UdoHaage
№254 "Смерть кабельщика"

Смерть кабельщика

Он так и сказал: «Непыльная работёнка». Даже я знаю, что такое оксюморон. Непыльная работёнка кабельщика — хороший пример взаимоисключающих понятий. Километры грязных кабельных шахт и туннелей, вот что это.

Томас позвонил и голос у него звучал скверно. Если бы не определитель, то я не догадался бы, что это он. А когда встретились в маленьком баре на углу Пятой, ему пришлось схватить меня за рукав. Полгода не виделись, не такой это большой срок, чтобы не узнать старого друга. В баре темновато, потому что рядом нависает здание Главного Хаба, покрывая своей тенью все соседние кварталы. Этот бар, думаю, любимое место сбора кабельщиков. В сумерках помещения лицо Томаса висит белой маской, глаза блестят. Когда пожимали друг другу руки, моя ладонь была буквально смята дрожью его пальцев.

— Мне нужна работа, а тебе нужно в отпуск! Прививку от клаустрофобии забыл сделать? — Так я сказал, но Томас только головой покачал.

— Нет-нет, просто не спал давно. Много проблем по службе. Тонна дел. Должен работать. Очень важно, что не все шахты проверены. А все хотят в старый сектор, в новом людей не хватает... (кажется, он начал заговариваться) ...меня ставят не в те смены, нужен помощник. Должен быть там, в старом. Надо еще найти.

Томас осёкся.

Из нагрудного кармана его комбинезона торчит краешек упаковки. Большие розовые таблетки с буквами «SD». Sweet Dreams, у моей бабушки были такие. Снотворное, и не из слабых.

— Берешься? Учти, только по старой дружбе.

— Никогда бы не подумал, что в кабельщики попадают по блату...

Томас как-то странно дёрнулся (или мне показалось?). Он наклонился вперед над столом (белки глаз у него были совсем красные). — Ты себе даже не представляешь, какие там возможности. Но это потом. Соглашайся!

* * *

Так я стал «инженером по контролю кабельных пространств». В каждой профессии существуют самые отвратительные и тяжелые участки работ. Они как будто специально для новичков. Отработай, и добро пожаловать к бывалым. Глубоко под бетонной громадой Хаба, в паутине подземных систем, царили совсем другие порядки. Для непосвященного — малопонятные.

Современный сектор: комфортабельные туннели залитые мягким светом, просторные, чистые, прямые как стрела. Здесь проходят оптоволоконные сверх-скоростные каналы связи. Пик нашей технологии. Отказоустойчивые системы. Проверка коммуникаций превращается в неторопливую прогулку в компании с приборным дроном. Даже не приходится нагибаться из-за низких потолков.

Чёрные петляющие норы, набитые спутанной кашей проводов — это старый сектор. Где ты не видишь дальше своего носа. Ты сродни червю, ползешь по пластиковым нечистым кишкам. Экранирующая оплётка выбивается наружу острыми заусенцами, свет перегорел десятки лет назад, пыль покрывает всё вокруг толстым липким слоем. Тендер на создание дрона для этих клоак провалился, потому остаются только километры древних туннелей и ты. А ручной тестер поминутно теряет нужный канал.

Никогда не жаловался на воображение, но невозможно было понять, от чего все с маниакальным упорством стремятся на работу в старые сектора. Я не видел прямых свидетельств, но дух коррупции и какого-то странного незаконного бизнеса буквально витал в воздухе. Это всё переворачивало с ног на голову: новички были нужны для обслуживания новых чистых секторов, чтобы дать ветеранам возможность заползти в один из старых туннелей.

До Томаса невозможно было добраться, а это был единственный человек, с который я мог поговорить по душам. В основном, он пропадал в зоне «Ы», чудовищной дыре где-то глубоко под центром города. Незнамо зачем, но там решили проводить профилактику. Я слышал разговоры в раздевалке, что в «Ы» до сих пор сохранились рабочие провода в тряпичной оплётке. Могу себе представить какое там болото и вонь. Но старшие кабельщики говорили об этом со странным придыханием, словно речь идёт о золотой жиле. К концу недели прошел слух, что зону «Ы» закрыли. И, по крайней мере, три старших мастера покинули Хаб. Все они вышли на пенсию с невероятно большими пособиями. Четвертым на доске объявлений, значился Томас Й. Хут, отправленный в бессрочный отпуск по состоянию здоровья.

* * *

Я стою под дверью. Это дешевые меблированные комнаты, я слышу голоса постояльцев со всех сторон, и еще надсадно вещает визор, может быть даже с другого этажа. За дверью Томас кричит кому-то. Я не могу разобрать слов, кажется, он повторяет «Очнись!».

Стучу в дверь еще раз.

— Том!!! Том, это я! Открой!

Тогда, в баре, он выглядел плоховато. Но сейчас откровенно страшен. Руки ходят ходуном. Лицо оплыло вниз, белое, рыхлое, как жеваная бумага. Он хотел меня удержать, но я ступил через порог. Под ногами захрустело. Розовые таблетки снотворного. Всюду. На полу, на столе. Вся квартира это одна жалкая комната, кровать у стены. На ней кто-то лежит.

Томас сразу приступил к объяснениям. В текущем состоянии, слушать и принимать его всерьез было абсолютно невозможно. Я и слова-то с трудом разбирал.

Налитые кровью глаза Тома жгли меня углями, пока он жарко шептал:

«...нужен сантиметр в диаметре, не меньше. Если ты знаком с жемчугом, то поймёшь, какая это невообразимая редкость. Полная аналогия. Год за годом ракушка гонит сквозь себя воду. Оно растёт слой за слоем, байт за байтом. Время решает, от того годятся лишь самые старые сети. Только там можно найти зёрна...»

Меня немного удивило присутствие на кровати постороннего человека, а его полная неподвижность еще и немного напугала. В доме хозяина, очевидно повредившегося в уме, это чёрти-что может означать.

Томас вцепился мне в рукав и повис всем телом.

«...Я надеялся, что ты поможешь, потому что мне просто не повезло. Кампински, Гробалёв и Джонсон удачливые сукины дети. Каждый из них получил ценную часть, и славу, и талант, и... но мне просто не повезло...»

* * *

Вот о чём мне рассказал Томас в тот вечер: в недрах кабельных сетей зреют жемчужины. На неведомых дефектах, внутри проводов, омываемых потоками информации, они зреют и растут. Как перламутр обволакивает песчинку внутри жемчужницы, так и они неспешно набирают вес. Год за годом. Небывалое чудо технологической эпохи. Сокровище кабельщиков.

«...все болтают, что они получаются из электричества, но это Кампински придумал про чистую информацию. Когда он нашёл своё зерно и получил Ум, так и сказал — “это потерянные пакеты”. Но никто не понял...»

Но самым поразительным были не жемчужины. А то, что они делают с людьми. Если она достаточно большая, то происходило нечто небывалое. «Нужен сантиметр в диаметре» — Томас долбил это раз за разом, и даже потребовал чтобы и я повторил.

Я одной рукой набирал номер на коммуникаторе, стараясь не слушать горячечное лепетание сумасшедшего. Пока я не знал, что сказать полиции. Тогда скорую, надо?.. Никакого опыта в таких делах.

«...Оно вынимает часть тебя. Черту характера. Любую склонность. Любой талант. Все знают Джонсона теперь, потому что он получил свою Славу. Вынимает и усиливает многократно. Это тоже ты, но только часть!»

Том неожиданно отлепился от меня, подскочил к кровати.

— Вот смотри, что я получил. Свой Сон!

Покрывало отлетело в сторону.

«Дежурный! Говорите!» — в трубке раздался резкий голос.

На кровати лежал еще один Томас, только такой, каким я его знал. Он был неподвижен и умиротворён.

(я нажал на отбой)

Он спал.

— Я не могу заснуть месяц... — Том заметался по комнате, — И больше не засну. Искал еще, но только песчинки нашел! Моя жемчужина, она была большой, я уверен, достаточно большой!!.

Он продолжал кричать мне вслед, когда я выбежал на лестницу.

* * *

История получилась настолько дикой, что совершенно не укладывалась в голове. Я шел по улице в сторону Хаба, в тот самый бар на углу Пятой. «Нобелевский лауреат, Георг Кампински обвинён в промышленном шпионаже!» — мерцающий заголовок плыл по рекламным щитам. «Джей Джонсон объявлен человеком года в пятый раз!» Они что, были кабельщиками? Ползали по туннелям? «Никола Гробалёв будет канонизирован при жизни!» Я и на секунду не поверил в бред полоумного, если бы не видел спящего «другого» Тома на кровати. Совершенно уверен, что мне это не померещилось.

Но я не мог себя заставить вернуться.

У бара я остановился, но передумал входить. Я двинул к Хабу.

Шкафчик Томаса соседний с моим. Замок не серьезный. Ботинки, коробка для обеда, обычный хлам. Грязная спецовка. Я полез в карманы.

Иногда, наверно, лучше ничего не найти.

Они были там, в коробке от предохранителей. Крошечные бусинки. Мерцающий бисер. Никогда не видел ничего подобного. Если верить Томасу, «зёрна» такого размера не имеют практической ценности.

* * *

Томас умер через два дня. Сказали — полное нервное истощение. Про «другого Тома» ничего.

Я ходил по своим просторным туннелям, механически снимая показания с приборов, проверял кабельные соединения. Не мог для себя решить, влезать глубже в историю с «жемчужинами» или выкинуть из головы. Наверняка, никто и близко меня не подпустит к старым туннелям.

Давно бы это бросил, но одна мысль беспокоила. Про жемчужниц. Да, тех настоящих, что в море живут. Эти фермы в море. И этот коробок в кармане.

Когда я клал руку на гладкий бок экса-байтного кабеля, то представлял под ним сверкающий поток данных, совершенно не сравнимый с ручейком под тряпичной оплёткой.

А потом я это сделал.

Обжимной экстрактор мягко внёс крохотное зёрнышко из коробка в глубину кабеля. Самого мощного. Он никому не нужен, потому что проложен полгода назад. В нём не растёт жемчужин.

* * *

Спустя месяц, я стою над тем же участком кабеля. Его поверхность больше не гладкая. Сканер говорит — инородное тело десяти сантиметров в диаметре. Сейчас резак вскроет оболочку, а я узнаю о себе что-то очень важное.

Я уже протягиваю руку.

Хорошо, пусть это будет...