Клим Алёхин
№246 "Индикатор"

Индикатор

Каждый вечер, возвращаясь домой, Севка мнил себя агентом каких-нибудь спецслужб. Он часто оглядывался и озирался вокруг. Иногда внезапно останавливался, делая вид, что поправляет шнурки своих грязных танкеров на шипованой подошве, а потом вдруг стремглав бросался в ближайшую подворотню. Простояв там не больше минуты, он выбегал назад и снова озирался по сторонам. После чего, убедившись на все сто, что «хвоста» нет, направлялся к окраине, где за пустынной дорогой и небольшой лесополосой начиналась Знаменка – район дворцов нуворишей и усадеб знаменитостей.

Его район.

Севка боялся не «хвоста» заграничных разведок, не бандитов или террористов, а того, что кто-нибудь из городских панков мог узнать, кто он на самом деле – Севка-паркурщик. Узнают, что мажор, и тогда - прощай панковская тусовка, прощай паркур. И никто даже не вспомнит, что «пробежку» по всему периметру Кремлевских стен смог сделать только он. И то, что от ментосов тогда ушел без проблем. Да и прочи "беговых" заслуг за ним числилось не мало. Но мажорство могло перечеркнуть всё это, всю эту жизнь, полную азарта и адреналина, в один момент. Вот и приходилось ему ежедневно пробираться к родному дому обходными путями, недоверчиво переглядываясь с собственной тенью.

Территория села Знаменское была обнесена высоким забором, а единственный вход, через КПП, охранялся милицией.

Севка подошел к воротам и нажал кнопку вызова.

— Говорите, - донесся из щели над кнопкой веселый голос, едва сдерживающийся от смеха, словно человеку только что рассказали анекдот, а вволю посмеяться не дали.

— Это я, - ответил паренёк, сдвинув назад скрывавший лицо капюшон ветровки.

— Нет, я, это я, - прохрипел динамик и, разразившись хохотом, отключился.

Севка знал этот детский анекдот, а потому решил, что на дураков обижаться не стоит. А вот то, что его, явно, не торопились пускать в родные пенаты, уже начинало реально злить.

— Вы чего там, травки обкурились что ли? – сказал он, гневно вдавив кнопку вызова в переговорную панель.

После недолгой заминки в двери что-то щелкнуло, и паренек, толкнув её, вошел в душное тепло КПП. В каморке за бронестеклом по стойке смирно перед ним вытянулись два молодых бойца, а навстречу уже спешил начальник смены, хороший знакомый Севкиного деда, Митрий Митрич.

— Простите, Всеволод Александрович, ребята новенькие, еще не всех знают в лицо, вот и приняли вас за постороннего… э… - задумался ненадолго Митрич и, подобрав нужное слово, закончил, - неформата.

— Неформала, - поправил Севка начальника смены, повернулся к бойцам, высунул язык и провел по губам запонкой пирсинга.

На лице милиционеров проскользнула тень брезгливости, и панк, довольный произведенным эффектом, рассмеялся. Потом подмигнул опешившим охранникам и прошел мимо продолжающего сыпать извинениями Митрича к выходу. Когда парень уже был у порога, начальник смены на секунду замолчал и виновато спросил:

— А почему вы для входа не используете свой индикатор?

Неформал обернулся, пристально посмотрел на пожилого мента и, скорчив гримасу, ответил тонким и противным голоском:

— По идейным соображениям.

Севка легко шёл по улице, переходя из одного круга фонарного света в другой, мимо высоких заборов. За ними виднелись верхние этажи домов государственных функционеров, знаменитостей и бизнесменов.

Он одновременно и любил, и ненавидел этот лабиринт каменных оград.

Здесь он чувствовал себя свободным от притязаний внешнего мира, где не нужно было скрываться от ментов, не нужно было бояться, что тебя раскусят друзья-панки, не нужно было доказывать всем, что ты самый крутой паркурщик, а можно просто быть самим собой. Здесь ему было спокойно.

И скучно.

Севка терпеть не мог своих одногодков из окрестных вилл. Этих батанов и снобов, считающих, что мир крутится ради них и вокруг них. Благо, сталкивался он с ними редко, поскольку за пределами своих владений отпрыски знати являлись исключительно в автомобилях и в окружении охраны. Но когда случалось подловить на улице какого-нибудь замешкавшегося мажорика, панк не упускал возможности задеть его острым словцом или своим не менее острым локтем. А лучше – пнуть под зад и с удовольствием понаблюдать, как у жертвы ширятся глаза от испуга, растерянности и удивления. Еще бы, плохой мальчик сделал плохой поступок, а его индикатор всё также горит зелёным цветом, словно у безгрешного ангелочка. Тут уж любому крышу снесёт.

Парень подошел к воротам своего дома. Достал из кармана небольшое зеркальце и, расстегнув ветровку, посмотрел в него на свою шею – традиционный осмотр, прежде чем явится на ясные очи грозного деда. Кожа под кадыком светилась неярким зеленым светом, словно в межключичную впадину вставили светящуюся виноградинку. Всё-таки классную плёночку он стащил из лаборатории деда. Стоит её наклеить себе под горло и, как бы там не светился родной индикатор, для окружающих, судя по цвету, ты будешь в полном порядке: не расстроен, не радостен, не зол, без проблем и груза моральных терзаний. Кроме того, пленка абсолютно сливалась с кожей, и обнаружить её можно было лишь на ощупь.

Вдруг в зеркальце мелькнула тень, и кто-то сзади взял Севку за локоть.

— Слышь, пацан.

Севка прыгнул назад, прямо на схватившего его человека, и, оттолкнувшись шипами танкеров от ног незнакомца, ринулся в сторону своих ворот. С ментосами такие номера проходили на раз, но в этом случае противник оказался серьезным – хватка на Севкином локте не ослабла ни на чуть. Лишь зеркало упало и брызнуло искрами осколков во все стороны, а по руке растеклась ноющая ломота.

— Ой, больно! Отпустите меня дяденька, - попробовал хулиган-профи следующую антиментовскую уловку, - я ничего не сделал.

— А мне от тебя ничего и не надо, - таким же ровным голосом, как и мгновенье назад, сказал незнакомец, словно и не получал танкерами по ногам. – Скажи только, это дом профессора Доброславского?

Спросил и отпустил.

Всё просто, человеку нужно было уточнить адрес и ничего более. Но Севка, лишь почувствовав свободу, снова ринулся к родным воротам. По давно изученным выступам и едва заметным щелям он в одну секунду взлетел на самый верх и, повернувшись, глянул сверху на незнакомца. Тот стоял, как стоял, не сдвинувшись ни на шаг. Лысый высокий небритый мужик в бесформенном темном свитере и в джинсах. Вроде, мужик как мужик, но что-то в незнакомце было не так, и Севка никак не мог понять – что именно? Место, где он стоял было хорошо освещено фонарем, но фигура его словно оставалась в тени, сама собой излучая тьму.

— Вы ошиблись адресом, - сказал паренек и скользнул вниз за ворота.

Как бы незаметно Севка ни старался пройти в дом – шёл тихо, не топал по ступенькам крыльца, дверь открывал медленно, чтоб не скрипнула, – но Лилу, их французская служанка, всегда была тут как тут.

— Хорошо ваши дела, мсье Доброславски? – услышал он голос женщины, не успев даже закрыть за собой дверь.

— Нормуль, - пробубнил он.

Сняв нога об ногу свои танкеры, он посмотрел на Лилу. В свете её индикатора преобладал оранжевый – цвет домашних хлопот.

— Не стирать, – сказал он, указывая на свою грязную обувь, и направился в свою комнату.

— Простите, я должна еще говорить для вас.

— Ну что еще?

Севка обернулся. Теперь в самом центе её индикатора появилась крошечная красная точка – ещё бы она не была раздражена его панковскими выходками.

— Вас просил зайти дедушка. Срочно! – сказала она почти без акцента, развернулась и пошла к себе.

С чувством выполненного долга, гордо держа голову.

Паркурщик, проигнорировав лифт, взбежал по лестнице на третий этаж и постучал в дверь дедовского кабинета. Тишина. Севка приоткрыл дверь. В кабинете было темно.

— Дед, ты здесь? – спросил он.

— Да, - донесся старческий шепот от окна, - заходи. Только свет не включай.

Парень вошел и прикрыл за собой дверь. Постояв немного и привыкнув к темноте, он разглядел у окна сгорбленную фигуру деда.

— Ты чего?

Старик оторвал взгляд от окна и, повернувшись к внуку, резко спросил:

— Что он от тебя хотел?

Севка сразу понял, что дед видел, как внук дал стрекоча от того странного типа за воротами.

— Ничего, просто спросил, здесь ли живёт профессор Доброславский?

— А ты?

— А я сказал, что он ошибся адресом.

— И всё?

— И всё.

Профессор прошелся по кабинету. В темноте могло показаться, что по воздуху плывет небольшой, размером с виноградину, темно-коричневый огонёк – за последнее время дед сильно сдал.

— А индикатор? - вдруг спросил он. – Ты видел его нейроиндикатор?

Севка задумался и спустя секунду мотнул головой – нет, он не помнил, был ли у этого человека вообще индикатор.

— Возможно, ты просто не заметил, – задумчиво произнес старик. – Когда я встречался с ним года три назад, индикатор у него светился черным.

Севка округлил глаза и с интересом спросил:

— А разве такое бывает?

— Бывает, - ответил профессор. - Это значит, что человеку на всё наплевать: на семью, на людей, на государство и на самого себя. Иногда так светятся смертельно-больные люди, злые на судьбу, на родных и близких… на врачей, в конце концов. Когда я его встретил, тоже подумал, что он болен, и жить ему осталось не долго. Но, как видишь, я ошибался – он всё еще жив и здоров.

— Да уж, - подтвердил паренёк, потерев пострадавший локоть, и спросил: - Так он твой знакомый, что ли?

— Он мой бывший лаборант, Коля Долгов. Так же как и я, был одним из первых, кто испытал на себе наш нейроиндикаторный имплант. Поначалу в рот мне заглядывал, по пятам за мной ходил, а потом… Что-то с ним случилось. Не знаю точно что, но человек изменился кардинально. Перспективный молодой ученый вдруг превратился в какого-то пубертатного максималиста с фаталистическими наклонностями. Сначала пошел в спасатели, потом в миротворцы записался. Да бог знает, в каких только переделках он не побывал. Потом, как-то он выпал из поля моего внимания. Да и не до того было – работали над законом об обязательной имплантации индикатора. Потом ты появился на свет, потом не стало твоих родителей…

Дед замолчал. Ему всегда было трудно говорить о Севкиных маме и папе, погибших от рук каких-то отморозков. Убийц так и не нашли, и дед все эти годы считал, что так ему отомстили те, кому не по нраву пришлось его изобретение.

Профессор очень часто рассказывал внуку историю создания индикатора. О том, как сильно он мог изменить общество и какую пользу приносит уже сейчас. К примеру, Севка абсолютно не знал, что такое поликлиника. Современный человек обращался к докторам лишь в крайних случаях. Благодаря индикатору люди имели возможность ежедневно следить за состоянием своего организма и в случае потенциальной опасности заболевания вовремя принимать соответствующие меры. Кроме того, имплант содержал уникальный электронный код, получаемый в результате преобразований биологических данных человека. Его было абсолютно невозможно подделать, и поэтому он использовался в различных системах, требующих персонификации. Севке сегодня было бы достаточно поднести к индикатору считыватель, встроенный под переговорником в воротах КПП, и не беспокоить старика Митрича, но… на счет индикатора у него были свои соображения. Идейные.

— Когда Николай снова появился, я не узнал его, - продолжил дед свою историю. - Был парень с горящими глазами, а стал - мужик с пустотой вместо глаз. И весь он показался мне как будто опутанным какой-то беспросветной тоской. Тогда-то я и увидел, каким стал его имплант. Пытался помочь, уговаривал лечь на обследование, но он отказался наотрез и сказал, что справится сам.

Старик снова выглянул в окно.

— Не видать, - сказал он и поманил внука рукой, - ну-ка, иди ты глянь, может разглядишь, где он есть.

Севка осторожно подошел к окну, выглянул на улицу и почти сразу же увидел крошечный красный огонёк под деревом у соседского забора напротив. Огонек то гас, то занимался снова.

— Он курит, - брезгливо отозвался Севка.

Он видел курящих только в старых фильмах и никогда не понимал, зачем люди это делали, да еще с таким видом, будто ничего на свете нет круче, чем вдыхать эту гадость. Наверно дед был прав - люди раньше многое делали себе во вред потому, что у них не было индикаторов.

— Что же ему нужно, - задумчиво произнес профессор.

— А ты, дедуль, его боишься что ли?

— Не знаю, - неуверенно пробормотал старик, - ходили слухи, что он стал чуть ли не главарем экстремистов, взрывающих наши имплант-заводы, но я-то считал, что его уже нет на этом свете...

— Так скажи охране, они враз его...

— Нет, - сказал профессор жестко, - не надо тут никого впутывать. Это личное дело. Я чувствую, он здесь не затем, чтобы вредить мне.

Старик вздохнул:

— Возможно, я боюсь совсем другого.

На улице заметно похолодало.

Севка вместе с дедом вышли во двор и направились к воротам. По дороге старший Доброславский шепотом внушал младшему:

— Только сам не суйся. Если вдруг что, крикнешь охрану, а сам не лезь, понял?

— Да понял, понял.

Севку слегка знобило. То ли от ночной прохлады, то ли от возбуждения.

Дед вышел за ворота, закрыв за собой тяжелую железную дверь, и направился к дереву. Севка, между тем, перескочил через ограду палисадника и немного пробежал вдоль забора, так чтобы оказаться за спиной у незваного гостя. Он ужом заполз по стене забора и выглянул наружу.

Дед пятился назад, а Долгов засунув руку в карман джинсов, надвигался на старика.

Звать охрану уже было некогда. Севка в одно движение взлетел на забором и прыгнул.

— Стой, - прокричал кто-то из темноты, и в ту же секунду раздался выстрел.

Что-то больно кольнуло Севку в руку и он, не успев сгруппироваться, рухнул на асфальт и потерял сознание.

Какой-то очень резкий запах ударил Севке в нос, отдавшись болью в затылке. Он уже слышал голоса, но не мог разобрать ни слова, будто в уши ему набили ваты. А когда в ноздри ворвалась едкая вонь аммиака, голоса сразу же приобрели четкость.

— Да уйди ты уже, Митрич, с глаз. Как-нибудь без тебя разберемся.

— Я ж не знал... думал воры... а он как прыгнет... может скорую вызвать?

— Иди ты к чертям вместе со своей скорой. Думаешь, в этом доме врача не найдется?!

— Конечно, - залебезил Митрич, - что ж я говорю... нам ведь боевые не выдают, только парализующие... оклемается паренек... да и в руках такого светила... Вы уж простите старого дурака...

— Ладно, ладно - снова проворчал дед, - топай.

Севка услышал как скрипнула дверь, закрывшись за милиционером. Теперь Севка знал, что подстрелил его Митрич, выполняя свой служебный долг. А еще он понял, что лежит дома на своей койке.

Что-то холодное коснулось его лба и боль сразу утихла. Паренек открыл глаза и увидел лицо служанки. Это она сделала ему холодный компресс.

— Спасибо, Лилу.

Он хотел сказать это как-то мягче, по-доброму, а вышло как всегда - хрипло и невнятно. Но по её улыбке понял, что благодарность принята. Он не видел её индикатора, но знал точно - сейчас он светился зелёным.

— Оставьте нас, мадмуазель, - снова раздался властный голос деда.

Лилу встала и тоже вышла за дверь.

К кровати подошел дед. Он выглядел очень рассерженным и взволнованным. Его индикатор пылал красным. Таким своего старика Севка еще не видел ни разу. Дед что-то достал из кармана и помахал этим у внука перед носом.

— Ты где это взял?!

Когда рука деда перестала мельтешить, Севка в ужасе, наконец, увидел предмет интереса Доброславского-старшего. Это была его заветная плёночка, светящаяся ровным зеленым светом.

— Нашел, - ответил паренёк, собираясь рассказать давно уже приготовленную легенду.

— Нашел? - взорвался дед. - У меня в лаборатории нашел? Ворюга малолетний!

— Вы бы не кричали так, профессор, - раздался из-за спины деда знакомый голос, заставивший Севку вздрогнуть, - пареньку и так неслабо досталось.

— А ты Коля не лезь не в свои дела.

— Ну, от чего же, мне было бы интересно послушать, почём вы эти пленочки кремлевской знати продаёте. А я голову ломал, от чего, как не показывают наших правителей, сплошь одна зелень. Неужели и вправду у нас в правительстве одни святые?..

— Николай! - крикнул дед и, схватившись за сердце, медленно сел на кровать.

— Может, прислугу позвать? - обеспокоенно спросил Долгов.

Старик помахал головой и, повернувшись к внуку, дотронулся до его шеи. Из болезненных стариковских глаз, перекатываясь через морщины, потекли слёзы:

— Мальчик мой, что же ты с собой наделал. Нужно было мне всё рассказать, мы бы обязательно что-нибудь придумали.

Севка слушал старика и никак не мог понять, почему о нём нужно причитать, словно он собрался помирать. Возможно, все дело было в его индикаторе. Последний раз, когда он видел себя без плёнки, недели две назад, он не заметил ничего ненормального. А сейчас, благодаря дедовской панихиде, ему вдруг очень захотелось узнать, что же там у него под подбородком?

Он дернулся, пытаясь вскочить с кровати, но тело, видимо, не совсем еще отошедшее от парализатора, снова замерло на койке.

— Да что вы так пугаете его. И сами успокойтесь. Ничего страшного с ним не происходит.

— Что ты в этом смыслишь, лаборант, - всхлипнул дед.

— Кое-что смыслю.

Он сунул руку в карман джинсов и у Севки перехватило дыхание - именно этот жест заставил его прыгнут со стены, спеша деду на помощь. Пальцы Долгова что-то ухватили на дне тесного кармана и, достав, положили это на ладонь профессора.

— Не может быть! - прошептал ученый разглядывая абсолютно черную виноградину. - Но как вам это удалось?! Ведь хирургическое вмешательство в работу прижившегося импланта весьма и весьма опасно! Как вы решились на такое?

— Я ничего не решал, он сам решил за меня. Просто совсем недавно меня, простите, вырвало им. У меня есть мысль, профессор, что отторжение произошло от переизбытка адреналина. Он попросту сжег мой аппарат, а организм избавился он ненужного инородного тела через старый рубец в гортани. И состояние индикатора вашего внука подтверждает мои предположения. Судя по тому, как он лихо скачет через трёхметровые заборы, что такое адреналин парень знает не понаслышке. Так что он просто-напросто сжёг свой имплант, так же как и я.

— Как же он будет дальше жить без индикатора? - промолвил дед, - вед это основа современного общества. Сейчас без индикатора живут только бомжи, воры и бандиты. Да и то, такие же старые трухлявые пни, как я, доживающие свои последние годы. Я так хотел, чтобы мой внук жил в мире, где не станет ни бомжей, ни воров, ни убийц. В обществе, где люди будут больше доверять друг другу.

— Вы всегда умели красиво говорить, профессор. Когда-то я вами даже заслушивался. Записывал ваши лекции на диктофон и зазубривал вплоть до интонации в голосе. Но став носителем этого импланта, я вдруг понял, что потерял. Я потерял свободу! Я стал зависим от общества не только морально, но и физически. Я словно вывернул свою душу наизнанку и бросил её под ноги толпе. Я не смог больше жить так, как жил раньше. И вот теперь, когда я снова стал свободен, я пришёл спросить вас - вы уверены, что человечеству нужно именно такое будущее. Ведь вы обрекаете людей на вымирание, потому что скоро человек и шага побоится ступить, не сверив свои помыслы с реакцией импланта. И тогда, когда человечество погрязнет в своих бытовых страхах, останутся только такие как он, - Долгов кивнул на Севку, - и такие как я.

На некоторое время в комнате повисла тишина. Старый ученый поднял глаза на своего бывшего учиника и, внимательно посмотрев ему в лицо, поднялся с кровати.

— Что ж, Николай, - сказал он, - я думаю, ты ко мне пришел не только за тем, чтобы поделиться технологией отхаркивания имплантов? Пойдем-ка в мой кабинет. А вам, молодой человек, - дед кивнул внуку, - покой и здоровый сон.

Когда дверь за взрослыми закрылась, Севка подумал: "Надо завтра попробовать через Мавзолей пробежку сделать".

Подумал и спокойно заснул.