Прокурор Бондарчук
№253 "Пирамидка Колумба"

Пирамидка Колумба

Башмачкин

Башмачкин жил в ячейке 334 колодца № 7 по улице Постоянной Больцмана. Быт его не отличался роскошью и разнообразием.

С другой стороны, многие рядом жили скуднее и скучнее его, поэтому Башмачкин, особенно когда осенние ливни приглушали смрад канализации со дна колодца, склонен был считать себя человеком счастливым.

На работе его ценили за исполнительность и ответственность. В жилконторе отмечали деликатность, с которой он заявлял, например, о лопнувшей водопроводной трубе. А соседи по колодцу уважали, потому что он решал кроссворды, носил обувь на мягкой подошве и никогда не сморкался на поручни.

К тому же Башмачкин собирался жениться. Планировал справить к зиме новое пальто и непременно жениться. У него даже девушка на примете была.

Что ещё надо для счастья?

Пять дней в неделю ровно в 8.00 крышку колодца открывали; Башмачкин в числе первых поднимался наружу и, прихрамывая, отправлялся в присутствие. В 8.15 крышку запирали, чтобы открытый колодец не мешал движению транспорта.

В автобусе Башмачкин слушал рекламные саунды (особенно уважал он йогурт-рок) и смотрел в окно на бескрайнюю асфальтовую пустыню с редкими зданиями и ровными рядами люков. Внутренне содрогаясь, он думал о тех давних годах, когда города были плотно заставлены домами и деревьями, и стиснутые ими машины забивали дороги, отравляли воздух и калечили друг в друга в тщетной жажде пространства. «Жуткие, жуткие времена!» – мысленно ёжился Башмачкин.

Не то что сейчас.

Возле офиса он, прихрамывая, покидал автобус.

В вестибюле он первым делом подходил к стенду ООО и искал в списках добровольцев свою фамилию. Не найдя, с лёгким сердцем поднимался в отдел.

Работал Башмачкин младшим менеджером по коловращению документов.

Коловращение обеспечивала дюжина отделов, он трудился в десятом. Обязанностью Башмачкина было вставлять деловые бумаги, поступавшие из девятого отдела, в неисправный (не умевший печатать, зато жевавший листы) принтер, затем высвобождать их из его круглых зубов и передавать в одиннадцатый отдел. Там документы разглаживали и отсылали в последнюю инстанцию. В двенадцатом отделе на них шлёпали печать и выпускали управлять людьми и процессами, протекавшими в обществе.

Кроме Башмачкина в отделе был начальник с персональной секретаршей и два его заместителя с одной секретаршей на двоих.

Жили они дружно.

Как-то в обеденный перерыв Башмачкин поинтересовался у босса, в чём суть деятельности их подразделения. Зачем мять бумаги, если в следующем отделе их всё равно утюжат?

«Хочешь сказать, нас следует сократить? – спросил начальник холодно. – И смежников – тоже?»

Над столиком повисла зловещая тишина.

«Надо не только о себе думать», – сказал начальник, а секретарша обоих замов едва не выцарапала любознательному Башмачкину глаз.

С тех пор Башмачкин обедал в одиночестве.

Чтобы не скучать, он придумывал себе всякие невинные вопросы. Так, глядя на яйцо, лежащее на тарелке, он думал: вот бы заставить его стоять вертикально! Зачем? Да интересно же!

Однажды, складывая документы из-под принтера аккуратной пачкой, Башмачкин скользнул взглядом по верхнему из них и помертвел.

Это была разнарядка ООО, как называли её в народе: завтрашний список добровольных доноров в рамках перманентной акции «Отдай орган Отчизне!».

Смысл акции заключался в том, что если какому-нибудь жизненно важному для государства человеку вдруг понадобится какой-нибудь жизненно важный орган, то государство такому гражданину обязательно поможет.

Лично Башмачкин не знал ни одного реципиента, зато любой из его знакомых хотя бы раз да был донором. Башмачкин сам уже отдал отчизне коленную чашечку и почку.

Но завтра, вдруг увидел он, его должны были призвать снова.

В длинном столбце доноров, между «Балаганов, пересадка глаза» и «Блюмкин, пересадка волосяных луковиц» Башмачкин наткнулся на строчку со своей фамилией. Не веря глазам, он перечитал её несколько раз.

«Башмачкин. Переливание мозга».

«Башмачкин. Переливание мозга».

«Башмачкин. Переливание…»

По телу его заструился холодный пот, а лицо, наоборот, запылало.

Переливание мозга… Сложнейшая операция, после которой он, быть может, и останется жив, но – совершенно точно! – не сумеет более разгадывать кроссворды и не плевать на поручни своего родного колодца. И потеряет уважение коллектива!

Не сознавая, что делает, Башмачкин торопливо схватил приказ и судорожно запихал его в карман сюртука. Пробормотав начальству что-то насчёт лихорадки, он выбежал вон.

Знакомый коридор учреждения вдруг предстал пред ним лабиринтом, в конце которого притаилось кровожадное чудовище с головою быка. Хватая ртом вязкий липкий воздух, Башмачкин выскочил на улицу и впрыгнул в первый попавшийся автобус.

Автобус повёз его неизвестно куда.

Радио у водителя автобуса рассказывало о возвращении международной космической экспедиции с Марса. Экспедиция обнаружила на красной планете следы высокоразвитой культуры и теперь с триумфом возвращалась домой. Хотя страна Башмачкина не принимала участия в космических проектах ввиду технологической отсталости (Башмачкин не поверил бы, шепни ему кто, что именно её сын когда-то первым в мире облетел Землю), Башмачкин интересовался космосом, и в другой раз обязательно выслушал бы новость с восторгом.

Но не сейчас.

Краденый приказ жёг ему бок, а сердце сверлило осознание собственной низости и подлости. Он малодушно покинул рабочее место… Остановил коловращение документов… И главное – пока он трясётся здесь, в незнакомом автобусе, от страха и скверных дорог, кто-то страдает из-за недостатка его, Башмачкина, помощи. Кто тот несчастный? Может, боевой генерал с границы, неосторожно высунувшийся из бронированного подземного бункера и получивший осколком в лоб? Или законотворец, натрудивший голову за пятидесятилетний думский срок? А то… а то и сам Президент-батюшка, единственный народный заступник, окружённый злыми боярами?!

В любом случае он, Башмачкин, теперь преступник. Причём не какой-нибудь маньяк-садист, могущий рассчитывать на снисхождение закона и гуманность общества, а много, много гаже. Государственный преступник! Беглый!

Радио между тем сообщило, что министерство внутренних дел, с целью укрепления правопорядка, заключило контракт на поставку найденных в красной пустыне марсианских ходячих треножников.

Башмачкин со стоном сжал руками виски, вообразив, что треножники закупают специально для его, Башмачкина, поимки (типичный алогичный эгоцентризм потерянных душ), и обречённо завыл себе по нос.

Автобус остановился, двери с шипением раскрылись.

«Вот и всё, – выдохнул Башмачкин, не поднимая головы. – Вот и…»

– Эй! – позвал водитель автобуса. – Чего расселся? Конечная остановка, выметайся!

– К-какая… остановка?

– Городской сквер имени Постоянной Планка. Конечная.

В автобусе кроме них двоих не было ни души.

Что-то в лице Башмачкина смягчило вечно злого водилу, и он добавил грубовато-сочувственно:

– Чё такой серый? Баба, что ль, бросила? Тю-ю, нашёл из-за чего убиваться! Как говорится, чем легче женщину мы любим, тем больше она от нас бегает, с-стерва… Ты не один, словом. Усёк?

Башмачкин деревянно кивнул, поднялся и вышел.

Незнакомец

В городском сквере, единственном островке зелени среди каменной пустыни, Башмачкин не был с детства. Тогда он казался ему таинственным бескрайним лесом, в котором немудрено заблудиться, а сейчас Башмачкин увидел, что сквер-то на самом деле – малюсенький оазис с блёклой чахлой зеленью, лавочками, мусорными баками и безлюдными аллеями, сходящимися к засиженному вороньём памятнику Командору. В мусорных баках рылись бомжи.

С низкого серого неба сеял дождик.

У входа в сквер сидел молодой слепой инвалид – почти мальчишка – в камуфляже: единственной, наверное, своей одежде, в которой и выписали его из госпиталя. Необычно высокий человек в безупречном костюме стоял рядом и что-то степенно втолковывал несчастному. Контраст между здоровенным, полным сил мужчиной и мальчишкой, заплатившим родине долг и отброшенным теперь ею, как пустой кошелёк, был неприятен Башмачкину.

Великан умолк, когда Башмачкин приблизился.

«Иностранец», – решил Башмачкин почему-то.

Он вдруг вынул ассигнацию, из откладываемых им на новый костюм, и неловко сунул её в худую руку инвалида. Мужчина долгим взглядом посмотрел на Башмачкина. Башмачкин пригнул голову и торопливо проковылял мимо. Он сам удивился своему поступку.

«Теперь… избавиться от вещдока… – быстро подумал он. – Порвать на клочки… на клочки и – в мусорный бак… Ну и что, что должен был быть? Ничего не знаю… отпираться, отпираться до конца…»

Что-то случилось с ним, теперь он рассуждал как закоренелый преступник.

«Так, наверное, и становятся рецидивистами», – со сладким страхом начинающего флибустьера думал Башмачкин, направляясь к баку. Он знал, что где-то перешёл какой-то рубеж и отныне никогда не будет таким, как был.

Возле бака путь ему заступили бомжи.

– Денюшками швыряемся-с? – прогнусавил их вожак, щерясь гнилыми зубами.

– Подите вон, – сказал Башмачкин трусливо.

В городе бомжи были неприятные, но смирные, сами по себе, но здесь, по-видимому, Башмачкин оказался на их территории. Лихорадочно, как утопающий, он заозирался в поисках спасения.

За волнами кустов, подобно спасательному кругу, вдруг мелькнула милицейская фуражка. Не совсем то, что хотелось бы Башмачкину, но лучше, чем вообще ничего.

– Помогите! – пискнул Башмачкин.

Милиционер вышел из-за кустов, застёгивая ремень, на котором висела рация и огромный чёрный пистолет в похожей на сандалий кобуре.

– В чём дело, – нахмурился милиционер. Вид у него был недовольный, лицо – заплывшее, сердитое.

Башмачкин открыл было рот, но бомж опередил его.

– Артачится, шеф, – отрапортовал он. – Полная мошна денег, а он ерепенится.

Глазки у милиционера вспыхнули.

– Разберёмся, – сказал он. – Руки!

– Ч-что – р-руки?.. – растерялся Башмачкин.

– Руки подыми, сволочь! – приказал милиционер. – Обыскать надо.

Это конец, понял Башмачкин. Деньги – жалко, но ладно, но сейчас найдут разнарядку и…

Башмачкин и хотел бы поднять руки, но не мог. Краток, до слёз краток оказался его флибустьерский путь. Руки сами опускались от такой обиды.

– Вы не имеете права его обыскивать, – сказал вдруг уверенный голос позади Башмачкина. – Это противозаконно. Его действия не несут общественной угрозы.

В следующую секунду незнакомец, встреченный Башмачкиным у входа, оказался рядом.

Башмачкин покосился на него и понял, что тот не выше его самого, просто не сутулился и не горбился, как все, кого Башмачкин встречал в своей жизни.

– Гражданин Иностранец, не вмешивайтесь в наши внутренние дела, – сказал милиционер сварливо. – Вы же к нам в секс-тур прибыли, так? Вот и идите себе в бордель.

– Секс-тур?! С чего вы взяли? – удивился незнакомец.

– А зачем же ещё, – хмыкнул милиционер. – Всё прочее сырьё мы вам уже давным-давно продали.

– Во-первых, я не иностранец…

– Да? Тогда вали отсюда, пока цел! – милиционер грозно ухватился за кобуру.

Незнакомец вздохнул.

– Слушай, сержант…

– Товарищ. Старший. Сержант! – одёрнул страж.

– Слушай, товарищ старший сержант, давай по-хорошему… Вот чего ты больше всего в жизни хочешь, а? Только честно.

– Хи-хи, – сказал Товарищ Старший Сержант, подумав. – Будто сам не знаешь…

Незнакомец извлёк из недр отлично скроенного пиджака толстую пачку денег – такие Башмачкин видел только в зарубежных детективах – и похлопал ею по раскрытой ладони.

– Вот, ровно столько, сколько ты желаешь. Можешь не пересчитывать. Теперь слушай вопрос: я даю тебе деньги, и ты оставляешь нас в покое, или ты отказываешься, и я ломаю тебе руку. Твой вариант ответа?

– Э-э-э… – сказал милиционер, машинально нащупывая рацию.

– Нет-нет, – возразил незнакомец, – никаких звонков другу.

– И никакой помощи зала! – громко добавил он.

Башмачкин увидел, как бомжи смиренно уходят за мусорный бак; печальные, как караван верблюдов, уходящий в закат.

– Э-э-э… а две тысячи – можно? – облизнул губы сержант.

– Нельзя.

Заполучив свои мечты, милиционер побрёл прочь.

– Если вздумаешь вернуться с товарищами, я скажу, что ты хотел продать мне свои сексуальные услуги! – крикнул ему вслед незнакомец. – И твои товарищи зарежут тебя из ревности!

Милиционер вздрогнул и, не оборачиваясь, поглубже втянул голову в плечи.

– Давай присядем, – предложил незнакомец Башмачкину. – Расскажешь, что случилось…

Пирамида Колумба

– Любопытная история, – сказал незнакомец, выслушав Башмачкина. – Но зря ты себя коришь. Государству, которое смотрит на своих подданных как на банк органов, гражданин ничего не должен.

Башмачкин в ужасе покосился на незнакомца. Тот изрекал крамолу, причём столь беспечно, что Башмачкин подумал: а не с провокатором ли свела его судьба? Как так: гражданин – и не должен?! Что за фармазонство?

Час от часу становилось не легче.

– Успокойся, – сказал незнакомец. – Никакой я не шпион, не сексот. Но, прежде чем я расскажу о себе, давай поговорим на отвлечённые темы, хорошо? Итак, любое государство можно представить…

Любое государство можно представить как пирамиду, в основании которой находятся его многочисленные рядовые граждане, а выше – сужающиеся к вершине слои руководителей. Нижние слои производят национальное богатство, верхние распределяют его справедливым и оптимальным образом. Критерий: польза для людей, польза для страны. Форма пирамиды обеспечивает устойчивость структуры.

– Согласен?

Башмачкин неуверенно кивнул. Сырой ветер гнал по тротуару пластиковый мусор.

– В конечном счёте проблема сводится к способу распределения, – заметил незнакомец. – Человек, увы, слаб, и, сидя на берегу широкой финансовой реки, любой может впасть в соблазн и отвести часть русла в свой огород. Понимаешь?

Башмачкин припомнил, что такое «огород» и, кажется, понял, что хотел сказать незнакомец. Всё-таки кроссворды способствуют широте кругозора.

– Чтобы подобное случалось как можно реже, существуют разные методы. Контроль пирамиды сверху. Контроль сбоку. Контроль снизу – если общество достаточно зрелое. Иначе получается то, что имеете сейчас вы – деньги извлекаются снизу любой ценой и оседают наверху. Верх вашей пирамиды оторвался от фундамента, висит в воздухе. Там, – незнакомец ткнул пальцем в свинцовое небо, – никто более не заинтересован в сохранении целостности структуры. Главное, провисеть ещё день-другой, хапнуть ещё чуток, а после… после – хоть потоп.

– Здесь, – незнакомец коснулся груди Башмачкина, – это чувствуют и всё больше погрязают в лени, скотстве и нищете.

– Последняя попытка извлечь из _вас_ хоть что-то – закупка за границей инопланетных боевых треножников. Знаешь, для чего их строили марсиане?

– Н-нет, – промычал Башмачкин, озябший до непопадания зуба на зуб.

– Может, и хорошо, что не знаешь, – сказал незнакомец задумчиво. – Последняя черта. За ней – бунт… не бессмысленный, но традиционно беспощадный…

– Откуда… вы з-з-знаете?

– Потому что я из будущего, – сказал незнакомец просто. – Это у вас история забыта, потому что в ней найдутся примеры чего угодно, неудобные или выгодные кому угодно. Мы же историю чтим… хотя бы для того, чтобы учиться на прошлых ошибках.

«С-сумасшедший, – подумал Башмачкин. – К-как я сразу не д-догадался?..»

– После бунта встанет вопрос о построении нового общества, – продолжал незнакомец на редкость здравомыслящим тоном. – Если строить его по старым лекалам, оно рано или поздно скатится к нынешнему состоянию. И тогда Колумб, наш будущий первый президент, предложил…

– К-Колумб? – переспросил Башмачкин, слыхавший, что с безумцами надо уметь поддерживать светскую беседу. – Мореплаватель из тех времён, когда Земля считалась плоской?

– Даже не потомок того. Но так же, как тот, поставивший, согласно легенде, яйцо на нос, наш Колумб…

– Как-как вы сказали? – удивился Башмачкин. – Яйцо – на нос? Незнакомец досадливо поморщился.

– Ну, строго говоря, то был не Колумб, а итальянский архитектор Брунеллески, но в историю легенда вошла под именем колумбова яйца.

– Разве такое возможно?

– Легенда – вещь прилипчивая…

– Нет-нет, я про яйцо…

Незнакомец засмеялся.

– Возможно. Даже более изящным способом, чем Колумб… тьфу, Брунеллески. Например, если варёное яйцо поставить вертикально и раскрутить, то сила инерции не даст ему потерять равновесие… Но мы отвлеклись.

– Да, конечно, – с готовностью согласился Башмачкин.

– Итак, _наш_ Колумб предложил перевернуть государственную пирамиду. Поставить её на острие.

– Как… это? – Незнакомец оказался даже более сумасшедшим, чем мог предположить Башмачкин.

– Примерно вот так, – безумец вынул из кармана пирамидку, похожую на деталь детского конструктора, встряхнул её хорошенько и аккуратно опустил на скамейку остриём вниз. Пирамидка вздрогнула и замерла – в таком хрупком равновесии, что у Башмачкина заныли зубы.

– Попробуй её опрокинь, – сказал незнакомец. – Смелее.

Башмачкин осторожно толкнул игрушку ногтем. Та покачнулась, но устояла. Башмачкин стукнул по ней и отбил костяшку пальца.

– Принцип государственного устройства остался прежним – большинство производит, меньшинство распределяет. Но есть один закон – что-то вроде силы инерции волчка, – который не дозволено нарушать ни одному президенту, какую бы ручную Думу он себе ни завёл: распределение идёт по остаточному принципу. Чем выше чин в государственной иерархии, тем меньше денег он получает. Если он хочет иметь больше, он должен добиваться роста общего благосостояния. Иначе – никак.

Это уже было чересчур.

– Кто же тогда у вас идёт служить народу?! – возмутился Башмачкин.

– По правде говоря, желающих мало, – неохотно признался незнакомец. – Хотя и избирательный срок невелик, но… люди предпочитают зарабатывать сами. Пожалуй, кроме Колумба добровольцев раз-два – и обчёлся…

– Как же вы формируете органы власти?

– Из тюрьмы, – ответил незнакомец. – Там разворачивается главная предвыборная борьба. Конечно, расцвет экономики, науки и искусств снижает преступность, но, как я уже говорил, человек слаб, и тюрьма, увы, у нас ещё есть. Одна на всю страну. Впрочем, убийцы, маньяки и клинические дураки к выборам не допускаются.

– Чиновники – бандиты?! Депутаты – преступники?! Президент… – задохнулся Башмачкин.

– Как будто у вас иначе, – огрызнулся незнакомец. Чувствовалось, что разговор ему неприятен, но Башмачкин никак не мог успокоиться, наседал.

– А как же престиж страны?!

– Престиж – это когда страна есть образец славы и добра, – сказал незнакомец. – Когда нет нищеты, унижений и бесправия. Когда президенты других стран ездят в наших машинах, в конце концов. Потому что – престижно.

– А-а… войны?

– Их больше нет. Мы применили принцип пирамиды Колумба к военным действиям. Теперь первый (и обычно единственный) удар наносится по средоточию власти агрессора. Представляешь, ещё не ревут бомбардировщики, не расчехлены танки, сапог первого солдата ещё не шагнул за рубеж атаки, а главные вояки уже отвоевались. Другие развитые страны последовали нашему примеру, и войны на Земле кончились. Дел и так много – осваиваем космос, машину времени, вот, изобрели… Конечно, мы не имеем права радикально вмешиваться в прошлое, но в единичных случаях не отказываем предкам в помощи. Ведь когда нет опоры ни в прошлом, ни в настоящем, одна опора – будущее.

– Оно… прекрасно?

Незнакомец пожал плечами.

– Не без проблем, но… Хочешь послушать нашу музыку?

Откуда-то в осеннем сквере вдруг взялась мелодия, пролилась на них, и душа Башмачкина то взлетала по ней к небесам, то рушилась прямо в ад. Когда мелодия истаяла, Башмачкин вытер слезу и подумал, что отныне его будет тошнить от йогурт-рока.

Он оглянулся. В сквере никого не было. Даже парнишка-инвалид у входа куда-то делся.

– Ему сейчас делают операцию там, у нас, – пояснил незнакомец. – В конце концов, в своём последнем бою он защищал и нашу страну тоже… Ну, мне пора.

– А как же я?..

– Ах, да… – незнакомец наклонился, поймал шуршавший мимо полиэтиленовый пакет. – Давай свою бумагу.

Он щёлкнул зажигалкой, и бумага вспыхнула, превращаясь в ломкий чёрный пепел. Незнакомец ссыпал пепел в пакет.

– Вот. Напишешь докладную, что принтер-подлец сжёг важный документ. Вот, мол, доказательство. Требуй замены принтера. А сам тем временем дуй из этого чёртового Неутопинска. Куда-нибудь, где, градус абсурда пониже. Страна большая, где-то и флуктуации нормальной жизни есть… Ты же толковый парень, разве нет?

– С-спасибо, – пролепетал Башмачкин.

Ему никто не ответил. Незнакомца более не было рядом. Никого рядом не было. Только пирамидка на мокрой скамье. Башмачкин бережно поставил пирамидку на руку и почувствовал, как острие согревает его озябшую ладонь.

17.04.2009 – 20.04.2009