JD
№204 "Кушать надо с осторожностью, или зачем доводить учителя?"

Евдокия Петровна твердой и уверенной походкой вошла в кабинет №35, где у нее через две минуты должен был начаться урок литературы в 11 «Б». Класс этот Евдокия Петровна не любил за лень и непреодолимую склонность к нежеланию правильно понимать изучаемые произведения.

Например, Лена Елисеева два года назад ухитрилась написать сочинение по горьковской Песни о Соколе, очернив Сокола и обелив Ужа. Евдокия Петровна по прочтении произведения впала в такой шок, что пошла советоваться с более старшими и опытными учителями. Будь это кто угодно другой, она бы, не колеблясь, влепила «пару» и заставила переписывать, но Лена с самого своего появления в школе училась только на «отлично» и являлась главным кандидатом на «золотую медаль» среди учеников своего года. Другие учителя покрутили-покрутили сочинение в руках, почитали, повздыхали, поохали – и сказали, чтобы Евдокия Петровна поставила девочке «пятерку», но объяснила ей, что это неглубокое понимание произведения. Учительница так и сделала. Лена молча выслушала ее проникновенную речь и кивнула. Никакой другой реакции Евдокия Петровна так от девочки и не дождалась, но перед прочтением каждого следующего ее сочинения на всякий случай пила валерьянку. Мало ли какая еще немыслимая идея могла прийти Елисеевой в голову.

Вася Дубинин, показательный пример того, что фамилия нередко отражает внутреннее содержание ее обладателя, как-то с пеной у рта начал доказывать Евдокии Петровне, что изучать эпитеты, метафоры, аллитерации и «прочую чушь» бессмысленно. Это, видите ли, никак не влияет на понимание содержания стихотворения. Учительница сначала пыталась наставить ученика на путь истинный словесным образом, но уже через полчаса, отчаявшись вбить в эту темную голову хоть одну светлую мысль, поставила Васе «двойку» с угрозой на следующем занятии спросить у него определения всех этих ненужных составляющих стихотворения.

Обсуждение «Грозы» Евдокия Петровна вообще старалась не вспоминать – класс проявил потрясающее единодушие, наотрез отказавшись признать Катерину «лучом света в темном царстве». Ученики фактически сорвали урок, за что учительница без малейших колебаний поставила в колонку «двойки».

Сегодня, несмотря на твердый шаг, учительница шла в класс с немалой долей страха. По плану стояло повторение художественных приемов в стихотворном творчестве. И удобнее всего их было отрабатывать на Пушкине. Для чистоты эксперимента Евдокия Петровна подготовила стихотворение, которое раньше не изучали. Она и сама его толком не знала. Зато оно гарантировало, что ученикам не удастся «выехать» на старых заготовках.

***

Прозвенел звонок. Ученики в шумом влетели в класс и расселись по местам.

– Сегодня, как я вас и предупреждала, мы будем повторять художественные приемы, - начала Евдокия Петровна урок. – Лена, прочитай нам, пожалуйста, вот это стихотворение.

Учительница протянула девушке книгу. Елисеевна послушно кивнула и начала четко, с выражением, читать.

В надежде славы и добра

Гляжу вперед я без боязни:

Начало славных дней Петра

Мрачили мятежи и казни.

– Лена, остановись, пожалуйста. Какие художественные приемы ты можешь выделить в этом стихотворении? – остановила она девушку после первого же четверостишия.

– Инверсия «гляжу вперед я без боязни», - без колебаний ответила Лена. – А еще аллитерация «без боязни» и «мрачили мятежи». Ну. Еще можно сказать, что тут есть некоторая метафора, потому что «глядеть вперед» в прямом смысле этого слова Пушкин вряд ли мог.

Евдокия Петровна мысленно поморщилась, но кивнула и попросила Лену передать книгу соседке по парте.

Но правдой он привлек сердца,

Но нравы укротил наукой,

И был от буйного стрельца

Пред ним отличен Долгорукой.

– Ну… Ээээ… Тут тоже сплошные аллитерации: «правдой привлек», «нравы наукой», - неуверенно пробормотала Лиза Стрельцова, троечница и бездельница.

– А еще что? – тут же спросила Евдокия Петровна, предвкушая первый разнос.

– А еще тут гипербола, она же – метафора, - лениво, чуть не зевая, влезла Елисеева. - «Нравы укротил наукой». И тут же есть инверсия.

– Елисеева! Я не тебя спрашивала!

– Извините, Евдокия Петровна. Случайно вырвалось, - тем же скучающим тоном ответила девушка.

– А тебе, Елисеева, как я вижу, скучно на моем занятии?

– Да не то чтобы… - вяло отозвалась та. – Просто я плохо понимаю, зачем разбирать стихотворение, в котором все эти аллитерации и эпитеты несут явно вторичное значение. Я уверена, что у Пушкина добрая половина этих нежно-любимых Вами приемов получилась случайно. А мы тут разбираем, анализируем…

– Елисеева!!! Еще скажи, что ты жила во времена Пушкина!

Девушка усмехнулась и ничего не сказала. Евдокия Петровна заскрипела зубами, но больше приставать к Лене не стала. Через два месяца заканчивался учебный год, Лена четко и без проблем шла на «золотую медаль» и ставить ей сейчас «двойку» или разбирать у директора, было бы неразумно.

– Дубинин! Читайте дальше! – рыкнула она в направлении заднего ряда.

С горем пополам они разобрали оставшиеся три абзаца. Все это время Евдокия Петровна нервно косилась на Елисееву, но та больше не встревала.

– К следующему занятию выучить стихотворение наизусть! Спрошу всех! – злобно дала она домашнее задание и с гордо поднятой головой покинула класс, чтобы выпить валерьянки в учительской. Еще чуть-чуть – и ей придется лечиться у психотерапевта.

***

Во время перемены к Лене подлетела умная, но не в меру благоразумная Света Серова.

– Лен! Ну, что ты ее доводишь, а? – без предисловия спросила она.

– Бесит она меня. Вот и довожу, пользуясь своей безнаказанностью, - пожала плечами Лена.

Светка нервно хихикнула и унеслась в столовую.

Ну, не рассказывать же Свете правду. Лена мысленно усмехнулась. От правды у кого угодно бы волосы дыбом встали.

Лена уже не первую сотню лет была энергетическим вампиром, который питался негативными эмоциями других людей. Правда, не от всякого человека можно было подпитаться. «Еду» надо было выбирать тщательно и «кушать» осторожно. Вот Лена и выбрала в этот раз Евдокию Петровну.

Кроме того, что Лена была бессмертной, если регулярно получала заряд чужого негатива, организм девушки обладал еще двумя полезными свойствами. Во-первых, она могла менять свой облик – что позволяло ей учиться в школе не только в старших классах, соответствующих ее настоящему облику, но и в младших, а также изображать собственную мать там, где это требовалось. Во-вторых, Лена умела читать чужие мысли. В первый же день, как она попала в эту новую школу, а было это в пятом классе, Лена «считала» всех своих преподавателей, не всерьез, а по верхам, так сказать, – характер в целом, отношение к ученикам, ближайшие планы и тому подобное. «Считала» – и выбрала себе в жертвы Евдокию Петровну, учительницу относительно молодую, но совершенно закостенелую. В двадцать третьем веке такие Лене еще не попадались. В девятнадцатом, в двадцатом, в начале двадцать первого, в конце концов, но в двадцать третьем??!!! Нет, к вдалбливанию «правильной» точки зрения стремились подводить практически во всех школах, - пожалуй, это даже было разумно - но с таким яростным желанием пресекать любые попытки подискутировать Лена столкнулась впервые. Столкнулась – и поняла, что Евдокия Петровна – прекрасный объект для подпитки. Вывести женщину из себя было элементарно. Достаточно просто с ней не согласиться или задать какой-нибудь уточняющий вопрос. Необязательно даже не соглашаться именно Лене. Достаточно подвести к этому поступку кого-то из одноклассников. Благо, класс достаточно легко подбивался на провокации.

Не то чтобы Лена не считала Катерину «лучом света». Она эту избалованную и глупую девицу вообще никем не считала. Ни лучом, ни свечой, ни лампой дневного освещения. Но раз Евдокия Петровна была в этом убеждена… В общем, сподвигнуть класс на жаркий спор не составило труда. То же самое было с Обломовым, Обрывом, Мертвыми душами и кучей других произведений классики.

Правда, сегодня с Пушкиным вышло забавно. С Александром Сергеевичем Лена была знакома. Мельком, правда. Пару раза танцевала с ним на балу. Но на его счет девушка не сомневалась ни секунды. Поэт был действительно талантлив. Но этот талант вел его за собой, а не наоборот. Проще говоря, хотя Пушкина и учили в Лицее слагать стихи, писал он больше по наитию, интуитивно. И уж точно не думал что-то вроде «вот тут выйдет прекрасная аллитерация, а вот тут я такую метафору забабахаю – все критики закачаются». А уж в том, что касалось стихотворения «В надежде славы и добра»… Да не думал Пушкин ни о каких стилистических приемах, кроме рифмы, разве что. О друзьях он думал, о Николае Первом, о свете и добре, в конце концов. Ну, какие метафоры и эпитеты в таких серьезных вопросах?. Разве что задним числом при правке теста. Ну, честное же слово…

Впрочем, даже если Пушкин и думал о художественных примах, это было неважно. Волна негатива, пойманная Леной от учительницы, была настолько сильной, что девушка теперь могла себе позволить не злить Евдокию Петровну пару недель. В связи с этим, оригинальные мысли по поводу «Войны и мира» и «Мастера и Маргариты» придется оставить при себе. А то случится еще у женщины нервный срыв. Кем тогда питаться прикажете?