Гр.Эльф
№273 "Из переписки"

Из переписки

Уж простите меня, уважаемый Иннокентий Сергеевич, но пустота нравов в Вашем «временем избранном» народе просто поразительная. Ладно бы простой люд, необразованный, лишенный многих интеллектуальных и религиозных знаний, который по сути своей, нравом должен не многим от скотины отличаться. Но и светочи нации, так широко обхваленные на заседаниях Великой Ложи, никак не хотят отличаться от черни чистотой своих помыслов. Всюду, куда падал мой непритязательный взгляд, всюду он наталкивался на разврат, стяжательство и ересь. А ведь взгляд мой действительно непритязателен. Я никогда не требовал от вновь обращенных той силы служения и самопожертвования, которое мы требуем от самих себя. Всегда мягко относился к заблуждениям неофитов и большей частью пастырским словом, а не каленым железом, вытравливал из их душ темное прошлое. Да, внешне они замечательно восприняли человеческое учение, и одеяния земные смотрятся на них удивительно гармонично, даже техникой они пользуются, как будто тысячи лет пользовались… Но! Но, увы, мой уважаемый друг, в сути своей они так и остались теме самыми дикарями, в шкурах, как и сразу после открытия их планеты пятнадцатой миссионерской экспедицией. Это те же самые охотники и кочевники, которые смотрят на мир своими прекрасными голубыми глазами мистиков, верующих не в разум, а в молнии и ветер.

Слова мои могут показаться вам несправедливыми, и даже наветом, но я сейчас поведаю вам об одной истории, которая произошла со мной во время пребывания на этой планете. И случилась она в первый же день. Надо признать, что дорога из космодрома в гостиницу настроила меня на благостные мысли. Вполне земные пейзажи, разве что асфальт не такой ухоженный, дороги чуть уже, небоскребы более приземистые, но в целом действительно создается впечатления, что земная вера в свободу, равенство и братство пустила корни в эту бедную историей почву. И в хорошем расположении духа я вошел в гостиницу. И вот тут-то мне бросилось в глаза то, что скрывается за внешне земным фасадом их общества. Группа аборигенов стригла другого налысо, используя, между прочим, земную машинку. Тот пытался вырваться, кричал что-то, а вокруг собралась небольшая группа зрителей и никто не вмешивался. Более того я ясно услышал крики одобрения, которые подбадривали экзекуторов. Я тотчас поспешил занять номер, бросил вещи не разобранными, и поспешил вниз, где сразу попытался влиться в происходящие.

– За что страдает этот человек? – спросил я у ближайшего аборигена.

Он посмотрел на меня подозрительно, видимо не доверяя моей человеческой внешности, но все-таки пояснил, хотя и сделал это с видимым неудовольствием.

– Он – вор.

И все. Видимо этого ему было достаточно.

– Поэтому его бреют налысо? Его крики слышно уже в вестибюли!

Абориген нехотя проговорил.

– Раньше за такое отрубили бы руку. А так походит лысым.

Безусловно, мне надо было в этот момент вмешаться, выступить с разъяснительной речью, но скажу откровенно я никогда не переоценивал свои ораторские качества. Поэтому нашел более благоразумным досмотреть экзекуцию да конца, дав себе слово: в случае если стрижки аборигены будут и дальше издеваться над личностью – обязательно вмешаться. В самом конце этой неприятной процедуры появились полицейские. К моему изумлению они не стали вмешиваться, а спокойно досмотрели стрижку до конца. Я не выдержал и подошел к ним:

– Скажите офицер, вы не будете вмешиваться, – спросил я старшего.

Так вот, уважаемый Иннокентий Сергеевич, он даже не стал мне отвечать. Просто скривился.

– Позвольте! – воскликнул я. – Вы не можете игнорировать мое заявление. Эти люди нарушают все принципы либерализма! На ваших глазах происходит насилие над личностей, а вы делаете вид, что к вам это не имеет никакого отношение.

– Ну, побреют его и что? – спросил меня полицейский. – Зачем воровал?

– А где доказательство его вины? Где суд? – привел я убийственный аргумент, на который у них не нашлось ни одного антидовода. Конечно, когда полицейский крикнул, чтобы ему продемонстрировали доказательства преступлений, обнаружилось не менее пяти свидетелей, но ни они, ни пострадавший естественно не смогли привести никакого письменного решения суда.

– Видите! – буквально закричал я. – Вы должны немедленно прекратить все это безобразие.

– У меня такой власти нет, граждане реализуют своим права по защите своего имущества, – начал выкручиваться полицейский.

– Не может быть такого права, которое бы разрешали унижения! – продолжал нападать я.

– А вам-то какое дело до всего этого, землянин? – перешел в атаку полицейский.

– Я просто решил взять на себя миссию правозащитника, раз никто из присутствующих не решился встать на защиту несчастного.

– Защитник, значит, – пробормотал полицейский.

Он еще несколько мгновений думал о чем-то, а потом неожиданно подошел к совсем лысому парню и его мучителей, которые наблюдали за нашей перепалкой.

– Освободите этого вора! – произнес он. – У него нашелся защитник, который согласился стать его поручителем, – и ко мне обратился: – Вы же согласитесь его защищать?

– В меру своих знаний, – смиренно склонив голову в поклоне, произнес я.

Полицейский схватил лысого аборигена и толкнул его в мою сторону.

– Забирай!

Буквально в несколько секунд все собравшиеся в вестибюли испарились. Удивленный я спросил лысого аборигена.

– Вы в порядке?

– Спасибо, масса, спасибо! Вы спасли меня. Вы не верьте, я не вор. Я совсем не вор. Я бедный и несправедливо пострадавший из-за гонений общества на таких как я.

– Таких как ты? – спросил я, не очень понимая о чем он говорит, но уже подозревая, что впечатление о планете, первоначально такие благостные, еще больше ухудшатся.

– Я просто принадлежу к редким на нашей планете сексуальному меньшинству.

– Как интересно, – произнес я, пригласил спасенного мною в ресторан, чтобы он рассказал мне историю своей жизни.

Уважаемый друг, я не буду нагружать мой рассказ подробностями жизни этого несчастного, ограничусь только краткой выдержкой. Он был рожден в семье уважаемой и обеспеченной, и получил хорошие по местным меркам образование с прицелом на высокооплаченную работу и другие радужные перспективы. Он даже успел поступить на службу в одну корпорацию, получающую доход благодаря тесным экономическим связям с Землей. Но еще в детстве он понял, что принадлежит к осуждаемому здешним обществом меньшинству. Подобно Оскару Уальду, в его природе содержалась большая примесь женского начала, которая с возрастом все больше и больше давало о себе знать. Он, конечно, пытался скрывать это, прятать свои чувства, боясь, что условности общества, погубят его. К его сожалению, природа его все больше и больше прорывалась наружу и однажды он был разоблачен собственным же отцом, который несмотря на университетское образование и работу в министерстве культуры, тут же изгнал сына с позором. Позор этот больно аукнулся на его жизни. Он потерял работу, друзей, превратился в изгоя. По его словам его и обрили не из-за воровства, а исключительно потому, что узнали о его нетрадиционных пристрастиях.

В последнем у меня есть сомнения. Я, исключительно из-за своей доброты, оставил несчастного переночевать в своем номере, а на следующее утро обнаружил пропажу денег и некоторых вещей. Но я уверен, что на преступления его толкало не какие-то мифическая склонность к воровству, а те гонения общества, которое буквально толкало его на скользкий путь преступлений. И подумать страшно из-за чего! Из-за его сексуальных предпочтений. Это говорит исключительно о непонимании принципов либерализма, которые проповедуют наши Ложи Вольных Каменщиков. Можно подумать, что если бы мне, мужчине, вдруг захотелось бы переспать с женщиной, я тут же утратил свою личность? Таким образом, аборигены только извращали человеческое учение, коверкали не только дух, но даже и букву его. Так что, уважаемый Иннокентий Сергеевич, из поездки я вернулся крайне неудовлетворенный, разочарованной посещением этой планеты, пустотой нравов местного общества и доверчивостью Великой Земной Ложей…