Манульный терапевт
№279 "Освобождение через века"

Освобождение через века

Видишь ли ты - далеко внизу, в черной долине горят костры? Видишь - в их мечущемся свете колеблются тени? Здесь, по раскаленной стальной стружке, по опушенному пеплом базальту, шагает человек. Он наг и бос. Глаза его белы, как соль. Человек медленно переставляет медно блестящие в огненных сумерках ноги.

В ямах вокруг тропы двигаются существа из кошмара сумасшедшего художника – многорукие, покрытые жесткой пупырчатой шкурой ящеры, ядовитые змеи, плотоядные твари с тускло блестящими глазами. Их движения резки, деловиты, ритмичны. Человек видит, как в одной из ям бестия с телом варана и головой ястреба хватает обнаженную кричащую девушку. Чудовище разрывает когтями ее дрожащую от ужаса и боли плоть, с клекотом вырывает из ее горла клочья мяса. Глаза человека мерцают спокойным белым пламенем. Он смотрит, как странные создания с серебряной кожей, маленькие и уродливые, вырезают сочащийся черной кровью плод из чрева кричащей матери. Рядом огромная ящерица с мертвым взглядом сдирает кожу с прикованного к гранитному столбу чернокожего мужчины. Мужчина содрогается в конвульсиях… он не может закричать – у него нет рта.

Это ад.

Человек балансирует на грани света и тени, его красиво очерченное шоколадное лицо в сполохах огня напоминает барельеф. Слеза рождается на изнанке века, дрожит каплей росы в паутине ресниц, и – срывается вниз. Ее хрустальный звон сотрясает ад до самых мрачных и далеких его провинций, и бесконечная пытка в один миг прерывается. Тысячи оскаленных пастей, искаженных злобой рыл, черных от крови морд – немедленно поворачиваются в его сторону. Так замирает тысячелетняя, титаническая машина боли и унижения. Долину затопляет тишина, лишь стенания и сдавленный плач истерзанных душ кружатся водоворотом над этим огромным черным котлом.

Ад замирает в оцепенении, в смущенном ожидании. За мириады лет его существования впервые сюда проник кто-то живой.

И тогда иссушенная огнем земля вздрагивает. Видишь ли ты, как из курящихся дымом бездонных пещер поднимается один из лейтенантов дьявола, его наместник в долине чудовищ? Слышишь ли, как содрогаются камни от мерной поступи? Его имя Лаки. Облик его странен. Он выглядит как младенец, но ростом достигает двадцати метров. Его круглая светловолосая головка раскачивается из стороны в сторону, издавая веселое гуканье грудничка. Суставчатые металлические конечности серебристо поблескивают во мраке. Монстр видит человека и его розовогубый роток растягивает улыбка, с языка свисают белесые плети слюны – сизая капля падает на спину одной из гигантских ящериц и та с воплем бьется в конвульсиях.

— Тебе не место здесь, - пискляво заявляет Лаки. – Зачем явился?

Человек молча смотрит в его сияющие голубые глазки своими млечными глазами.

— Ты, рожденный больною сукой, сын десяти помойных псов, - тоненько кричит чудовище, - недоразумение природы, оживший кусок ослиного дерьма, отвечай мне, какого дьявола тебе здесь надо?

Человек беззвучно смеется в ответ.

Видишь ли ты, как детей ада охватывает страх? Чувствуешь - сомнение, подобно сорному семени, стремительно прорастает в их черных сердцах?

Пришелец из мира живых издевается над ними… и в нем нет страха.

Но Лаки тоже улыбается. Ему некуда спешить. Позади и впереди – тысячи лет (если будет на то высшая воля), а всякая неожиданность в этом печальном месте – развлечение.

— Буду убивать, пока ты не заговоришь, милый гость!

У оврага, сгрудившись, замерли сотни понурых, голых людей – черных от грязи и крови. Чудовище со свистом выбрасывает металлическое щупальце, выхватывает из толпы старуху с распущенными седыми волосами (видишь ли ты ее летящие в бледном свете волосы, ее обвисшие сухие груди?), хватает – и разрывает ее тело пополам. Лаки вновь выбрасывает щупальце – словно рыбак удочку – вырывает из толпы распутную девушку (тело ее покрыто татуировками, голова обрита до блеска), и швыряет в одну из дышащих огнем топок. От ужасных криков люди в толпе падают в обморок.

— Скажешь мне что-нибудь, гость?

Лаки находит в толпе десятилетнего мальчика. Одному дьяволу известно, как согрешил этот малыш – отравил ли младшего братишку крысиным ядом, поел ли мяса в пост, или хулил имя Господа в детской считалочке? Монстр съедает мальчишку. Он начинает с ног и медленно, со вкусом жуя, двигается наверх. Ребенок теряет сознание и прекращает кричать, только когда чудовище добирается до его легких. Багровые капли стекают по миленькому личику Лаки, рубиново мерцают в свете костров.

Человек молчит; не отводит глаз. Ни один мускул не дрогнул на его лице.

Слышишь ли ты, как вздыхает ад? В этом вздохе – разочарование.

— Твоя взяла, - пожимает плечами Лаки и медленно соскальзывает во тьму.

В затянутой дымкой вышине рождается новый звук – тихое жужжание. Из непредставимой выси спускается золотистый рубчатый шланг с черным резиновым раструбом на конце. Человек кивает. Кажется, он удовлетворен. Раструб мягко охватывает его голову, и ад исчезает в водовороте тьмы.

+ + +

…Поздним зимним вечером на исходе 1534 года магистр Ордена Трогг, барон Клаус Мария-Фридрих фон Раушенбах вышел из кареты у дома своего друга алхимика Аграциуса в Кенигсберге. В воздухе кружился пушистый снег, фонари над домами уютно мерцали. Все спокойно – ни наемных убийц, не людей герцога Ракоши, никаких посланцев его многочисленных врагов… Магистр с облегчением вздохнул, сделал несколько шагов по заснеженной мостовой и вдруг замер. Прямо из воздуха перед ним соткалась высокая темная фигура.

— Сгинь, исчезни! – магистр выхватил кинжал, но властная, невероятно сильная рука сдавила его кисть, и клинок зазвенел на камнях.

— Кто ты, тварь?

— Не узнал, Клаус? Я тот, кого ты отправил искать славу и добро в проклятые горы Трансильвании. Славу, которую ты присвоил себе, и добро – кровавое золото Аттилы!

Он вырвал факел из стены дома и поднес к своему лицу. Увидев его медное лицо, блестящие живые глаза и властно очерченный рот, барон затрепетал.

— Ты? Не может быть! Оттуда не возвращаются!

— Мне понадобились столетия, но я вернулся. А теперь закончим наши дела. Освободить меня можно лишь одним способом.

И человек одним движением руки сломал барону шею. В тишине украшенной перед Рождеством улицы раздался отчетливый треск…

+ + +

Ад обречен.

Видишь ли ты, как полыхают, рушатся базальтовые стены? Как с воплями корчатся в огне умирающие монстры? Огонь – та самая материя, что нескончаемые века питала вены ада – вырвалась на свободу и пожирает его. Нагие тела, дрожащие, истерзанные люди исчезли. Рассеялся дым. Мастер чудовищ – Лаки, горит, словно соломенное чучело. Его лицо – улыбающееся сквозь слезы лицо ангела. Он свободен. Все - свободны.

+ + +

Далеко, в белой-белой комнате, изможденный человек с медным лицом открывает глаза и медленно садится на кровати. Лучи весеннего солнца пробивают пыльный покров на оконном стекле, ласково ложатся на тонкое медное лицо. Рядом попискивает медицинские приборы, от капельницы к его локтю тянется прозрачный шланг с янтарной жидкостью внутри. Человек открывает глаза и улыбается.

Он снова хозяин самому себе.