зимородок
№139 "Салон "Орион""

САЛОН "ОРИОН"

Их было много в голове,

Иные просто кайфовали,

Другие с яростью кусали

Мой мощный волос. В тишине

один из вшей был самым главным

Как царством правил головой,

А я, как будто сам не свой,

башку чесал, вдруг волос мой,

исчез под бритвы бегом плавным,

и с ним исчезли сотни гнид.

Лишь я, как лысый индивид,

остался жить с пустой мечтою:

лишён и вшей, и жалких гнид,

меня не тронет паразит,

ведь я же с лысой головою.

Этой весной полагалось полностью обновляться. Все старое и ненужное необходимо было выбросить и забыть. Я чесал башку и не знал, - что предпринять, и в таком настроении шёл вдоль витрин бесконечных магазинов по главной улице города. На плакате мелькнул и приковал мое внимание златокудрый красавец, и сейчас же вспыхнуло в сознании, - Прическа! Менять надо прическу! Недолго думая я шагнул в первую дверь и угадал, это была парикмахерская. Вывеска "салон Орион" осталась позади.

Здесь я ни разу не был, и потому было как-то неловко, то ли я делаю.

Салон был, очевидно, не дорогим, и я с простодушной легкостью в ногах прошел к пустующему креслу. Девушка выпорхнула из-за занавески и, дожевывая засохший круассан, начала обволакивать меня в плащевочную накидку. Через секунду я уже был полностью укомплектован и глядел сам на себя в зеркало, так еще и не придумав, как же мне подстричься. Парикмахерша, наконец, прожевалась и выплюнула крошки на мою шевелюру:

— Как вас подстричь?

— Модно, - ответил я, - и по-новому. Как рука ляжет. И без излишеств.

— Понятно, - мыкнула девушка и принялась за ножницы.

Она сразу отхватила добрый кусок от моего вихрастого чуба, сделав его немного короче, чем позволяли любые мои стандарты о длине причесок вообще. Затем она стала ровнять мои вихры, перманентно смачивая голову водой из пульверизатора. Ножницы лязгали у самого уха и чирикали как воробьи, а волосы с хрустом отлетали и бесшумно опадали на плечи.

Я переключил свое внимание с процесса стрижки на окружающие меня предметы и стал рассматривать фотографии под стеклом на столешнице. Розовый карапуз, набриолиненный брюнет да пышнотелая блондинка похожая на курицу-наседку как бы внушали мне, что так должны выглядеть все дети, женщины и мужчины. Я невольно сравнил себя с карапузом, потом с брюнетом, но так и не и нашел никакого сходства. С блондинкой даже не стал и пытаться. Тут она мне дала бы фору в формах тела.

Справа на столе лежал журнал, и мне захотелось перелистнуть пару страниц, но руки были спрятаны под клеенкой. Вдруг парикмахер громко щелкнула, и в ухо нырнула моторная лодка. На корме сидела пушистая породистая колли и держала лапу на руле. "Какая лохматая, - подумалось мне."

"Сам ты лохматый, - подумалось собаке, но вслух она сказала - Ты чё стричься-то вздумал? Линял бы просто и всё, как я. Видишь как удобно. И деньги тратить не надо."

Она почесала лапой свой длинный нос, затем сморкнулась на дно лодки и запела надтреснутым голосом такую заунывную песню, что мне стало не по себе.

"А кто сказал, что легко будет? - спросила меня колли, вот я, к примеру, цыганка, - и что?"

"Какая же ты цыганка? Ты же рыжая! - удивился я. А в слух сказал: - "Каждому - своё".

Вдруг пошел град, и в один момент лодка наполнилась ледяную крошку. Из которой, то тут, то там - торчали головки бутылок с шампанским. Одна бутылка была открыта, из горлышка шел дымок. Это было уже слишком. Распивать с какими-то собаками в моторных лодках дорогие напитки не входило в мои планы, и я решил отделаться от назойливой ситуации, просто нахамив.

— Вам бы посильней полинять, а то вы какая-то лохматая, как я, засмеялся я.

"Был",- поправил внутренний голос.

"Как? Уже?" - спросил я сам себя и открыл глаза. На меня смотрел яйцеголовый скинхед и корчил недовольную гримасу. Девушка склонилась между нами и доверительно поинтересовалась:

— Освежить?

— Да нет, спасибо, - ответил моим голосом скинхед и, выпростав руку из-под балахона, похлопал себя по лысине, - И так уже свежо стало.

"Ну и черт!" - подумал я и вдруг ясно осознал, что по моей лысине стучит моя рука.

— Пожалуйста. Без излишеств, - воркнула парикмахерша и отдернула клеенку, - сорок рублей. Моя рука залезла в мой карман, нащупывая мелочь.

— Отлично,- сказал мой рот, - а это модно?

— Сегодня да, - отрезала она, и чуть попозже, когда я уже выходил на шумную улицу, придерживая дверь, проронила, - с двадцатым апреля!

Солнечный мир добро щерился мне навстречу, голые ветки свивались тонкими свастиками, в мелких зеленых листочках. Мои берцы бодро выстукивали по асфальту степ. Весна уже танцевала от одного края города до другого края, в платьице из ситца, кружась в подворотнях пылевыми вихрями, бросая старые сухие листья в лужи. Дворники, матерясь сквозь зубы, скребли метлами, проклиная ветер.

Впереди было только лето, только радость. Надежда на новую жизнь в новом облике пьянила меня, а вовсе не выпитое пиво. Я любил каждого встречного, каждого бледного прохожего. За зиму все стали тусклыми, в серых казематах городских кварталов. Один я сиял, как новая монета. Белая , звонкая, блестящая. Я ощущал себя всей Россией. Великой страной. Славной не только прошлым, но и будущим.