Господин прокурор!
Зная Ваш интерес к делу больного И.Х., скончавшегося в минувшую пятницу, спешу довести до Вашего сведения содержание записей, найденных в прикроватной тумбочке больного наутро после его внезапной кончины. Надеюсь, эти данные хоть сколько-нибудь помогут в расследовании обстоятельств смерти и последовавшего через три дня исчезновения тела усопшего. Далее привожу текст записей покойного без каких-либо правок и сокращений.
«Я недоумеваю, дорогая редакция! Я понимаю, какой будет реакция на моё письмо, но всё равно я пишу, ни о чём не прошу, знаю, в эти письма никто не вникает, и всё же. Я, как и все, тоже верю, что меня прочитают, поймут, посострадают, может даже ответ накатают, дело не в том. Я просто не понимаю, за что. Зачем, почему. Пытаюсь понять, но никак не пойму, с кем я умудрился поссориться так, что мне уготован прижизненный ад. Нет. Впрочем, с начала начну.
Я родился, как я узнал потом, году в семьдесят шестом, а может, и в семьдесят пятом – я не помню точно даты. Может в январе, а может и в декабре, но точно – в зимней грязной пурге – мне так сказала мама. Вот что странно – я её помню, но как-то смутно, рвано. Помню, что её звали Мария, я любил её, и любил её имя тоже. Воимя. Впрочем, сейчас не о том. Потом, быть может, кто-то с меня показания снимет. Позже.
А тогда они шли с отцом, от города к городу. Головы подняв гордо, хотя за душой не было ни рубля, не было ни в небе журавля, ни в руках синицы, ни шанса где-то остановиться. Пусть не комнату – угол снять. Просто умыться, отцу побриться, хоть на денёк осесть, присесть. А лучше прилечь, затопить печь, согреться, хотя бы переодеться. Но нет – в сараях да в погребах ютиться. Там повезло мне родиться. Но – пусть им простится.
Когда-то мне в детстве сказали, что я ребёнок добрый и славный, чуть не с пелёнок. Надеюсь, что это правда. Или пусть было это однажды. Неважно. С каждым случается так, что всё вдруг идёт не так, и он попадает впросак, но не факт, что тот, кто попал не в такт, поймёт, что он просто дурак, что он – анекдот. Но со мной вот как.
Я просто жил. По земле ходил – далеко, насколько хватало сил. Никого ни о чём не просил, просто говорил. Говорил, что думал, уж не знаю, насколько это было умно, но те, кто меня услышали, осознали, что лучше идти со мной. Просто уйти, и не важно, дорогой какой. Главное – иди, не стой.
Немного было их – друзей моих, тех, кто поверили в земное чудо. Кто откуда – два рыбака, налоговик, один – ну так просто псих. А остальные – ну что сказать – отовсюду. Кто голь, кто знать. Может просто бзик, но никто не сник, головой не поник. Шли. Почему со мной – не понять.
То ли правдой своей я сердца привлёк, смог. То ли что-то ещё, но шагнув за порог, каждый вливался в поток. Шёл, не сомневался. Да, кто-то не доверял, сомневался. Но было и в них что-то. Шли – как летели. Прошлой жизни не жалели. Без боязни вперед глядели. Каждый рассвет – как праздник.
Хотя и других было много разных. Вот помню, был один, всё за мной ходил, говорил, что я не дорожу собой. Что я не из тех, не один из всех, что должен тянуться вверх. Что зря я по миру бродить стал, что зря за собой звал. Говорил, чтобы их оставил – не шел, а поднялся и правил. Чтоб ничем не гнушался. Чтобы верил ему и ему подчинялся, вместе с ним покорил мир. Себе. Я спросил – зачем? Для чего мир должен кем-то покоряться? Он и без того хорош. Так что ж?
А он всё твердил, что власть должна быть мне всласть. Что, мол, мне идет масть, и я не должен за так пропасть. Чудак. Я просто шёл. Мне этого хватало, мне было хорошо. Меня не понимал он. А я – его. И он ушёл. Отстал. И больше мне не мешал.
Мы просто шли, путь был долог, но вот неделю назад мы пришли в этот город, где никогда не спят. Где не молчат, где все кричат, спокойно не сидят. Где времени нет, где суета сует, где жизнь – только морок, где шум и гам. Где каждый момент дорог тем, кто пытается жить там, где жизни нет.
Но мы ходили, и я говорил, и вроде были, кто мне верил, кто считал, что я их лечил, что им жизни отмерил, кто чего-то ждал и дождался, и вроде не разочаровался, но не шёл дальше, и нас так и осталось тринадцать. Я и друзья, я их не считал, просто так получилось, правда, потом один сбежал, буквально недавно, чуть ли не вчера. Или позавчера. Или ещё когда – неважно.
День прошел или два, и ещё пройдут, их будет много. Помню, что был в саду, говорил с ним, но вдруг пришли и сказали строго, что меня ждут. Что меня заждались. Я не знал, кому я нужен тут, но не отказался. Пошёл. За руки тех, кто за мной пришёл, взялся. И меня повели, не знаю куда, было темно, но огней не жгли всё равно, просто так вели. Привели. Я не знал, где оказался.
Я увидел его и понял, что он здесь главный. И правда – спрашивал он. Все были в белом, но я видел – под белым – он был в красном. Как всадник. Как Наполеон. И стул ему был будто трон. Одному. И каждый вопрос как патрон. Как пуля в висок навылет. Слова – пылью. Всё равно – наискосок выйдет.
Он спрашивал всё, что мог. Спрашивал, не я ли Бог. Я говорил – нет, говорил, что Бог один, что Бог на небе, свыше, но тот лишь смеялся в ответ. Нелепо, будто кретин. Тех, в белом, позвал, что-то им приказал, я не слышал, помню, потом меня кто-то бил, а тот смотрел, не уходил. Потом рукой махнул, вышел, руки умыл.
Что дальше – нет, не помню. Да и зачем? Я понял – я родился, чтобы быть тут. Чтобы быть тем, кем я здесь стал. Из небытия восстал. Не зря сюда пришёл. Но – стоп! Слышу – дверью хлоп! В белом пришёл – значит снова укол. Наверное, галоперидол…»
Прошу прощения, если эти записи не окажут помощи следствию и лишь зря отнимут Ваше бесценное время, господин прокурор.
С бесконечным уважением,
санитар ФГУ «ГНЦ ССП им. В.П. Сербского» Матвей Благоев-Вестов