Рваная Грелка
Конкурс
"Рваная Грелка"
17-й заход
или
Грелка надежды

Текущий этап: Подведение окончательных итогов
 

А.Лан
№158 "Спорные вопросы эволюции"

Спорные вопросы эволюции

 

Старый шаман чувствовал себя прескверно. Ломило суставы, грудь терзал застарелый кашель, голова вела себя просто по-свински. Изнутри череп разламывали грузные, неподъемные мысли, звенело в ушах, кто-то невидимый пытался просверлить левый висок.

Личность менее сильная списала бы все на подступающую дряхлость и смирилась бы. Но шаман был настоящим бойцом, в старики записываться не стремился и где-то в глубине души понимал, что на этот раз просто не стоило наравне со всем племенем уходить в трехдневный запой по случаю кончины вождя. Но с другой стороны, обычай есть обычай, и раз уж Каменная Башка оказался таким дураком, что попал на ужин к саблезубым, то теперь за племя отвечает он, шаман. По крайней мере до тех пор, пока кто-нибудь из молодых не обоснует дубиной и кулаком свои притязания.

Вот и пришлось три дня просидеть на почетном камне, прихлебывая сивуху и выслушивая враки соплеменников, каким прекрасным человеком был покойник.

За шкурой, прикрывавшей вход в пещеру, послышался невнятный гул голосов. Старый шаман кряхтя поднялся, нашарил древний ритуальных посох и, так до конца и не разогнувшись, выкарабкался под солнце. Перед пещерой собралось почти все племя, но близко подойти решились трое. Зверообразный Медведь угрюмо пялился на шамана, выпятив заросший щетиной подбородок и сжимая кулаки. Чуть левее пытался казаться храбрым и неумело хорохорился Свиной Жир, время от времени выдавая себя испуганным колыханием необъятного пуза. И только чумазая Пигалица, внучка и любимая ученица шамана, смотрела весело, протягивая старику закопченный горшок с каким-то варевом.

Как ни странно, первым заговорил обычно молчаливый Медведь:

— О Великий Шаман, Говорящий-С-Богами! Мы пришли к тебе, дабы в великой мудрости своей ты…

— Пещерному ежику будешь рассказывать, зачем вы приперлись, - сварливо перебил старик, принимая от внучки посудину. – А то я не знаю, что вам от меня надо.

— Великий шаман… умный совсем… мысли читает… - уважительно зашелестело в рядах соплеменников.

Между тем старик с явным удовольствием ополовинил содержимое горшка и повеселевшими глазами взглянул на собравшихся.

— Ну что, пещерные вы мои, как на этот раз вождя выбирать будем?

— Так мы думали, как и в прошлый раз, - решительно прогудел Медведь. – Помнишь, у тебя видение было? Дескать, через пару тысяч лет голые мужики на поляне будут друг другу морды бить, а остальные на это смотреть. И тот кто самый сильный, тот значит и вождь. Ты еще слово такое мудреное говорил, что-то гладкое…

— Гладиаторы?

— Ага, похоже! Так вот я готов стать этим самым «атором» и объяснить всяким-разным, кто у нас нынче вождем будет. – Медведь обернулся к Свиному Жиру и презрительно сплюнул.

— Ох, Медведь-Медведюшко! – вздохнул старик и укоризненное покачал головой. – В прошлый раз ты чуть было Каменную Башку не победил, если б только руку о его лоб не сломал. А теперь решил, что у тебя и вовсе соперников не осталось. И думаешь, никто о твоей хитрости не догадается?

— А чего такого? Кто сильнее, тот и вождь. Нормально, по-моему…

— То-то, что по-твоему. Охотник ты, Медведюшко, славный, и хозяин крепкий, а только дурак-дураком. Вот станешь ты вождем, а что в этом для племени хорошего? Чего такого ты своим родичам предложить можешь, что бы они процветать и эволюционировать начали?

— Чего последнее сказал?..

— Не обращай внимания, - досадливо махнул рукой шаман. - Модное словцо из последнего видения, случайно вырвалось.

— Так я это, длинно говорить не приучен, - с сомнением начал Медведь, глядя, как основательно устраивается шаман на ворохе шкур. – Только ежели я сильный, то и остальные у меня сильными станут. Каждый день бегать будем, прыгать, камни разные таскать. А можно еще плавать на скорость или, как ты рассказывал, на поляне морды друг другу бить. Для тренировки, чтоб привыкалось. В жизни всяк пригодится.

Шаман сидел прищурившись, медленно покачиваясь в такт словам. Было непонятно, то ли он со всем соглашается, то ли просто пригрелся на солнышке и задремал.

Медведь решил надеяться на первое и продолжил, все более увлекаясь:

— А еще я вот что придумал. У нас ведь куча бесполезных старух в племени. И каждая, что интересно, все время с какими-то травками-листочками копошится. То отвары из них делает, то на спину лепит, то дым нюхает, а то и так жрет цельными пучками. С одной стороны, племени от этого пользы никакой, а другой-то стороны, старухи ж не мрут, шкандыбают, заразы, лет до девяноста. Так я вот что решил. Пускай они теперь каждое утро приходят к Говорильному Камню и всему племени рассказывают, какая хитрость в какой траве спрятана. А чтобы не отлынивали и секреты от народа не прятали, надо приставить какого-нибудь деда за ними присматривать. Лысый Говорун, к примеру, отлично подойдет…

— Занятная мысль, - протянул шаман, приоткрывая один глаз. – Сам додумался? Молодец, хвалю. Видел я в будущем что-то подобное, но только так и не понял, для чего все это? Камни таскать, про старухины травки всем племенем слушать…

— Как это «для чего?» - разволновался Медведь. – Так мы же всем племенем через эти самые камни-травки очень сильными и здоровыми станем! Мамонтов будем валить щелбанами, саблезубых голыми руками из шкур вытряхивать! Или к примеру отберем самых лучших – Волосатого Слона возьмем, Ухогрыза, братьев Качков позовем, еще этого, мелкого, с косичкой, - и пойдем соседей завоевывать. С такой-то силищей мы им враз морды набьем, и все ихнее добро нашим будет. А потом еще кого-нибудь отловим, потом еще… Вот и считай: к нашему теперешнему добру соседское прибавим, через годик за речку сходим, у тамошних все отберем, а еще через годик… В общем, лет через пять будет наше племя и сильное, и здоровое, и с добром.

— Понятно, - старый шаман кряхтя поднялся и, обращаясь к племени, закричал. – Ну что, пещерные, хотите Медведя в вожди? Хотите под ним пять лет камни таскать в надежде на чужое добро?

— Добро хотим, - нестройно загудело племя. – А Медведя с его камнями лучше сразу пришибить, чем столько мучиться.

— Вот так-то, Медведюшко, - старый шаман обернулся к поникшему претенденту. – И без всяких видений чует мое сердце, что не протянешь ты в вождях пять лет. Или старушка какая обидчивая тебя не той травкой угостит, или случайный камушек на голову упадет, пока ты бегать-прыгать будешь. А стало быть, обещания твои о чужом добре так обещаниями и останутся. Несбывшимися надеждами, так сказать…

Старик махнул рукой и, усевшись обратно на шкуры, закрыл глаза. Племя терпеливо ждало. Конечно, никому не хотелось бессмысленно торчать на солнцепеке, но вдруг у Говорящего-С-Богами очередное видение? Кто его знает, что за варево таскает старику ученица. Вклинишься невпопад, и утащат твою душу злые демоны будущего. Может, гладиаторы, а может, кто и похуже. Старик иногда такие слова из своих видений выуживал, что самые безголовые потом неделями трясучкой мучились.

И словно накаркали. Не открывая глаз шаман четко произнес:

— Стул! Мне нужен стул. И стол.

— Колдует! - в священном ужасе обмерло племя и подалось назад.

— Слышь, Пигалица! – старик открыл глаза и поманил к себе внучку. – Не забудь мне потом напомнить, что надо изобрести стул и стол. Они мне только что привиделись, хорошие штуки. А то на этих шкурах скоро вообще без спины останусь…

— Эй, племя! – обратил внимание шаман на царящую вокруг тихую панику. – А ну, прекрати разбегаться! Мы еще вождя не выбрали. Так, Свиной Жир, ты что здесь делаешь, работать мешаешь? Или ты тоже в вожди решил записаться?

— Многоуважаемый шаман, - затараторил толстяк, иногда срываясь от волнения и страха на позорный фальцет, - Ты однозначно прав, ни в коем случае нельзя решать такой важный вопрос простым мордобитием. Все мои предшественники, подонки, вели племя к пропасти, к катастрофе. И мы еще разберемся с ними. Как только я стану вождем, сразу разберусь со всеми. Все подонки будут висеть на осинах, а не мешать моему племени процветать и делать это… ну вот то, что ты недавно говорил…

— Эволюционировать?

— Оно самое. Потому что только я знаю, как довести нас всех до эво… волюци… Да я кого угодно доведу куда надо! Тут ведь главное – чтобы все были счастливы. Значит, я должен быть счастлив, тогда и шаман однозначно будет счастлив. А если вождь и шаман счастливы, то и остальному племени придется быть счастливым.

— Погоди-ка, что-то я недопонял, - поднял руку старик. – А если кто-то не сможет или не захочет быть счастливым?

— Ну что ты как маленький, - Свиной Жир понизил голос и заговорщицки подмигнул шаману. – Я же сразу сказал: все подонки будут на осинах.

— Вот оно что. Где-то я это уже слышал…

— А как ты хотел? – И Свиной Жир опять заорал, обращаясь к соплеменникам. – Мы никому не позволим мешать нашему процветанию! Посмотрите на меня, братья! Видите, какой я толстый? Я не какой-то там Жирок или Сальцо. Я Свиной Жир! Охотиться я не умею, рыбу не ловлю, на деревья не лажу по принципиальным соображениям. И все равно самый толстый в племени. А почему? Потому что умный! Так что выбирайте меня вождем по-быстрому, и я всех вас сделаю такими же толстыми. Потому что кто сыт – тот и счастлив, а кто сыт от пуза – тот и счастлив без меры!

— Погоди-ка, крикун, совсем заболтал, - старик повелительно пристукнул посохом. – Ты конкретно говори, что в вождях делать будешь, как племя кормить собираешься.

— Делать я ничего не буду, потому как ничего не умею. Зато кое-какие мыслишки имеются. Ты, шаман, очень правильно Медведю указал, что он дурак. Это же надо так глупо использовать имеющийся у племени ресурс! Я, кстати, про старушек говорю, ежели кто не понял. Ведь ежику понятно, что самое сильное в любой бабке не отвары с припарками, а язык! Вот этим мощнейшим инструментом я и вытащу наше племя из пещер, а поселю его в… Как эти дупла из будущего называются, ты третьего дня рассказывал?

— Квартиры.

— В них и поселю. И будет наше племя не пещерных, а квартирных людей!

— Так что для этого конкретно надо?

— Все просто, - Свиной Жир снисходительно оглядел притихших соплеменников. – Соберем мы всех стариков-старушек, выдадим им чего-нибудь в дорогу и пошлем на все четыре стороны. Во-первых, от лишних ртов избавимся. Значит, оставшимся еды намного больше достанется, считай полдела сделано. Во-вторых, пусть старики не просто так по земле топчутся, а разносят по всем местам радостную новость. Появилось-де сытое племя, живет припеваючи, толстеет ежедневно как по расписанию, а кто не верит – пусть сам сбегает и на ихнего вождя полюбуется. Глядишь, народишко-то к нам и потянется! И охотники придут, и рыбаки, и знахарки всякие. А куда они денутся? Сытым и счастливым каждый захочет стать. Ну а мы, как люди толстые, а стало быть главные, им скажем: хочешь среди нас обитать – отработай лет десять для начала. Поприноси нам мамонтов с осетрами, а там, глядишь, мы тебя на жительство и определим. И будут они работать как миленькие, и еду нам приносить станут, а нам только переваривать и толстеть останется. Вот так-то, родичи!

Свиной Жир победно оглядел притихшее племя. Люди стояли молча, пораженные открывающимися перспективами. Лишь массивные челюсти монотонно двигались, пережевывая еще недобытую, но уже такую вкусную пищу.

В наступившей тишине отчетливо раздался дребезжащий голос шамана:

— Выходит, надеешься ты, что слава о нашем племени по всей земле пойдет? И к славе этой все остальное само прилипнет? – старик устало опустился на шкуры. – Да ты дурак почище Медведя будешь. А не думал ты, что на эту твою славу первым делом вороны слетятся, с топорами и дубинами? Чтоб не работать десять лет на тебя, жирдяя, а дать по башке и силой все твои выдуманные богатства себе забрать? И что от нас после этого останется? Да уж, про такого вождя я даже племя спрашивать не буду. Пошел вон! И остальные расходитесь, думать буду, а вождя завтра довыбираем.

Поляна опустела. Старик сидел у входа в пещеру и смотрел, как неспешно багряное солнце опускается за лес. Вернулись потревоженные людским гомоном птицы. Сначала одна пичуга подала голос из ветвей, к ней присоединилась вторая, и вскоре веселая многоголосица заполнила опушку. Застрекотали кузнечики, солидный шмель взлетел над цветами, торопясь до темноты собрать последнюю на сегодня порцию нектара. В мир вернулся потревоженный людьми покой.

Постепенно и у шамана на душе становилось легче. Тяжелый день вытеснил и заставил забыть об утренних страданиях, вечер аккуратно стирал дневные заботы. Захотелось дышать полной грудью, а может быть, чем демон не шутит, даже запеть. Негромко, для души, что-нибудь доброе, очень длинное и слегка грустное. Потому что не может великий шаман терять авторитет, горланя песни, даже когда на душе хорошо. Даже когда на душе плохо.

Откуда-то из темноты появилась Пигалица и, молча, боясь помешать размышлениям, устроилась под боком.

— Знаешь, внучка, - шаман ласково обнял девчушку за плечи и прижал к себе. – Живу на свете без малого сто лет, много где побывал, а ничего красивее простого заката не видел.

— А в будущем? – малышка плотнее прижалась к старику, готовясь выслушать очередную сказку. – Дедуль, ты говорил, что в видениях про будущее тоже много красивого.

— Говорил… Чего только в будущем нет! И дома для жизни, царапающие верхушками облака, и дома для богов, сплошь из резанного камня, и ажурные мосты через самые широкие реки, и даже железные звери, способные носить на себе людей и по земле, и по воде, и по воздуху. Только, внученька, все это для тех людей, которые будут когда-нибудь. А для меня – вот этот вот закат. И не променяю я его ни на какие дома и чудеса.

— А недавно сам говорил, что тебе нужен стол и стул.

— Правда? – старик всерьез и надолго задумался. – А знаешь что, внучка, назначу-ка я вождя завтра сам, без всех этих дебатов. А что? Скажу, было видение, боги ткнули пальцев вот в этого.

— А так можно?

— Нужно! Сейчас нам это нужно.

— А как же быть с Медведем и со Свиным Жиром? Они же хотят нас сделать сильными и толстыми?

— Ты вот что, внученька, беги к охотникам, да скажи им от моего имени: пусть до утра отправят Медведя в любимой речке поплавать с любимым камушком на шее. А жирдяя пусть с любимой осиной познакомят. Так-то оно вернее будет…

Старик дождался, пока стихнет топоток детских ног, а потом сложил кукиш и решительно ткнул им в надвигающуюся темноту:

— Вот вам, а не стол со стулом!