игнорировать сообщество и в конце концов переродились.
— Что еще известно об этой Констанции?
— Только предполагаемое новое имя. Довольно странное, кстати. Я не могу представить, какую способность оно означало бы.
— Перестань играй со мной! Что за имя?
— Константа.
— Действительно, странное. Может быть, производная от старого имени?
— Сомневаюсь. Скорее старое имя - производная от нового. Ты же знаешь, как это бывает.
— Получеловек, что ты хочешь?
— Кукольник, поспрашивай Ярилу об этой Константе. Не нравится мне ее имя. Мне недавно звонил Мастер Мозаик.
— Что?! Сам?!
— Знаменательно, не правда ли? Он говорит, что-то странное творится на юго-западе Москвы. Мозаики похожи одна на другую. Слишком похожи. Такого никогда не было.
— Что это значит?
— Я передал тебе все, что он сказал.
— Хорошо. Выясню, что смогу.
— Спасибо. Сразу же сообщи мне.
— Конечно.
* * *
Фффффф...
Что-то происходит с людьми. Конечно, с ними всегда что-то происходит, одному улыбается удача, у другого начинается черная полоса. Колышется человеческое море, волнами поднимаясь и опускаясь, от девятого вала экзальтированного мальчишки, одаренного первым поцелуем, до темных глубин матери, потерявшей сына.
Но сейчас море слишком тихое. Оно едва покачивается в людских сердцах.
"Купить, чтоль, конфет? Да ну их, беречь зубы надо. Да и деньги экономить. Печенюшек куплю, и зватит. Вот, какие подешевше..."
Черная шляпа исчезает меж домов.
Хххххх...
"Спать хочется. Нафига я этот проект так продвигал? Теперь вкалывай над ним. Да, зарплата, да, ответственность! А что толку, если только спишь и работаешь... Не останусь сегодня у нее. Скажу, устал очень. Вторые выходные, правда, так динамлю, но я ведь действительно устал. Надо отоспаться. Розочку подарю, и хватит".
Полосатый галстук устало выглядывает из складок помятой рубашки.
Сссссс...
"Надоело страдать. Все надоело. Зайти, чтоль, посмотреть на обезьянок? Они смешные..."
Люди оборачиваются на гротескную фигурку с черном, толкающую стеклянную дверь. Мимолетно поднимают бровь и спешат по своим делам. Им тоже хочется спать. Они тоже теряют желание творить добро, их стремление к деньгам, их тщеславие стирается, заглушается неизвестным прессом.
Бледный, рыхлый бомж озирается вокруг. Он слушает дыхание людей, вбирает в себя их страхи и надежды. Они идут мимо, проходят мимо, людская река течет, не замечая маленького островка. Те, кто приходит с севера, особенно скучны, особенно серы и невыразительны.
Неподвижное лицо человека в плаще вдруг едва заметно кривится в удивлении.
Люди с севера не просто скучны. Они почти одинаковы. Словно их привели к единому знаменателю. Приблизили к неведомой константе.
* * *
Ярила встречает Кукольника у порога своей квартиры, одетый в новенький, с иголочки, черный костюм, и улыбаясь безупречной "голливудской" улыбкой.
— Привет, Ян!
"Ян". Ярила, который всегда носил тяжелый асбестовый плащ, оставляющий едва заметную дорожку из белой пыли, называет Кукольника Яном. Знающие люди бежали этой дорожки, как огня... неправильно, она и значила огонь, ибо стоило Яриле взглянуть сквозь сосульки немытых волос, всю улицу могло объять пламя, асфальт плавился и пучился под его взором, а деревья у тротуаров вспыхивали промасленными факелами.
Ярила вышел из игры. Исчез. Вместо него появился Стас, добропорядочный бизнесмен, женатый на Ольге, симпатичной веселой женщине, обожающей кошек и канареек.
На Песьей Матери.
Что случилось с ними? Они ушли одновременно, что казалось немыслимым, ибо никто не мог уйти по собственному желанию. Но они ушли, с интервалом в какую-то жалкую неделю переродившись обычными людьми.
— Привет, Ярила!
Сознательная провокация. Что он сделает, отмахнется, начнет отрицать свое прошлое?
Ничего. Как будто так и надо. Хочешь, мол, называть меня Ярилой – называй, от меня не убудет.
— Заходи, будь как дома. Кофе хочешь?
— Не откажусь. А Ольга здесь?
— Нет, она работает сегодня.
— Она работает? Я не знал.
— Продавщицей в зоомагазине.
Частицы прежней жизни остаются в них, отзвуки былых способностей, жалкие объедки, костыли, обугленные фотографии. Ярила поджигает спичкой газовую конфорку и секунду медлит, прежде чем затушить жалкий огонек. В этот момент в его глазах отблеск горящих зданий и пылающих полей. Увы, всего лишь отблеск.
— Я, в общем-то, просто так зашел, проведать. Ничего странного не случалось в последнее время?
— Ничего особенного.
Кукольник без особой надежды протягивает нити, но человек огня, пусть бывший, не станет марионеткой. Придется вызнавать напрямую. Куда ни кинь, везде выгода: даже если Ярила что-то заподозрит, начнет лукавить или злиться, значит, он не до конца еще погрузился в свою безразличную дрему.
— Ярила, тебе знакомо такое имя - Констанция?
— Ну да.
— Кто она?
— Дочь наших соседей. Сбежала недавно.
— Как сбежала?!
— Ну, ушла из дома. Побегает и вернется. Ее родители тоже особо не суетятся.
— Вот как. У нее есть какие-то способности?
— Вроде были.
Отмалчивается? Не похоже. Ему просто больше неинтересна эта девушка.
— Ярила, почему вы не довели дело до конца?
— Да как-то не до этого стало.
Кукольник в молчании пьет кофе. Не нравится ему все, что он слышит, все, что он видит. Ярила и Песья Мать решили внести в списки некую Констанцию, но потом передумали. Не просто передумали: стало "не до этого". Неужели в их сонном мирке не нашлось времени на нового человека с выдающимися способностями?
Нет. Не времени. Желания не нашлось.
Кукольник ставит пустую чашку на стол.
— Спасибо, Стас. Ну, бывай, пора мне. А где эта Констанция живет?
— Соседи наши, напротив. Вон их дверь.
— Спасибо.
Звонок в соседнюю квартиру. Дверь открывает спокойная женщина в халате и бигудях.
— Здравствуйте! Говорят, у вас дочь пропала? Я мог бы помочь...
— Не беспокойтесь. Перебесится и придет. Говорят, в этом возрасте у них бунтарское отношение ко всему.
— А почему она убежала?
Женщина пожала плечами.
— Вроде в школе у нее какие-то проблемы.
— Понятно. До свидания.
С металлическим стуком закрывается дверь. Рвутся нити марионетки.
Кукольник выходит из подъезда и достает мобильник.
— Получеловек, представь себе картину. Ярила хочет внести некую девушку в реестр, но теперь ему все равно. Девушка ушла из дома, но ее родителям все равно. До этого в процессе учебы девушка приходила из школы зареванная, а порой и избитая, но ее родителям было все равно. Интересно, не правда ли?
— Да уж.
— Мне нужно срочно найти эту Константу. Как это сделать?
— Иди к Собирателю Вздохов. Он как раз последний месяц находился у Профсоюзной.
Кукольник кривится.
— Не люблю я Собирателя. Побаиваюсь я его. Ну, делать нечего.
— Вот именно. Найди ее, Кукольник! Чем больше я о ней думаю, тем больше мне не нравится ее имя. Ну очень не нравится.
* * *
Бледный человек в замурзанном плаще, несколько часов стоявший на одном месте у перекрестка, вдруг делает шаг. Потом другой. Третий.
Он идет вслед за девочкой-готом, бездумно прошедшей мимо двери зоомагазина. Он идет вслед за человеком в черной шляпе, даже не взглянувшем на кондитерскую палатку. Он идет вслед за торопыгой в полосатом галстуке, полностью игнорирующим торговку цветами.
Они разбегаются по своим делам, по своим домам, по своим серым, бессмысленным, постоянным будням. Человек идет вперед, навстречу пустым, одинаковым лицам. Там, в нескольких километрах к северу, в людском море появилось озерцо абсолютного безразличия.
Человек в плаще видит свою цель.
Девушка в сером сидит на скамейке рядом с памятником Гагарину. Она абсолютно спокойна. Она ни о чем не волнуется, ничему не радуется, ни над чем не грустит. Она лишь едва заметно дышит.
Вдох. Выдох.
Серая юбка. Серый пиджачок. Мышастые волосы. Коричневые глаза. Ничем не примечательное существо. Среднее арифметическое всех девчонок. Абсолютный ноль.
Человек-константа.
Вдох. Выдох.
Только одно когда-то было у нее необычного. Имя, которое все окружающие приучили ее ненавидеть. Констанция. Ее так назвали родители, наплевав на то, как это имя отзовется в ее жизни. Растунция, Конструкция, Подстанция, а с легких языков "Камеди-Клаба" еще и Кастрация. Все, что выделяет человека из толпы, осмеивается, смешивается с грязью.
Значит, человек не должен выделяться из толпы.
Значит, люди должны быть похожи. Один на другого. Все люди должны быть равны одной и той же величине.
Константе.
У человека в плаще нет своей жизни. Именно поэтому он знает, что люди непохожи друг на друга. И он знает, что это хорошо.
Долгие годы он собирал чужую жизнь. Она накапливалась в его глазах, в его дыхании, в складках его плаща. За это время он понял, что движет людьми. Одни стремятся к славе. Другие – к богатству. Третьим достаточно сделать приятное другому человеку. Все люди живут надеждой на то, что завтра им представится возможность сделать еще один шажок на выбранном пути. К богатству, к славе, к добру.
Долгие годы он пытался понять, зачем он существует. Зачем в мире появился человек, который никуда не идет. У которого нет пути.
Теперь он понял.
Констанция видит идущего к ней человека. Неопрятного, обрюзгшего, несмотря на молодость, с бледной и рыхлой кожей. Его грязные спутанные волосы свисают по бокам на такие же немытые уши. Но самое отвратительное - это его лицо, лицо дауна. С открытым ртом он смотрит на нее остановившимися глазами, и кажется, вот-вот потечет из уголка его рта струйка слюны.
Она в замешательстве приподнимается со скамейки. Он протягивает руку, будто пытается на расстоянии пощупать ее грудь. Ей кажется, что он читает ее мысли, потому что он тут же отдергивается, его лицо искажает непонятная гримаса. Но он продолжает идти.
Дебилу остается сделать единственный шаг, чтобы уткнуться в Констанцию. Он замирает. А потом, странно улыбаясь, набирает полную грудь воздуха...
И со всех сил дует ей в лицо.
* * *
Кукольник уже минут десять раскидывал нити по всему метро и допрашивал безвольных людей, когда его телефон вновь зазвонил.
— Получеловек? На Профсоюзной нет Собирателя...
— Я знаю. Он на Ленинском, на площади Гагарина...
— Тогда я отправляюсь...
— Можешь не торопиться. Он нашел Константу раньше нас.
— И что?
— Нет больше Константы. И Собирателя Вздохов тоже больше нет.
* * *
Кто эти люди?
Почему я их знаю?
— Здрасьте!
— Привет!
— Это вам!
Молодой человек с короткой стрижкой дарит девушке в белой куртке, в белых джинсах, во всем белом, букет ярко-красных роз.
— Ух ты! Ну зачем, совершенно было необязательно...
— Обязательно-обязательно!
Ей нравится его улыбка. И его лицо.
— Ну что, пойдемте? И, может быть, перейдем на ты?
— С удовольствием!
Они уходят в сторону парка, держась за руки.
Что это за существо корчится в агонии? Кошка?
Не хочу! Уберите ее! Уберите!
— Мама, она умирает! Мама!
— Твоя кошка, ты с ней и ковыряйся!
— Но мама...
— Лена, ну что я могу сделать?!
Лена плачет. Перед ней лежит неподвижное, неестественно изогнутое маленькое тельце.
Уберите!.. Где я?
Маленькая кухонька, солнце красит занавески в розовый цвет.
Запахи чая и мяты.
— Анька, иди чай пить!
— Сейчас, дочитаю...
— Иди чай пить, мордуленция!
— Иду!.. Ой, лукошки!
Миниатюрная зеленоглазая женщина хлопает в ладоши и смеется. Муж купил ее любимое лакомство. Она кусает пирожное, мгновенно измазывает все лицо в вишневом варенье и становится похожа на хулиганистого ребенка.
Теперь смеется муж.
Это не моя жизнь!
Не моя, не моя, не моя! Другая!
Другая?
* * *
День клонится к закату. Майское солнце все еще жарит город.
Женщина с мрачным усталым лицом идет домой. В одной ее руке большая сумка. За другую держится сосредоточенный мальчик с мыльным пистолетом. Мальчик стреляет в воздух мыльными пузырями и внезапно начинает смеяться.
В зоомагазине несколькими километрами южнее все щенки вдруг словно сходят с ума. Дверцы их клеток сами собой распахиваются, и они выбегают на улицу, где вокруг симпатичной тоненькой женщины в форменной курточке уже собирается огромная стая бездомных собак. В тот же район срочно выезжает несколько пожарных машин – поступило множество сигналов о самовозгорании мусорных ящиков, высохшей под снегом травы и даже деревьев.
Смех летит над площадью. Люди поднимают глаза, смотрят на переливающиеся мыльные шарики и улыбаются. Небритый мужчина вспоминает, что давно обещал жене просверлить дырки, чтобы повесить картину, и заходит в магазин за дрелью. Девушка в джинсовой курточке импульсивно обнимает своего молодого человека и целует его в губы. Серьезный мужчина в деловом костюме вдруг несколько раз прыгает по нарисованным на асфальте классикам.
В людях просыпается сострадание. Им снова хочется творить добро. И вот уже сухонькая старушка звонит в скорую, поддатый мужичок сует невесть откуда взявшееся у него грязное полотенце, а немолодая женщина в платке утешает, обнимает за плечи девушку в сером, рыдающую над странным бледным парнем в грязном плаще, который лежит на бетонной мозаике и, кажется, всего лишь крепко спит.