strawberryschoo
№190 "Проценты на добро"

Страшно было – до дрожи в коленях. Еще бы – не каждый день появляется возможность настолько круто изменить собственную жизнь. Хотя решение зрело давно. Не могло не зреть – я ведь мечтал об этом, с детства. А уж когда увидел первый рекламный ролик «Новой Марсианской компании», помню, всю ночь не мог заснуть. Все гадал – хватит ли мне смелости и решимости.

Новая планета. Целый мир, не тронутый цивилизацией и всем тем, с чем обычно она ассоциируется: гипермаркетами, скоростными шоссе, мусорными полями, фондовыми рынками, кредитами и банками. Пускай говорят, что на Марс летят одни лузеры, потерявшие работу, и не имеющие другой возможности обслуживать набранные кредиты. Плевать. Во-первых, у меня не было кредитов. Совсем. Понимаю, звучит нереально, но что есть то есть: я ничего не должен был банкам.

Чего, очевидно, нельзя было сказать о моих спутниках: подчеркнуто спокойные лица, легкие улыбки на губах, различные оттенки любопытства в глазах… Мужчины и женщины, которым вдруг стал неведом страх. Автобус-челнок, который вез нас к стартовому столу, был прямо таки набит квинтэссенцией храбрости. Заемной, разумеется. Интересно, под какой процент эти несчастные брали смелость? И как вообще банки давали им в долг, ведь наверняка у многих плохие кредитные истории. А смелость нынче не дешева. Не иначе, как правительство вмешалось. Опять разбазаривают накопленную за долгие десятилетия процветания жизненную силу…

Сейчас, глядя на ажурные переплетения гравитационной катапульты, высотой в добрых три километра, и крошечное (на их фоне) зернышко челнока, я даже немного завидовал этим людям. Впрочем, это они должны завидовать мне. Ведь по счетам рано или поздно придется платить. И пускай у меня не было в достатке так необходимой сейчас храбрости, это была моя храбрость.

Разумеется, меня считали психом. Впрочем, это не особенно мне мешало – даже своих собственных, не заемных мозгов мне хватало, чтобы исполнять рабочие обязанности. По крайней мере, хватало до недавнего времени.

На прошлой неделе начальник департамента уже не намекал – требовал, чтобы я приобрел себе чуток дополнительного интеллектуального потенциала. Предлагал льготный корпоративный кредит. Причем претензии его сводились вовсе не к качеству моей работы, нет. Ему, видите ли, не нравилось то, что у конкурентов на позициях начальников отделов уже давно сидят куда более «продвинутые» менеджеры.

В тот раз мне удалось отбиться. Я сказал, что сделаю выводы по квартальным результатам и, при необходимости, закажу апгрейд своих мозгов. Помогло. Но так не могло продолжаться вечно. Рано или поздно социальная жизнь неизбежно втянула бы меня в бесконечную и бессмысленную игру круговорота нематериальных активов.

Но не считайте меня ретроградом и противником прогресса. Я прекрасно понимаю, что определение стоимости этих самых нематериальных активов было крупнейшим достижением экономики за всю историю ее существования. Благодаря этому открытию мир выбрался из ужасающей депрессии начала века. И, наверно, нет ничего плохого в том, что любой может купить недостающей ему храбрости. Красоты. Ума. Великодушия (оно, кстати, пользуется особым спросом у топ-менеджеров и владельцев корпораций – надо же как-то стимулировать поощряемую государством благотворительности). Жизненной силы, наконец! (ее-то, кстати, и закладывали в качестве обеспечения по кредиту большинство заемщиков) Вот только лично мне это было не нужно. Так уж получилось, что я всегда помнил о расплате. И выкладки банковских менеджеров, пытавшихся втюхнуть очередной кредит, не производили на меня никакого впечатления.

Только однажды я чуть не сорвался.

Рано или поздно каждый человек на земле встречает свою половину. Я в это твердо верил, и потому всегда был спокоен насчет своей личной жизни. Знал, что все как-то устроится. И действительно – я встретил ее. Мы регулярно ходили на свидания целых полгода. Потом стали жить вместе. Казалось, наши отношения развиваются идеально – ее не пугало даже то, что я старался не прибегать к кредитам, и не покупать нематериальные активы. Однажды во время отпуская она чуть не уговорила меня взять кредит на небольшую толику физической привлекательности, которой, по ее мнению мне не хватало «совсем капельку» чтобы полностью соответствовать ее идеалу. Для этого всего-то и нужно было избавиться от вьющихся волос, которые были совсем не в моде, и обзавестись куда более актуальными прямыми.

Уже за столом менеджера по кредитам случайно выяснилось, что банк предлагал ей существенно снизить проценты за приобретенную возможность полюбить, если ей удастся привести нового клиента.

Наверно, эта история оказалась последней каплей, после которой я окончательно утвердился в решении эмигрировать. И сейчас горькие воспоминания помогали мне собирать остатки смелости, чтобы не сбежать куда подальше прямо со стартового стола. В конце концов, надежда на новую жизнь в мире, не испорченном цивилизацией, того стоила. А, если уж совсем честно, где-то в глубине души я даже рассчитывал, что общество, вынужденное бороться за жизнь, отвоевывая километр за километром пространство у пустыни со временем вспомнит, что добро – это не только дорогой и высоколиквидный товар.

Современные космонавты вместо перегрузок на старте погружаются в невесомость. Космос приветствует их еще на земле – в цепких объятиях гравитационной катапульты. Это было немного жутковато. Словно вдруг перестаешь ощущать собственное тело. Будто бы становишься духом бесплотным. Но настоящий ужас меня так и не настиг. Все-таки моей собственной смелости, которую я экономил, как последний скряга и расходовал буквально по каплям, хватило.

Мы вышли на орбиту, наш челнок подцепили на брюхо огромного межпланетного корабля-матки, и путешествие на Марс началось. Я съел безвкусный обед из тюбиков (на искусственное гравитационное поле, разумеется, никто не тратился) в компании незнакомых мужчин и женщин с горящими энтузиазмом глазами на бледных лицах. За трапезой мы даже не познакомились – зачем? Ведь Марс такой большой, и вряд ли мы когда-нибудь еще увиделись бы.

За время обеда экипаж челнока – четыре улыбчивые стюардессы – подготовили достаточное количество криогенных камер. И уже через час я погрузился в холодный сон – на целых три месяца. На самых коротких три месяца в моей жизни.

Нельзя сказать, что пробуждение было приятным. По правде говоря, я не был уверен, что согласился бы еще раз пройти через процедуру анабиоза. Было дико холодно. И холод был такой нутряной, засевший в самой глубине костного мозга. Он мешал думать. Мешал чувствовать. Мешал жить.

Кое-как, скрючившись в три погибели, чтобы не терять драгоценное тепло собственного тела, я доковылял до шкафа с вещами. Натянув на себя предусмотрительно разложенные на полке два шерстяных свитера, я почувствовал себя несколько лучше. И только теперь заметил одну странность: все анабиозные камеры, кроме моей, были закрыты.

«Ладно, - решил я, - должно быть, у меня самая высокая чувствительность к пробуждающему газу. Надо всего лишь подождать»

Однако ни через пятнадцать минут, ни через полчаса, ни даже через час ничего не изменилось. Я подошел к ближайшей анабиозной камере, и посмотрел на индикаторы жизнеобеспечения. Судя по показаниям, человек внутри был мертв.

Еще отказываясь верить в произошедшее, я по очереди осмотрел все камеры, находившиеся в отсеке. Мое сердце постепенно словно бы срасталось с желудком в один тугой ледяной комок.

— Компьютер! – наконец, я решился обратиться к системе напрямую, надеясь, что голосовой интерфейс активирован.

— Интеллект А-110-ФБ, «Кореолан» активирован и готов к запросу, - ответил стандартной формулировкой бортовой комп.

— Наш корабль потерпел катастрофу?

— Нет, - сказал равнодушный машинный голос, - «Кореолан» час назад произвел мягкую посадку в космопорту «Олимпия», колония Марс.

— Почему люди в анабиозных камерах мертвы? – решился я на прямой вопрос.

— Лишены жизненной силы по требованиям следующих банков: «Северный Банк вечных ценностей», «Южно-уральский»…

—Стоп! – перебил я, - перечисления не надо.

Компьютер умолк.

— Есть ли на борту кто-нибудь, кроме меня, кого не лишили бы жизненной силы на основании приговора суда?

— Пассажиры с указанными вами критериями в списке отсутствуют, - ответила машина.

Случилось невозможное. Похоже, банки сошли с ума, и разом потребовали обеспечение по выданным кредитам. Разумеется, для подавляющего большинства заемщиков таким обеспечением служила их жизненная сила – всеобщий эквивалент нематериальных активов. Просто потому, что ничего другого у них не было. Разумеется, никто никогда не задумывался, как будет отдавать долг… Кроме меня, наверное. Неужели только одного меня? Ведь должны быть и другие люди, которые никогда не брали кредитов!

— Компьютер, имеется ли подключение к единой информационной базе Земли?

— Да.

— Статистику по банковским требованиям о возвращении жизненной силы. Сколько исков удовлетворено на текущую минуту?

— Двенадцать миллиародов двести восемь миллионов, восемьдесят одна тысяча пятьсот пятьдесят четыре. Суд отказался удовлетворить один иск, поданным «Северным Банком» на основании Закона о родственном и хозяйственном партнерстве против…

Компьютер назвал мое имя и номер социальной карточки. Вот так-так… даже до меня пытались добраться.

— Разница между числом удовлетворенных исков и числом зарегистрированных жителей Земли на текущую минуту? – внутренне трепеща, я задал следующий вопрос.

— Один человек, - спокойно ответила машина.

Я замолчал. Потом меня вдруг захлестнула злость. Я метался по отсеку, выдирал из стен пухлые мягкие трубы, хлестал ими по анабиозным камерам, пытался разбить металлические коконы. Это продолжалось, пока компьютер не пригрозил пустить усыпляющий газ в отсек «с целью не дать человеку причинить вред самому себе».

Я стоял посреди марсианской пустыни, и щурился на закатный уголек солнца сквозь специально не затемненное забрало скафандра. Кислорода в баллонах оставалось еще на двенадцать часов. На корабле запасов было куда больше – одному человеку хватило бы месяцев на шесть. Еще больше было необходимого для жизни газа на недостроенной станции – не меньше, чем на четыре года. Запаса еды было и того больше – лет на десять. Но я решил, что не буду ждать так долго. Со мной все еще была моя смелость.

Вернувшись на корабль, я активировал личный платежный терминал, который, разумеется, до сих пор имел связь с процессинговым центром на земле через гиперканал. Ничто не может ограничивать стремление человека к потреблению. Это прописано в конституции.

Новейшая фиксированная цена на жизненную силу была поистине астрономической – не иначе миллиардеры – олигархи пытались откупиться от накопившихся долгов. Тщетно, разумеется, ведь на рынке обращалось на порядок больше обязательств, чем было реальной жизненной силы у всего человечества.

Я продал системе половину своей жизненной силы. На вырученные деньги заказал в лучшей автоматической лаборатории бактерии, которые могли бы выжить на Марсе и со временем изменить эту планету. Оставшуюся часть жизненной силы я положил на депозит с указанием имплантировать ее тем самым бактериям, когда они будут созданы.

Разумеется, тех крох, что я решил оставить себе, не хватило бы, чтобы дождаться автоматического корабля с бактериями. Поэтому, уладив все формальности, я влез в скафандр и вышел в пустыню, любоваться рассветом.

Впрочем, любоваться не получилось. Это очень страшно – медленно угасать. А смелости моей, похоже, совсем не осталось. Только одна мысль помогала хоть как-то примириться с концом жизни. Может, эта безжизненная пустыня когда-нибудь оживет. И здесь еще очень долго не будет ни бирж, ни банков, ни кредитов.