Макс Ратман
№171 "Злое стекло"

Злое стекло

В час пополуночи Жека Портаков выхаркнул возглас победы и, зажав в кулаке обломок кирпича, ринулся на ненавистную преграду. Прозрачная грань надсадно загудела, произнесла сложный звук, в котором послышались: визг тысячи свиней на скотобойне, нота «си» на пределе дыхания оперной певицы и банальное «чпок», – и покрылась паутиной трещин.

Когда хрустальный водопад иссяк, Жека воздел руки к небу и опустился на колени. Слёзы счастья смешивались с кровью на опухшем лице, но Портаков не обращал на это внимания, он поднимал осколки и улыбался им как ребёнок.

За четверть часа до этого сильнодействующее ядовитое вещество под названием этиловый спирт распространилось по телу бедняги, вызвало болезненный спазм, вывернуло желудок наизнанку, и разрушило очередной участок мозга. Крошечную, ничтожную частичку, которая изо всех сил удерживала разум в границах действительности.

Демоны безумства почувствовали свободу. Один из них, самый наглый, поднял Жеку с колен из зловонной лужи. Он шепнул человеку пару слов, всего одну фразу, и Портаков получил то, чего до сих пор не было в его пустой жизни. Смысл. Увлечённый ясной и понятной целью, Жека побрёл по мрачным улицам родного города. Редкие фонари озаряли мёртвенным светом дорогу. Тонкие лучи фар встречных машин ощупывали его, ослепляли и тут же прятались во мраке. Мрачная уверенность засела в пропасти мутных глаз. Он перешёл на бег. Цель маячила за колонной однотипных коробок домов, за шеренгой щербатых заборов, и с каждым шагом Жека неумолимо приближался к ней. Миру потребовалось бы собрать энергию всех стихий, чтобы остановить его. Но мир спал и не подозревал о намерении Портакова.

* * *

Пожилой служащий конторы записи актов гражданского состояния разглядывал редкого посетителя. Перед ним стоял решительного вида худощавый юноша с горящим взором. «Или старшеклассник, или студент, – подумал старичок. – Интересный экземпляр. Таких не было уже лет двадцать!» Но вслух произнёс:

– Что вам угодно, молодой человек?

– Хочу пройти испытание для вступления в Братство, – выдохнул Филипп.

– Вы уверены, что не ошиблись дверью? – старичок покосился на пиджак, болтающийся на худых плечах, на пыльные изрядно мятые брюки: «Точно студент!».

– Я, конечно, не силач. Но ведь не это главное!

– Вот как? – седые брови-пёрышки взлетели на середину лба.

– Главное – вера в правоту, горячее желание приносить пользу и служить справедливости!

Старичок заёрзал в кресле, пожевал губами и пробормотал под нос: «Где он это всё вычитал?» Слова один в один повторяли начало клятвы, которую старик уже долгие годы безуспешно пытался забыть.

Юноша терпеливо ждал ответа.

– И как же вы про нас узнали?

– Я учусь в институте. Отделение поэтики и графометрии. Нам курсовую работу задали. В архивах наткнулся на подшивку старых журналов. В одном из них была статья проБратство. Кодекс чести, порядок вступления…

– Да уж. Было, было, – вздохнул служащий. – Только ведь Братства уже давно нет.

– Как нет?

Старичку померещилось, что юноша готов расплакаться.

– Распалось. Давно уже. Все единогласно решили прекратить ребячество, и самораспустились.

– Этого не может быть! Я нашёл по справочнику…

– Справочники тоже могут ошибаться, молодой человек.

– Но вы же секретарь братства. Это ведь так?

– Я был им. Очень давно.

– Пункт три - двадцать восемь Кодекса: секретарь не может единолично сложить свои полномочия.

– И что? – старик достал носовой платок и промокнул холодную испарину: «Статейка в журнале говоришь?»

– Я читал последний протокол Братства. Такого пункта в повестке не было! Вы остались секретарём, и будете им, пока какой-нибудь член братства вас не освободит.

– Это всё глупости! В Братстве не осталось ни одного человека…

– Кроме вас, – отчеканил юноша.

– Меня никто не может отстранить от должности!

– Вот и я о том же!

Внезапно сморщенное лицо старика озарилось. Он прищурился и поглядел на юношу:

– Ваши условия?

– Я прохожу испытание, вступаю в братство и освобождаю вас от обременительных обязанностей.

Старик обмяк.

– Хе-хе. Считай, что это как раз и было первое испытание. Чтобы удостовериться в намерении, – глаза старичка приобрели остроту опасной бритвы. – Ты показал хорошее знание Кодекса и правил братства. Поставь вот здесь подпись. И здесь.

Перед Филиппом появился толстый фолиант в кожаном переплёте. Едва чернила просохли на пергаменте, секретарь братства покопался в нижнем ящичке конторки:

– На! Носи на здоровье.

Широкий ремень с массивной пряжкой лёг на стол перед Филиппом. Серебряные четырёхгранные заклёпки сияли на угольно-черной коже как звёзды.

* * *

– Что такой радостный? – отец даже не оторвал головы от газеты. – Как дела в институте?

– Вот! – сияющий Филипп протянул свёрток.

– Что там, – проговорил отец, косясь одним глазом и прихлёбывая чай.

– Помнишь, ты мне говорил про дорогу, про тысячу путей.

– Ну да.

– Я решил попробовать одну.

– Рад за тебя.

– Я вступил в Братстве лунного света.

– Звучит романтично? Это новая секта?

– Это что-то наподобие добровольной народной дружины.

– Ты серьёзно? Разве мы с мамой этого хотели?

– Абсолютно. Ты же сам говорил, что каждый САМ выбирает дорогу.

– Термин «выбор» означает наличие осознанности. А её ноль в твоих дурацких метаниях: то «зелёные», то санитары-медбратья! А теперь вот – «народный дружинник»!

– Что плохого в том, что мы будем заботиться о порядке в своём доме.

– Позволь поинтересоваться, кто это «мы»?

Филипп потупился:

– Мы – это мы!

– Ха-ха-ха, – смех отца звучал несколько наигранно, – полюбуйтесь на этого Анику-воина, на этого Дон Кихота!

– Аскольдик, что случилось? – в комнату на шум зашла мама.

– Ха-ха-ха! Полюбуйся на новоиспечённого рыцаря Алой и Белой розы!

– Папа, пожалуйста, не надо!

– Аскольдик не будь так жесток! Это нанесёт моральную травму нашему малышу.

– Мама! Я уже давно не малыш! Не называй меня так!

– Хорошо-хорошо, мой мальчик.

* * *

Жека выбирал кратчайший путь. Демоны хорошо поработали: разогнали остатки сознания и выпустили на волю свору животных инстинктов. Портаков изредка останавливался, втягивал носом воздух и по тончайшим оттенкам определял правильное направление. Расстояние между ним и заветной целью сокращалось с каждым шагом, но петляющий лабиринт палаток и павильонов местной ярмарки завел в зловонный тупик. Высокая бетонная стена перегородила дорогу.

Жека оглянулся. Демоны разочарованно взвыли. Терять драгоценное время, возвращаться, когда до цели осталось так мало? Попытка взять преграду с ходу провалилась: ломая ногти, Жека сполз на холодный асфальт. На удары стена отозвалась безразличием. Налитые кровью глаза обшарили окрестность. В трёх шагах от высокого забора разрасталась свалка. Портаков уцепился за ржавый край мусорного бака. Емкость культурного испражнения человечества оказалась неподъемной. Тогда человек стиснул зубы и дёрнул бак снова. Полужидкое содержимое чвакнуло, и край контейнера чуть-чуть наклонился. В третий рывок Жека вложил всю свою злость, всю свою силу, и бадья поддалась. Со скрежетом, сантиметр за сантиметром она приближалась к забору. Наконец, расстояние оказалось достаточным, чтобы запрыгнуть на забор. Жека начал вскарабкиваться на осклизлый постамент. Потревоженные мухи обиженно загудели.

С высоты открывался чудный вид. Даже посреди ночи главная улица города выглядела празднично: неоновые вывески дорогих магазинчиков, круглосуточные продуктовые лавки со спящими красавицами-продавщицами, яркий свет уличных фонарей, зазывная реклама. Отсутствие прохожих придавало улице больше загадочности и сказочности.

Жека знал, что родился где-то неподалёку, и жил первые счастливые годы своей жизни на этой улице. Изредка он приходил сюда из грязного спального района и бродил бесцельно сутки напролёт. Но счастливые воспоминания с каждым разом тускнели, пока не превратились в подобие линялых грязных обоев в коридоре общаги. Суровые будни не давали времени подумать над тем, почему так всё получилось. Почему незаметно пролетело детство? Куда пропали любящие родители? Как из Женечки получился Жека? Вопросы эти ненадолго всплывали в разгар очередной пьянки, но Портаков топил их ударной дозой алкоголя. Ответов он не знал. Чувствовал, что ответы просты и обязательно найдутся, стоит только чуть подольше подумать, но мысли причиняли непереносимую боль.

Только сегодня он понял причину своих неудач. Об этом ему прошептал ласковый голос. И вот Портаков встал перед источником бед. Витрина магазина «Мода». Окружающий мир, отражаясь в лживом стекле, сам преобразился и стал злым и неуютным. Жека вспомнил, как портилось настроение матери возле этой витрины. Как она кричала на него маленького и называла его словами непонятными, но от этого вдвойне обидными. Как кривился отец, когда они проходили мимо вдвоём или втроём с матерью. И всегда после таких прогулок дома происходил скандал. Из-под дивана было удобно наблюдать за мечущимися по квартирке родителями. И безопасно. Пыль смешно щекотала нос, но смеяться совсем не хотелось. Хотелось плакать. Жека растирал слёзы маленькими кулачками и мечтал о зоопарке.

Однажды он прокрался почти вплотную к своей мечте и увидел сквозь толстые прутья высокой решётки сказочный мир, в котором счастливые дети прогуливались за руку со счастливыми родителями, и у каждого в руке было мороженое и воздушный шарик на ниточке. А один мальчик вдруг остановился и смотрел долго на Жеку, словно он, Жека, один из тех зверей, на которых пришли посмотреть. Портаков на всю жизнь запомнил этот взгляд.

– Ненавижу! Ненавижу, – прошептал Жека.

Голос сказал правду. Причина всех бед – огромная зеркальная витрина. Даже сейчас из зеркала на Жеку таращились заплывшие маленькие глазки спившегося старика в грязных лохмотьях, с застрявшими в волосах помоями.

– Это не я! Это неправда! Это ложь! Я не такой!!! – закричал Портаков и, зажав в кулаке обломок кирпича, ринулся на ненавистную преграду.

Прозрачная грань надсадно загудела, произнесла сложный звук, в котором послышались: визг тысячи свиней на скотобойне, нота «си» на пределе дыхания оперной певицы и банальное «чпок», – и покрылась паутиной трещин.

* * *

Филипп закрылся в своей комнате. Ещё утром он не верил в удачу предприятия. Но теперь он был счастлив, что всё получилось как нельзя лучше. Даже неудовольствие отца ничего не испортило. Он к нему привык. Отец никогда не верил в сына. Что же теперь настало время доказать всем на что способен повзрослевший Филя!

Филипп защелкнул пряжку и любовно погладил тончайший узор: крылатый монстр разящий многорукое чудовище. Он случайно нажал на рубиновый глаз дракона и услышал слабый звук, который можно было бы назвать: «щёлк». Часть пространства вокруг юноши засветилась голубоватым огнём, а воздух стал тягучим как сливовое варенье. Филипп вытянул руку. Пальцы заблестели ртутным глянцем. Вихрь материи и пространства закружил юношу. Он зажмурился. Яркие сполохи просвечивали сквозь плотно закрытые веки. Голова закружилась, стало подташнивать. Восходящий поток затягивал в стремительную воронку всё сильнее. Филипп открыл рот, чтобы позвать на помощь, но крик не пробился наружу. В следующее мгновение юноша понял, что не может дышать. Страх пронзил всё его существо. Кто-то тёмный вышел из угла сознания и злорадно прошипел: «Ну что, доигрался?» Филипп взмахнул руками и рухнул на пол.

Сияние прошло, воронка исчезла. Юноша тяжело дышал, наслаждаясь каждым вздохом. Сквозь марево пережитого ужаса до сознания дошла мысль, что теперь он облачён в серебристые доспехи. Лунный свет пробивался через занавески и красиво переливался на тонкой кольчуге. Овальные пластины защищали грудь. Составные наплечники и наколенники дарили ощущение абсолютной защищённости, от которого хотелось прыгать и радостно голосить. Левая рука опустилась на эфес восхитительной шпаги. Филипп легко вскочил на ноги. Облачение было невесомым.

– Пора, Филипп! На защиту родного города!

Незримые члены Братства встали рядом плечом к плечу и пропели последнюю строчку гимна:

– Час испытания настал! Вперёд на поиск славы!!!

* * *

Из родительской спальни доносился могучий храп. Филипп проскользнул в коридор и тихонько прикрыл за собой дверь. Город спал. Редкие окна светились огнём

Зеркальная витрина. Филипп остановился, чтобы ещё раз насладиться своим отражением во всей красе, и в этот самый миг мир лопнул. Стекло покрылось паутиной трещин и осыпалось звонкими осколками.

Виновник беспорядка оказался близко. Невысокий коренастый бомж стоял на коленях посреди груды битого стекла. Он то смеялся, то выкрикивал угрозы, то выхватывал из кучи осколок покрупнее и разламывал пальцами. Припухшие глаза горели нездоровым огнём, а лицо даже в мертвенно голубом свете неонового фонаря было пунцовым. Каждое движение пьяницы распространяло вокруг сильный запах мочи, помоев и перегара.

«Хулиганство в состоянии алкогольного опьянения. Процедура задержания, – пронеслось в мозгу, – артикул первый: стандартная ситуация». Параграфы Кодекса были выучены наизусть. Филипп не зря пропадал в библиотеке. Он обнажил шпагу и решительно направился в сторону бомжа.

– Гражданин правонарушитель! Вы подвергаетесь гражданскому аресту. Прошу следовать за мной!

Жека медленно развернулся и увидел сказочного принца. Тот стоял в серебристых доспехах ровно, не сутулясь. В правой руке тонкая шпага, острый конец которой упирался прямо в горло Портакову. Рыцарь выглядел молодо. Наверное, таким был бы и Жека, если бы у него были правильные родители, правильные друзья, правильные интересы, если бы злое стекло не испортило его правильную жизнь.

Луна отразилась от начищенных до блеска пластинок, будто от маленьких зеркал. Зеркало! Стекло! Догадка пронзила Жеку. Так это, наверное, колдун, который сделал противное стекло! «Как же я сразу не догадался! – воскликнул про себя Портаков, а демоны устроили радостную овацию его интеллекту, – это вор! Он сделал стекло, которое украло у меня жизнь. Вот и теперь он злорадно улыбается. Что толку, что я разбил кривое зеркало? Сейчас он возьмёт меня в плен, а может даже убьёт. А потом наделает ещё тысячу кривых злых зеркал. И украдёт жизнь у всего мира!» Он медленно взялся за клинок и стал пригибать его к земле. Острое лезвие вспороло кожу и окрасилось алой кровью.

Филипп смотрел на Жеку заворожённо: «Он не должен так поступать! Он должен подчиниться законному требованию!»

– Прошу следовать за мной, – повторил Филипп.

Хулиган не собирался подчиняться. Он сделал короткий шаг навстречу и наотмашь ударил свободной рукой по лицу. От неожиданности Филипп выпустил оружие. Жека укоризненно посмотрел на обрезанные пальцы и отбросил шпагу подальше. Здоровой рукой он сгрёб Филиппа и повалил на землю.

Размеренными ударами Жека превращал лицо колдуна в кровавое месиво.

– За меня. За Пухлого. За Соньку, – методично приговаривал он. – За нашу украденную жизнь!

– Я не виноват, – шептал Филипп разбитыми губами.

– Врёшь!

Болтающаяся под ударами голова подтверждала: «Да, вру!»

Багровый туман застилал глаза. Филипп повернулся к призрачным рыцарям Братства.

– Я умру? – спросил Филипп.

– Скорее всего, да, – ответил самый старший из них.

– Но я не хочу!

– Это удел каждого рыцаря: погибнуть ради славы или бесславно.

– Но! Я! Не хочу! Умирать!!!

Рыцари ничего не ответили. Только старший огорчённо покачал головой и растаял.

Жека перестал бить. На мгновение он задумался. Глаза колдуна ему кого-то напомнили, и он мучительно старался вспомнить: кого. Этиловый яд постепенно расщеплялся в крови на более простые вещества. Демоны утомились от кровавого праздника.

Колдун что-то прошептал. Жека наклонился, чтобы расслышать. В этот момент рука Филиппа нашарила продолговатый осколок. Юноша вложил остаток сил в последний удар. Острие прошло мимо рёбер и выпустило сердце наружу.

– Ты чего? – расширил глаза Жека.

Боль растеклась по телу. Матушка Смерть разогнала демонов и на миг прояснила разум. Он вспомнил, где видел глаза противника. Чистенький мальчик из зоопарка с мороженым и шариком на ниточке смотрел испуганно и слегка удивлённо, а разбитые губы повторяли одну фразу:

– Я не хочу.

– Злое стекло, – ответил Жека и затих.

Женя Портаков лежал на разбитом стекле. Он улыбался утреннему небу. Над ним рыдал рыцарь Лунного света. Серебряные доспехи растворились в предрассветном тумане. Рубиновые глаза дракона на пряжке почти погасли. А в руке Филипп зажимал окровавленный осколок стекла.