Андрей Буторин
№265 "Как стать писателем"

Как стать писателем

Лариса плакала. Крупные слезы скатывались по щекам и разбивались о зеркально-черную поверхность круглой столешницы блестящими кляксами.

Сидящая напротив Наташка добивала ее безжалостно резкими фразами:

– Оставь его! Он тебя не любит. Ты знаешь, что он о тебе говорит? Что ты бездарность и никчемность. Что ты просто никто.

Слушать это было невыносимо. Бросив на столик скомканные купюры, Лариса выскочила из кафе, не слушая протестующие вопли подруги.

Прохлада вечернего города немного остудила ее, но сердце по-прежнему жгла обида. Она – никто! Да как он мог такое сказать? И кому – Наташке! Ведь он же прекрасно знает, что та – ее лучшая подруга, что она непременно передаст ей эти слова. Выходит, он сделал это сознательно, не найдя в себе сил признаться ей лично, что она ему больше не нужна. Трус, подлец, ничтожество! И он еще смеет называть ее никчемностью и бездарностью?..

А впрочем… Лариса замедлила шаг. А кто она, как не бездарность? Универ бросила. Всем объясняет, что ошиблась с выбором, на деле же – просто не потянула. Точные науки оказались ей не по зубам. И кто она, если не никто? Курьер, девочка на побегушках. Может, она богата духовно, не вылезает из музеев и театров, следит за новинками литературы? Ага, как же. В музее она была последний раз классе в восьмом, на экскурсии, а в театре и того раньше – на каком-то детском празднике. А книги… Что такое книги? Такие пестрые кирпичики, которые умеют раскрываться? Говорят, там, внутри, даже есть буквы, из которых можно составить слова… А зачем ей еще слова? Они у нее уже есть, целых три: «бездарность», «никчемность» и «никто».

Она снова ускорила шаг, но мужской голос окликнул вдруг сзади:

– Лариса, погодите!

Она резко обернулась и увидела высокого мужчину в длинном, черном пальто. Его бледное, худое лицо было гладко выбритым и совершенно ей незнакомым. Лариса решила, что незнакомец обознался, что он принял ее за другую Ларису, но тот растянул тонкие губы в подобии улыбки и сказал:

– Простите, Лариса, мне нужно с вами поговорить.

Она пригляделась внимательней. Благородно очерченный нос, глубоко посаженные темные глаза, короткие волосы с первыми проблесками седины… На вид ему можно было дать как тридцать пять, так и все пятьдесят, но она была уверена, что не встречала этого мужчину раньше.

– Извините, а мы разве знакомы? – спросила она.

Незнакомец вновь растянул губы.

– Я был в кафе и слышал, как к вам обращалась подруга. А меня вы, наверное, сами узнали.

– Почему я должна вас узнать? По-моему, мы не встречались.

Мужчина явно смутился.

– Ну-у, – протянул он, – я думал, телевидение, газеты… Дело в том, что я довольно популярный писатель. – Он назвал фамилию, ничего не говорящую Ларисе.

– Я не читаю газет и почти не смотрю телевизор, – сказала она. – Извините.

– Но книги-то вы читаете? Не может быть, чтобы вы ничего не слышали о моих книгах! – Мужчина перечислил несколько названий, но старался он зря.

Лариса покраснела и опустила глаза.

– Я… не помню, – буркнула она.

– Да и неважно, – изящно махнул рукой в черной перчатке писатель. – Дело как раз не в тех, старых, книгах. Я хотел поговорить с вами о новом романе.

– Что вы имеете в виду? – еще сильнее вспыхнула Лариса. Слово «роман» ассоциировалось сейчас у нее только с одним понятием. И оно, это понятие, только что рухнуло. Возводить на его обломках новое она вовсе не собиралась. Во всяком случае, сейчас.

Незнакомец замахал руками.

– Что вы, что вы, я вовсе не об этом! – воскликнул он, явно раскусив ее мысли. – Я говорю о новой книге.

– Ну, а я-то тут при чем? – удивилась Лариса.

– Видите ли, – засмущался писатель, – я случайно подслушал ваш разговор. В общем, я в курсе, что с вами случилось.

– А вам-то какое до этого дело? – рассердилась Лариса.

– Просто я хочу вам помочь, – ответил мужчина.

– Как вы, говорите, вас зовут?.. – насупилась Лариса, пытаясь вспомнить «знаменитое» имя, названное ей писателем.

– Меня зовут… Игорь.

– По-моему, вы говорили до этого что-то другое.

– То был псевдоним.

– Ну, хорошо, Игорь. И как вы собираетесь мне помочь? Уж не хотите ли прочесть умную книжку моему… бывшему парню? Чтобы он все понял, раскаялся и приполз ко мне на коленях?

– Нет, Лариса, – взял он ее за локоть. – Я хочу не прочитать, я хочу написать книгу.

– О нем?.. – заморгала Лариса.

– О вас. Точнее, это именно вы будете ее писать, я возьму на себя лишь техническую, если можно так выразиться, сторону.

– Вы в своем уме? – высвободила локоть Лариса. – Нет, вы правда здоровы?

– Вполне. Я вам все объясню позже, но подумайте сами: разве не здорово было бы, если бы на прилавках всех книжных магазинов появился бы бестселлер о вас? Если бы о нем, а значит, и о вас, стали бы писать в газетах, говорить по радио? О вас бы сразу узнало множество людей. Вы получили бы славу, стали известной… Вы перестали бы быть никем.

От последней фразы Лариса вздрогнула. Конечно, она хотела бы этого! Но что несет этот бледнолицый зазнайка? Какой бестселлер? Еще не написал, а уже продает! И вообще, что это значит: книга о ней? Она что, кинодива, принцесса, убийца-маньячка?

– Что значит: обо мне? – спросила она вслух. – И что значит: я сама ее буду писать? Я и эсэмэски-то писать не умею, предпочитаю звонить.

– Вы будете писать не руками, – странно посмотрел на нее Игорь.

– А как – ногами? Ну, тогда ясно, о чем будет ваша книга.

Лариса развернулась с явным намерением уйти. Но писатель снова вцепился ей в локоть и зашипел:

– Да ничего вам не ясно! Ничего! Вы же ничего не знаете! Я ведь обратился к вам не только ради вашей славы, но и во имя общего добра. Пойдемте куда-нибудь, я вам все расскажу.

Непонятно, почему она так легко согласилась. Мужик явно тянул на психа. И все-таки что-то в его словах, в интонациях, говорило ей, что это не бред. Не совсем бред, во всяком случае. В общем, ей попросту стало любопытно.

Они выбрали кафе неподалеку. Такое, где были отдельные кабинки. На этом настоял Игорь, и она не стала возражать. В конце концов, убивать или насиловать ее в кафе он все равно вряд ли станет. Даже в кабинке. А если и станет – не все ли равно? Все равно она никто.

Но писатель не стал насиловать ее тело, он изнасиловал мозг. Он рассказал такое, что разум Ларисы был измят и растоптан. Самое страшное, она поверила Игорю сразу. Наверное, он и вправду был отличным писателем и обладал даром внушения. А по его рассказу выходило, что у него был и еще один дар. Он умел помещать реальных людей в вымышленные им миры. И то, что происходило там с этими людьми, становилось сюжетами его книг. Оттого-то его романы и были столь популярны: ему, помимо антуража, не приходилось ничего выдумывать. Ему даже не нужно было ничего писать, кроме вводной части – дальше книга формировалась сама. Но чтобы сюжет не развивался спонтанно, а двигался в задуманном им русле, он и сам должен был переместиться в придуманный мир под видом одного из героев.

И сейчас он предлагал Ларисе отправиться с ним в такой мир, чьим антуражем должно было стать фэнтезийное средневековье, где сам Игорь являлся некой среднего статуса шишкой – каким-то бароном с собственным замком, а Лариса должна была стать там его женой.

– Никаких постельных сцен! – предупредил он ее возмущение. – Мой роман не эротика. Скорее, это фантастический ужастик. Но должен предупредить, что там я буду жестоким тираном, мерзавцем до мозга костей. А вы должны терпеть все мои выходки, помня, что все это лишь вымысел, каким бы реальным он вам ни казался. И вы должны быть там очень естественной, ничем не выдавая себя.

– Даже с вами? – впервые за время писательского монолога открыла рот Лариса.

– Конечно! – воскликнул Игорь. – Ведь все, что мы будем там делать и говорить, ляжет в канву романа. Не хотелось бы, чтобы он пестрел ляпсусами. Кстати, я тоже не стану по той же причине подавать там вид, что знаю об истинной природе вещей и о нашей договоренности.

– И как долго мне придется там жить? Надеюсь, книжка будет не очень толстой?

– Не будет, – улыбнулся писатель. – Вы проведете там три дня. После этого вы должны будете меня убить.

– Что?! – подпрыгнула Лариса.

– Убить, – спокойно повторил Игорь, отпил из чашечки кофе и добавил: – Все равно как и чем: мечом, шпагой, кинжалом… Можете подсыпать мне в вино яд. Или сбросить меня с башни. Главное, чтобы наверняка.

– Но зачем?..

– Так нужно по сюжету. Так я задумал. К тому же, это принесет добро тамошним людям, а вы заслужите у них своим поступком славу и подарите надежду на светлое будущее. – Писатель коротко хохотнул. – Не забывайте, я там тиран и деспот.

– Но я не хочу никого убивать!

– Так вы же и не убьете никого на самом-то деле. Это всего лишь книга, фэнтезятина!

– Вы хотя бы мне поддадитесь? – вздохнула Лариса.

– Конечно, нет. Все должно быть натурально. Так что, по рукам?

– Постойте, – задумалась вдруг Лариса. – Но если это будет фантастический роман, то каким образом я прославлюсь здесь? Кто всему этому поверит? Да и не может ведь средневековая баронесса носить мою фамилию и имя… Тем более, фамилия там у нее будет ваша.

– Фамилия да, моя. А имя очень похоже на ваше – Лорейна. Но еще она будет идеально похожа на вас внешне – я отведу вашему портрету целую страницу, – а самое главное, я посвящу этот роман именно вам и укажу, что вы стали прототипом главной героини. Так что на колонтитуле книги будет стоять ваше настоящее имя.

– И фамилия! – поспешила добавить Лариса.

– Разумеется, – кивнул писатель и допил свой кофе.

Уже через час Лариса сидела в мягком кожаном кресле в кабинете писателя. Сам Игорь восседал за большим письменным столом, сосредоточенный, подтянутый, строгий. Он в самом деле походил на грозного властителя, разминая нервные тонкие пальцы над клавиатурой компьютера.

– Вы готовы? – спросил он, не поворачивая головы.

Лариса кивнула. Хоть Игорь и не мог этого видеть, он тоже кивнул и начал стучать по клавишам. На экране монитора появлялись слова, сложившиеся вскоре в напыщенную фразу: «Луч заходящего солнца упал на шпиль замка, окрасив его кровью»…

Луч заходящего солнца упал на шпиль замка, окрасив его кровью. Но прежде, чем увидеть эту картину наяву, Лариса несколько мгновений провела в странной пустоте. Пожалуй, это слово следовало бы писать с прописной буквы, поскольку это на самом деле была Пустота. Там не было ничего – ни объема, ни света. Там не было даже тьмы. Это место, или состояние, или что бы то ни было, она не смогла бы описать словами, потому что нет слов, описывающих ничто. Даже «ничто» – это уже что-то. Там же не было и этого. Но сама Лариса продолжала быть, хоть и тело ее тоже теперь отсутствовало. Однако мгновения этого странного состояния длились столь недолго, что она не успела испугаться. Ее несколько удивил лишь неприятный шум в ушах во время перехода из Пустоты в мир закатного солнца. Ларисе показалось даже, что в этом шуме, похожим на шелестение осенней листвы, она разобрала шуршание слов: «Тут что-то неправильно, она же мертва!..»

Но придавать значения этим словам, являвшимся, скорее всего, галлюцинацией, она не стала. Она попросту сразу забыла о них, увидев перед собой величественный замок из темно-серого камня, залитый багровым светом заходящего солнца.

Она восседала на коне вороной масти. Сидела по-мужски, поскольку одета была не в платье; на ней красовались короткие, чуть ниже колен, кожаные штаны и бархатная черная куртка. Волосы оказались длиннее реальных и золотистыми локонами спадали на плечи и грудь. Ноги были обуты в длинные, светло-коричневые сапоги, плотно обтягивающие голени, очень мягкие и легкие, казавшиеся частью ее собственной кожи.

Привычным движением Лариса легонько стукнула пятками по лошадиному боку, и конь тронулся по неширокой, мощеной булыжниками дорожке в сторону высоких деревянных ворот в каменной стене, окружающей замок. Ларисина посадка, движения, с помощью которых она управляла конем, и впрямь были очень естественными, словно она родилась в седле. Мало того, она откуда-то знала, что коня зовут Торий, что сама она – баронесса Лорейна фью Игард, что едет она сейчас от любовника, графа ли Града, и что муж ее, барон фьен Игард, засранец и сволочь. Впрочем, последнее знала не только она; трудно было найти во всем графстве Градора хотя бы одну собаку, что не мечтала бы впиться зубами в тощие ляжки барона.

Барон Гэдон фьен Игард, имя которого Лорейна давно сократила для себя просто до Гада, сидел, как обычно, в темном, пропитанном резкими испарениями зале с узкими, больше похожими на застекленные трещины окнами. Зал был уставлен столами с громоздящимися на них ретортами, колбами, перегонными кубами, змеевиками и прочей химической дрянью. Лариса со школы ненавидела химию, а поскольку Лорейна являлась ее неотъемлемой частью, эта ненависть, почти физическое отвращение, передалось в полной мере и ей. «Милый» же Гад в последнее время увлекся алхимией, отдавая ей все свободное время. Впрочем, это было даже к лучшему – меньше мозолил глаза. Но сейчас она поднялась именно в этот зал: минимальная форма приличия требовала показаться супругу после двухдневного отсутствия.

Лорейна вошла в зал, прижимая к носу надушенный платок. Она приготовилась к обычному ворчанию и брани, но Гад был, на удивление, весел. Он расхаживал между столами, поигрывая в руке конским хлыстом – его любимой игрушкой. Глядя на булькающее в ретортах и колбах мерзкое на вид, не говоря уже о запахе, бурое варево, он умилительно растягивал тонкие хищные губы в неком подобии улыбки.

– Как там граф? Все еще в силе? – весело спросил он, не сводя взгляда с реторт.

– О чем вы, барон? – сделала удивленные глазки Лорейна. – Я была у Нигрины, вы же знаете. Мы выбирали фасон бальных платьев. Я ведь вам говорила, куда еду.

– Ну, мало ли что вы мне говорите, – усмехнулся барон. – Другое дело, если бы это сказала сама Нигрина.

– Вы можете ей позво… – вырвалось у Лорейны, или, скорее, у Ларисы, но она тут же поправилась: – Вы можете ей позволить подтверждать или опровергать мои слова? Вы доверяете малознакомой даме больше, чем собственной жене?

– Откуда вы знаете, что она мне малознакома? – наконец-то поднял на нее глаза Гад. – Мы отлично и очень даже близко познакомились с ней месяц назад. Помните, когда я ездил к барону фьен Лидору выбирать фасон охотничьих арбалетов?

Фьен Игард отвратительно заржал, обнажив желтые кривые зубы.

«К стоматологу бы тебе, лошак! – брезгливо подумала Лариса. – Интересно, какие зубы у Игоря? Что-то я не обратила внимания».

– Между прочим, – продолжил Гад, – именно тогда Нигрина посвятила меня в тонкости вашей нежной дружбы с графом ли Града.

– Фи, – сморщила носик Лорейна, – вы верите слухам!..

– Ага, – кивнул барон. – Верю. И не только им. Теперь у меня есть кое-что получше.

Он пальцем поманил к себе Лорейну, подвел ее к большому серебряному блюду, стоявшему в углу зала на невысоких треногах и бросил на него щепотку бурого порошка. Затем распалил под блюдом жаровню, дождался, пока от бурых крупинок потянулись вонючие струйки дыма и провел несколько раз рукой над блюдом, бормоча что-то под нос.

Блюдо изменило вдруг цвет, став из серебряного черным, а потом в нем проступили очертания знакомой опочивальни в замке графа ли Града. Посреди широкой кровати, с которой сама она слезла не раньше сегодняшнего утра, лежал на спине полностью обнаженный ли Град. А верхом на нем, тоже, конечно, не в шубе, сидела… Нигрина!..

– Вот и верь после этого людям. Да, милая? – обнажил желтые зубы барон, щелкнул пальцами, и блюдо вновь приобрело свой обычный цвет.

Лорейна молчала. Ей и впрямь было обидно. Нет, она, конечно же, не любила Градика, но все равно… Не успела она уехать… И с кем, с Нигринкой!.. Вот ведь, та еще мочалка! То, что все мужики – козлы, и раньше было понятно.

Раздался звонкий щелчок, руку выше локтя обожгло острой болью. На белой коже сразу же вздулся багровый рубец. Лорейна перевела полный слез взгляд на супруга. Тот, как ни в чем ни бывало, поигрывал хлыстом, растягивая в гадской улыбке тонкие губы.

– Это мое «ай-яй-яй», дорогая, – промурлыкал он.

«Ну, Гад!.. – подумала Лариса. – Ну, ты и правда гад. Убить такого? Да с удовольствием!»

Она резко повернулась и быстрым шагом направилась к выходу.

– А еще я сумел заглянуть в загробный мир! – крикнул ей вслед барон. Видимо, ему очень хотелось похвалиться перед кем-то своими достижениями, вот он и снизошел до нее.

– Я рада за вас, – хмуро бросила Лорейна и добавила мысленно: «Присмотри там себе место погорячей!»

Но когда она уже вышла из вонючей «лаборатории», Ларисиной частью разума подумала, зачем ей сказал этот Гад про загробный мир? То есть, это сказал Игорь… Это ведь Игорь, верно? Ну, пусть здесь он Гад, но вообще это Игорь. И он ей велел не подавать виду… Ни фига себе, кстати, не подавать! – потерла она горящий рубец… Он велел не подавать виду, что на самом деле они не те, за кого себя выдают. Но зачем он сказал ей эту чушь про загробный мир? Напомнил таким образом, чтобы она не забыла, что ей нужно с ним сделать? Но в его тоне было такое откровенное удовольствие, такая гордость собой, будто перед ней и правда был доисторический барон, сделавший важное открытие. И она сама… Почему она столь естественно ощущает себя именно баронессой? Нет, если приложить некоторые усилия, она вновь становится сама собой, но, похоже, здесь более настоящей является та ее часть, что зовется Лорейной. И опять став супругой барона, она подумала, что было бы и впрямь любопытно узнать хоть что-нибудь о загробном мире. Зря, пожалуй, она не дослушала Гада.

Но спрашивать о чем-либо у мужа ей не позволила гордость. На ужин она не вышла, а за утренним завтраком они не проронили друг другу ни слова. Впрочем, барон по-прежнему выглядел довольным, даже мурлыкал под нос нечто немузыкальное.

Лорейна, похоже, собралась бездельничать. Это не понравилось Ларисе. «Ну уж нет! – подумала она. – Что это выйдет за книга? Поела, поспала, пос… В общем, фигня это, а не роман получится. С таким не прославишься!» И она взяла инициативу в свои руки. Для начала решила прокатиться на верном Торие по окрестностям. Похоже, коню эта затея тоже пришлась по вкусу. Он жизнерадостно мчался по пыльным дорожкам и тропкам, его черная грива развевалась под встречным ветром, а настроения Ларисы и Лорейны звучали сейчас в унисон, слив обе сущности в нераздельное целое. «Вот бы всю жизнь так, – подумала она, – лететь навстречу ветру, позабыв о проблемах и бедах. И друг, верный друг, вот он, рядом. – Она похлопала Тория по горячему боку. Конь чуть повернул голову, скосив на нее блеснувший радостью глаз. – Этот друг не предаст никогда. Почему люди так тянутся друг к другу, когда на свете есть лошади?»

На следующий день Лариса решила съездить на охоту. Для этого, правда, пришлось обратиться к барону, чтобы тот позволил взять арбалеты и гончих. Гад откровенно удивился, но разрешение дал. Охота Ларисе не понравилась. Может, она и смогла бы стрелять в каких-нибудь уток, но убивать оленей, этих прекрасных, изящных животных с печальными большими глазами у нее не поднялась рука.

Третий день она провела на реке, вспомнив, как в детстве ловила плотвичек с двоюродным братом в деревне. Снасти ей удалось смастерить самой, связав взамен лески несколько длинных волос из хвоста Тория, а вместо крючка приспособив согнутую о камень булавку. Ей даже удалось вытянуть две вполне приличные рыбины. Третья оборвала самодельный крючок, а больше булавок с собой у Лорейны не было.

Тогда, раздевшись догола, она стала купаться. Стояли последние дни весны, вода в реке не успела еще как следует прогреться, но ее обжигающий холод лишь придавал Ларисе задорной энергии.

Накупавшись до посинения, назагоравшись так, что покраснели плечи, она вернулась в замок уже под вечер, и когда несла кухарке рыбу, встретила в коридоре мужа.

– Вы уже спите с рыбаками, моя дорогая блудница? – оскалил Гад желтые зубы. – Что ж, замечательно! – Он даже потер руки.

– Почему замечательно? – брякнула Лариса, и лишь затем, опомнившись, вздернула подбородок. – Не смейте говорить со мной в таком тоне! Я вам не девка с Ленинградки! В смысле, не эта… не кухарка. А рыбу, между прочим, я поймала сама!

– Да, конечно, сама, разве я спорю, – продолжал скалиться Гад. – Не будем уточнять, каким местом. А почему замечательно, об этом вы узнаете после ужина. Я вам приготовил сюрприз.

За ужином Гад продолжал довольно скалиться, и Лариса почувствовала себя неуютно. Злясь на себя за это, она набухала полный кубок вина и сразу же вспомнила: «Вы проведете там три дня. После этого вы должны будете меня убить… Можете подсыпать мне в вино яд…» Блин, а сколько же прошло? Да как раз три дня и есть! Что же делать? Спросить, где он держит запасы яда?..

Но спросить она ничего не успела, потому что барон сам вдруг обратился к ней:

– Дорогая женушка, помните, я говорил вам, что сумел заглянуть в загробный мир? Мне показалось, что это известие вас тогда заинтересовало, и лишь глупая гордость…

– Сам ду… – обиженно прервала Гада Лариса, но тут же поправилась: – В самом деле, мне стало интересно. Вы хотите показать мне этот ваш опыт?

– Разумеется, хочу. Вы не можете себе представить, как это интересно!

Он поднялся с высокого, похожего на трон резного стула, обошел стол и, приблизившись к ней, подал руку:

– Пойдемте! Мне не терпится доставить вам это удовольствие.

Так, за руку, что очень удивило и Лорейну, и Ларису, они поднялись в алхимическую лабораторию. Там воняло сильней, чем обычно. Чем-то настолько неприятным, что Лариса почувствовала приступ тошноты.

– Вы бы хоть проветривали тут, что ли, – сказала она, зажав нос. – Чем это у вас так воняет?

– О, не обращайте внимания, – подвел ее к большому камину барон. – Это всего лишь человеческие эмбрионы. Я немного пожадничал, вот излишки слегка и протухли.

– Эмбрионы? – пискнула Лариса. – Где вы их взяли?

– У брюхатых девок, конечно. В моих деревнях много крестьянок. Трудность состояла в другом: эти зародыши должны были быть зачаты от меня. Пришлось потрудиться. – Гад устало вздохнул. – А еще пришлось ждать целых девять месяцев, чтобы получить двух родившихся младенцев. Тоже от меня, разумеется.

– Двух?! – ахнула Лариса-Лорейна. – Но зачем?

– Про запас. А вдруг бы один умер при родах? Кровь должна быть свежей. – Он достал откуда-то склянку, полную алой жидкости, и потряс ею перед Ларисиным носом. – Вот она, в самый раз.

Лариса почувствовала, что сейчас грохнется в обморок. Лорейна в этом плане оказалась сильней.

– Зачем вам все это?! – вскричала она. – Вы изверг, детоубийца!

– Да, я изверг, – легко согласился Гад. – Но я ведь убиваю своих детей, не ворую их у соседей. К тому же, я делаю это ради науки. Именно человеческие зародыши и кровь младенцев – основные ингредиенты для доступа в загробный мир.

И тут наконец полностью очухалась Лариса. Может, она и упала бы в обморок, если бы не гнев, затмивший ей разум.

– Ради науки?! – заорала она, схватив стоявшую возле камина кочергу. – Основные ингредиенты?! В загробный мир захотел, паскуда? Так на же, ступай! – И она со всего маху, с удесятеренной от ненависти силой ударила кочергой по баронскому черепу, который с сочным треском раскололся надвое, словно переспелый арбуз.

А в следующее мгновение она снова оказалась в Пустоте. И опять шелестел в ушах шорох, снова слышался шепот: «Нельзя было допускать, она уже умерла, нельзя было, нельзя, нельзя…»

– Эй вы, кто вы там? – крикнула она, не услышав собственного голоса. Скорее всего, потому, что у нее не было тела, а значит, отсутствовали и голосовые связки, чтобы производить звук. Но она все же закончила мысль: – Нечего шептаться по углам! Выходите и скажите все прямо. Я уже ко всему готова.

Углов в Пустоте, разумеется, не было, но все-таки Ларисе почудилось, что в ней что-то шевельнулось. И сразу послышался голос… Нет, не послышался, слышать ей было нечем, да и вряд ли тут был воздух, чтобы передавать звуки. Но голос, тем не менее, звучал, и для нее сейчас было важнее, что именно она услышит, а не посредством чего.

– Ты не должна была там появиться. Ты уже умерла там один раз. Мы проглядели. Мы допустили. Это наша ошибка.

– Давайте-ка по-порядку. Для начала, кто это «мы»?

– Это как раз неважно. И ты не поймешь ответа.

– Сколько раз за последние дни меня называли дурой!..

– Тебя называли этим словом очень давно. В последние дни тебя называли другими словами: «бездарность», «никчемность», «блудница», «никто»…

– Большое спасибо, – оборвала говорившего Лариса, – но это был не вопрос.

– Задавай вопросы. Мы готовы ответить на все. Все равно ты потом забудешь о нашей беседе.

– Какой тогда смысл? – огорчилась Лариса. Хотела махнуть рукой, но не обнаружив таковой, просто сказала: – А, да ладно! Все равно мне узнать хочется… У вас, кстати, есть время-то?

Голос издал нечто, похожее на смешок, и сказал:

– Времени нет в принципе. А то, что вы называете временем, это…

– Стоп-стоп-стоп! – воскликнула Лариса. – Вопрос снят, спасибо. Скажите лучше, что это значит: я уже там умерла?

– Тебя убил барон Гэдон фьен Игард, твой муж. Ему нужно было сжечь белокурую блудницу, чтобы попасть в загробный мир.

– Постойте, ему нужны были эмбрионы и кровь младенцев!

– И блудница тоже. Правда, его данные были в корне неверны.

– Так вот почему он скалился, гад! Гад и есть, ничего не скажешь. И все же, почему это я умерла, ведь как раз я его кочергой припечатала?

– В первый, основной, раз тебя убил он. Ты оказалась в загробном мире, а его после казнили, и он оказался там же. Но твоя душа была относительно чиста, поэтому ты ничего не помнила о прежней жизни, а барон Гэдон фьен Игард был грешен, поэтому в загробном мире он стал писателем.

– Постойте, о каком загробном мире вы все время толкуете? Когда я там была? Где он?

– Загробный мир – это то, что вы называете Землей. Туда попадают души умерших. Но праведники не помнят о прежней жизни, и им кажется, что они снова живут. Грешники же становятся писателями. Самые большие грешники – писателями-фантастами. Ни те, ни другие тоже не помнят о прежней жизни, но если обычные грешники обязаны в своих книгах описывать те миры, в которых жили когда-то, то фантасты должны воссоздавать незнакомые им миры Вселенной. Собственно, так получается, что на писателях держится мир. Эту сложную вложенную структуру вряд ли сумеет осмыслить твой разум.

– Опять дурой назвали, – пробурчала Лариса, а громче спросила: – Выходит, Гад… ну, то есть, барон был писателем-фантастом?

– Почему был? Он и сейчас им является. Только он не просто большой грешник, он – отъявленный грешник. Эти грешники помнят свою прежнюю жизнь и должны воссоздавать неизвестные миры, описывая при этом свое реальное прошлое.

– Как это? – ахнула Лариса.

– Тебе не понять.

– Еще раз, – буркнула Лариса, но голос, не прерываясь, продолжил:

– В этом и состоит искупление великого греха. Наказание должно быть также серьезным. Но барон Гэдон фьен Игард решил нас обхитрить и воссоздать свой мир в таком варианте, где не он тебя, а ты убиваешь его. Таким образом, по его мнению, он очистится, а ты станешь грешницей.

– И у него получилось?..

– Отчасти. Ровно наполовину. Он, разумеется, не очистился, а погряз в грехах еще глубже, а вот ты… стала грешницей.

– Я стану писателем? – почувствовала Лариса нарастающую радость.

– Увы, – ответил голос. – Писателем-фантастом.

– Ух ты, значит, я все-таки прославлюсь!

– Не радуйся, бедная девочка, ты еще не представляешь, во что влипла… – Ларисе показалось, что это сказал уже другой голос. – Надежды славы и добра сбываются редко.

– А что значит, что Гад погряз в грехах еще глубже? Кем же он станет теперь, детективщиком, что ли?

– Он станет… – начал первый голос, но тут его перебил другой:

– Только не рассказывай ей о грелочниках, это чересчур страшно!

– Кто такие грелочники? – насторожилась Лариса.

– Лучше и правда не стоит, – вздохнул первый голос. – Это и в самом деле слишком ужасно. И если то, что делают отъявленные грешники, не может осознать твой разум, то грелочников даже мы не всегда умеем понять… Впрочем, хватит, ступай. Искупай свой грех.

Проснувшись, Лариса сладостно потянулась в теплой постели. Неприятности прошедшего дня улетучились, словно пары эфиры. Почувствовав настроение хозяйки, Мурзик тут же прыгнул ей на грудь и лизнул в подбородок. Лариса стала гладить любимца, ласково приговаривая:

– Бросили нас, да, Мурзинька? Бездарности мы, да? Никчемности? Никто мы с тобой, да? Сейчас мы покажем, какие мы с тобой никто.

Она спрыгнула с постели, быстро умылась, почистила зубы, сварила и выпила кофе, заправила постель и уселась за стол.

Открыв ноутбук, дожидаясь, пока загрузится операционка, она стала обдумывать, с чего же начать ее первый роман. На удивление, слова так и роились в голове, выстраиваясь в нужные фразы.

Лариса запустила текстовый редактор и выстучала на девственно чистом экране: «Луч заходящего солнца упал на шпиль замка, окрасив его кровью».