sleepwalker
№30 "Большая охота"

«А случилось то во времена мирные, когда огромная рыба съела волка...»

Летописец прикусил кончик пера и задумчиво поглядел в окно.

«Тут ведь главное не ошибиться. В прошлый раз волк съел зайца, а до того — заяц съел солнце. И об этом только я упоминал, а мой учитель? Не повториться бы...»

Учитель был строг, и, насаждая правописание лозой, повторял:

— Избавь тебя Боже, отрок, от однозначности. Людишкам, что летопись читать будут, виднее, когда что произошло, и что следует понимать под всем этим зверинцем. А укажешь, что лето тогда дождливое было, да урожай побило, али "Anno Domini" какое - веру людскую в чудеса пошатнешь... И кляксы, чадо, кляксы не забывай ставить. Одно маленькое пятнышко на странице, - это переломный момент в истории.

Так, урок за уроком, доводил в свое время учитель до ученика простую мысль.

Настоящий летописец, он всегда живет дольше короля. И дабы у нового сюзерена не было соблазна нанять нового писаку, да переписать историю правильнее, летописец просто обязан позаботиться о том заранее.

Летописец почесал пером ухо и придвинул пергамент.

А за окном сгущалась тьма. Набухшие дождем тучи закрыли небосвод, скрыв собой красное вечернее солнце.

Совсем как тогда...

«...когда огромная рыба съела волка.»

Сильно вечерело. Дождь еще не начался, но молнии вдалеке уже вспыхивали, освещая дорогу, поля вокруг да далекий лес. Ветер налетал порывами и старался сорвать клобук.

«Безрадостная картина, - подумалось Биллу, - Или даже не так. Печальная картина. И еще печальнее она станет, когда я пойму, что ночлега не предвидится».

Ослик не спешил, а Билл его и не торопил, понимая, что этим от упрямого животного ничего не добьется. Он даже иногда спрыгивал и шел рядом, особенно когда дорогу развозило сильнее обычного или не оставалось сил видеть перед собой все те же два серых длинных уха.

Ряса мало спасала от ветра, да и болталась на худом теле, как тряпье на пугале.

И кстати, о пугалах, последний час единственным развлечением Билла был их счет. Набралось уже десятка три. Неподалеку виднелось еще одно — две перекладины, мокрое черное тряпье, горшок вместо головы да длиннополая шляпа. Билл даже вздрогнул сначала, когда очередная молния вырвала из мрака такую мрачную фигуру. Почудилось, что человек там стоит.

Ослик громко всхрапнул, и, будто в ответ ему, заржала лошадь. Неподалеку. Странное дело.

Билл соскочил в лужу и завертел головой. Неровен час, люди лихие, зарежут, да не спросят, кто такой, откуда. А то и хуже... в соседнем графстве неспокойно, старый граф и не человек вовсе, да таких же, как сам, привечать любит...

Навалились сзади, в несколько человек. Так уткнули в лужу, что водички хлебнуть пришлось. Да придавили в спину, не иначе коленом.

— Попалась, тварь! - обрадованно сообщил над ухом голос, дохнув смесью перегара и чеснока, - От нас не побегаешь! Сейчас мы тебя быстренько...

Жесткие пальцы через клобук вцепились в волосы, потянули.

— Дозвольте хоть помолиться напоследок, добрые люди!.. - попросил ошарашенный Билл, выплюнув грязь, - А то может и вовсе обознались вы? Человек я бедный, взять с меня нечего...

И мысленно добавил: "Кроме осла. Обидно будет за какого-то проклятого осла сгинуть..."

— Погодь! - приказал тому, кто сидел на спине, голос из тьмы, - Вроде не наш?

— Не может быть! - не поверил третий голос -басистый и грубый, - Вот же, ряса, осел серый...

— Господин магистратум сказал: плащ да конь черный...

— Да ты же сам знаешь, господин магистратум, выпимши был, мог и ошибиться, - не сдавался басистый.

— Но, в конце концов, мы же бабу ищем!

Билла выдернули из лужи и поставили на ноги. Запалили факел и наконец-то появилась возможность рассмотреть лихих людей.

То оказались вовсе не лихие люди, а самые настоящие стражники, таких можно было сыскать в любом замке да городе. Тот, что слез со спины, был поперек себя шире, с огромными красными ручищами, два других - один высокий, другой низенький. Будто нарочно их сделали такими, чтобы отличать. Морды-то одинаковые - красные, бородатые, толстогубые. Все трое носили кольчугу поверх жупанов, широкополые каски да топоры, и виднелся на жупанах какой-то герб.

— Ты мужик? - недоверчивым басом спросил тот, что повыше.

— Мужик, вот вам крест! - неистово откликнулся Билл. Никогда до сих пор ему не было так радостно от своего пола. - А то, хотите если, покажу!

— Не надо, - разочарованно буркнул басистый, - а хотя бы и мужик, а?.. - последнее уже было двум остальным адресовано. - Может он... тьфу, она, перекинулась! Они это умеют.

— Ты кто такой? - прищурился низенький. - И чего здесь забыл?

— Летописец, я, - поспешил Билл. - Королевский!

Ответом ему были непонимающие взгляды.

— Монах что ль?

— Да нет, не монах, летописи пишу, истории, чтобы люди знали...

— Доносчик что ли? - взгляды из-под касок стали угрожающими.

— Нет! Просто истории пишу!

— Ну тогда тут тебя и похороним, - решил низенький, подняв факел и выхватив из тьмы поле, пугало...

На то, что пугала на месте не оказалось, Билл внимания не обратил. Не до того ему было, прямо скажем.

— Не обижайся, - попросил его толстый стражник, выкручивая руки. - Был бы ты монах - я бы не стал тебя трогать. Мне с господом нашим ссориться не с руки. И доносчик тоже государственный человек, тронь такого... А так мы тебя закопаем, да скажем, что схватили кого надо, убили, а он в прах рассыпался.

— Болтаешь много, - недовольно пробурчал басистый, - веди его вон к той палке, видишь, на поле торчит. Там его топориком и обстругаешь...

"Повадились в то время, - думал между тем Билл, топча пшеницу, - стражники на манер людей лихих, мирных путников обижать... Нет, нужно еще магистратума помянуть. Господи, смилуйся! Дай мне выскользнуть, а уж я-то их все-е-ех упомню! Такая летопись получится - загляденье! Это вам не "когда мышь кота съела", это я сам видел..."

— Не бойся, - усмехнувшись, подбодрил толстый, - я тебя по темечку, ты и не поймешь даже. Больно не будет.

Уныло стало Биллу

"Вот и пришел мой смертный час, видно, придется апостолу Петру кланяться... И это в лучшем случае. Грешен я, Господи!.. И, кстати, где же пугало?.."

Сзади хэкнули. Билл зажмурился, но сообразил, что жив покуда. Осторожно обернулся.

Удивленно выпучив глаза, стражник пялился на него, будто на чудо Христово. Острое лезвие, вынырнув из груди, приподняло да прорвало кольчугу. Из губ хлынула кровь, факел выскользнул из ослабевшей руки и горел среди пшеницы, топор валялся там же...

— Ни звука! - приказал шипением голос из-за стражника, и Билл наконец-то заметил за толстяком темную фигуру. Черный плащ, широкополая шляпа... Такого действительно примешь за пугало, встань он к палке в соответствующем месте.

Стражник соскользнул с клинка под ноги Биллу, тот машинально отскочил.

— Ну скоро ты там?! - позвали от дороги басом

— Жди здесь! - приказал все тот же тихий голос. - Я скоро.

Что-то в голосе смутило Билла, что-то неуловимо ускользнуло, но нельзя же было требовать от него особой сообразительности после всего пережитого? Пережитого? Ой ли...

Незнакомец, как и обещал, не задержался. Сначала погас факел у дороги, потом заржала лошадь, и, судя по всему, куда-то сорвалась. Наконец черная фигура вынырнула из тьмы.

— Пойдем...

И тут Билл сообразил, что же его так смутило в голосе незнакомца. "Вот те на! Девица! И вроде та, что стражники искали!"

Девица в темном плаще, под которым скрылся меч с богатой гардой, зашагала не к дороге, а полем. Билл даже облегченно вздохнул - мертвецов он никогда не любил и побаивался, а про осла да сумку, честно говоря, просто забыл.

Ой, а надо было вернуться, надо было... Хотя бы ради того только, чтоб посмотреть, КАК были убиты стражники.

Таверна называлась "Веселый висельник". Для тех, кто читать не умел, рядом с вывеской, поясняя смысл, висело чучело. Чучело действительно улыбалось нарисованной улыбкой. Красным входом своим выходила таверна на городскую площадь, тесно облепленную домами, да со зданием магистратуры на противоположном крае. Посреди площади опять-таки стояла городская виселица, правда, пустая.

"Кругом покойники, - подумалось Билл, - И кругом пугала".

Он передернул в ознобе плечами и толкнул могучую дверь. И чуть не вылетел обратно, оглушенный запахом жаренного мяса, пива, чеснока, чадящих факелов и еще чего-то неуловимого, как грязные подштанники - вроде чуешь запах, а вот от кого - не разберешь.

Взгляды метнулись к вошедшему, потом безразлично оставили в покое. Ну вошел кто-то в рясе, ну и что. В рясе же, не на копытах да с рогами. А и на копытах - нам-то что за дело?

Таверна была таверной, ничего необычного. Комната, потолок, подпираемый дубовыми колоннами, кругом грубые столы, пол устлан соломой, причем не первой свежести. Напротив двери - очаг с вертелом, огромные бочки, дверца, по-видимому, в погреб. Все это было обнесено заборчиком, за котором восседала, иного слова не подберешь, на табурете огромная женщина в белом чепце и с кучей подбородков. Женщину наверняка звали Большая Мэри или Толстая Сьюзан.

Народу же отчего-то было предостаточно. Все столы оказались заняты, даже вдоль стен сидели, пили и ели люди. И все люди вида такого, что глаза на лоб готовы были полезть. От обилия шрамов и повязок на глазах просто рябило. Биллу даже стало тоскливо - могла начаться драка, а впечатлений ему сегодня было явно достаточно.

Впрочем, вели себя люди на удивление тихо - не ссорились, не хохотали, только пили, ели и о чем-то разговаривали, сбившись кучками. Чувствовалось, что в воздухе помимо особого запаха витает особая общая идея.

Мэри-Сьюзан, тихонечко дремавшая, очнулась только от второго покашливания и цепким взглядом ощупала Билла.

— Кто таков, путник-прохожий?

— Брат Билл я, - представился Билл, - из обитель святого Вильяма, - и перекрестился.

После встречи на дороге он на всю жизнь зарекся представляться летописцем.

Хозяйка попыталась припомнить названного святого, не вспомнила, но на всякий случай тоже перекрестилась, причем крестное знамение ее получилось куда ширше, чем Биллово.

— И чего желаешь?

— Поесть бы мне да переночевать...

Хозяйка открыла было рот...

— Я заплачу.

Рот закрылся и сложился в улыбку.

— Поесть-попить - пожалуйста, а вот переночевать... Сам видишь что творится. Большая охота. Две комнаты у меня, да обе господин барон занял. Так что, если хочешь, можешь здесь заночевать, на соломе.

— Только об этом и мечтаю, - вздохнул Билл, доставая и развязывая кошелек.

После злополучной встречи на дороге у него осталось только то, что носил на себе. Деньги. В сумке не было ничего, что стоило бы пожалеть - разве что чернильница...

Получив пива и плошку с мясом, Билл решил попытать счастья за столом. Удивительно, но на робкую просьбу пустить за стол, его вовсе не "двинули в нюхальце", а наоборот, подвинулись, освободив краешек скамьи.

Народ за столом подобрался разномастный. Один - бритоголовый бугай со сросшимися бровями и носящий кожаную безрукавку на голое тело. Другой - плотный человечек в шляпе с длиной тульей, в темном потертом камзоле и повязкой на левом глазу. Были еще несколько личностей разбойного вида и унылый длинноволосый дылда с горбатым носом и маленькими глазками. Что примечательно, одет дылда был в кирасу и поручи поверх обычного подлатника и, судя по всему, потел неимоверно.

Кажется, Билл прервал своим появлением разговор, потому что некоторое время за столом стояло молчание, все налегали на еду и питие. Наконец, одноглазый коротышка икнул, воткнул нож в столешню и обратил взор на новичка.

— Чьих будешь?

— Как-как? - удивился Билл.

— Ну, мы все здесь, - коротышка обвел рукой компанию, - из команды Глазодеров. Слышал небось? - взгляд коротышки стал подозрительным.

Не имея ни малейшего понятия, Билл все же сообразил, что нужно кивнуть. И кивнул. Коротышка явно успокоился и с гордостью осмотрел сборище.

— Орлы! Нет на свете знаменитей команды, чем Глазодеры! А ты из какой команды? Или вольный охотник?

— Я брат Билл, - заучено повторил Билл, - из обители святого Вильяма.

Коротышка уважительно кивнул.

— Слышал я про твоих. Славная была команда. Хотя по мне так осиновый дрын да серебро получше будет чем распятие, но тут уж к чему привык. Один поди из всех братьев остался?

Чувствуя, что вляпался во что-то непонятное, Билл на всякий случай кивнул.

— Да... - горестно вздохнул коротышка. - Упокой, Господи, души братьев павших.

Команда подняла кружки и выпила, Билл тоже глотнул за братьев, кто бы они ни были.

— Я - Рупперт, - назвался главарь. - Это, - кивок на громилу, - Юмо, он нездешний и плохо говорит, эти - Сэм, Джонни, Лайки, Макс. Вон тот в латах - Грингуар, он новичок, только первая охота. Все Глазодеры перед тобой. У нас столько трофеев на счету - польцев не хватит сосчитать. Юмо, покажи руку!

Здоровяк оторвался от еды и охотно выставил локтем на стол левую руку. Рука была волосатая, толщиной с хороший древесный ствол. На запястье синела татуировка - пять небольших крестиков.

— Один крестик - одна голова, - пояснил Рупперт, - Юмо считать не умеет, поэтому каждый раз ставит крестик.

— Юмо сильный, - прогудел громила, расплываясь в улыбке и показывая, что передних резцов он лишился, - Юмо берет одной рукой, а второй отрывает голову.

Билл выдавил из себя улыбку.

— Пойдешь с нами?

Билл затруднился ответить. С одной стороны он уже сообразил, что здесь ему ребра не переломают, но с другой стороны... Очень уж не хотелось обижать Рупперта. Чувствовалось, что идея, витавшая в таверне, гнездилась в его голове больше всего.

— Понимаю, - вздохнул Рупперт, - честь команды и все такое... Но ты смотри, не всякому Глазодеры предлагают вот так вот запросто присоединиться... Если решишься, то сроку тебе до завтрашнего полудня, пока грамотку не получишь.

— Грамотку?

— Ну да, магистрат разрешение только завтра выдавать начнет, аккурат в полдень, тут-то все в леса и двинут. Так что не зевай, а то мы без тебя уйдем.

Рупперт поднял кружку.

— Ну, за Большую Охоту!

"...Сказывают, случилось так, что старый граф Стэдфорт, будучи в те времена еще молодым, поднял оленя и погнал его. Гости и загонщики отстали в полпути, но столь велик был охотничий дух графа, что продолжал он погоню. Однако же олень оказался ему не по силам и ушел. Раздосадован был граф. И тут озеро оказалось на пути, и в озере том девица купалась. Забыл свой гнев граф, пораженный ее красотой и вошел к ней. И было у них много интересного осильем, о чем в летописях писать не следует. И день прошел и ночь прошла, а под утро молвила девица (замарано) женщина: "За то что осильем меня взял - будет тебе плата соразмерная". Но не послушал ее граф, а взял в замок и стал жить как с супругой. Месяц жил, два жил, а на третий мясяц залетела в опочивальню мышь летучая, огромная, страховидная и укусила графа за горло. То был брат родной женщине той. И стал с тех пор граф не есть, плевать на Святое Распятие да во гробу спать. И людей перевел - видимо-невидимо..."

Ворочаясь на колкой соломе и кутаясь в рясу, Билл пытался уснуть. Но то ли мешал ночной холод, стелющийся по полу, то ли волнение приключившееся с ним сказывалось, - заснуть летописец не смог.

А еще были разговоры. Ох уж эти разговоры! Про Большую Охоту...

— ...Здесь Свирепые, вон в том углу сидят. Еще я смотрю Драконобой со своими выбрался, хоть и семьдесят старику. И еще Джонни со своей командой появился. А вон Глазодеры сидят.

— Это которые Глазодеры? Те самые?

— Ага. Смех да и только. Рупперт знаешь как глаз-то потерял?

— Говорил, что с тремя вупырями битву держал, ну и последний вупырь глаз-то ему того... вырвал. А что?

— Ха! Больно нужно вупырям Руппертов глаз! Они как в лес выходят, так и пиво с собой берут. Бочку, не меньше. Потом возращаются, мы, говорят, вупырей немеряно положили. Да только хитрые им вупыри попадаются. Все сплошь прахом расспаются. Вупыриная болезнь приключается какая-то!

— Ты про глаз-то, про глаз...

— Да чихнул он...

— Это же как нужно чихнуть-то что бы глаз-то вывалился?!

— Вот так и чихнул, что на дрын свой осиновый и насадился. Я же говорю - бочку пива тягают с собой...

— ...Давеча говорили, что королевский указ будет. Мол, по три головы на человека. Мол, их все меньше и меньше, да и казне доходу никакого...

— Да как же это так - три головы в руки?! Это прямо не знаю как сказать!

— Да и вупыри не те пошли уже. Слабенькие какие-то стали. Ты его, значится, на бой славный вызываешь, а он от тебя - деру.

— ... Ну, кол осиновый - это первое дело. Потом еще чеснок. Наесться им и натереться. Случай, говорят, был. Парнишка один вупырю попался. Тот уже было зубы-то на него раззявил, да паренек возьми и оконфузься. Ветры пустил. Так вупыря будто ветром сдунуло, хе-хе

— Да... страшное оружие. Вот научиться бы так, в нужное время.

— Лучше, конечно, серебро... Но дороговатенько выходит.

— А мне вот рассказывали что первое дело - это девку с собой на охоту брать. Именно девку, а не бабу. Вупырь, мол, мимо не пройдет, спортить захочет. Тут-то его и бери.

— Тут кого хошь бери, без портков-то...

— ... Ты про братьев Святого Вильяма слыхал?

— Что-то слышал...

— Знатная была команда. Говорят, обложили их вупыри со всех сторон, да те не просты... Крест особый знают, как-то особо пальцы складывать надо. Как наложишь его, так вупыря в клочья и рвет, только голова остается. Вот беда только, что три креста и могут в день наложить, потому что Троица, четвертый от лукавого. Правда троих вупырей рвет, только и самого тебя архангел Михаил на небо забирает. Оно вроде и ничего, в раю-то, да торопиться туда не охота...

— Так братья-то что?

— А ничего. Сотня вупырей-то была, а братьев пятеро. Один и остался - сам святой Вильям.

— Погодь... Как так... дай посчитаю... Ежели по три на брата... да пусть и еще по четыре... Что-то не получается...

— Грамотей, да? Все получается, сколько положили, столько и положили, а остальные - испужались, убежали. Да что я тебе, трепаться буду? Вон он сам Святой Вильям спит. Тихо ты, не смотри так прямо. Видишь, в рясе...

— А чего на соломе?

— Ну я же говорю - святой...

От таких разговоров не заснешь.

А еще нет-нет, да сворачивали разговоры на золото нечистое. Будто скопили проклятые его немерено, да захоронили в кладах. Так что, если хочешь стать богатым, не спеши вупырю голову сечь. За нее только золотой и дадут. Попытай нечисть хорошенько, она тебя сама к кладу и приведет. Способы поимки живого вупыря предлагались разные, но любой предполагал иметь при себе деву непорочную.

И уже совсем было начал Билл задрёмывать, как краем уха зацепил шепот. Шептались рядом

— ... Нет, засланец, а засланка.

— Баба?

— Ну да. Вупырья девка...

Тут Билл совсем проснулся

— Барон Виндем люто их ненавидит и положил несть числа... Ну и они, стало быть, сговорились весь баронов род истребить под корень. Говорят баронову жену уже съели, теперь к сынку подбираются...

— Так девка же, что она сделает?

— Там такая девка, что все наши команды ничего не поделают. Намедни в баронов замок пробралась, о как? Такой шум получился...

— Многих похоронили?

— Да в том-то и дело, что спохватились быстро. Никого цапнуть не успела. Барон сегодня злой примчался и сразу в магистратуру. Магистратум всполошился да посты на дорогах расставил, чтобы перехватить бестию. Только чует мое сердце, здесь она где-то ошивается. Барон с сынком на охоту приехал, а сынок у вупырей первый на очереди... Сюда, понятное дело, не сунется, вон сколько сколько охотников, а вот завтра пакость устроить может.

— Ну дела...

"Значит, вупырья засланка? - Билл постарался вспомнить лицо девушки, - Надо же, я и не знал..."

Гроза всё-таки застала их в дороге. Дождевые струи быстро превратили и так разбитую дорогу в полосу сплошной грязи, неохотно отпускающей ногу. Тут-то и припомнился оставленный ослик...

Незнакомка продолжала молчать. Как мог Билл постарался ее разглядеть в сполохах молнии.

Прежде всего, одежда. Плащ, черный, длинный, крепился у горла узорной фибулой, покрывал фигуру и топорщился слева, у пояса, где выпирала гарда меча. Под плащом, кажется, был мужской костюм, во всяком случае, юбку девица не носила, чем уже заслужила себе порицание со стороны добропорядочных горожан. Черная разбойничья шляпа с вислыми краями покрывала лицо так же надежно, как клобук Билловой рясы...

Однако же, как не скрывала девица лицо, было оно, как Билл успел подглядеть, не обветренным, не грубым, как у простолюдинок. Тонкие породистые черты выдавали в незнакомке даму, каких Билл нагляделся при королевским дворе. Только вот короткие волосы не вязались с благородными чертами, если не прятала их девица под тульей...

Незнакомка молчала, и Билл молчал, но думал...

"А ведь смерть могла мне приключиться, не иначе. Не случись этой дамы поблизости, закопали бы меня стражники, а то и просто бросили, поле удобрять... С другой стороны, не случись этой дамы вообще - не караулили бы стражники дорогу, и на меня не напали... бы..."

— Одно не могу понять, - сказала вдруг незнакомка. Голос ее, не шепот, как ранее, оказался приятным на слух, - на попа ты не похож, а рясу носишь... Уж не лазутчик ли? Хотя чей и куда?

— Летописец я, госпожа... - Биллу пришлось прокашляться, прежде чем произнести слова. - Одежда у нас такая, ранее все монахи летописи писали, вот и повелось...

"Как бы не повторилось все сызнова... - подумалось Биллу, - А ну как мечиком своим хватит, да бросит тут же... Хотя... хотела бы - там же со стражниками и порешила бы..."

— Летописец? Далеко же занесло тебя, летописец, от столицы-то.

В голосе прозвучал невысказанный вопрос. Билл помялся, но ответил:

— Не сошелся я с учителем во мнении... Учитель-то все по старинке пишет, нового принимать не хочет, вот и послал он меня по свету побродить, да мир повидать...

Это было сказано мягко, потому что прощальный учительский пинок помнился, будто вчерашний.

— А по старинке - это как?

— А по старинке - это в башне сиди, да пиши что люди скажут... - хотел Билл сказать это безразлично, но получилось обиженно.

— Разумно... - подумав, высказалась незнакомка, - Если каждый сам писать будет, то бардак случится. Безопаснее, опять-таки...

Билл только вздохнул.

— И что же ты, летописец... как тебя называть-то, кстати?

— Билл я...

— И что же ты, Билл, по свету-то высматриваешь? Войн - нет, как люди живут - так из столицы далеко уходить и не нужно - везде одинаково...

— Одинаково, да не совсем... - пробурчал Билл. - В столице-то меня стражники, летописцем признав, порешать бы не стали...

Некоторое время шли молча, и опять незнакомка первой молчание нарушила.

— А скажи мне, Билл-летописец, сказки ты не собираешь?

— Собирать - не собираю, но слушаю охотно, - откликнулся Билл, - Оно и в дороге веселее. Уж не сказку ли вы, госпожа, рассказать задумали?

— Сказку... Бывал ли ты в здешних местах, Билл?

— Первый раз, госпожа...

— Тогда слушай...

"... А еще сказывают другое, что граф Стэнфорд и барон Виндем - два соратника боевых. Не раз на войне выручали друг друга от смерти лютой, краюхой хлеба делились. Да так получилось, что вражда пошла промеж них - богатство да власть в голову ударили. И стали они врагами непримиримыми, ибо правду говорят - нет врагов смертельней, чем бывшие друзья. И будто графом безумие вупырье с тех пор и овладело.

Годы шли, да народились у друзей бывших дети. Мальчик - у одного, девочка у другого. И вышло так, что встречаться они стали от родителей тайком, и не было друзей сильнее, чем те дети. А потом и чувство с ними приключилось великое, любовью называемое.

И хотел юноша в жены девицу взять. И пошел просить у родителя своего дозволения. И был скандал великий, не пожелал родитель со врагом лютым родниться. И второй не пожелал.

А узнав, что встречаются молодые тайком, так и вовсе пожелали враги разлучить детей своих. И разлучили..."

Билл кивнул:

— Знаю я эту историю, госпожа.

Незнакомка удивилась так, что шляпу приподняла, чтобы на Билла посмотреть. Ох и красивое у нее лицо было, что хоть и во тьме, да будто молния сверкнула.

— Да как же ты ее можешь знать, если ты не здешний?

— Знаю, - упрямо повторил Билл, - Иноземная история. Далеко отсюда приключилась. Все как вы сказали, госпожа...

— Ну надо же... - незнакомка призадумалась, - И какой же конец у той истории?

— Печальный, госпожа, печальный... Воевали те два господина меж собой люто. Пришла девице той весть, что погиб ее возлюбленный, так она с горя себя и порешила. А отрок тот, прослышав про приключившееся, возьми да и последуй за ней...

Незнакомка рассмеялась. Был ее смех, будто колокольчики серебряные и отозвался в груди Билла неожиданной болью.

— Вот же дураки-то оба...

Когда через час отворот в дороге случился, незнакомка попрощалась.

— Мне налево, тебе, Билл-летописец, прямо. Иди, не сворачивай и к следующей ночи в аккурат выйдешь к славному Фличбургу. Только про то, что на дороге случилось - молчи. Ведь это Фличбуржских стражников довелось тебе повстречать на дороге.

— Скажи, госпожа, кого мне благодарить-то за свое спасение? - попросил Билл.

— Благодари святого Валентина, Билл. Зачем тебе мое имя? Мы больше не встретимся, Билл-летописец...

И ушла.

Вот только провидицей она, "вупырья засланка" не была. Встретиться, как покажут события, еще доведется.

А пока, глядя вослед, Билл ощутил тихую печаль, будто утратил что-то важное.

"Уж не влюбился ли я невзначай? Вот ведь, нашел где и кого любить. Как там она говорила? И приключилось меж ними чувство великое, любовью называемое... Надо запомнить. Хорошая фраза, летописная..."

На площадь перед магистратурой вытащили огромный дубовый стол и установили под городской виселицей, за ним устроился писарь. Деловито раскрутил медную чернильницу, разложил стопку пергаментов. Потом появились стражники, разогнали кур, бродивших тут и там, и вынесли большое деревянное кресло с прямой спинкой.

Толпа на площади, вчерашние постояльцы "Веселого висельника" да любопытствующие горожане, с благоговением наблюдала за приготовлениями.

Когда на церкви отбили полуденные колокола, появился сам магистратум. Был он низок и неимоверно толст, страдал одышкой. Бесчисленные подбородки свисали наподобие брыжей. Идти ему было тяжело, но он-таки важно прошествовал в центр площади, сопровождаемый тремя стражниками, и упал в кресло, где немедленно растекся, будто тесто.

Глашатая не было, его роль исполнил один из стражников. По кивку магистратума он возвестил:

— Слушайте, люди королевские! Велением их королевского величества открывается охота на королевских вупырей. Тому, кто возжелает от сего дня до месяца вперед пребывать на охотничьих угодьях и поражать дичь, надлежит приобрести грамоту с разрешением. Кто будет пойман без оной грамоты, тот попадет в тюрьму с последующим вознесением на городской виселице, как браконьер. Стоимость грамотки - полновесная серебряная монета чеканки королевского двора.

Толпа внимала.

Стражник оглянулся на магистратума - тот махнул рукой. Солнышко припекало, и городской глава чувствовал себя нехорошо.

— По величайшему распоряжению их королевского величества и для будущего сохранения королевской дичи, разрешается брать не более трех голов на рука охотника...

Толпа ответила неодобрительным гулом. Стражники подобрались

— Это как же так?! - крикнул Рупперт, - А если их десяток на одного нападет?!

Стражник пояснил:

— Того же, кто более трех голов возьмет, считать браконьером со всеми вытекающими последствиями, - выразительный кивок на виселицу, - Рупперт, для тебя добавлю: это касаемо тех, кто возьмет более трех ГОЛОВ.

Рупперт заткнулся и стал что-то высчитывать на пальцах.

— И наконец, тому, кто возжелает сдать вупырью голову, можно передать ее в городскую магистратуру за пять серебряных полновесных монет.

Толпа опять заволновалась и Билл сообразил, в чем дело. Ранее голова вупыря стоила только две монеты, и выходило, что вздорожала...

— Голова должна быть целой, и клыки в наличии. Выстраивайтесь в очередь, получайте грамоты. Счастливой охоты!

Толпа ответила дружным ревом и стала вытягиваться к столу, где писарь обмакнул перо в чернильницу.

— А, вот ты где! - Рупперт ухватил Билла за рясу. - Ну как, надумал?

Билл отрицательно покачал головой.

— Ну смотри! Три головы - какая же это слава? У нас два десятка получится!..

Нет, не думал Билл принести вупырью голову с охоты, когда становился в очередь. Он думал о летописи.

Вот здесь, сейчас происходило событие, о котором учитель написал бы: "И была Большая Охота", тем ограничившись. Но Билл хорошо помнил напутственный пинок, которым учитель его проводил. Это был пинок старого мира, где летописцы сидят в башнях, а вовсе не бродят по стране в поисках новостей. И если Билл вляпался в какое-то важное событие, то стоит постараться поучаствовать в нем и далее... В общем, свербило где-то меж ягодиц.

— Имя? - спросил писарь не глядя.

— Билл.

— Откуда?

— Из монастыря Святого Вильяма.

Писарь оторвался от бумажек.

— Слышал я про вас, говорят ты один в живых и остался...

"Не задерживай!" - заволновались в очереди и писарь вывел на пергаменте большими буквами: "БИЛЛ ИЗ СВИТОГО ВИЛЬЯМА".

За один серебряный Билл стал обладателем бумаги, надпись на которой гласила: "Подателю сего разрешается убить трех голов королевской дичи именуемой вупырь". Внизу печать.

Пока Билл разглядывал творение королевских переписчиков, на площади произошло смущение. Появился барон Виндем.

Был барон высок и силен. Лик имел грозный, презрительный, одежду - дорогую. За ним слуги вели трех лошадей, благо идти всего ничего - от "Веселого Висельника".

Рядом с бароном шагал молодой юноша, совсем отрок - пушок над губами еще не стал усами. Был юноша не в пример молодецки сложенному отцу гибок и фигурой приятен. Лицо красивое, печальное. Надо понимать, сын.

Не глядя ни на кого, прошагал барон со всей свитой к столу.

— Как же так, без очереди-то!.. - сунулся было Рупперт, за что огреб полновесно по шее.

— Пшел вон, смерд!

Писарь всем видом изъявил желание помочь благородному господину.

— Пиши на тысячу вупырей!

Все, кто стоял рядом, ахнули.

— Как же так? - залепетал писарь, - Ведь королевский указ!..

— Ты со мной разговариваешь, чернильница?!

Писарь беспомощно обернулся к магистратуму. Тот уже очнулся ото сна и сообщил, обнаружив скрипучий голос:

— Полагается по три на руки, господин. Не более.

— Ты мне, смерд, указывать будешь?! - барон побагровел, - Девку упустил, так еще и указываешь?! Ну и наглость!

— Это, господин, не я указываю. Как бы я посмел? - магистратум, как заметил Билл, откровенно усмехался, - это вам их величество указывает. Вот испросите у короля личного разрешения - слова не скажу. А так... Изволите грамотку?

Барон уже не побагровел, а почернел. Положил ручищу на эфес меча. Стражники заволновались, а вот магистратум - нисколько.

— Неужто на королевского человека меч обнажите, господин?

Барон плюнул и приказал писарю:

— Пиши, паразит!

Писарь с готовностью заскрипел пером.

— А что касательно девки-засланки... Так помнится мне, что не далее, чем неделю назад, господин барон не смог захватить вупырку в своем собственном замке. Куда уж нам, смердам?

Ничего не сказал барон. Вырвал грамоту из побелевших писаревых пальцев, сунул в морду вновь не вовремя подвернувшемуся Рупперту и ушел.

"Вот и что мне тут понадобилось? - сокрушался Билл, убивая очередного комара, - Сидел бы в таверне. Так нет, дьявол дернул потащиться..."

А потащился Билл в лес.

За Фличбургом, где как раз земли графа Стэдфорта начинались, земля дыбилась холмами, сплошь заросшими деревьями. Говорят, была когда-то дорога, да только не ходили по ней уже много лет, потерялась.

Проплутав весь день по лесу, Билл сообразил, что заблудился. Лес был пустынен и глух - ни души не встретилось по пути. К вечеру, основательно устав, решил Билл остановиться на ночлег. Зажег костерок, просушил сапоги, скудно поужинал. Закутался в рясу и прикорнул.

Только вот сон не шел.

Во-первых, было обидно. Только сейчас он начал понимать, что может плутать в Стэдфортовом лесу и никого не встретить. Уж лучше было примкнуть к Глазодерам - те действительно утащили с собой бочонок пива.

Во-вторых, было страшно. А ну как встретит он кого? В сотни вупырей, окруживших братьев Святого Вильяма, верилось слабо, но ему, Биллу, должно было хватить и одного вупыря...

А главное то, что только теперь признался себе Билл, что не летопись позвала его в вупырий лес. В груди все так же ныло и сердце испытывало неведомое до сель томление. Казалось бы, плюнь и забудь, а вот не шла из головы та встреча на дороге...

Костерок стал затухать, и Билл подкинул еще хворостину.

А когда разогнулся, понял, что не один. Холодом повеяло из-за спины и тело задревенело - не понять, то ли от этого самого холода, то ли просто от ужаса...

— И кто это тут у нас? - осведомился дружелюбный голос. Мужской, даже скорее юношеский.

Билл рискнул обернуться.

Сначала сердце радостно екнуло при виде знакомых черного плаща и длиннополой шляпы. Потом обвалилось в пустоту.

Вупырь, (а кто это мог быть еще, кроме как вупырь?) копался в дорожной сумке, которую Билл приобрел во Фличбурге взамен утерянной.

Юноша поднялся, держа в руке грамотку. Лицо напомнило Биллу лицо виденное на миг незнакомки - тоже из благородных и черты похожи. Только в отличии от Билловой спасительницы растил юноша модные усики и бородку клинышком.

— Так, осиновых кольев, не видать, чесноком не пахнет. Из серебра только монеты на поясе, - юноша прищурился, - семнадцать серебряных. Делаю вывод: ничего не понятно. Кто ты такой, Билл из Святого Вильяма? И где, кстати это? Что-то не слышал я о городе с таким названием.

Хотел бы и Билл об этом знать. От страха, казалось, сейчас обмочился бы.

— А может ты - особый охотник? - осведомился вупырь. - Особый крест знаешь? - он неопределенно пошевелил рукой с грамоткой. - Такой что раз - и вупыря на части разрывает? Тогда я тебя боюсь. Что молчишь-то? Немой?

Билл с трудом сглотнул - во рту пересохло.

— Не охотник я... - только и нашелся что ответить.

— Вижу, что не охотник, - согласился юноша, - ну, продолжай.

"Ах, была - не была, - подумал Билл, - врать, так врать. Может и пронесет. Вроде и не хочет наброситься на меня. Вдруг отпустит?"

— Я - королевский летописец! - сообщил он вупырю, - Меня особо послали, чтобы летопись правдивую написать!

— Летописец, говоришь? - с сомнением протянул юноша, - А вот это? - он потряс грамоткой.

— А я, это... - слово иностранное вертелось в голове. - Ынкогнето!

— Орден, что ли монашеский?

— Да не... Это когда человек в тайне путешествует, чтобы его не узнали.

— Засланец?

Билл вздохнул.

— Пусть будет засланец. Только на вашу братию я не охочусь. Меня, наоборот, заслали, чтобы посмотреть, как вы живете, не надо ли чего?

Юноша расхохотался.

— Забавный ты человек. Собирайся.

— Это куда это?

— Ты же хотел посмотреть, как мы живем, - юноша заглянул Биллу в глаза. - Вот сейчас и увидишь.

"...И еще ходят слухи, что граф Стэнфорд изначально был безумен. Что лежал во гробу днем, а ночью летал окрест и людскую кровь пил. Кого он настигал, тот сам становился тварью ночной. И наводнилось графство созданиями страшными, вупырями называемыми. И не было спасенья людям - кто попадал в графство, тот там и оставался навеки..."

Вы когда-нибудь летали с вупырем? Вот и Билл не летал. Часа три он шел за юношей, все ноги сбил от быстрого шага. Юноша же шел так, будто лес сам расступается перед ним и нисколько не уставал.

— Как там, во Фличбурге? - спрашивал меж тем юноша. - Охотников много вупырью голову на серебро поменять?

— Порядочно, - запыхавшись отвечал Билл.

— Не знаешь, они опять колья свои осиновые притащили или что поновее придумали?

— Да кто как... Глазодеры сплошь с кольями...

— Глазодеры? А, Рупперт! Жив еще? Надо же.

— А ты его знаешь?

— Кто же Рупперта-то не знает? - удивился юноша. - Первейший браконьер на всю округу.

— Вупырей, что ль, нещадно колет?

— Ха! Скажешь то же. Это же Рупперт, гроза королевских оленей. Олень, он может и подешевле моей головы выйдет, да вот охотничью голову не оторвет...

"Вон оно как, - усмехнулся про себя Билл, - а гонору-то!.. Мы - Глазодеры... А вупыри, значит, в прах рассыпаются..."

— А Виндема видел?

— Видел, конечно...

— Злится?

— А то... Индульгенцию на тысячу вупырей хотел взять, да король не позволил.

— Еще бы ему не злиться! Юлька у него в замке славно пошалила. Вот вернется, отец ее опять запрет...

"Погодь, о ком это он? - подумал Билл. - Уж не о моей недавней попутчице?"

— А кто это, Юлька?

Вупырь скрывать не стал.

— Сестрица моя, кто же еще?

— Вупырья засланка?!

— Она самая, чего остолбенел?

— Да я так... Отдышаться.

— Ничего, тут недолго осталось. Почти у самого замка уже.

Замок Стэдфорт впечатлял. Когда-то давно обнесли огромный холм стеной о семи, кажется, башен, вырыли ров, укрепили донжон. Твердыня неприступная! Только штурмом такую и брать...

Однако когда Билл подошел ближе, стало заметно даже сквозь ночную мглу, что сейчас замок переживает не самые лучшие времена. Ров осыпался, лес вплотную подступил к стенам. Башни обветшали, а одна так и вовсе обвалилась. Запустение царило кругом.

Когда проходили воротами, эхо шагов гулко отдавалось от камня.

— Ну, как тебе логово вупырье?

Билл лишь пожал плечами.

— Вот и мне не очень-то. Дыра дырой.

Донжон был обитаем. Перед дверью толстая женщина стирала в огромном деревянном корыте. Сощурилась на подходящих и всплеснула руками с бельем:

— Юный господин вернулся! Слава те Господи! А мы так волновались! Господин приказал тебя высматривать, да Арчи, видать, на башне дрыхнет!

— Хватит тебе, Анна, - проворчал юноша, - я уже не маленький...

— Так ведь охотники-душегубы кругом шастают!

— Помолчи. Видишь, гостя нам привел.

Анна присмотрелась к Билл и склонилась.

— Благословите, святой отец.

Чувствуя себя самозванцем под насмешливым взглядом молодого человека, Бил поднял руку с троеперстием. Перекрестил. Женщина и не подумала рассыпаться прахом. "Либо на них это не действует, - подумал Билл, - либо это потому что я не святой отец... Либо она не вупырь".

В главном зале дожона было сыро и темно. Горел камин, да несколько свечей у стола. Окна, какие не закрыты ставнями, сквозили ночной прохладой...

Как оказалось, жило в замке пять человек. Ну, или вупырей, если на то пошло. Хотя собственно вупырями были только трое - сам граф Стэнфорд, сын его, Джереми, да неизвестно где пропадающая вупырья засланка Юлька. С господами обретались еще двое - служанка и кормилица Анна, и старик Арчибальд, который исполнял все те службы, которые не могла справить Анна.

Граф Стэдфорд, высокий, худой и уже начинающий седеть мужчина, казалось, радовался приходу Билла. А тому непривычно было сидеть за одним столом с господами да есть господскую пищу. Правда пища-то оказалась под стать еды того же "Веселого Висельника", но важно само осознание. А еще непривычнее было ужинать глубоко за полночь в компании вупырей.

— ... К нам уже столько лет никто и не захаживал! - восклицал граф, более налегая на вино, чем на еду. - Живем тут, как звери! Рассказывайте, что там творится в мире!

И Билл рассказывал, что знал, а что не знал - домысливал. Джереми тоже слушал и непонятно усмехался.

Когда любопытство графа насытилось, Билл набрался смелости и сам задал вопрос:

— А что же, господин, вы так тут впятером и живете?

— Ну да. Все людишки, какие были, лет двадцать как уж разбежались.

— А остальные, стало быть, вупыри где?..

— Какие остальные? - удивился граф.

Тут Джереми уже захохотал в открытую.

— Да он, наверное, Рупперта понаслушался, отец. Тот горазд рассказывать про полчища кровожадных вупырей, котрые все леса заполонили.

— А, Рупперт! - граф тоже усмехнулся. - Одни мы тут, юноша. Нам ведь многое и не надо - тройку крестьян в месяц, так они еще понарожают. А так мы никого и не трогаем, хоть и житья от этих охотников не стало. Кто-то слух распускает, что богатства у нас тут несметные, а они и верят. Был у нас тут еще один смерд, Джонни, так они его запытали. Говори, мол, где добро вупырье...

— А вот во Фличбурге говорят, будто ты дочь свою нарочно засылаешь, чтобы, значит, порешала людишек...

— Это Юльку-то? - граф нахмурился. - Вот вернется, я ее, заразу, под замок посажу!

— Да смирись уже, отец, - посоветовал Джереми. - Любовь у нее.

— Это с молодым Виндемом любовь? - граф осерчал и стукнул кулаком по столешне. И Билл невольно отметил, что пожилой он да худой, а подскочил стол дубовый так, что и посуда подпрыгнула, да вино расплескалось. - Нет у нас ничего общего с этим негодяем! Представляете, юноша, этот ублюдок посмел сказать, что я в карты передергиваю! Вот из кого я крови-то попью. Когда-нибудь!.. И ты, Джереми, запомни, подлое у Виндема семя!..

Отчего же не грустить? И стражники летопсица не зарезали, и у вупырей побывать довелось, а живехонек... Вот только опять в лесу заблудился. Ведь и до стоянки ночной господин Джереми проводил, и пальцем показал - Фличбург там, а вот поди ж ты...

Бродил Билл уже немало времени, ноги приустали, пришлось посох из лесины выломать да опираться на него. А солнце к полудню катило, припекало. И на смену ночным комарам дневные слепни повылазили. В общем, намаялся Билл нещадно.

А когда совсем уже отчаиваться начал и о замке вупырином жалеть, вывела его судьба на лагерь лесной. Да не на чей-нибудь, а самого барона Виндема лагерь.

Облюбовал барон местечко подле ручейка, в тени деревьев, не на солнцепеке. Шатер раскинул. Привал, в общем, разбил...

Как подвел оруженосец, первым бредущего Билла заметивший, так барон долго рассматривал путника в недоумении. Монах что ль?

— Кто такой? - соизволил осведомиться, наконец, господин.

— Билл я, - уж который раз ответил Билл, - монах, из монастыря Святого Вильяма...

А про себя подумал: "Уж не попал ли я из огня да в полымя?"

Но случилось чудо. Барон, столь грозный на городской площади, гнева не проявил

— А! Знаю, знаю. Охотник? Один ты, стало быть, остался? Что же ты тут бродишь?

Благодушное было у барона настроение сегодня, даже радостное какое-то.

— Да вот... вупырей встретил... - и соврал и не соврал Билл. Правда же, встретил!

— Ну-ну, бедолага, - сочувственно покивал барон. - Отдыхай тогда. Хочешь - вина нальем? Радость сегодня у нас. Праздник!

Билл прикинул календарь, но святых дней как будто не выпадало. Или именины у господина барона приключились?

— Вон, погляди, какую дичь мы сегодня поймали!

Билл глянул по направлению перста господского. Глянул - и упало сердце.

Пойманную Юльку-засланку подвесили к дереву на цепях. Ни плаща, ни шляпы, ни сапог на ней не было, ровно как и меча, что так резво из груди чужой вылезать любил. Висела Юлька, голову свою склонив на грудь, да кровавыми пятнами рубаха белая алела.

"Убили... - подумалось вдруг, - Просто взяли и убили..."

Но нет, сквозь силу подняла девица голову. Пряди стриженых белокурых волос слиплись от пота, лицо прекрасное в кровь разбито, взгляд... Пустой взгляд, ничего вокруг не видящий... Да только встретился тот взгляд с Билловым. И не выдержал Билл, отвернулся.

Колокольчиком прозвучало будто вдалеке: "Не встретимся мы больше, Билл-летописец". Вот и не правда, встретились...

— Вы ведь, охотники, как рассуждали? - продолжал меж тем барон, Биллова смущения не заметив. - Чтоб поймать вупыря, девицу ему нужно непорочную на приманку подставить? А если не вупыря, а вупырку? А отрок-то непорочный всегда со мной! Вот и попалась, засланка! - барон покряхтел. - Правда, смердов моих обоих положила, пока я ее не перетемяшил...

Оруженосец-мальчишка Биллу кубок вина поднес, а как тот выпил, с любопытством спросил:

— А правда, что ты сотню вупырей положил?.. - и отшатнулся, на лицо Билла глядучи.

— Пшел вон!.. - рыкнул на него барон, а сам на Билла смущенно смотрит. - Дело у меня к тебе есть, монах... Вы там в монастырях таким умениям обучаетесь, помоги мне, а я уж тебя в долгу не останусь

На шатер рукой махнул..

— Сын у меня там, Роберт... Как жена-то померла, он один у меня и остался... Так видишь, какое дело получается... Присушила его вупырка накрепко. Ты бы поговорил с ним, чтоб не убивался. Я ему уже невесту присмотрел, скажи ему об этом...

Билл лишь кивнул, с лицом стараясь справиться. Окаменело лицо.

— Пойди вон! - крикнул Роберт. - Видеть никого не желаю!

Билл поклонился баронскому сынку. Был тот все такой же, как последний раз его летописец на площади видел, только глаза покраснели - плакал юноша горько.

— А ты расскажи, господин, оно легче и станет...

— Да что бы ты понимал! - вскрикнул Роберт. - Она же ко мне пришла ночью! Она же не знала, что за мной следят! - юноша всхлипнул. - Отец ее ударил и связал!

— Он, значит, вязал ее, - медленно проговорил Билл, - а ты, значит, господин, смотрел на это?

— Что?! - вмиг слезы высохли.

— Это я к тому, господин, что руки у тебя есть, мог бы и справиться с отцом-то.

— Справиться с отцом?! - шепотом вскрикнул Роберт. - Но он же... отец мой! И что ты за монах?..

Билл отмахнулся.

— Ты лучше скажи, господин, любишь ли ты вупырку?

— Да как ты смеешь!..

— Отвечай! - взгляд у Билла запылал гневом.

Юноша заробел.

— Да...

— Смотри, значит, у меня! Как я выйду, ты жди. Позову! Берешь Юльку и уходим. А там в ближайшей церкви венчаетесь и живете долго и счастливо!

— Что?..

— Жди здесь, я сказал...

Барон все так же сидел на поваленном стволе и обернулся лишь на шаги Билла. Тревожен был взгляд господина.

— Ну как он, успокоился?

— Успокоился, господин!

Барон просветлел лицом.

— А венчаться будет?

— Будет, господин...

— Ну вот и хорошо!

"Помоги мне святой Валентин..." - подумал Билл, покрепче перехватывая посох-лесину.

— Боже мой, господин! Поглядите! Дева Мария, самолично!

Барон повернулся, следуя взгляду Билла, а потом свет для него померк...

...Роберт, вышедши из шатра, столбом застыл над отцовским телом.

— Ты его убил?!!

— Очухается, господин-барон, - равнодушно ответил Билл. - И ежели убивать его желания нет, то лучше бы нам оказаться отсюда подальше в это время.

Связка ключей обнаружилась на поясе у поверженного барона.

— Ах, да!.. Чуть не забыл, - взгляд Билла прицельно порыскал окрест, затем из кустов за ухо был извлечен мальчишка-оруженосец. - А скажи-ка мне, отрок, где вы держите коней?

А потом, уже совсем в другом месте, остановились беглецы. То госпожа пожелала.

— Роби, побудь у лошадей, мне нужно с нашим спасителем по говорить.

— Как скажешь, любимая...

Отошли за деревья.

— И что же ты, госпожа, обсудить желаешь? - спросил Билл, рясу свою разглядывая.

— Билл-Билл, - голос ласковый, будто кошка потерлась о колено. - Плохой ты должник, Билл-летописец, не любишь в долгу оставаться...

— Да и ты, госпожа, предсказательница плохая...

— Хочешь ли что-нибудь в награду?

У Билла дрогнул голос:

— А награду ты, госпожа, отдай святому Валентину. Он тебе помог сегодня, не я...

— Всенепременно! - улыбнулась Юлька. - А знаешь ли ты, как отдают награду святому Валентину?

— Как же?

— А вот там!

И ее губы соприкоснулись с губами Билла.

А потом губы разомкнулись и дороги их тоже разомкнулись. Вупырьей засланки с возлюбленным в одну сторону, Билла-летописца - в другую

Людно было в таверне "Веселый Висельник", сплошь охотники да охотники. А где охотники, там и выпивка, а где выпивка, там и байки...

Распахнулась дверь входная и пропустила в себя Глазодеров. Прошествовали они к столу - последним шел Юмо и нес на плече молодого Грингуара.

— Что с ним приключилось? - спросил один охотник Рупперта.

— Вупыри, - важно ответил Рупперт, садясь. - Один против десятка дрался...

Услышав звук льющегося в кружку пива, Грингуар приподнял голову, оглядел мутным взглядом трактир и попросил:

— Мне еще кружечку, пожалуй...

Рупперт с пивом вскарабкался на скамью и поднял кружку.

— Грустную весть я принес с охоты! Только что, в неравной битве с тысячей вупырей пал наш славный и горячо любимый Святой Билл! Помянем его душу.

Внимая момент, охотники печально выпили за знаменитого героя.

— А теперь, братья, выпьем за Большую Охоту!

И ответом Рупперту был рев множества глоток.

"... Объявил король мудростью своей почитать вупырей королевской дичью. И брать по серебряному за разрешение охотиться на вупырей, да выдавать по пять серебряных за вупырью голову. И пополнилась королевская казна многим серебром, а вот выдать не пришлось ни монеты. Вот такой мудрый был наш король..."

Летописец опять задумчиво глянул в окно - стояла уже поздняя ночь. Дождливая ночь.

Но летопись нужно завершить, и не абы как, а вот так:

"Написал сие видевший все своими глазами Билл-летописец в год... - перо помедлило, - когда камышовый кот съел огромную рыбу."