Charmer
№155 "Призрак зоопарка"

Призрак зоопарка

Вы думаете лицо города – высотные дома, разномастные магазины и памятник В.И. Ленину на главной площади? Впрочем, нынче памятник бывшему вождю редкость и вполне может сойти за эксклюзив. Но Николаев славится не этим, и даже не акациями, заполоняющими улицы. В конце весны город купается в белой пене цветов и, мягко покачиваясь, плывет на волнах медвяного аромата. Но не стоит расслабляться! Стоит вам только зажмурить глаза, чтобы набрать полную грудь дивного воздуха, как нога тут же провалится в какую-нибудь колдобину. А и нечего было глаза закрывать! Перекопанные улицы – вот истинное лицо города.

Строители, ремонтники, дорожники и иже с ними перекапывают улицы с остервенением, доходящим до исступления. Они сладострастно сдирают асфальтовую шкуру. С ловкостью патологоанатомов препарируют земные потроха. В упоении перерезают вены труб и вскрывают водоносные артерии. Опосля ж грустно кладут асфальт, а через пару-тройку недель с первозданным рвением заново его корёжат. Вероятно, доморощенных землекопов возбуждает только процесс вскрытия. Глупые мысли о бедолагах пешеходах и водителях их не тревожат.

Старый трамвай, нервно громыхая и вздрагивая, подкатился к остановке. С ревматическим скрипом первая и третья дверь отъехали в сторону. Средняя издевательски осталась на месте, заставляя нервничать пассажиров, столпившихся на площадке.

– Остановка «Зоопарк», – прохрипел динамик.

– Простите! Разрешите! Прошу прощения, мадам! Вы бы не подвинулись? Ну, дайте же пройти! – Борис Петрович Новоселов торопливо прокапывался к выходу.

Пассажиры, вросшие в пол в ожидании своей остановки, оставались глухи к его мольбами. Сочувствие к страждущему проявила лишь немощная на вид старушка в залихватской бандане с черепами. Она саданула его зонтиком в бок и с наслаждением наступила на ботинок, приговаривая: «Ходють тут всякие!»

– Осторожно, двери закрываются, – проинформировал динамик.

– Подождите! – с утроенной силой рванулся на волю Борис Петрович. Старушка за спиной ехидно захихикала.

Дверь дрогнула и поехала. Спринтерским рывком Новоселов достиг вожделенного проема и вывалился на волю. Трамвай погромыхал дальше, а спринтер остался стоять в луже.

К жизни Борис Петрович относился философски – должность обязывала. Поэтому он не возроптал на небеса, а только глубоко вздохнул и пошлепал к дорожке, ведущей в зоопарк. Но сегодня высшие силы решили испытать терпение Новоселова по полной программе. Дорожка, еще вчера покрытая ровным и гладким асфальтом, сегодня выглядела так, словно кротовая мафия всю здесь ночь искала нефть.

Борис Петрович с легким упреком поднял глаза к небу. Висевшая над ним туча ехидно ухмыльнулась, сквозь разрыв в ее рыхлом теле блеснул лучик солнца и ласково дотронулся до мокрой лысины. Утро Новоселова явно не задалось. Кофе, заботливо приготовленный женой, обжег язык. Супружница, прибежавшая на крик, впопыхах оставила утюг на мужниных любимых брюках. Изящно прожженная дырка навсегда вычеркнула те из гардероба. Дверь в трамвае не открылась. В ботинках, обеспечивая простуду, хлюпала вода. В довершении всех несчастий к работе теперь надо было карабкаться по кочкам и буеракам. Обойти препятствие невозможно – по обеим сторонам бывшей дорожки зияли огромные провалы. «Куплю машину! – не в первый раз поклялся Борис Петрович и вздохнул: – Как только денег соберу!" Пока Новоселов стоически пробирался к работе, небо решительно выплескивало всю накопившуюся воду ему за шиворот.

Изгваздавшись по уши в грязи, мокрый, словно только что вылез из реки, Борис Петрович доковылял до проходной, смущенно просочился мимо дремлющего вахтера, и, пачкая паркет, прошлепал к двери, на которой висела скромная табличка: "Б. П. Новоселов – директор зоопарка". Секретарша, сидевшая в предбаннике, кокетливо улыбнулась директору.

– Да какое оно доброе! – проворчал Борис Петрович, но, вспомнив о нелегком бремени руководителя, нацепил на лицо дежурную улыбку: – Здравствуйте, Машенька! Вы сегодня прекрасно выглядите!

– Чай, кофе? – крикнула ему в спину Машенька.

– Химчистку! – пробурчал он.

Кое-как приведя себя в порядок, Борис Петрович плюхнулся в кресло. Машенька, пленительно виляя бедрами, принесла кофе и положила на стол почту.

– Что у нас сегодня? – Борис Петрович прикрыл ладонью глаза и с трудом сдержал зевок. Хмарь за окном вгоняла в сон. К тому же его начало немного познабливать. Но кофе он поостерегся пить, пусть остынет сначала.

Машенька заглянула в блокнот, который всегда и везде сопровождал ее. Иногда Борис Петрович думал, а спит она тоже с блокнотом? В мыслях он рисовал себе пикантную картину: Машенька конспектирует любовные утехи, чтобы на досуге освежать их в памяти.

– В девять часов летучка. В двенадцать встреча с немцами. – Секретарша, чуть прищурив глаза, вглядывалась в строки на бумаге. Говорила он так сексуально, словно хотела соблазнить свой блокнот. – Также вы собирались проинспектировать обезьянник. Ах да! Сегодня ночью родила Чанга.

– Родила? – подскочил Борис Петрович. – Так чего же вы молчали! – крикнул он на бегу.

Машенька пожала плечами, – подумаешь событие! – и проследовала к рабочему месту нормальной походкой. Чего зря стараться, когда некому оценить.

Индийская слониха Чанга меланхолично жевала яблоки, словно и не участвовала в долгожданном событии. Очаровательный слоненок - малыш с черным чубчиком пытался встать на ноги.

– Кто? – спросил Борис Петрович.

– Мальчик! – устало ответил ветврач Михаил Васильевич (за глаза Мишаня). – Можно я пойду домой? Всю ночь здесь проторчал.

– А как же мамаша и новорожденный?

– Они в порядке. Да и Валечка за ним присмотрит.

Валечка – смотрительница слоновника – удивительно походившая на слониху лицом и комплекцией, стояла поодаль, прижав ладони к необъятной груди. На ее лице, обычно хмуром, было написано такое счастье, словно она, а не Чанга разрешилась от бремени.

– Спасибо Петр Васильевич! – директор торжественно пожал руку ветврачу. – Вы знаете, какие надежды мы возлагаем на этого слоненка!

– Да-да, конечно, – Мишаня вытер лицо, усеянное капельками пота, – в слоновнике царила тропическая жара. – Программа обмена, как же. Так я пойду, Борис Петрович?

– Конечно-конечно! - рассеянно ответил директор. –Ты только посмотри, какой красавец! – забыв о Мишане, он с умилением рассматривал новорожденного, потом оглянулся – не видит ли кто? – сложил губы, почмокал и засюсюкал: – Лапочка, ути-пути, мой сладкий, мой красавчичик!

"Красавчичик" наконец-то встал на подламывающиеся ноги и с удовольствием напустил огромную лужу.

Где-то ближе к обеду Борис Петрович заглянул обезьянник. В помещении было душно и смрадно. Мартышки в истерики носились по клеткам. Макаки не спаривались на глазах у публики, чем несказанно огорчили Новоселова – у приматов явная депрессия. Старина Плюк долго держал руку директора, и проникновенно глядел в глаза, вещая о трудной доле орангутанга. Обезьянник страдал от перенаселения.

После обхода, Борис Петрович развалился в кресле и устало вытянул ноги. Это не зоопарк, а одна большая проблема – где взять денег…

– Машенька, будь добра, сделай мне кофе, – попросил он в открытую дверь.

– Сию минуточку! – нежно откликнулась Маша и через пару минут вплыла в кабинет с грациозностью провинциальной дивы: – Ваш кофе!

– Вы моя спасительница!

Борис Петрович медленно выпил кофе, подошел к окну и прислонился лбом к стеклу. Оно приятно холодило пылающий лоб. "Ну вот, простудился," -вяло подумал Новоселов. За окном сгущались сумерки. Идти домой не хотелось. Мысль о штурме препятствий повергала его в уныние.

– Прошу прощения, милостивый государь! – раздался за спиной вежливый голос. – Не соблаговолите ли уделить мне толику вашего внимания?

Борис Петрович от неожиданности вздрогнул, стукнувшись лбом о стекло. Потер лоб, пригладил остатки волос, одернул пиджак и неторопливо повернулся.

В кресле для посетителей, выпрямившись подобно факиру с непереваренной шпагой, сидел мужчина. Хотя к нему больше подходило определение - респектабельный господин. Прилизанные волосы, аккуратная бородка. Черный костюм, галстук бабочка, в начищенных ботинках отражается лампа. Пухлые пальцы унизаны перстнями. Все очень солидно. Впечатление лишь слегка портило лицо - одутловатое, изжелта-бледное, словно он сотни лет прятался от солнечных лучей. Изюминку его облику придавало пенсне - изящное, в тонкой золотой оправе, кокетливо восседавшее на переносице. Эта деталь на лице незнакомца чрезвычайно озадачила Бориса Петровича. Пенсне он видел единожды – в хрестоматии по литературе, на фотографии классика А.П.Чехова. "Может, новая мода?" – подумалось директору.

Посетитель в свою очередь внимательно осматривал хозяина кабинета, начиная от галстука (Борис Петрович озабоченно поправил узел) до кончиков испачканных туфлей. Приподняв брови – то ли в знак одобрения, то ли наоборот, нежданный гость снял пенсне, изящным жестом извлек из нагрудного кармана белоснежный платок, протер стекла, ловко водрузил пенсне обратно и вновь воззрился на директора.

– Вы кто? – пришел в себя Новоселов, опустился в свое кресло, радуясь, что стол закрыл его непрезентабельные брюки (мартышки в обезьяннике радостно закидали директора огрызками).

"И как этот шельмец просочился мимо Машеньки? – нервно подумал Борис Петрович, - Обычно она мощной грудью перекрывает "доступ к телу" непрошеным визитерам ".

Тем временем посетитель встал и … Слово "сказал" – явило бы миру рахитичную попытку отобразить действие, проделанное незнакомцем. Богатство тембра, сдобренного сочными обертонами, вкупе с пафосом произнесенных слов, завораживало. Так говорили бы удавы, если б могли. Посетитель изрек:

– Разрешите отрекомендоваться? Каллистрат Ананьевич Какушкин, к Вашим услугам-с, – он коротко кивнул и сел.

Все было проделано столь безупречно и красиво, что невольно внушало уважение. "Да уж, нелегко тебе с таким имечком"! – подумал Борис Петрович, встряхивая головой, чтобы отогнать наваждение, а вслух сказал: – Чем могу быть полезен, милостивый государь? - Чопорные манеры визитера невольно спровоцировали и его на словесные изыски.

– Видите ли, любезнейший, у меня к Вам всенижайшая просьба! – Каллистрат Ананьевич нервно сплел и расплел пальцы, сверкнув рубином. – Дело в том, что я некоторым образом не совсем жив – даже скорее наоборот! – и мне бы хотелось, чтобы это досаднейшее обстоятельство не стало камнем преткновения в нашем дальнейшем сотрудничестве-с!

– Погодите, погодите! – снова затряс головой Бориса Петровича, пытался понять, чего от него хотят, но смысл сказанного утонул в нагромождении слов. – Давайте по порядку. Чего вы собственно хотите?

Каллистрат Ананьевич всплеснул руками:

– Я не теряю надежды втолковать Вам, милостивый государь, что, несмотря на расхождение в некоторых частностях нашей жизнедеятельности, мы с Вами стоим на одних позициях, и, следовательно, для достижения благой цели должны объединить все свои усилия, чтобы бороться с несправедливостью, чья беспросветность затопила мое сердце…

– Чего? – переспросил директор, запутавшись окончательно. Он раздраженно потер виски и даже дернул себя за ухо, в попытке вытряхнуть из ушей вязкие словеса. Облокотившись о стол, он устало вздохнул и положил подбородок на сцепленные пальцы. – Вы можете покороче формулировать свои мысли?

– Простите-с? - осведомился посетитель, варварски прерванный на взлете мысли.

– Покороче! - раздраженно скомандовал директор. – Что вы хотите?

– Покороче-с? – ошарашено переспросил оратор. – Покороче…с, – он пошевелил губами, собрал их в дудочку, потом растянул в неуверенной улыбке. – Покороче… Если совсем коротко, к вящему удовольствию присутствующих, то я лишь вознамеривался вам сказать…

– М-м-м-м! - Борис Петрович обхватил голову, покачнулся и возопил: - Еще короче!!!

Господин дернулся как от удара, вскочил и лихо отрапортовал:

– Позвольте-с доложить! Я – призрак! - сел и обтер вспотевший лоб белоснежным платком.

– Ну что сегодня за день!!! – директор выскочил из кресла и нервно заходил по кабинету, то и дело воздевая руки к небу, точнее, за неимением оного – к потолку. – Вы издеваетесь надо мной?

Посетитель с грандиозным интересом смотрел на мельтешащего по кабинету Бориса Петровича. Стеклышки пенсне безобразно увеличивали глаза "призрака", и казалось, что на его мучнистом лице горят два черных фонаря.

– Убирайтесь во-он! Только вас мне не доставало! – кричал директор и заламывал руки. – Мало мне! Кофе! Трамвай! Асфальт! Голова! Мартышки! С-сумасшедший! Да когда же это кончится! Господи! – Выдохнувшись, он перестал бегать, плюхнулся в кресло, с силой вдавил пальцы в виски, уставился на сумасшедшего и утомленно произнес: – Чего сидите, убирайтесь!

– И не подумаю, сударь! – важно ответил тот и вдруг подмигнул. Директор вздрогнул. – Во-первых, я не сумасшедший, а уважаемый гражданин, купец первой гильдии, пусть даже в и далеком прошлом. А во-вторых – я воистину призрак.

– Докажите! – наклонился в его сторону Борис Петрович. Он сцепил пальцы так, что костяшки побелели. – Черт вас побери, докажите мне, что вы призрак или я вызываю милицию!

– Да извольте удостовериться, милейший-с! - любезно отозвался сумасшедший и растворился в воздухе.

Борис Петрович потрясенно икнул и уставился на кресло. "Вот и пришел мой конец. Температура 42, бред… – подумалось ему. - Прощай семья, работа…"

– Ну, что, милостивый государь, я удовлетворил Ваше законное любопытство? - раздался голос, а потом в кресле из пустоты соткался сумасшедший, или – как теперь убедился Новоселов – настоящий призрак.

– Убедился, – помертвевшими губами ответил директор.

– Значит, любезнейший, вы-с мне поверили окончательно и бесповоротно? – обмахнулся платком призрак. – По-правде говоря-с, вы изрядно утомили меня своим неверием и скудоумием! Но не будем поминать лихое. Нынче же назрела жизненная необходимость вернуться к животрепещущему вопросу! – заметив, как страдальчески исказилось лицо Бориса Петровича, он поспешно добавил: – Я буду краток! Питаю надежду, что вы уразумели всю беспросветность моего положения – я призрак. Мои бренные останки преданы земле задолго до вашего появления на свет. И надо же было случиться эдакому, я бы дозволил себе заметить – конфузу, что потомки решили на месте упокоения бренных тел прародителей соорудить зверинец. А посему – мои останки варварски были вырваны из земляного плена,

– Но я-то тут причем? - измучено спросил Борис Петрович. – Что вам от меня надо? Я кости ваши и в глаза не видел! Отдать их не могу! Чего вы от меня хотите?

– Нет-нет! Не поймите меня превратно-с! Я не сетую. В моем положении есть и положительные стороны: я вновь могу видеть, слышать и – что самое приятное – разговаривать!

– Еще бы! - пробурчал под нос директор.

– Вы что-то соизволили сказать-с?

– Ничего-ничего! Продолжайте, прошу вас. Чем быстрее вы закончите, тем скорее мы расстанемся.

– На вашем месте, я бы не был столь уверен, милейший-с! – парировал призрак. – Не буду вам рассказывать о моем изумлении, и упоении открывшейся мне картиной родного города. Скажу лишь о прискорбном факте, который гнетет и приводит меня в смятение.

– Ну, наконец-то!

– Так вот - милейший Борис Петрович, Вы как лицо заинтересованное, более того – обличенное властью! – не можете, не должны спокойно созерцать бедственное положение вверенного мне тигрятника.

– Вверенного?.. Вам?? Кем??? Когда??!

– На собрании призраков зоосада.

– Где?

– Я толкую вам-с – на совете призраков.

– Так вы еще и не один?

Призрак сдержанно улыбнулся:

– Что вы, любезнейший! Усопших в этой земле обреталось много. Некоторые из нас подзадержались между этим и тем миром, обремененные грехами тяжкими. А как останки бренные растревожили – так и вышли мы на свет божий.

– Мы? А остальные где? – сторожко оглянулся Борис Петрович, не стоит ли за спиной еще одно психованное привидение.

– Не тревожьтесь, любезнейший. Кроме меня в данную минуту бытия здесь никого нет-с! С вашего позволения я поведу речь дальше. Как поогляделись мы, приняли к сведению свое нынешнее существование, так и решили взять зверей под свое покровительство. Мне выпал жребий – патронировать тигров и иже с ними.

– И что?

– А то, что сердце мое кровью обливается, когда зрю я, в сколь бедственном положении находятся столь благородные звери!

– Почему это в бедственном? – директор резко выпрямился. Расплел пальцы и положил руки на подлокотники кресла. – Мы кормим их. Заботимся.

– Кормите? Да-с пожалуй, ныне их кормят сносно, кхм-хм, – со сдержанным смешком ответил призрак.

Борис Петрович поежился – это был явный намек на времена перестройки. Тогда, чтобы сохранить хищников, он создал специальную бригаду, которая ловила в городе бродячих кошек и собак. Тигры не возражали и с аппетитом поедали своих мелких родственников.

– Не в кормлении дело! – Тут уж призрак не выдержал, вскочил и заметался по кабинету. – Теснота! Это бич! Мои драгоценные звери терпят невероятные муки! Вы должны!.. - обличающий перст ткнулся в директора. Только молниеносная реакция спасла бывшего десантника от одноглазия. Полузадушенный призрак, прижатый к столешнице крутым десантным приемчиком, просипел: – Вы должны безотлагательно-с решить эту проблему! Отпустите немедля! Вы – варвар-с!

Борис Петрович, сконфузясь, ослабил хватку. Каллистрат Ананьевич поправил манжеты, пригладил платочек в кармане. Передернул плечами. Пенсне, свалившееся с носа, с тупостью маятника раскачивалось на длинном шнурке. Мозг директора, не успевший за тренированными мускулами, лишь сейчас потрясенно отметил - что призрак оказался весьма материален.

– Продолжим разговор-с! - пенсне как птичка на жердочку порхнуло на переносицу, а хозяин с достоинством опустился в кресло. Стоило призраку заговорить, как Борис Петрович снова попал под магию его голоса. – Вы окончательно и бесповоротно должны решить эту проблему-с.– Иначе мы ее решим-с сами!

Теперь в голосе призрака звенела сталь. Холодная волна прошлась по Новоселову от кончиков пальцев на руках, до ногтей на пальцах ног.

– Вы мне угрожаете?

– Предупреждаю, милостивый государь! Только предупреждаю. Пока-с…

– Что же вы мне можете сделать? Вы призрак, я живой, да и как мы только что выяснили – сильнее вас.

– Значит-с, вы мне не в-е-ри-те? – медленно, очень медленно губы призрака сложились в кривую улыбку. – Я бы на вашем месте, сударь, не верил бы собственным рукам.

Борис Петрович не мог оторвать взгляда от этих медленно шевелящихся губ. Призрак говорил и говорил, а смысл фраз походил мимо сознания, и только когда стало не хватать воздуха, директор понял, что его душат. Душат собственные руки.

– Организм человека имеет тонкую структуру, – продолжал вещать Каллистрат Ананьевич. В накатывающей темноте, сквозь звон в ушах до директора доносилось: – Душа человека – потемки. Кому как не призракам, блуждающим в вечном мраке, главенствовать в любой тьме!

– Сволочь! – подумал Борис Петрович, проваливаясь в черную бездну.

– Ну, полноте, полноте вам, любезнейший! – увесистая оплеуха вернула директора к жизни.

– Чего вы от меня хотите? У меня нет денег, чтобы построить просторные вольеры для тигров, я который год сам бьюсь над этим вопросом! – прохрипел директор. Потер болевшую шею, внимательно посмотрел на предавшие его руки, приподнялся и сел на ладони, прижав их к креслу.

– Кто может решить-с данную проблему? Назовите незамедлительно!

– Мэр города может решить, еще губернатор, если его хорошенько потрясти.

– Еще кто?

– Президент страны, можно еще обратиться в Европейский союз, да куда угодно, хоть к арабским шейхам и африканским королям. Но кто там будет вас слушать!

– Не извольте беспокоиться, милейший! Меня – послушают! Засим, разрешите откланяться. Пребываю в полнейшем очаровании нашей встречей, надеюсь и уповаю на плодотворное сотрудничество! Мое почтение! – призрак поднялся, величаво кивнул и нагло растворился.

– Какая скотина! – Борис Петрович воровато оглянулся, боясь, что за спиной еще кто-нибудь материализуется. – Ну, какая редкостная сволочь!

Черные тени потянулись из углов к креслу Новоселова. В панике Борис Петрович бросился к шкафу, выхватил оттуда влажное пальто, судорожно сунул правую руку в рукав, левой схватил зонтик, забытый вчера и ринулся прочь. Пальто волочилось за ним, словно крокодилий хвост.

– До сви… - крикнула вслед удиравшему директору Машенька. Остаток фразы отрезала дверь.

Тени, добравшиеся до директорского кресла, уютно свернулись в нем и замерли в ожидании утра. За окнами гремели трамваи, стучал по стеклам дождь, ветер качал фонари, и бледные пятна света прыгали по стенам, скакали по полу, изредка освещая на кресло. Тени вздрагивали, когда свет падал на них, ворочались и недовольно вздыхали…

Юрий Владимирович Маушкин обожал свою кровать. Огромная, с пышной периной, прохладными шелковыми простынями цвета венге, она сладострастно затягивала в свои глубины, обнимала, и нежила, навевая такой сладкий сон, что пробуждение воспринималось как трагедия. Но сегодня Юрию Владимировичу снился жуткий сон.

Будто бы он, в фривольных розовых трусах, с идиотским гульфриком в виде хобота слона, чьи розовые уши непристойно торчат в стороны, стоит на жутко неудобной табуретке в холодном, темном помещении. Где-то капает вода, в углах что-то шевелится, доносятся странные звуки. Когда глаза привыкают к свету тусклой лампочки, Юрий Владимирович видит склизкие стены, загаженный земляной пол и прикованный к стене полусъеденный труп, на котором пируют крысы. Юрий Владимирович хочет бежать, но, как это часто бывает во сне, – не может пошевелиться.

Внезапно из темноты к узнику выходит прилично одетый господин. Обрадовавшись незнакомцу, Юрий Владимирович хочет подбежать к нему, но, спрыгнув на пол, по щиколотку проваливается в мерзкую жижу. Плюхнувшись снова на табурет, он ждет, когда незнакомец подойдет вплотную.

– Ну что, злодей, – обращается к нему господин в пенсне, – много грехов на тебе? Казнокрадство, небось, использование-с в целях корыстных власти, богом даденой?

– Чист! Перед богом и людьми! – истово крестится Юрий Владимирович. –Никогда, ничего и ни с кем! Это похищение? Чего надо вам? Денег?

– Мне от вас денег не надобно! А вот есть существа, в этом мире подлунном, коим помощь ваша, любезнейший мэр, необходима!

– Все! Все что могу, сделаю! Только говорите – что?!

– Зоопарку новые вольеры для тигров, - любезно отзывается собеседник и присаживается в возникшее кресло.

– Зоопарку? Тиграм? – Юрий Владимирович возмущен до глубины души. – Да что вы тут дурью маетесь! Какой зоопарк? Ошалели, что ли? Какого черта меня сюда приволокли?

– Не поминай имени антихистова! – осеняет себя крестным знаменем господин. – Говоришь, – я маюсь? Как бы вам, сударик, самому маяться не довелось. Аль зрением вы страдаете? Иль хворь ушная приключилась, не слышите крыс, не видите?

– Да что мне ваши крысы! – кипятится мэр. – Немедленно выпустите меня отсюда! А то вам такое будет!

– Какое-такое? – веселится собеседник. – Такое-с? – машет он рукой. - Или эдакое-с, - показывает он кукиш мэру.

– Да вы! Да я!! Да вас!!!

– А может – мы? А может – я? А может – вас? – почти ласково переспрашивает наглый чудак. – А если так? – щелкает он пальцами.

По этому сигналу крысы покидают свой адский насест и бегут к мэру. Окружив плотным кольцом табурет, крысы садятся на задние лапки, и с пристальным вниманием разглядывают мэрские розовые трусы. Юрий Владимирович понимает, что больше всего их интересует гульфрик, и начинает паниковать. Он подтягивает ноги к груди, обхватывает руками колени, пытаясь защитить от плотоядных взглядов свое достоинство.

По второму щелчку крысы слаженно штурмуют табурет: устремляются по четырем ножкам вверх, наваливаются на обезумевшего мэра, царапают и кусаются. Он отбивается, сбрасывает на пол грызунов, но на место павших приходят новые; и вот уже их острые зубы вгрызаются в уши слона. Мэр истерически визжит и спрыгивает с табурета. Проваливаясь в грязь, он носится по камере, отряхивая ретивых оскопителей.

По третьему (едва слышному) щелчку вымуштрованная крысиная армия мигом теряет интерес к мэру и устремляется к прерванному банкету.

Мэр, заляпанный грязью с головы до ног, в изгвазданных розовых трусах с разодранными в клочья слоновьими ушами, стоит, тяжело дыша, перед господином в кресле.

– Что … вам… от меня… надо? – выдыхает он.

– Полное вспомоществование зоопарку.

– В каком объеме?

– В объеме большого вольера для тигров. Очень большого-с!

– Будет вольер!

– Даете честное благородное слово? – пристально смотрит на него собеседник.

– Слово чести! – бьет себя в грудь мэр.

Грязь брызгает господину на пенсне, тот недоуменно вскидывает правую бровь, брезгливо морщится, медленно вытягивает из нагрудного кармана белоснежный платок, снимает пенсне и медленно, вдумчиво начинает его протирать, не отрывая от Юрия Владимировича горящего взгляда. Мэр понимает, что пришел его конец и прыгает на господина, в тщетной попытке схватить, задушить, загрызть…

Вздрогнув, Юрий Владимирович открыл глаза и едва не заплакал от счастья, обнаружив себя в родной кровати, на шелковых простынях, в нежных объятиях родной перины. "Приснится же такое чёрте что!" Сев на кровати, мэр потянулся, припоминая подробности странного сна, передернул плечами, радостно улыбнулся солнцу за окном, встал, еще раз потянулся и пошел в ванную. Там открыл краны и глянул в зеркало. Все лицо Юрия Владимировича, руки, живот и плечи были покрыты глубокими царапинами и следами укусов, кое-где подсохшими, а кое-где сочащимися сукровицей. Только любимые серые трусы в строгую черную полоску, без каких бы то ни было слонов, не дали мэру в одночасье рехнуться. Они словно якорь, в мгновенно вывернувшемуся наизнанку мире, удержали разум хозяина на тонком канате обыденности…

Губернатор злился. Второй час Павел Федорович Пазур пытался найти мэра. Ни один помощник не знал, где находится Юрий Владимирович и когда он появится на рабочем месте. Личные телефоны мэра тоже не стремились выдать месторасположения хозяина.

Павел Федорович сидел за огромным черным столом и барабанил пальцами по столешнице, то и дело отвлекаясь, чтобы дать по коммутатору нагоняй нерадивым сотрудникам. По их отчетам выходило, что мэр ушел в глухое подполье. После очередного сообщения губернатор от злости так хватил кулаком по столу, что тот аж загудел от удара. Словно войдя в резонанс со столом, мобильный телефон губернатора отчаянно затрезвонил.

– Пазур слушает!!! – гаркнул в трубку Павел Федорович. – Где тебя черти носят?!!

Собеседник, слегка замешкавшись от такого приветствия, недовольно буркнул:

– К тебе еду! Примешь без очереди?

– Я тебе что – врач-проктолог, чтобы у меня очередь сидела! Мигом!

В ожидании Маушкина губернатор сломал пять карандашей, одну ручку и оскорбил действием ни в чем не повинную кофеварку.

Тихо приоткрылась дверь, и в кабинет просочился Юрий Владимирович. В его движениях появилась невиданная ранее робость и подобострастие.

– Мое почтение, Павел Федорович, - негромко сказал мэр, но руки не протянул, обошел вокруг стола и сел спиной к окну.

– Ты где был? По чему не на связи? Случилось что?

– Не-нет. Ничего не случилось, – Маукшин опустил глаза. – У меня все в нормально, ты зачем искал, да еще так срочно?

– Дело к тебе есть! Не терпящее отлагательства! Что у тебя с зоопарком?

– С зоопарком все нормально, - не поднимая глаз тихо ответил мэр.

– Не в порядке! – отрубил губернатор. – Не в порядке! По моим сведениям тиграм срочно нужен просторный вольер! – мэр удивленно вскинул глаза на губернатора и тут же снова уставился в пол. – Городской бюджет потянет такие расходы?

– Ты же знаешь, в бюджете нет на это статьи, и в ближайшее время …

– Не ближайшее время! А самое что ни на есть сегодняшнее! Слушай и выполняй! Бросить все резервные средства на зоопарк!

– Да что случилось? – вяло удивился Юрий Владимирович.

– Все окончательно сошли с ума!

– В смысле?

– Да с ночи, понимаешь, телефоны иностранцы оборвали! Им что там, в их заграницах заняться нечем? Дел других нет? Вынь да положь им образцово показательный зоопарк. Он, видишь ли, у нас самый крупный в Европе! – Губернатор озадачено хмыкнул: – я и не знал.

Мэр открыл было рот, но его прервал резкий звонок. Синий телефон, с гербом вместо кнопок, требовал неотложного внимания. Пазур потянулся к трубке. Машинально глянув на его руку Маушкин увидел, что вся губернаторская конечность покрыта подсохшими царапинами.

– Слушаю вас, господин президент! – благоговейно губернатор. – Так точно, вопрос решается. Спасибо, господин президент… будет сделано, господин президент! Не извольте беспокоиться, господин президент…выполним и доложим немедленно!

Пока губернатор разводил политесы, Маушкин беззастенчиво рассматривал его лицо. Даже толстый слой тонального крема, наложенного умелой рукой гримера, не мог скрыть мешков под глазами и многочисленных борозд на щеках губернатора. "Хороший стилист у моей жены, - подумал Маушкин, – мне так физиономию заштукатурил, что никаких следов не видать! А вот Пашке не повезло, порекомендовать что ли?"

– Чего так смотришь? – Маушкин вздрогнул. Задумавшись, он не заметил, как губернатор закончил разговор. Пазур глянул на свои руки и внезапно покраснел, как девица на выданье. – Это я с женой вчера на даче чернику собирал! Все руки исцарапал, а еще и нога подвернулась, так я прям лицом в куст и сунулся. Понятно тебе?!

– Да чего же непонятного! - дипломатично ответил мэр, решив не напоминать, что в апреле чернику можно собирать только в супермаркетах.

– Видел? САМ звонил. Да по имени отчеству меня, да как у вас дела, как справляетесь и опять про зоопарк! Плешь мне сегодня проели с этими тиграми! Так что ты подсуетись быстренько с вольером! А мы тебе средств из областного бюджета подкинем, САМ обещал выделить.

– Павел Федорович, - прозвучал нежный голосок из коммутатора, – вас по пятой линии спрашивают.

– Опять!! – застонал губернатор, но тотчас взял себя в руки. – Соединяй, Лизонька!

– Эмир Замад ибн Ира аль-Хаифа из Арабских Эмиратов звонит, хочет построить океанариум, – прошептал минут через десять после начала разговора Пазур, закрыв ладонью тараторящую трубку. – Нам нужен океанариум? С акулами. Все расходы по строительству, воде и электричеству эмир берет на себя, да еще и обещает пожизненную кормежку.

– Всем? – съехидничал мэр

– Акулам! – зашипел на него Павел Федорович и твердо сказал в трубку: – Мы рассмотрим ваше предложение и в ближайшее время сообщим о своем согласии. Позвоните нам завтра, часиков, эдак, в пять! Премного благодарен, господин Замад ибн Ира аль-Хаифа!

– И чего им всем надо? – губернатор положил трубку, в недоумении почесал переносицу. - Чего это все рванули нам помогать?

– Наверное, на славу надеются. Реклама и все такое. Потом растрезвонят на весь мир, как осчастливили благотворительностью самый крупный в Европе зоопарк, – отозвался мэр.

– Добро бы на славу, а ну как хотят оттяпать у нас землю или другу аферу провернуть. Надо подумать над этим вопросом! А ты пока давай, Юрий Владимирович, двигай, разруливай ситуацию! – Павел Федорович протянул школьному приятелю руку. Маушкин машинально ее пожал. Губернатор на миг задержал взгляд на его исцарапанном запястье. – И чтоб без проволочек. Дело, сам понимаешь, у кого на контроле, – Пазур указал взглядом на аппарат с гербом.

– Сделаем все возможное и в кратчайшие сроки! – Маушкин встал из-за стола, глубоко вздохнул и направился к двери.

– Слышь, Юр, – окликнул приятеля губернатор, – а у тебя, случайно, не найдется пары-тройки хороших крысоловок?

– Это телефон Петюни, вот этот телефон - смотрителя обезьянника Саврасова, эта трубка конюха Василевича, этот, – Машенька указала тонким пальчиком с изящным ноготком на тяжеленную старую Nokia,– Валечки из слоновника…

Борис Петрович пребывал в перманетном шоке. С самого утра все сотрудника зоопарка сносили к нему в кабинет непрерывно звонившие телефоны. Даже сторож - дядя Сева, приволок из караулки допотопный черный аппарат, который во времена оны именовали "кремлевскими". Пикантность ситуации заключалась в том, что черный "динозавр" не был подключен к линии, но это ничуть его не смущало, – он звонил не менее лихо и дозволял общаться с собеседником не хуже, чем его суперсовременные коллеги. С утра по нему с директором исхитрились пообщаться генеральный секретарь ООН, глава парламента Европейского союза, султан Брунея, князь Монако, король Бахрейна, эмир Кувейта и японский император.

– Петрович, можна к тибе?!! – в приоткрытую дверь протиснулась Екатерина Кузьминична – старая грузная бабища, убиравшая в птичнике

– Чего тебе, Кузьминична? – отозвался директор. – Неужели и у тебя мобильник есть?

– А?!! Че говоришь?!! Не чую!!! – заорала в ответ баба Катя.

– Мобильник свой принесла?!! – гаркнул директор.

– Да нема у миня ваших хреновин!!! Вота, держи!!! – баба Катя достала из кармана слуховой аппарат и с размаху швырнула его на стол. – Петрович! Фигня с ним!!! С утра мне новости в ухи орет, заместо радиво!!! Да все про тигров!!! Мишаня присоветовал тибе отдать!!! А я пужаюсь от таких страстей!!!

– Иди, Кузьминична! Я разберусь!

– Вота спасиба!!! – Кузьминична вышла, унося с собой резкий дух птичника. Через минуту она просунула в кабинет нечесаную голову и проорала: - Слышь, Петрович!!!! Ты тово, мне другой аппарат для ух дай!!! Слышу я плохо!!! Но чтоб без радива!!!

Слуховой аппарат на столе нежно вздохнул и выпустил вверх облачко, трансформировавшееся в идеальную сферу. Машенка, взвизгнув, спряталась за неширокую спину директора. Сфера пошла рябью, покрутилась, поднялась вверх, порыскала немного по кабинету, и, найдя наилучшую точку, стала наливаться синим. На ее поверхности появилась бегущая строка: "World News", сменившаяся на "Euronews". Строки теснили друг друга, словно сфера никак не могла решить на каком канале ей остановиться. Сделав нелегкий вывод, сфера глубоко вздохнула и начала трансляцию мировых новостей.

Борис Петрович с ужасом увидел на выпуклой поверхности свою грустную физиономию на фоне недостроенного тигрятника. С тоской в глазах изображение директора рассматривало поросль молодых деревьев, успевших приподнять мощными корнями каменные блоки, когда-то заложенные в фундамент огромных вольеров для хищников. Ведущий, со слезой в голосе, рассказывал о молчаливом подвиге директора самого крупного в Европе зоопарка и о его отчаянной борьбе за жизнь, плодовитость и достоинство полосатых подопечных.

– Вот теперь придет настоящая жопа! – неинтеллигентно прошептала Машенька из-за спины директора.

Сфера радостно икнула и перепрыгнула на канал "Euronews", где другой ведущий с надрывов комментировал тот же видеоролик. Замешкавшись, сфера переключилась на другой спутник, по косвенным признакам – китайско-японо-корейский: текст сопровождался иероглифическими субтритрами, но видеоряд был все тот же.

С горящими глазами директор смотрел, как мелькают в сфере всевозможные каналы – арабские, азиатские, европейские, африканские, американские … И везде с экрана в души зрителей смотрели огромные глаза скромного борца с несправедливостью.

Внезапно Борис Петрович почувствовал, как из глубин его нежной души восстает дремавший доныне тот самый бескомпромиссный апологет и поборник, защитник чести и достоинства хищников и прочих зверушек, о котором сегодня трубил весь мир.

– Машенька, немедля вызвать ко мне всех сотрудников! Усадить за телефоны, отвечать всем спонсорам: "ДА!" – в голосе директора прозвенел неслыханный доселе металл. – Мы покажем супостатам, что такое настоящий зоопарк! И принеси, мне дорогуша, бутылочку Хеннеси, я знаю – она у тебя затаилась в левом нижнем ящике стола! – директор слегка шлепнул секретаршу по аппетитным ягодицам и, подмигнув ошалевшей от счастья сотруднице, ловко схватил трубку "динозавра". – Вас слушают! – бодро отчеканил он. – Новоселов у телефона! Канал "Animal Planet"? Всегда рады видеть вашу съемочную группу в нашем зоопарке! А хоть завтра! Ждем! – лихо бросив трубку рычаг, он весело хихикнул: – Знай наших!

Борис Петрович подошел к окну, распахнул его и глубоко вдохнул. Родные миазмы зоопарка, смешанные с запахом автомобильных выхлопов вселяли надежду и несли уверенность. – Ну, придешь ты ко мне, Лопушков! – погрозил кулаком директор безневинной тучке, имевшей неосторожность задержать в чистом небе. – В порошок сотру!

"Невиданный доселе всплеск потребительского спроса на крысоловки поразил многие государства мира, – бормотала на разных языках висящая под потолком сфера. – Срочно изыскиваются резервы для производства новейших ловушек. Лучшие умы мира озабоченны созданием суперсовременных ловушек, отвечающим строгим экологическим стандартам"...

В конце весны Николаев купается в белой пене цветов и, мягко покачиваясь, плывет на волнах медвяного аромата. Самый большой в мире зоопарк приветливо встречает миллионы посетителей, предлагая разнообразные развлечения – от охоты на анаконду в амазонских джунглях, до ритуального сафари на дрессированных тигров и кормления акул в природной среде.

Борис Петрович Новоселов в нежно любимом "Лексусе", цвета перванш, плавно катился на работу. Улицы города, ухоженные и гладкие, бархатно стелились под колеса. Тихо напевало радио, не заглушая нежного щебетания попутчицы. Сегодня салон "Лексуса" осчастливила своим присутствием девушка удивительной красоты. Снежно-белое лицо, изогнутые, словно лук Купидона, черные брови, щеки, пленительного нежно-розового оттенка, таящегося в самом сердце белой розы. Огромные сапфировые глаза смотрели так доверчиво, что даже у распоследнего маньяка не поднялась бы рука обидеть наивное создание. Винтажный наряд спутницы весьма искусно воссоздавал моду начала двадцатого столетия. Длинная в глубокую складку серая юбка на широком поясе, строгая бледно-голубая блуза со стоячим воротничком, застегнутая сверху донизу на мелкие пуговички, придавали облику красавицы волнующую недоступность. Голову кокетки венчала прелестная шляпка, с которой спускалась легкая вуаль.

Эта красавица минут десять назад голосовала на тротуаре, и Борис Петрович, возблагодарил небеса за то, что они послали ему столь очаровательная попутчицу. Девушка всю дорогу не закрывала рта, с милой улыбкой рассказывая, как ей понравился город, какие здесь прекрасные мостовые, ухоженные газоны и очаровательные люди. Ее нежный голосок казался директору краше пения всех соловьев мира.

– Куда же вас подвезти, Анастасия Потаповна? – умудрился вклиниться Новоселов в бесконечный монолог спутницы, когда та на миг остановилась, чтобы перевести дыхание.

– Милейший Борис Петрович, моя благодарность не знала бы границ, если б вы помогли мне найти зоопарк.

– Какая удача! Мне надо именно туда!

Анастасия Потаповна одарила его такой улыбкой, что Борис Петрович внезапно почувствовал себя супер мачо, чтобы это не означало.

– И что же вы намерены делать в зоопарке? – поинтересовался он, предвкушая, как прелестница скажет, что ей совершенно необходимо повидаться с директором на предмет …

– Мне надо встретиться с директором! Я по вопросу обмена опытом! – подтвердила его ожидания Анастасия Потаповна.

Борис Петрович загадочно улыбнулся и прибавил скорость.

В огромном здании со стеклянным фасадом, в котором отражалось небо, солнце, облака и гигантские рекламные щиты, Борис Петрович за локоток подвел свою спутницу к двери, на которой красовалась шикарная табличкой с вензелями. По размерам "табличка" была чуть меньше двери и изнемогала под бременем званий, выгравированными на ней: "Борис Петрович Новоселов, действительный директор Центрального Европейского зоопарка, профессор зоосадовских наук, настоящий член королевской Академии зоологии и естествознания, президент Мирового общества по охране животных и т.д. и т.п." Борис Петрович с напускной скромностью смотрел, как незнакомка по-детски шевелит губами, читая надписи. На ее лице отражался неподдельный восторг.

Он приоткрыл дверь и посторонился, пропуская попутчицу: "Прошу вас, проходите в мой кабинет, Анастасия Потаповна!"

– Так это вы? – восхитилась девушка.

– Я! – скромно, но достойно отозвался Новоселов. – Так проходите же, не стесняйтесь!

– Ой, - зарделась незнакомка, - а мне… мне не вы нужны!

– Кто же, как не я? Я действительный директор зоопарка! – не сдавался Борис Петрович.

– А мне… мне нужен недействительный… - прошептала, сконфузясь, красавица.

– Тогда вам туда, дальше по коридору, – махнул рукой Новоселов, обманутый в самых радужных ожиданиях. Он зашел в кабинет и излишне резко захлопнул дверь.

Анастасия Потаповна, урожденная Васнецова, девица, скончавшаяся, лет в … - не будем о возрасте, господа! – грустно улыбнулась и пошла вглубь коридора, к черной двери, на которой висела скромная табличка "Каллистрат Ананьевич Какушкин - недействительный директор Центрального Европейского зоопарка"…