Yumenin
№129 "Мелкая пакость"

Мелкая пакость

Сергей никак не мог привыкнуть к этим дежурствам. Станция вообще была более чем странным местом. Пожалуй, наиболее странным из всего, что можно встретить. Из команды представителей Земли на Станции он был самым молодым, а может и потому самым впечатлительным. Да и специальность его не внушала другим уважения – психолог. Для чего он мог тут пригодиться? Разрабатывать тесты совместимости? Кого с кем? Или с чем? То ли дело программист, инженер-ядерщик… Даже лингвистов и филологов больше жаловали. Психология и на Земле имеет спорный статус, для многих лженаука, а что говорить про Станцию, где восприятие всего земного обостряется? Но Сергей надеялся, что и его знания и навыки не будут лишними. Да что надеялся, - он верил в свое предназначение, в свою судьбу. В мыслях все проблемы предстают легко разрешимыми, и кажется, что до яркого, даже ослепительного, будущего дотянуться рукой ничего не стоит. Он уже многого добился, когда стал представителем на Станции, но это только начало. Ни много ни мало - облагодетельствовать все человечество! И где, как не на Станции, это можно сделать? Удивительно, куда могут завести мечты… Но все же Сергей был реалистом и вполне адекватным человеком.

Он зарабатывал уважение коллег постепенно, шаг за шагом. Брался за самые трудные и нудные дежурства, накапливая столь необходимый опыт, изучая миссии цивилизаций на Станции. Рано или поздно этот опыт станет неоценимым. Но чтобы он стал таким, Сергею приходилось справляться с проблемами самому, самостоятельно учиться на практике принимать решения и действовать, не отвлекая на всякую ерунду куратора. Это приветствовалось, но лишь до тех пор, пока не наделаешь «косяков». А вот если влип, то тут начиналось…

Если говорить, положа руку на сердце, то личность и задачи куратора до сих пор были для него загадкой, да и не только для него. Если новичок нуждался в помощи, то легче обратиться к другим представителям, даже к представителям иных миссий, а вот куратор, на его взгляд, вел себя совершенно непредсказуемо. Мало того, еще бюрократию разводил страшную, и втройне доставалось тем, кто «накосячил». Каждое незначительное происшествие он заставлял скрупулезно записывать, а кроме всего прочего, нужно было составлять еженедельные и ежемесячные отчеты… Зачем? Хотя он, как психолог, мог догадываться о мотивах куратора, но это были не более чем догадки. Сергею безбрежный океан писанины все равно казался чем-то неестественным. Зачем столько писать без мало-мальски внятной аналитики? Пустое сотрясание воздуха, не более.

С дежурством сразу пошло что-то не так. Бывают такие дни, и ничего здесь не сделаешь. Приходится принимать все таким, каким оно является к тебе в самое неудобное место и в самый неурочный час. Явилось оно в виде непрошенного гостя.

А ведь начиналось все совсем неплохо: сдавший дежурство молчаливый Харвет слил всю информацию за смену в один файл, так что сверка отчетов отпадала. Аналитики, как оказалось, подновили справочную базу данных по иным миссиям, особенно порадовало то, что технари установили новые интерфейсы связи и родной «пень» начинал понемногу, хоть и со скрипом, осваиваться в совершенно чуждых сетях. Это сильно облегчало работу дежурному, которая, собственно, и заключалась в общении с иными. Чтобы закрепить хорошее настроение, Сергей сходил на кухню «свинарника» (по старой традиции так называли земноподобную часть помещений миссии), и приготовил себе литр пойла, которым земные представители пытались заменить кофе или чай. Смесь зубной пасты и детского питания по вкусу, но мозги этот нектар прочищал чудесно. Даже после нескольких глотков сонливости как не бывало.

Вернувшись в дежурку, Сергей обнаружил ЭТО нагло ползающим по стене. Оно представляло собой коричневого слизняка сантиметров пяти длинной, который медленно тащился к одному ему видимой цели, наматывая круг за кругом. И все бы ничего, если бы не его стебельки с глазами, не находящие покоя, да еще способность как-то совершенно мерзко двигаться и изгибаться, отчего становилось совершенно не по себе, - как металлом по стеклу.

— Бермудский параллелепипед! Что за мелкопитающее? - угрюмо пробормотал Сергей. - Откуда – куда ползём? Из станционных сортиров в лабораторию на сдачу анализов? Или наоборот?

Будто услышав, слизняк изогнулся каким-то особо омерзительным образом, и как ни в чем не бывало, пополз дальше, продолжая свой нелегкий труд по наматыванию метров на стене дежурки. Все неуловимо стало меняться с приходом незваного гостя. Сергей почувствовал, что дежурство будет непростым, и адреналин в крови стал понемногу прибывать. Чем сильнее были эмоции, тем активнее незваный гость полировал ровную поверхность стен дежурки.

Не следует думать, будто Сергей не хотел избавиться от мерзости. Нужно было четко следовать инструкциям, к тому же он понимал, что с незнакомыми формами жизни надо быть предельно аккуратным. Недопоймешь чего-то и можешь не только сам пострадать, но и заработать обвинения в геноциде, что Земной миссии абсолютно не нужно. Он провел немало консультаций. Результат его совершенно обескуражил. Столько реакций и все диаметрально противоположные.

Сначала Сергей доложился куратору и тот предложил проконсультироваться с другими миссиями. Представители Свободной Коалиции пустились в бесконечные рассуждения о праве всего живого на существование, озвучили серию тезисов и предложили составить взаимное заявление ... От чего Сергей тактично уклонился и втихую про себя, сделал вывод, что Свободная Коалиция абсолютно не в теме, но очень увлеклась играми в стиле «Diplomacy of Earth», то бишь Земной дипломатии. К делу не относится, но само по себе интересно. Надо сделать заметочку на будущее…

Наиболее практично повели себя проглиотяне. Они почти полностью воспроизвели старый анекдот, и все переговоры свелись примерно к следующему:

— Вы не состоите в обществе охраны живой среды?

— Нет, - ответил Сергей, пока еще не понимая, куда гнет проглиотянин.

— Ну, тогда раскатайте его по стенке массивным предметом или сожгите! – невозмутимо предложил «консультант».

— Точно! Резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита! – ухмыляясь, поддержал Сергей.

— Что, простите? – не понял проглиотянин.

— Да нет, ничего, спасибо за консультацию, отбой.

Впоследствии он узнал, что ни одна форма жизни, у которой есть хотя бы зачатки инстинктов самосохранения, а интеллект чуть выше, чем у тамагочи, не рисковала связываться с существами подобными слизняку. Однако, в тот момент Сергею показалось логичным последовать совету проглиотян, к тому же никто из «консультантов» не признавал за слизняком разума. Последовать он, конечно, последовал, но заимел на проглиотян зуб и дал себе слово при случае не забыть «доброго» совета. Слизняк оказался психотроником. Индуцированное им в качестве самозащиты психоизлучение было настолько мощным, что попытка причинить ему вред оказалась равносильна исполнению харакири с одновременным сеансом самостоятельной кастрации. И чем сильнее было воздействие на животное, тем сильнее был ответ. Честно проведя три опыта нападения Сергей выработал в себе устойчивый рефлекс собаки Павлова, и теперь только хмуро наблюдал, как эта мелкая пакость уверенно наворачивала круги по дежурке.

Нужно было что-то делать. Настроение портилось с каждой минутой. Внятного объяснения никто не давал, хотя, как подозревал Сергей, те же проглиотяне, например, явно что-то знали, но по какой-то причине предпочли дурацкую шутку.

Сергею пришла в голову мысль, что неплохо было бы проверить новые возможности дежурного компа. В отчете за прошлую смену была запись об усовершенствованном доступе к иным информ-системам. Сергей попробовал, и ничего не вышло. Информ-системы не имели понятия о земных языках. Тогда пришлось идти крайне длинным и кружным путем. Обращаясь к справочной базе, словарям, каталогам, Сергей пытался формулировать запрос в терминах иных миров. Получалось коряво. Пожалуй, даже хуже, чем в «Промте» перевести с русского на китайский, потом на английский, а потом опять на русский. Полный бред. На третьем часу работы стал вырисовываться какой-то смысл. Слишком много было неизвестных параметров, пробелов знаний. Становилось понятно, почему проглиотяне не дали ответ – они просто не могли этого сделать. Они явно видели - земляне не поймут, о чем речь, но при этом и сами точно не понимали, что это за объект, хотя раньше с подобным сталкивались. В этом не было никаких сомнений. Вот и предпочли обучить, так сказать, «на практике». Впрочем, кое-что Сергею удалось выяснить. Замещая неопределенные объекты-параметры абстрактными «иксами» получилось вытянуть из иных информов некую осмысленную семантическую структуру применительно к пресловутому слизняку: «Объект есть утилизатор Х-аномалий, образованный в результате вышедшего из под контроля Х-проекта, произведенного в Х-системе счисления измерений Х-цивилизацией». Где-то во времени и пространстве кем-то проводилось что-то, что вышло из-под контроля и это связано с утилизацией каких-то аномалий.

Сергей невольно поежился: «А ну как я, с их точки зрения, и есть аномалия? Неуютно». Становилось все хуже. Самое неприятное было в том, что не оставалось никаких решений, кроме как наблюдать, думать, ждать, а этого сейчас хотелось меньше всего.

Ну что ж, если не можешь изменить обстоятельства, научись в них существовать. Это правило усваивалось представителями с первых дней пребывания на Станции. Но сказать-то легко, а вот как это претворить в жизнь? И что только не делал Сергей, чтобы отвлечься от аномального явления на стене. Даже его любимое занятие, ведение дневника наблюдений, не помогало. Мысли путались. Вместо развернутого анализа слова изливались потоком сознания в стиле трипов Теренса Маккены. И в голову постоянно лезло то, что он так давно загонял как можно глубже. Любая отвлеченная ассоциация приводила, в конце концов, к одному и тому же событию. Странное ощущение только что произошедшего вновь навалилось на него. Идиотские вопросы: «за что?» и «почему?» назойливо сверлили его сознание.

Сергей давно понял, что сама атмосфера на Станции, как ты ее не адаптируй к привычным атрибутам быта, оказывает какое-то странное воздействие. Ты никак не мог успокоиться и вместо отвлечения от старых проблем, которые должны были остаться на Земле, ты еще больше в них погружался. Никакая медитация и молитвы не помогали. Иногда казалось, что Кто-то могущественный и всесильный препарирует тебя как умелый нейрохирург.

Нектар уже не помогал. Ресницы слипались, липкий и нервозный сон окутывал больное сознание. Наступило «пограничное состояние», как об этом пишут все учебники по психологии. Уже трудно было различить явь и сон, образы и ощущения обострились настолько, что даже самый слабый звук приносил невыразимое страдание. Сознание еще слабо сопротивлялось, цепляясь за реальность, но очень скоро и эти слабые очаги сопротивления были подавлены…

Дорога вела в никуда. Он это понял сразу. Неровные, обкромсанные бетонные плиты казались бесконечным полотном, уходящим за погруженный в сумрак горизонт. Сбоку диковинные деревья равномерно покачивались под порывами несильного ветра, пытаясь дотянуться до Сергея, будто мохнатые лапки гигантских пауков. Ощущение бессилия и отчаяния – вот единственное, что Сергей ощущал довольно ясно. Не было даже страха. Уже не было. Словно он смирился с таинственной карой, настигшей его в этом зловещем месте. Сергей всегда смеялся над прилагательными, которыми были полны дешевенькие «хорорчики», наполнявшие полки книжных магазинов. Но сейчас именно эти прилагательные приходили в голову и как нельзя лучше характеризовали окружающую обстановку.

Хотелось остановиться, рухнуть рядом с темным стволом ближайшего дерева и будь что будет. Его уже не волновало будущее. Оно вообще казалось неясным и эфемерным сейчас. Казалось, что лишь настоящее было реальным и осязаемым. Впрочем, было еще вчера. Оно врывалось в сознание яркими, обжигающими всполохами света, словно Сергей пытался что-то вспомнить и не мог. Сначала он пытался зацепиться за какие-то детали или фрагменты, внезапно появлявшиеся перед внутренним взором, но потом оставил эти бесполезные попытки. Все было бесполезно – и прошлое, и настоящее, и уж тем более будущее. Завтра не будет никогда. Этот лес, бесконечная «бетонка» и жуткое состояние безысходности.

Но как он попал сюда? Как? Ведь совсем недавно Сергей мирно дежурил в помещении земной миссии на Станции. Может быть, и Станция была лишь шизофреническим бредом, будоражащим воспаленное сознание. Или это чувство вины материализовалось в виде бесконечной дороги. Но вина перед кем?..

Небо над Аустерлицем, иначе и не назовешь. Впрочем, в одной из новелл Акутагавы он запомнил подобный эпизод. Облака были странной формы. Они то воплощали какие-то неземные ландшафты, то выдавали очертания привычных вещей и даже лиц. Папина любимая курительная трубка гигантских размеров превратилась в аппарат для измерения давления с каким-то немыслимым проводом, тянувшим за собой детскую коляску. Потом стали появляться очертания лиц. Таня… Да, это были определенно ее черты. Точеный носик, узкая линия губ, короткая, почти мальчишеская, стрижка и узкий восточный разрез глаз. Выражение ее лица все время менялось так, что Сергей никак не мог понять, что она хочет. Губы медленно расплывались в улыбке, которая постепенно стала превращаться в гримасу. Все ее очертания стали распадаться на отдельные фрагменты, как пазл, разбрасываемый истеричным ребенком. Сергей попытался прошептать: «Не уходи», но не смог даже открыть рта.

Это напоминало дикие фантасмагории Иеронима Босха. Все предметы и лица близких людей были неимоверно большими и уродливыми и не только не нравились, но вызывали отвращение, будто он рассматривал их через гигантское увеличительное стекло в какой-то немыслимой кунсткамере. Сергей с трудом разлепил высохшие губы и почти прохрипел: «Простите меня…» и провалился в глубокий ров, наполненный тьмой, от которой жутко сдавило грудную клетку. Он начал задыхаться…

…Его разбудил собственный кашель. Приступ был мучительным, будто он долго находился без воздуха и теперь не мог надышаться. В кружке оставалось немного холодного нектара, который Сергей допил, жадными глотками разрезая тишину.

Это был всего лишь сон. Мучительный, тяжелый, кошмарный, но сон. Однако, голова была удивительно ясной, и Сергей ощутил внутри себя странное облегчение, будто освободился от чего-то, что его так мучило. Он пытался вспомнить все подробности, но не смог составить из них хоть какую-нибудь стройную картину. Какие-то странные обрывки, лица и … чувство вины. Да, именно вины. Это было ключевым ощущением, которое его преследовало все время, и от которого он внезапно освободился.

Сергей повернул голову и увидел слизняка, все так же наворачивавшего круги по стене. Правда ему показалось, что траектория пути непрошенного гостя как-то неуловимо изменилась, да и неприятные ощущения чужого присутствия тоже ушли.

«Что бы там ни было, но это совсем не порядок, - подумалось Сергею. - Однако, ничего себе так поспал, в рабочее время, на рабочем месте!..». Между тем дежурная смена медленно двигалась к завершению и предстояла обычная рутина, от которой избавиться невозможно никоим образом - отчет за смену.

Сергей попытался представить себе Землю, где так все обычно и знакомо, где живут близкие, текут реки и медленно вздыхают океаны. Города, эти людские муравейники, люди бегут по своим делам, воображая себе, что уж их дело непременно самое важное. Представил себе бесчисленные серпантины дорог и голубые ленты рек. Как все это далеко! Человек живет на своей планетке, и все кажется ему обыденным и скучным. Он рвется в невероятные дали, фантастическим образом преодолевает миллионы лет и километров… И что? Кончается все тем, что вот он, этот самый человек, сидит перед экраном компьютера и мучительно пытается сообразить, как грамотно и подробно составить отчет. Обыденность и скукота здесь, на экране компьютера, который жадно гипнотизирует тебя в ожидании отчета, а Земля кажется отсюда небывалым, волшебным и непостижимым местом.

Между тем, делать нечего и отчет все-таки писать нужно. Сергей мучительно пытается описать «утилизатор Х-аномалий», эту странную мелкую пакость и, хоть ему и не хочется, описывает ту самую, совершенно личную историю о расставании… Он описывает, как во время своего невероятного, кошмарного сна потерял свою боль… Он прекрасно понимает, что на экране компа получается как-то все не так, что не может такого быть: «Приползла добрая Улитка и облегчила мои страдания». Он мучается от этого, путается в словах, но продолжает писать… Сергей понимает, что так упорно рвался к непостижимому и столкнулся с ним лицом к лицу, а в результате заглянул только в себя… Так что именно непостижимо? Как это описать? Он задумчиво оглядывает стены дежурной комнаты и рассеяно отмечает, что мелкой пакости больше нигде нет, но пока еще этот факт не завладел его сознанием, и мучительно продолжает думать над составлением текста отчета.

А что еще остается? Наблюдать, думать, писать… Все человеческое, очень человеческое. Плести вязь слов. И просто чудесно, если хотя бы иногда удается распутать маленький фрагмент узора.