Цикл
Я не любил стареть. Впрочем, наверное, это никому не нравится. Трудно наслаждаться
скрипом собственных костей, резко сжавшейся и покрывшейся морщинами кожей, вечно
болящей поясницей и серебром выпадающих волос. Предкам было проще. Они старели
медленно, почти незаметно, а у нас все происходит быстро, в одно мгновенье.
Я, в который уже раз в жизни, замер перед разогревающимся излучателем. Кажется, он
должен был переменить что-то в моем организме и вновь запустить отключенный
механизм старения. Не знаю, я в этом плохо разбираюсь. А ведь уже семь циклов прожил.
Старейшина говорил, что это хорошо – предки специально делили свою жизнь на
молодость и старость. Значит, так должны делать и мы. Ведь юные годы – время
действий, а старческие – раздумий. Но я давно уже перестал доверять Старейшине. По-
моему, ему просто нравилось быть вечным седобородым стариком (благодаря своей
должности он был освобожден от обязательной для остальных смены циклов). Он всегда
бравировал своим знанием, гордился, что вечно раздумывает.
Я поймал себя на том, что уже третий раз за день непочтительно думаю о своем
наставнике и закусил губу до крови. За это полагалось наказание и никто, кроме меня
исполнить его не мог. Нельзя перекладывать на других такое бремя.
Излучатель, наконец, разогрелся.
— Наслаждайтесь временем раздумий! – услышал я веселый голос техника.
Сволочь. Цикл его молодости только начался.
В глаза ударил яркий свет, и я утонул в нем, растаял без остатка.
— Что, Серега, хреново? – спросил Максим.
Я не обиделся. В его голосе было больше сочувствия, чем насмешки, в отличие от
мальчишки-техника. Мы сидели в небольшом, но уютном кафе, разговаривали, попивая
обжигающий сладкий чай.
— Достали эти циклы, - пожаловался я своему другу. – Кидают нас туда-сюда, все время
что-то меняют, а толку? Зачем вообще нужны эти циклы?
— Не знаю, - Максим пожал плечами. – Ты сейчас во времени раздумий, вот и думай. А
мне пока что придется вместо тебя действовать.
Циклы. Спасение человечества. Возможность жить вечно, чередуя каждые 20 лет
старость и молодость. Почему-то ученые так и не решились предоставить людям просто
вечную молодость или старость. Эти периоды обязательно должны были меняться,
перетекать друг в друга, формируя бесконечный круг. Как день и ночь,
— Вот бы стать Неприкасаемым Временем, - мечтательно сказал я. – Ни тебе циклов, ни
обязательств, ни даже учеников, как у Старейшин. Живешь себе в свое удовольствие.
— Ты это потише, - сказал Максим, обеспокоено оглядываясь. Рядом никого не было. –
За такие мысли могут и в антисоциальной эмоциональности обвинить. Знаешь ведь, как за
это наказывают. И потом не так уж у Неприкасаемых все безоблачно. Они ведь все свой
титул заслужили потом и кровью.
Он был прав. Неприкасаемые Временем – герои, сделавшие что-то настолько великое и
ценное, что заслужили право жить, как захотят. В обход всех дурацких законов,
ограничений общества и обязательной для каждого смены циклов. Заслужить этот титул
почти невозможно, потому что Земле уже давно не нужны герои… Я поморщился и
махнул рукой.
— Пускай. Я тоже сделаю. Чем я хуже? Вот куплю в один день звездолет и полечу в
открытый космос, в неизведанные просторы. Глядишь, что-нибудь важное и найду.
— Жажда славы, напрасные надежды и беспричинный риск, - перечислил Максим,
загибая пальцы. – Целых три запретных эмоции.
— Брось, Макс, - я доверительно похлопал его по плечу. Тело отозвалось на движение
неприятным покалыванием. Проклятая старость. – Разве ты никогда не мечтал уйти?
Надолго, чтобы пришла тоска по надоевшей родине. А потом вернуться героем. И все тебя
любят, хвалят, обожают! Тебе присваивают титул Неприкасаемого Временем и навеки
записывают твое имя в историю! Ты свободен от циклов, ты разорвал этот дурацкий и
бесконечный круг жизни ради существования! Не будет больше бесполезной старости,
будет только тот возраст, который ты захочешь! Все горизонты мира открыты перед
тобой!
Максим вскочил.
— Нет, - деревянным голосом ответил он. – Слышать об этом не хочу! Даже допускать
такие мысли – преступление против закона и общества. Этого ты хочешь? Стать изгоем,
преступником?!
— Да нет же, Макс, - я попытался подняться, но вспышка боли в пояснице заставила
меня сползти обратно в кресло. – Ты меня неправильно понял.
— Здесь нечего понимать, - все тем же мертвым тоном продолжал он. – Ты не в себе,
Сергей. Наверное, что-то пошло не так со сменой циклов. Я доложу твоему Старейшине.
— Не доложишь, - с внезапно накатившим спокойствием сказал я, все еще силясь встать.
– Мы ведь друзья, Макс.
Тот помолчал.
— Ты прав. Не доложу. Прости, - сказал он, и я с облегчением заметил, что неживые
интонации в его голосе исчезли.
Повисла неловкая тишина, в течение которой я недовольно ерзал в кресле.
— Может, ты, наконец, поможешь мне подняться? – раздраженно спросил я.
Максим помедлил лишь долю секунды перед тем, как протянуть мне руку. Мы
смущенно посмотрели друг на друга и сразу же отвели глаза. Нам уже было стыдно за
недавнюю ссору. И все же, кто из нас был прав?
Деньги на звездолет я собрал неожиданно быстро. Через три месяца после того
разговора я уже стоял на трапе, медленно движущемся к шлюзу. Стоял нарочито
независимо, с гордо поднятой головой, даже не взглянув на провожающих, стоявших в
сторонке. Наверное, я очень смешно выглядел. Худой и слабый старик, отправляющийся
покорять звезды. Пускай.
На секунду я замер перед раскрытым шлюзом. От чего же я бегу? От бесконечно
повторяющихся циклов, вынуждающих людей не жить, а существовать от ненавистного
периода к любимому? Нет. От сковывающих по ногам и рукам законов и правил? Нет. От
всезнающих Старейшин, вечно советующих как лучше прожить твою жизнь? Нет.
Наверное, решил я, от всего сразу. По отдельности, и циклы, и законы, и Старейшины
ничего для меня не значат. Но вместе они составляли прутья клетки, в которой я имел
несчастье очутиться. А клетки надо отпирать. Или ломать.
Я улыбнулся собственным мыслям и прошел в рубку. Штурвал у кресла пилота
призывно поблескивал. Потерпи. Я приник к иллюминатору, жадно рассматривая
столпившихся на безопасном от звездолета расстоянии людей. Отсюда они мою слабость
не заметят, а мне нужно было еще раз их увидеть.
Я пытливо вглядывался в лица, останавливая взгляд на каждом не меньше, чем на
минуту. Вот стоят родители и машут руками с печальной улыбкой. Мама на вид -
молоденькая девчонка, а отец - такой же, как я, старик. Они постоянно ссорились из-за
такого несоответствия циклов и все же оставались вместе. А вон грустный Максим с его
Старейшиной. Его наставник только что омолодился и они выглядели скорее старшим и
младшим братом, чем учителем и учеником. А вот мой Старейшина не пришел. Наверное,
ему даже сейчас, когда его ученик подрывает все основы и законы общества, удобнее
раздумывать над причинами такого поступка, чем действовать и пытаться этот поступок
предотвратить…
Все те, кто был мне хоть чуточку дорог, пришли проститься со мной. Друзья, знакомые,
родные… Я еще долго всматривался в их лица, беззвучно произнося их имена. До тех пор,
пока не поймал себя на том, что называю имена уже по второму кругу. И вдруг понял, что
мне их всегда будет не хватать. Что-то кольнуло в левой половине груди.
— Сердце ноет, - едва слышно прошептал я.
— Неизвестная команда, - равнодушно откликнулся главный компьютер звездолета.
— Приготовить к взлету автопилот, - сказал я чуть дрогнувшим голосом.
— Все системы к взлету готовы, - сообщил компьютер после короткой паузы. Гораздо
быстрее, чем мне бы хотелось.
— Начинайте запуск.
Звездолет дрогнул, избавляясь от сдерживающих креплений, выдохнул из двигателей
синеватую ракетную струю и плавно поднялся в воздух. Я последний раз посмотрел вниз
и уселся в кресло пилота. Прощайте.
Максим долго разглядывал удаляющийся звездолет – маленькую блестящую точку на
синем полотне неба. Там был один из немногих его друзей.
— Улетел, - сказал он. – Даже не дождался конца цикла.
Его Старейшина, стоявший рядом, промолчал.
— Он ведь не вернется, да?
Старейшина немного наклонил голову. То ли да, то ли нет.
— Кто же он теперь? Глупец, пожелавший славы? Преступник, бросивший общество? –
задумчиво спросил Максим.
Ответом ему вновь была тишина.
— Не молчи! – закричал Максим и тут же ужаснулся: он впервые повысил голос на
своего учителя.
Старейшина тяжело вздохнул.
— Я не знаю. Возможно, ты прав, ученик, и он действительно преступник, бросивший
нас всех и втоптавший в грязь все наши законы. Но…
Тут наставник сделал паузу.
— … не следует забывать, за что награждают титулом «Неприкасаемый Временем».
Максим удивленно посмотрел на него и неуверенно сказал:
— Титул дают за особые заслуги. Тот, кто стал Неприкасаемым, должен был совершить
что-то неоценимо важное для всего человечества.
— И большинство из них сделали это точно так же, - с непонятной усмешкой заметил
Старейшина. – Они переступили, через правила, законы и обычаи. Преодолели себя и
разорвали Цикл, рискуя навеки стать изгоями, но не стали ими. Их встречали не как
преступников, а как героев. Потому что все они хотели только добра для себя, своих
близких и всей планеты.
Он опять помолчал и тихо закончил:
— Но были среди них и те, кто навсегда остались изгоями.
— Зачем кому-то прерывать цикл? - удивился Максим. – Ведь они же умрут.
— Я говорю совсем о другом Цикле, - пояснил Старейшина.
Повисла тишина, в течение которой Максим обдумывал ответ наставника, а
Старейшина что-то немелодично напевал себе под нос.
— Что же нам делать? – спросил, наконец, Максим. – Тоже разрывать Цикл и лететь?
Старейшина засмеялся.
— Не всем суждено быть героями или преступниками, - сказал он. – В мире должно быть
место и для обычных людей. Нет, нам остается только ждать и надеяться.
Максим кивнул, и второй раз посмотрел вверх, в небо. Серая точка звездолета блеснула
в последний раз и исчезла.