mi_mi_suluguni
№143 "В лаборатории"

I

Они уходили. Уходили, весело окликая друг друга, договариваясь о скорых встречах, обмениваясь визитками. Высокие, широкоплечие мужчины, загоревшие на модных пляжах. Гибкие, изящные женщины, постоянные клиентки салонов красоты. Они шли, и телекамеры почтительно сопровождали каждый их шаг, каждый жест, каждый возглас. Банкет закончился.

Мы настраивали новую серию экспериментов. Поэтому и наблюдали их исход. Кто-то из этих загорелых мужчин не хотел, чтобы у банкета, посвященному вложению государственных денег в развитие науки, был привкус мошенничества. Поэтому решил устроить прямой эфир между теми, кто потратит эти деньги, и теми, кто занимается наукой. То есть нами. Три рабочих дня было сорвано, пока у нас в лаборатории телевизионщики размещали аппаратуру. Ради пяти минут, когда наш завлаб Сергей Иванович прочел выданный ему текст о том, как все ученые благодарны заботе правительства. И нас отключили. А вот на нас трасляцию почему-то забыли выключить. Из-за чего мы могли продолжать наблюдать за общением телеведущих, юмористов, депутатов и всех прочих завсегдатаев телеэкрана, которые в этот раз распинались о своей любви к физике. А мы продолжали заниматься этой физикой. Наш завлаб - Сергей Иванович, еще в прошлом веке за свои труды получивший Государственную премию. Лет десять назад он высказал интересное предположение, и вот сейчас получил возможность проверить его на практике. Его давний помощник Павел, рассчитавший диапазоны, в пределах которых мы можем поймать предсказанный эффект. И я, самый молодой в команде, обучивший весь тот хлам, что нам купили под видом самых лучших заграничных приборов, работать в нужных режимах. Совсем забыл сказать, что меня зовут Ильей.

Запустив очередную серию экспериментов, Паша посмотрел на экран и с легкой завистью произнес:

— А всё-таки хорошо быть телевизионной знаменитостью. Помните, у Чехова был такой рассказ? Ты можешь быть выдающимся инженером или ученым, а народ будет восхищаться посредственной певичкой, а на тебя плевать. А было бы хорошо и наукой заниматься, и пользоваться такой же славой, как эти пустоголовые болтуны.

— Выбросьте из головы эту фантазию, Паша, - сказал, не отрывая взгляда от приборов, Сергей Иванович, - Ни к чему хорошему она не приведет. Знавал я одного талантливого молодого человека с подобными фантазиями. И он даже добился своего. Но это плохо для него кончилось.

— Заключил сделку с дьяволом. А тот обманул: душу взял, а обещание не выполнил, - не удержался я от шутки.

— Не смейтесь, Илюша. Да, мы каждый день совершаем поступки. И одни из них отрывают от нас кусок души и отдают его дьяволу, а за другие бог увеличивает нашу душу. Мой знакомый проигрался в эту игру. Потерял душу и лишь тогда понял, что никакое сбывшееся желание не стоит такую цену.

Щелкнул таймер, известив нас, что еще один опыт закончился ничем. Я начал перенастраивать приборы для следующего эксперимента. Павел занялся подготовкой лабораторного материала. А Сергей Иванович откинулся в кресле, внимательно посмотрел на нас и вынес вердикт:

— Знаете, пожалуй, вам на пользу пойдет рассказ о моем знакомом. Люди вы молодые, чтобы своих ошибок не натворили – учитесь на чужих.

II

Итак, его звали Билл. Вполне обычное имя, если учесть, что он был стопроцентный американец. И сам он был вполне обычным. Маленький, очкастый, слабый. Но с потрясающими мозгами. И родней со связями. Впрочем, такое не только в Америке бывает. Но кто из нас в молодости умеет ценить, что имеет? Он имел все данные, чтобы стать лучшим математиком нашего времени. Или лучшим программистом. Но для этого надо было запираться в кабинете и работать. А он мечтал о славе телевизионной головы, совсем забывая про свою неказистую внешность. Хотел, чтобы его все узнавали на улице и просили автографы. Такая же фантазия, как и у Вас, Павел.

Начал он с маленьких шалостей. Как нам говорили в то время: "Америка – мир чистогана и наживы". "Чистоган" – вы, нынешние, даже и не слышали, наверное, такого слова. Так что в рамках той морали в его поступках и не было ничего страшного. Как только он узнавал, что кому-то нужна компьютерная программа, он договаривался о встрече, заявляя, что у него такая программа есть. И за время до встречи писал что-то похожее на то, что требовалось заказчику. Я ведь говорил – способности у него были выдающиеся. Ну а после показа он получал заказ и время довести программу до ума.

Но один раз он шагнул через край. Мать по своим знакомым достала для него очень большой заказ. В самой крупной компьютерной фирме. А у него ничего подходящего не было. Зато он знал ребят, которые очень давно такую программу хотели продать, но не могли найти покупателя. Он за копейки купил их работу и выдал за свою. И так сделал первый шаг к пропасти. Дальше было проще – он перекупал специалистов у конкурентов, воровал программный код, делал не соответствующую действительности рекламу своих разработок, и так далее... Зато добился, чего хотел – его стали считать ведущим специалистом по всем вопросам, связанным с компьютерами. И так часто звали на телевиденье, что все запомнили, как он выглядит. Пришла слава. А заодно с ней и богатство. Можно было радоваться.

Как-то вечером пришла ему в голову шальная мысль. Просто захотелось побаловаться, потратить время в свое удовольствие. Решил он написать программу, где обезьяна Кинг Конг будет с крыши небоскреба кидаться бананами. Подошел Билл к компьютеру, по которым его считали главным специалистом. И не смог включить. Попробовал записать программу на листке бумаги – и опять ничего не вышло. Он всё забыл. Понял тогда, как обманулся маленький очкарик, поставив перед собой цель в жизни, но лишив жизнь смысла. Думал напиться, да нельзя знаменитости. У него все дни расписаны – то запись на телевиденье, то речь в университете, то гольф с сенатором. Проплакал Билл всю ночь в подушку, а утром на телевиденье его подгримировали – и не осталось никаких следов ночных страданий. А вот сами страдания заняли место пропавшей души. И грызут Билла постоянно. Ни слава, ни деньги от них не спасают.

После этой истории мы работали молча. Я крутил верньеры и щелкал тумблерами, Паша заряжал рабочий материал, Сергей Иванович следил за показаниями приборов и регистрировал наши неудачи. А телевизионный монитор мы выключили, чтобы он не отвлекал нас картиной пустого зала.

Но когда, словно в песне, однозвучно загремел колокольчик, я первым делом взглянул на экран. И только потом вспомнил, что сам в первые дни работы в лаборатории сделал этот звук индикатором выхода системы на рабочий режим. Кажется, у нас получилось. Сергей Иванович пристально вглядывался в приборы, словно не верил тому, что видел. А убедившись, что глаза не подводят, приказал шепотом:

— Обесточивай установку, Илья.

— И на нашей улице праздник? - также шепотом поинтересовался Павел.

— Как сказать, как сказать… Простите мне стариковскую болтливость, но позвольте еще про одного человека рассказать, - Шеф откинулся в кресле и крутил в руках карандаш, - Почему-то сейчас я о нем подумал.

III

Николай был биологом. Одним из лучших в мире. Академик, автор многих исследований и открытий. С детства им двигала мечта накормить мир. Сделать так, чтобы в нем было меньше голодных. Он многие месяцы проводил вне дома, в научных экспедициях по стране. А когда возвращался – не вылезал с опытной площадки. И в сотрудники набрал себе таких же энтузиастов. Когда работников всех НИИ наказывали за избыток ума поездками на картошку, только его подчиненных нельзя было этим унизить. Потому что они и так все время были на картошке, на пшенице, на кукурузе.

И вот они нащупали направление исследований. Нам, физикам, хорошо. Мы при желании можем продлить себе рабочий день, увеличить число проводимых экспериментов и приблизить открытие. А в биологии, увы, матушку-природу пришпорить нельзя. Приходится ждать, что вырастет из того, что посажено. И они год за годом шли к поставленной цели. А жизнь за стенами института менялась. Реформы катились по стране, цены росли, ученые нищали, выделяемые на науку деньги становились просто смешными. Коллектив постепенно распадался. Молодым людям хотелось хотя бы одеться прилично, поэтому они уходили. Но остатки команды продолжали дело. И в один прекрасный день Николай добился, чего хотел. У него был посевной материал, который превосходил по устойчивости к болезням и по урожайности любую из работ Лукьяненко.

— Сергея Васильевича? – вырвалось у меня.

— Почему? Павла Пантелеймоновича. Я думал, про него все слышали. Если едите белый хлеб, то можете быть уверены, что он из зерна сортов, выведенных Лукьяненко. А Сергей Васильевич – это кто?

— Ну... - я замялся, не зная, как ответить на этот вопрос человеку другого поколения.

— Известный современный психолог, - выручил меня Паша, - Может слышали про теорию, что можно установить психотип человека по его любимым литературным произведениям?

— По произведениям? Логично. Впрочем, я не специалист. Так что позвольте в нескольких словах закончить историю Николая. Жаль, я тогда далеко был, не знал, что ему помощь нужна. Были у него семена, и нужен был ему всего год, чтобы подарить миру новый сорт. А не дала ему судьба этого года. В зимние морозы умер он от болезни сердца, вызванной хроническим недоеданием. Всю жизнь занимался едой – а самому не хватило. Руководство же быстро объявило институт нерентабельным и не соответствующим высоким целям политики реформ. Здание пустили под офисы, опытное поле – под коттеджи. И никто не знает, куда все разработки делись. Я про новый сорт узнал, когда семье его личные бумаги передали. Николай моим старшим братом был.

Сейчас-то всё по-другому. Детские олимпиады его имени, стипендии его имени. Да поздно уже. Кому-то снова придется десять лет идти по тому пути, что он прошел. Раньше никак не получится.

Сергей Иванович замолчал. Он неподвижно сидел в кресле, лишь нервно крутил в руках карандаш. Мы с Павлом тоже молчали. Наконец я решился и, кивнув головой на карандаш, спросил:

— Извините, а Вы будете записывать результат опыта?

— Да, буду. Еще один неудачный эксперимент.

— Как? – хором вырвалось у нас с Павлом.

— Послушайте, ребята, я хочу, чтобы вы меня поняли. Да, сегодня мы изменили мир. Можно даже помечтать. Нобелевская премия для всех нас. Какая-то почетная должность в Академии для меня, Павел получит свою передачу на центральном канале, Илья – лабораторию где-то в далекой стране, где сможет собирать-разбирать приборы. Все это мило. А дальше что? Замена нефти на наши приборы, автомобильные двигатели размером с книжку, обогреватели на полюсах и кондиционеры на экваторе? Всё возможно, но пусть об этом писатели-фантасты думают.

Новый сорт зерна может накормить голодающих, но не способен никого убить. Новое открытие в физике может осчастливить миллионы, а может эти же миллионы убить. Я всю жизнь жалел, что не пошел по стопам брата.

— Сергей Иванович, но ведь мы открыли новый вид топлива. Кого это открытие может убить? – взволнованный Павел бросился к учителю.

— Вы же хорошие специалисты. Представьте себе, что несколько наших установок в рабочем режиме замкнуты друг на друга. Что получится?

— Ничего, - почему-то я, в отличие от Павла, не ощущал в этот момент никаких эмоций. Поэтому мог в уме прикинуть, какой результат даст положительная обратная связь, помноженная на мощь нашего открытия, - В радиусе минимум нескольких километров ничего не будет. Лишь стеклянная пустыня.

— Молодец, Илюша. Думаю, вам не сложно будет представить себе, как человек с минимальными техническими навыками приобретает в магазине два обогревателя и будильник и делает из них бомбу, способную уничтожить несколько миллионов человек. Насколько страшно будет жить в таком мире. А жить в нем вам.

Моё имя имеет вес в научных кругах. И если я скажу, что наши исследования кончились ничем, то никто не станет в ближайшие годы повторять наши опыты. Как вы видели из сегодняшней трансляции – наша неудача никого сильно не расстроит. Они получают деньги именем науки, но не ради науки. Но вы оба – запомните параметры этого опыта. После моей смерти можете, если захотите, рассказать правду про наш эксперимент. Но только после. Мне не так уж много и осталось, я хочу дожить свои дни в знакомом мире.

Согласны?..