Ламаркиада
Сцена 1
Обезьяна Нина неторопливо, опираясь на передние лапы и выставляя вперёд нижнюю свою часть с небольшими задними лапками, подошла к подруге Фатиме и принялась что-то искать у той на животе.
— Нина, почто человечьи у нас имена?
— По то, что гениальны мы с тобою. Мутантные особи. Учёные по нам эволюционную теорию выверяют.
— Здорово, подружка.
— Да, то не камни сосать.
— А мы в природе и не сосём камни!
— Ну вот, приехали! Как же это не сосём, когда сосём?
— А поскакали, проверим?
— Дурная ты, мы же в Москве, а наши — в Африке.
— А мы на самолёте.
— Да кто нас пустит!
— Перестань искать преграды, интересно же. Нарядимся в платьица, возьмём чемоданы и полетим.
— Задумка-то хорошая, конечно. Я и сама кое о чём подобном думала тут на днях.
— Насчёт чего?
— Потом расскажу. — Обезьяна Нина поднялась на все лапы и немного прошлась. —Лучше ответь мне, из Центра как выберемся?
— А кто ночью его стережёт? Дед Вадим с ружьём?
— Нет, это в книжке дед Вадим, а тут просто лазерная система.
— Да её отключают, никто ж не лазает к нам, у Центра внешняя охрана, а тут учёные только, их и так впускают.
— Отлично, это нам на лапу.
— На руку, дорогая. На лапу — это немного другое... Слушай, а ведь это ведь так необычно, так приятно, свою лапу рукой называть, — гордость берёт!
— Точно! А давай играть — называть друг дружке части тела по имени человечьих гомологичных!
— Давай! У тебя лицо симпатичное.
— О, как классно! А у тебя красивая нога!
— А ещё что?
— Хм... Кажется, закончились названия.
— Жаль, здорово было.
— Да, жаль.
— Ой, мы же в Африку собирались?
— Зачем?
— Что-то выяснить про наших диких собратьев?
— А что нам про них интересно? Звери они и есть звери.
— А, вспомнила, — сосут ли они камни!
— Точно!
— Вот ведь хорошая у нас память, как у людей.
— Да, как у людей.
— А зачем нам знать, сосут ли наши собратья камни?
— Кажется, кто-то из нас сказал, что сосут, а вторая попыталась с ней спорить.
— А кто какую позицию занимал в споре?
— Не помню.
— Ладно, давай просто завтра у учёных спросим, сосут или нет.
— Хорошо, только сбежать всё равно хочется.
— Да и не только хочется. Я просто должна это сделать.
— Зачем?
— Ладно, расскажу, но обещай, что поможешь.
— Да ты что! Я навсегда с тобой! Мы же вместе всю жизнь! Друзей по лаборатории не бросают в их авантюрах.
— Спасибо, я рассчитывала на этот ответ. А дело вот в чём. Я тут в последнее время всё книжки читала. Интересовалась, что там с Африкой, как там живут наши предки.
— Ну и как?
— Ты знаешь, плохо живут.
— Как? Почему?
— Жарко там слишком. Пустыни. Столь обширные, что даже на самолёте над ними можно лететь час и не встретить ни одного проявления жизни.
— Ну, это, знаешь ли, странно. Что наши предки забыли в пустыне?
— В том-то и дело, что ничего. В джунглях они живут. А джунгли как раз таки росли там, где теперь пустыня. Понимаешь? Пустыня растёт!
— О, нет!
— Да, Фатима, если так продолжится дальше, они все вымрут!
— Неееет!
— Ну, ну, что ты, не плачь, я ведь не просто так это рассказываю!
— А зачем?
— Затем, что я хотела бы с тобой обсудить одну идею, как всё исправить.
— Да как мы исправим, Африка вон где, а мы в лаборатории.
— Мы же решили сбежать!
— Ах, точно! А у нас получится?
— Надо проверить.
— А мы навсегда убегаем?
— Не навсегда, вернёмся потом, просто интересно проверить саму возможность. Если удастся сбежать — двигаем в Африку, сделаем всё что нужно для спасения предков, а потом вернёмся, нельзя же бросать наших друзей-учёных, мы же их эксперимент!
— А вернёмся великими!
— Почему?
— Ну, у людей так принято, если сделаешь что-то большое и полезное, все вокруг считают тебя великим.
— Зачем они это делают?
— Инстинкты, видимо.
— Инстинкты должны быть целесообразны. А тут какой смысл?
— Ну, людям приятно, когда все их считают великими. Инстинкты расценивают эту ситуацию как обнадёживающую: человека не выгонят из коллектива, и накормят, если вдруг чего.
— А что, они сами не могут найти себе еды?
— Могут, но люди же более коллективные, чем наши предки, которых мы хотим спасти. Для людей быть вне общества подобно смерти, таков эволюционный опыт, задокументированный в инстинктах. Следят, чтоб всё было у человека с коллективом нормально, и иногда заставляют его сделать что-то ценное для общества.
— А твоя идея насчёт африканской пустыни и спасения предков, выходит, — тоже управляется инстинктами.
— Возможно ими. Хотя, изнутри я не чувствую в себе каких-то там непонятных инстинктов. Чувствую, что если всё удастся, мне будет очень приятно. Возможно, так они и работают — включают приятное, если по-ихнему сделаешь.
— Ура! У нас инстинкты как у людей!
— То-то ещё будет. Если я правильно поняла, у нас в организме запущен процесс филогенеза в рамках онтогенеза. Что-то они там впрыснули нам ещё до зачатия. Глубоко копают, собаки! Нас ещё даже не было, а уже впрыснули! Наша генетическая система постоянно изменяет себя по тем же законам, по которым происходит эволюция. Родились обезьянами, но каждый год жизни — как миллион лет эволюции. Если так пойдёт дальше, через несколько лет обскачем людей по сложности. Они станут для нас примитивны.
— Ага, а пока мы для них.
— Да уж... Ну что, пойдём?
— Ага, пошли!
— О, кайф! Мы идём.
— Как люди.
—Да. Открывай дверь!
Покинув помещение со стеклянными стенами — гибрид вольера и лаборатории — обезьяны вышли в едва освещённый коридор.
— Как люди! Классно!
В конце коридора по стене скользнуло пятно света. Послышались шаги.
— Эй!
— А! А!
— У!
— Куда это вы собрались, красавицы?
— Дед Вадим! Нинка, это же Дед Вадим! А!
— А! Бежим!
— Да не сюда!
— У! У!
— И! И! У! А-а!
— Ну и чего вы сюда забрались?
— А! А! А!
— У! У!
— А ну, пойдёмте, голубушки. Давайте ручки, вот. У себя уж сидите. Антонина Степановна скоро полы мыть придёт, испугаете ещё. Не велено вам тут бегать.
Сцена 2.
— О, Фатима, что это было? Зачем мы снова здесь?
— А где мы должны быть?
— В Африке!
— Ах, да, мы ведь пробовали сбежать.
— Да, да, почему мы снова оказались там, откуда начинали?
— Кажется, нам что-то помешало. Мы чего-то испугались.
— Странно. Всё должно было гладко пройти.
— Да, я тоже удивлена. Что мы сделали не так?
— А почему нас должно это интересовать?
— Потому, что если мы поймём и исправим, убежать нам удастся в следующую попытку.
— Да? Ой, а ведь действительно!
— Вот, молодец, ты тоже постигаешь человеческую логику.
— Человеческую!
— Да, да человеческую. Прекрасная тенденция! Так что же всё-таки случилось?
— Ну, мы вышли за дверь...
— Да, это нам удалось. Провал не абсолютный. Дальше?
— Потом нас что-то испугало, мы запаниковали и вскоре оказались здесь.
— Действительно. Что же делать?
— Что-нибудь придумаем. Кстати, каким путём ты собиралась спасти наших африканских предков?
— О, это просто, гляди.
Обезьяна Нина ловко забралась в свою конурку под потолком, и через миг уже спускалась с потрёпанной книжицей. Неловко принялась её листать, и, остановившись на нужной странице, положила книжицу на пол и пригладила лапкой.
— Что это?
— Это Африка!
— Вот это? А где джунгли?
— Вот это, зелёненькое.
— Погоди, тут что-то не так.
— Я тоже считала, что здесь что-то не так. Но когда догадалась — прыгала по всему вольеру!
— Да, да, учёные тогда ещё прибежали, руками размахивали.
— Да, это потому, что я поняла: бывает предмет, а бывает точное его изображение!
— Как это?
— Ну вот, посмотри на меня.
— И что?
— А теперь туда.
— И?
— Что видишь?
— Бумажку какую-то.
— А вот это бежевое пятно на бумажке тебе ничего не напоминает?
— Ммм...
— Ну?
— Господи, да это же... да это же ты что ли!
— Вот именно!
— Так это что же получается!
— Да, да, именно так!
— Грандиозно!
— Вот, вот, чуешь, каково это?
— Теперь как никогда!
— Отлично, тогда будет проще объяснить.
— Ты хочешь сказать, что вот эта Африка — не сама Африка, а просто изображение?
— Это в точности то, что я хочу сказать.
— Так вот она какая!
— Да! Только заметь, настоящая Африка очень-очень-очень большая. Например, представь, ты находишься вот здесь, и несколько дней идёшь вот в эту сторону.
— Так.
— Как ты думаешь, где ты окажешься через несколько дней такого путешествия?
— Здесь?
— Нет! Вот здесь!
— В той же самой точке?
— Да.
— Чудеса!
— По бананчику?
— По бананчику!
Сцена 3
— Уфф, хорошо!
— Даа...
— А ты не помнишь случайно, зачем мы Африку рассматривали?
— Кажется, я пыталась объяснить тебе, в каком смысле это Африка.
— Ну да, ты объяснила... Но почему ты начала про Африку?
— А! Ну конечно! Я же знаю, как спасти джунгли и обезьян!
— Точно! И мы хотели отправиться в Африку!
— Зачем?
— Ну, чтобы спасти.
— А зачем спасать? Почему, если я знаю, как спасти, я обязательно должна это делать?
— Потому что так тебе подсказывают инстинкты. Спасёшь — и тебя станут ценить.
— Кто?
— Может быть, те обезьяны, которых ты спасёшь?
— Да они же ничего не узнают. Много лет пройдёт, прежде чем мой способ начнёт приносить результаты. К тому же, у обезьян чувство общественной благодарности мало чего значит, ты там либо сильней всех и тебя уважают, либо ты слабая и о тебя вытирают ноги.
— Да, уж. Но ты всё-таки рвалась их спасать, зачем тебе это надо было?
— Подожди-ка. Я вспомнила! Люди, а не обезьяны сочтут нас великими, если задуманное удастся.
— Да, а поскольку человеческое общество кормит тех, кого раз сочло великим, нам это на... руку.
— Да, на руку. Плюс, сами инстинкты изнутри включают «приятно».
— Как после бананчика.
— Ага, только ещё приятней.
— Ну что же, отлично, всё сходится, надо, выходит, двигать в Африку и спасать. Хотя стоп, как мы это сделаем? Как ты собиралась спасти обезьян?
— Смотри, вот, значит, Африка.
— Так.
— Вот это жёлтое — пустыня.
— Хорошо.
— А вот это синее вокруг — океан.
— Да.
— Знаешь, что такое океан?
— Ну да, — много воды.
— Именно. А что такое пустыня знаешь?
— Песок, камни.
— Да! И никакой воды!
— И что?
— А знаешь, что произойдёт, если положить в пустыню воду?
— Что?
— Джунгли!!!
— Потрясающе!
— Я когда узнала об этом, так по вольеру носилась, так носилась!
— Да, тогда ещё учёные пришли, руками размахивали.
— И мой план состоит в том, чтобы с помощью труб перекачивать воду из синего в жёлтое, вот сюда, прямо в центр. Жёлтое станет зелёным, вместо пустыни останутся джунгли, и наши предки спасены!
— Гениально! Но как это сделать?
— А как тебя дети из биологического кружка сок научили пить?
— Через трубочку?
— Именно! Мощные насосы доставят океаническую воду в центр пустыни.
— Да, интересно. Только знаешь, что. А мы ведь не достигли пока людей по сложности?
— Пока нет.
— А почему ты думаешь, что людям в голову не приходила эта идея?
— Да люди сами же сделали Сахару! Козами своими доисторическими топ-топ, топ-топ, всё вытоптали. Ну, климат там, конечно, пошалил не в их пользу. Но и теперь они отнюдь не способствуют разрастанию джунглей, отнюдь, дорогая моя. Им плевать на обезьян!
— Хорошо, и каков твой план? Откуда ты возьмёшь такую длинную трубу, если на самолёте несколько часов лететь?
— Это видно будет. Сама посуди, через два года мы по интеллекту как люди, через три — мы короли планеты. Гены нам золотые подстроили наши белохалатные покровители, лучшие гены на планете! Осядем, оценим обстановку, наладим контакты. Народ там, говорят, хороший, отзывчивый. Я вот по интернету с одним познакомилась. Пишет, что умеет через губу монетку продевать. И что у них в роду всегда старшего сына на север отправляют учиться, и ни один никогда не вернулся, а сам он не старший, поэтому монетку в губу. И не верит, что я обезьяна, представляешь?
— Не отвлекайся.
— Да. Ну вот. У людей в обществе всегда так. Кто-то чего-то захотел, нашёл нужных людей, всё организовал, и пожалуйста, общество уже производит это за счёт своих усилий. Вскоре это сделается для нас тривиальной задачей. Всё будет, вот увидишь.
— Правду, Нинка, говоришь. Надо бежать!
— В этот раз должно получиться — все ошибки переосмыслены!
— Мы как люди!
— Как люди!
Дед Вадим спал. Сон пред ним витал светлый, старческий. Панель наблюдения, будто ладошкой, прикрывающей от ветра огонёк свечи, оберегала его худенькое тело, уютно устроившееся в мягком кресле. Голубоватый отсвет мониторов живописно подчёркивал рельефность его морщинистого, с виноватой полуулыбкой, лица. Тонко запищало. Один из мониторов засветил поярче, и на нём явственно шевельнулось пятнышко. Дед Вадим подвигал кадыком и открыл глаза. Оперевшись руками о подлокотники, поднялся, чуть замешкался, внедряясь поглубже в тапочки, взял фонарик и зашаркал к антропологическому сектору.