Рик
№147 "«Счастливая палата»"

Кап-кап-кап…

— Слишком часто, - со знанием дела сказал Славик.

— Не волнуйся, все поправим, - тетя Надя подкрутила белое колесико регулятора. Капли западали медленнее: кап… кап… кап… - Вот теперь порядок. Сейчас витаминчиков прокапаем, и как раз обед привезут. А ты постарайся поспать, ага?

Славик кивнул и честно закрыл глаза. Медсестра придвинула капельнику к изголовью, подхватила стойку со второй и торопливо пошла к выходу из палаты.

Дверь закрыть она не успела.

— Теть Надь, а детей к вам не поступило?

Неугомонный пациент, видимо, счел, что десяти секунд «сна» достаточно для добросовестного выполнения указаний медперсонала, а после этого можно продолжать общаться.

— Слав, ну, ты же сам понимаешь, у нас взрослое отделение. Детей сюда не принимают. Ты один у нас такой… исключительный.

Славик вздохнул. Он и сам знал, что исключительный. Ни к кому больше ни в областной больнице, ни в детском отделении Института, ни здесь, во взрослом не приходило столько врачей. И выписывали всех домой, а не в другую больницу, даже если не получалось вылечить. Хотя последнее мальчика как раз не удивляло – его родители потерялись, когда он был еще совсем маленьким, и в больницу его привезли из детского дома. Вредная Светка Цаплина, конечно, уверяла, что ни капельки они не потерялись, а просто выкинули ребенка, потому что такие, как он, никому не нужны, но Славик ей не верил - Светка всегда была врушкой. Но лучше уж Цаплина, чем вообще никого.

— Мне здесь так скучно, - пожаловался мальчик.

— А у меня работы много, - медсестра многозначительно приподняла стойку с капельницей для пациента из соседней палаты. – Ты не переживай, места у нас долго не пустуют. Сегодня же будет тебе сосед. Лерка говорит, профессор какой-то. Он хоть и пожилой, а все не так скучно.

Профессора привезли после обеда. До этого в двухместной палате со Славиком лежал дядя Леша. Веселый молодой парень со своей забинтованной после операции головой он походил на бойца из кино про войну. Алексей угощал медсестер шоколадом, и Славику тоже доставалось. Когда его выписали, дядя Леша вручил своему маленькому соседу все оставшиеся шоколадки и сказал, что это ему на счастье. Славик съел все шесть, но счастья почему-то не случилось. Вместо этого его вырвало, а по всему телу расползлась краснота, после чего сбежались врачи и долго спорили целесообразно ли продолжать экспериментальную терапию.

Нового соседа доставили два медбрата из приемного отделения. Сухощавый дедушка с бородкой, как у доктора Айболита, лежал на каталке и, казалось, спал, пока те не подняли его за плечи и ноги, чтобы ловко перекинуть на белую высокую кровать. Тогда старенький пациент жалобно застонал. Палата тут же наполнилась народом.

— Тихо-тихо, Васенька… - Толстая бабушка, видимо, жена заняла место каталки у кровати профессора и засуетилась – накрыла больного одеялом, сотворила из двух тощих подушек одну относительно нормальную и принялась заставлять тумбочку снедью, извлекаемой из бездонной, как казалось Славику, сумки.

Тетя Надя принесла капельницу. Появился доктор Меринов и первым делом направился к Славику.

— Как вы себя чувствуете, юноша?

— Хорошо.

— Как голова?

— Почти не болит, - по привычке соврал парнишка. Голова, как обычно, тупо ныла, но Славик еще по областной больнице знал – если пожаловаться, вкатят такой укол, что болеть будет, не только голова, а еще и другое место. Здесь Славику уколов не делали. Все лекарства вводились через поставленный еще в детском отделении катетер в подключичную вену, что было совсем не больно, но мальчик все равно боялся.

Доктор Меринов удовлетворенно кивнул и повернулся к пожилой женщине.

— Значит, завтра, мы сделаем компьютерную томографию, и по результатам будем уже смотреть. Ориентировочно операция на вторник…

Взрослые вышли в коридор. Дверь не закрыли, и Славику было слышны то удаляющиеся, то приближающиеся голоса. Жена профессора задавала вопросы сначала доктору, а после, когда тот ушел, поймала в коридоре вторую медсестру, тетю Леру и начала выспрашивать о компьютерной томографии, нейрохирургах, операциях и опухолях. Потом дошла очередь и до Славика.

— А с мальчиком что? – донеслось из раскрытой двери и голоса слились в монотонное убаюкивающее шуршание. Тетя Лена перешла на шепот и разобрать отдельные слова стало невозможно. Впрочем, самые важные слова, которые о нем могли сказать, Славик и так знал: «неоперабельный» и «экспериментальная терапия». И что они означали, он тоже знал. «Неоперабельный» - это значит, что ту бяку, из-за которой все время болит голова, а глаза видят то, чего на самом деле нет, нельзя вырезать, как дяде Леше. А «экспериментальная терапия» - это когда можно покататься в кресле или на каталке по коридору, а потом на огромном лифте с дверями в обе стороны. И все это затем, чтобы на несколько минут запихнуть в огромный, похожий на космическую станцию, аппарат. Это совсем не больно, а наоборот жутко интересно. Можно представить, что путешествуешь в космосе - открываешь глаза, а ты уже на другой планете…

Профессор снова застонал во сне. Его жена тут же примчалась из коридора, пощупала лоб, придирчиво осмотрела капельницу, подвинула к кровати стул, села и неожиданно заплакала.

Если бы у Славика спросили, в каком отделении ему больше нравится, в детском или взрослом, он бы сказал, что во взрослом, даже несмотря на скуку. Здесь никто не плакал, и поэтому было совсем не страшно. В детском же постоянно кто-нибудь да хныкал, а иногда и громко вопил.

Жена профессора плакала тихо. Она сидела, склонив голову, а по щекам медленно ползли слезы. Смотреть на нее было грустно, и мальчик не выдержал:

— Бабушка, не плачьте. Вас как зовут? Меня Славик.

Женщина поспешно вытерла слезы скомканной салфеткой, которая, оказывается, была спрятана у нее в кулаке и сказала голосом черепахи Тортиллы:

— Клавдия Валентиновна меня зовут, Славочка. Хочешь яблочко?

— Хочу!

Через пару минут на тумбочке появилось два яблока и маленький пакетик сока с изогнутой трубочкой.

— Спасибо! – сказал Славик, присасываясь к соку.

— Если ночью Василию Геннадьевичу станет хуже, ты сможешь позовать медсестру? – спросила Клавдия Валентиновна, перед уходом.

— Конечно, я ж ходячий! – пообещал Славик, гордый ответственным поручением.

— Тогда я на ночь не останусь? У меня там кошки, - как будто спросила разрешения женщина.

Ночью профессору и вправду стало хуже. Он метался во сне, стонал, и то и дело повторял: «Клавочка, как больно!»

Славик осторожно сполз с высокой кровати и, не надевая тапки, на цыпочках вышел в коридор. Медсестры на посту не было. В четвертой палате горел свет, оттуда же раздавались возбужденные голоса. Мальчик прошлепал по коридору и заглянул в распахнутую дверь. Тетя Надя вместе с тетей Лерой, еще одной, незнакомой тетенькой в цветастом халате и полуодетым дядькой с забинтованной головой, видимо пациентом, собрались около одной из кроватей.

— Не волнуйтесь, это у него отек мозга после операции, так всегда бывает, - говорила тетя Надя женщине в халате. - Подержите пока его, сейчас я укольчик принесу…

— Там дедушке… Василию… который профессор… плохо. Он стонет, - сказал Славик, когда медсестра, поспешно выбегая из палаты, едва не сшибла его с ног.

— Потом, Слав, не до тебя, - отмахнулась тетя Надя. – Освобожусь, подойду.

Славик вернулся в палату. Подушки с кровати профессора валялись рядом, на полу. Сам он прекратил метаться и теперь лежал на краю кровати и жалобно стонал. Из головы у него среди седых волос торчали три гнутых куска жесткой цветной проволоки.

«Еще бы ему не было больно!» - подумал Славик. Он пододвинул стул к кровати профессора, забрался на него ногами и осторожно потянул за проволоку. Та была гнутая, и накрепко вросла в голову, но к тому времени, как вошла тетя Надя со шприцем в руке, два куска были успешно извлечены и выкинуты под кровать. Профессор перестал стонать и лишь изредка болезненно хмурил брови во сне.

— Ты что тут делаешь? – строго сказала медсестра.

— Ничего, - Славик от испуга резко присел на корточки. В голове всколыхнулась притихшая было боль.

— Ну-ка, быстро в кровать, а то сейчас тебе вместо него укол сделаю!

Мальчик послушно слез со стула, вскарабкался на высокую кровать и притих под одеялом. Тетя Надя включила свет, осмотрела профессора, щелкнула выключателем и ушла вместе с грозным шприцем на свой пост.

Славик лежал в темноте и смотрел на спящего профессора. В темноте было не видно ничего, кроме последнего, темно-красного куска проволоки, торчащего из копны седых волос, как кусок арматуры из бетонной плиты.

Встать и вытащить? Страшно – придет тетя Надя и сделает болючий укол. Профессор снова болезненно поморщился. «Вытащу» - решился, наконец, Славик. Он перевернулся на живот, задом сполз с кровати – только так можно было слезть с этого высоченного сооружения, чтобы от резких движений не болела голова, и снова забрался на стул у постели профессора.

Последняя проволока никак не желала вылезать. Славик крутил ее во все стороны, отчего профессор морщился и поскуливал, как обиженный пес. В конце концов, мальчик, вцепившись в кроваво-красный штырь двумя руками, потянул изо всех сил, и тот выскочил, а Славик полетел на пол.

— Господи, маленький! Как ты умудрился свалиться? – причитала тетя Надя. – Вот как тебя здесь оставлять? Хоть бортик ставь, как в детском отделении!

— Не услышал, извиняюсь, - виновато оправдывался мужской голос. – Утром только его нашел и сразу же вас позвал.

Славик открыл глаза. Дедушка-профессор сидел на своей кровати бледный, но вполне бодрый. Никакой проволоки у него из головы больше не торчало. Впрочем, вчера при свете ее тоже не было видно, только в темноте.

Жена профессора еще не пришла, было раннее утро. И тетя Надя еще не сменилась со своего дежурства. Она раздала градусники, сделала уколы, нажаловалась доктору Меринову, что ребенок упал с кровати, и только после этого ушла домой. А Славику после ночной выходки назначили компьютерную томографию, как профессору, так что поехали они туда вместе. Вернее, Василий Геннадьевич пошел, а поехал только Славик – ему невероятно нравилось кататься на кресле или каталке, а медсестрам, что он не останавливается на каждом углу поглазеть на схему пожарной эвакуации и не сует свой любопытный нос в случайно раскрытые двери лабораторий института.

Клавдия Валентиновна подошла позже.

— Мы не нашли патологии у вашего мужа, - встретил ее доктор Меринов у дверей кабинета компьютерной томографии.

— Как? – удивилась женщина. – Но на снимках, которые я вам принесла, - помните? - была опухоль!

— Смотрите сами, - врач раскрыл папку, которую держал в руках. - Где вы здесь видите опухоль?

— Клава, я себя замечательно чувствую, - подтвердил профессор. – Ночь в больнице определенно пошла мне на пользу.

— Но как же так может быть?!! – продолжала не понимать Клавдия Валентиновна.

Что ответил доктор Меринов, Славик так и не узнал, а разноцветные проволоки как-то вылетели у него из головы, едва он оказался в удивительном помещении, в центре которого стоял «космический аппарат будущего», который на самом деле назывался томографом.

Профессора выписали через два дня, проведя дополнительное обследование и ничего не обнаружив. Славик снова остался один, впрочем, ненадолго. Уже вечером к нему подселили нового пациента.

Дядя Миша чувствовал себя превосходно. К тому же он был не прочь поболтать и с удовольствием рассказал Славику, что работал строителем до тех пор, пока это не стало опасным из-за его болезни, сопровождавшейся странными припадками, о которых он сам ничего не мог вспомнить, кроме того, что темнеет в глазах. Однажды, во время такого припадка, дядя Миша чуть не свалился с крыши. Вот тогда-то и обнаружилась у него киста в голове. Операция его ждала не сложная, такая же, как и у прежнего соседа Славика дяди Леши, но Михаил все равно боялся.

Славик ему сочувствовал. Он бы тоже испугался, если бы ему сказали, что пропилят в черепе круглую дырку как ту, шрам от которой дядя Леша показал при нем своей девушке Галине. Тетя Галя тогда испугалась, зажмурилась, замахала руками и визгом: «Закрой-закрой-закрой!». Дядя Леша смеялся, а Славик думал, что он, наверно, настоящий герой раз смеется, когда у него такая страшная рана, пусть даже и зашитая.

Дядя Миша героем не был, ему было страшно. Он даже ночью не мог заснуть, возился, листал газету. Славику тоже не спалось, мешал свет. К тому же у него болела голова, поэтому он лежал и смотрел на дядю Мишу, пока тот не пошел на пост к медсестре за снотворным.

Вскоре сосед вернулся и наконец-то выключил бра. Славик закрыл глаза, но почувствовал, что опять что-то мешает. Он приподнял голову с подушки и увидел над бровью у лежащего напротив соседа металлический отблеск. Казалось, черепашка-ниндзя запустил в него сюрикен, и тот так и остался торчать во лбу.

— Дядь Миш, а у вас во лбу звезда горит, как у шамаханской царицы, - прошептал Славик.

— Ты, Славка, лучше не говори глупости, а спи, давай, - буркнул сосед.

Мальчишка послушно закрыл глаза, но неприятное свечение «звезды» не давало заснуть. Славик дождался, когда дыхание дяди Миши станет ровным и спокойным, а сам он перестанет нервно покашливать, тихо перелез через низкий бортик и спустился на пол. На этот раз, прежде чем вырвать звездочку, одной рукой он крепко схватился за спинку кровати.

— Прикинь, Славка, они ничего не нашли - выписывают! У меня же был снимок, и на нем явная киста! А здесь что? И томограмма эта чертова и энцефалограмма и еще хрен знает что – все в норме! Вот ты скажи, и это называется врачи? У самих оборудование неисправно… Денег, видать, хотят. А если я завтра с крыши навернусь со своей эпилепсией? – дядя Миша суетливыми движениями кидал свои вещи в большой пакет с надписью «Икея». – Ладно, бывай, пацан, - сказал он на прощанье и неожиданно весело подмигнул: – Может, вернусь еще, в картишки перекинемся.

— Ну, Славик, повезло тебе, - сказала тетя Надя на следующий день. – Дружка тебе везут… - и подмигнула: - на коммерческой основе.

Мальчик вымученно улыбнулся. В последние дни головная боль заметно усилилась, играть ни с кем не хотелось. Впрочем, дружок оказался – не особо и поиграешь. Севочке было два годика, и все его игры заключались в катании машинки по одеялу. Зато с ним была мама – тетя Нина. Она тоже боялась, но не плакала, а читала сынишке сказки. Славик лежал на своей кровати с закрытыми глазами, слушал и вспоминал то время, когда он жил еще в доме ребенка. Ночная няня тетя Лиза тоже читала им такие книжки.

После сказки Славика увезли на экспериментальное лечение, а когда вернули в палату тетя Нина кормила Севочку обедом. На макушке у малыша, как корона, серебрился зазубренный гребень. Он светился так ярко, что был виден даже днем, при свете.

— Теть Нин, вы это видите? – указал Славик на гребень.

— Что? – не поняла женщина.

— Вот там, у Севы на макушке такое серебряное.

— Здесь? – мама Севочки накрыла рукой гребень, тот слегка сплющился под ладонью, но прошел насквозь.

Славик кивнул.

— Здесь… - женщина посмотрела на парнишку округлившимися глазами. Наверно, так смотрят, когда видят приведение. – Что ты там видишь? – одними губами спросила она.

— Не знаю, но могу вытащить.

Женщина молча посадила на кровать рядом со Славиком сына. Мальчик встал на колени, взялся за гребень и потянул. Тот поддался неожиданно легко.

— Блось каку! – сказал Севочка. Славик швырнул серебристое нечто на пол – все равно санитарка баба Шура моет его дважды в день.

Севочку выписали через день, после получения положительных анализов, а в палату поселился новый сосед – высокий молодой дядя Дима с нетвердой, как у пьяного, походкой и неуверенными движениями. Славик видел его в отделении и раньше. Кажется, он жил в соседней палате, а, может, и через одну.

— Операцию мне делать отказались, как и тебе, Вячеслав, - сказал он, с трудом распихивая свои немногочисленные пожитки по полкам тумбочки. - Только тебя оставляют, а меня завтра выписывают домой. Умирать, - парень невесело усмехнулся. Сзади, прямо над шеей у него торчала гнутая железка, как будто капитан Крюк ударил его в спину, отчего железная рука застряла в черепе. – Вот к тебе на последнюю ночь напросился. Говорят, то ли палата твоя счастливая, то ли койка эта.

Дядю Диму, не выписали, как собирались, на другой день, а перевели в терапевтическое отделение на дообследование. На прощанье он уверенно пожал Славику руку и сказал:

— Перелег бы ты на мою койку, Вячеслав, что ли. Глупость, конечно, но вдруг?

Славик посмотрел на соседнюю кровать. Сегодня баба Шура с утра ушла за чистым бельем и пока не протерла под ней пол. Вырванный ночью крюк все еще валялся там.

— Перекладывайся! – тетя Надя сама застелила пустую кровать и, обняв Славика, перетащила на нее. Потом передвинула тумбочки – вещей у Славика раз-два и обчелся, но все равно так быстрее. – Будешь теперь спать здесь! – сказала она и заговорщицки подмигнула: - Веришь – не веришь, а койка-то эта какая-то счастливая. Кто на ней не поспит, всех на другой день выписывают. Даже Михаил сказал, что у него все симптомы, как рукой, сняло.

— Теть Надь, это же я сделал! – тихо сказал мальчик.

— Что ты сделал, Слав?

— Ну, я… - Славик замялся: а, действительно, что он? Вылечил? Нет, так нельзя говорить. Он не умеет лечить, он же не доктор. Он просто вынул ненужные штуки у них из головы, всякие штуки, от которых может быть больно, но которые почему-то никто, кроме него не видит. Он вытащил и… тогда эти люди выздоровели. – Я сделал… так, что они вылечились.

— Ладно, добрый доктор Айболит, - улыбнулась тетя Надя. – Ты тут полежи пока, а я пойду раздам таблетки. Может, и у меня кто-нибудь да вылечится.

Следующий пациент из «счастливой» палаты тоже поправился. И это был не Славик. А потом и еще один.

— Слушай, Слав, как ты это делаешь? – шутливо спросила Надежда в свою следующую смену.

— Беру и тащу, - пожал плечами Славик.

— Что берешь?

— Ну, то, что оттуда торчит, ненужное.

Тетя Надя зажмурилась и потрясла головой, будто отгоняя наваждение.

— Что ты такое говоришь, Слав? Прямо мистика какая-то! Хочешь сказать, что ты видишь опухоль, как инородное тело?

— Ну, да, вижу. Раньше только в темноте видел, а сейчас всегда. И даже не в голове. У бабы Шуры, например, шарик на животе.

— А ведь точно, она говорила, что у нее миома, - озадачено пробормотала Надежда. – Так ты можешь вот так просто взять и это убрать?.. Славка-а-а! – глаза девушки восторженно заблестели. Да, она медработник и знает, что чудес не бывает, но столько совпадений… Откуда? – Пойдем-ка… - она подхватила Славика подмышку и потащила в женскую палату.

Одна тетенька лежала на кровати с забинтованной головой, другая сидела за столом и разгадывала кроссворд. У этой, второй, за ухом, как стрела, торчал штырь.

— Вон он, за ухом! – пальцем показал Славик.

— У вас снимки, с которыми вы к нам поступили, на руках? – спросила тетя Надя сидящую за столом женщину.

Та пошарила в тумбочке и достала здоровенный конверт.

— Ведь ты прав, Слав, - сказала Надежда, горящими глазами разглядывая снимок. А потом, вернула его пациентке и с улыбкой спросила: - Не возражаете, если мы с Вячеславом Олеговичем над вами немножко поколдуем?

— А что мне надо делать? – слегка опешила женщина.

Тетя Надя вопросительно посмотрела на Славика.

— А на тот стул можно ногами? – робко спросил тот.

Медсестра поставила мальчика на стул, рядом с больной. Тот взялся за штырь двумя руками и дернул. В голове проснулась боль. Славик закрыл глаза и уже не видел, как женщина тряхнула кудрями, потом еще раз, уже озадачено. Давящее чувство, преследующее ее последние месяцы, ушло, как не бывало.

— И все?

— На сегодня все. Спасибо, - улыбнулась Надежда и уже, когда вынесла обмякшего Славика в коридор, сказала, скорее себе, чем ему: - Осталось убедить доктора назначить повторную томографию.

В ординаторской было накурено. Врачи о чем-то спорили.

— Я считаю это преждевременным. Пока что недостаточно данных, чтобы делать какие-либо выводы, - донесся раздраженный голос доктора Меринова. Его-то Надежде и было нужно.

— Виктор Павлович, - позвала она, заглядывая за перегородку, отделявшую помещение, где собрались врачи от любопытных глаз случайно заглянувших в ординаторскую пациентов. – У больной из восьмой палаты… Глуховой Зинаиды… - начала было она и замялась: что у пациентки? Она даже забыла поинтересоваться, как та себя чувствует. – Возможно… изменение клинической картины… как у тех, из десятой. Вы можете назначить повторное обследование? - под проницательным взглядом доктора Меринова к концу фразы Надя почувствовала себя набитой дурой.

— Успокойтесь, Надюш, - ободряюще сказал Виктор Павлович. - Какие у вас основания для подобного заключения? У больной улучшилось самочувствие?

— Да… Наверно… Понимаете, столько совпадений… А Славик… Ну, мальчик из десятой…

— Я понял, о ком речь. Так что мальчик?

— Он уверяет, что видит патологию, как инородное тело, и может его извлечь! – на одном дыхании выпалила Надежда, представила, какой глупостью кажется ее объяснение с точки зрения врача и густо покраснела.

— Хорошо, - неожиданно сказал доктор Меринов. – Я назначу повторное обследование Глуховой.

— Ваш диагноз подтвердился, Наденька, – доктор Меринов был возбужден, как победитель телевикторины. – Зинаида Глухова здорова, а мы с вами, кажется, на пороге великого открытия.

— Какого открытия, Виктор Павлович? Славик что, может исцелять, как филиппинский хилер?

— Пойдемте со мной… - доктор Меринов зашел в ординаторскую, уселся за стол и достал из толстой папки снимок. – Вот здесь, - показал он на ярко-белое пятно на темном круге фотографии, - у Вячеслава опухоль. До сих пор не было известно, за что отвечает эта область мозга, теперь же мы с вами можем предположить, что при воздействии на нее определенным образом у человека появляются некие способности. В случае Вячеслава воздействие было двояким – с одной стороны опухоль, которая сама по себе вызывает только негативные последствия, с другой стороны – наш новый экспериментальный метод лучевой терапии. Я надеялся, что излучение разрушит опухоль, но вместо этого оно изменило ее структуру. Это сочетание и дало экстрасенсорные способности пациенту. К сожалению, времени на исследования у нас почти не осталось. Излучение не замедляет рост опухоли. Скорее наоборот…

— Славка, ты экстрасенс!

— Кто такой экстрасенс?

— Почти волшебник! Ты можешь лечить!

— Значит, я доктор, как Айболит?

— Доктор. Добрый доктор. Как Айболит.

— А можно, ко мне все будут приходить, а я их вылечу?

— А тебе не трудно, ты не устанешь?

— Наверно, не устану. Только голова будет сильно болеть. Но я потерплю.

Тетя Надя обняла Славика и прижала к себе.

— Славк, а ты себя вылечить можешь? - спросила она, помолчав.

Славик высвободился из ее объятий, поднял руки и провел по лысой макушке – волосы вылезли давно, от облучения.

— Нет, не вижу, - пожал он плечами. – С закрытыми глазами и у других не видно, что вынимать.

Ночью Надежда не могла заснуть. Она думала о Славике. Сколько он еще проживет? А сколько людей вылечит… хороших и не очень. Ему все равно, какие они. Он просто им помогает. Почему же никто не может помочь этому ребенку? И себе сам помочь он не может. Как несправедливо устроен мир… хотя…

Девушка сорвалась с кровати и стала поспешно одеваться. Кое-как застегнув пуговицы и небрежно пригладив волосы перед настольным зеркалом, она схватила его и сунула в сумочку. Зеркало не помещалось, пришлось найти на вешалке за дверью старый пакет.

— Нет, так он не увидит… - прикинув что-то в уме, пробормотала она и побежала в ванную.

Буквально отодрав зеркальную дверцу шкафчика, Надя засунула ее в тот же пакет, и выбежала из квартиры.

Метро уже не работало, пришлось ловить частника.

— В больницу? Среди ночи? К кому это вы, девушка? – удивился тот.

Наверно, стоило сказать: «Я там работаю», но у Нади почему-то вырвалось:

— К сыну!

Одно зеркало Надя прислонила к стене, другое подняла сзади - опухоль там, на затылке. Славик сидел между ними на кровати и сонно хлопал глазами. У противоположной стены умиротворенно посапывал очередной выздоравливающий пациент.

— Ну, что, Слав, видишь? Видишь? Увидел?!! – повторяла тетя Надя.

Вокруг отражавшегося в зеркале светлого затылка светился серебряный нимб. Славик видел его в зеркала и, пожалуй, мог бы схватить и вытащить, но почему-то сидел молча и неподвижно. Ему хотелось спать. А утром проснуться и снова играть в доброго доктора Айболита.