Хмурый
№326 "Поезд"

Поезд

…В тот вечер баба Нюра была пьяна сильнее, чем обычно.

Сгорбившись, она сидела за столом. Рядом, на клеенчатой скатерти стояла початая бутылка водки, на газете ждали своей минуты ломти хлеба и пару четвертинок луковицы.

Бабка оглянулась на скрип двери, прищурилась и запричитала:

— Горе-то какое!...

— Чё случилось, баб Нюр? – спросил с порога мальчишка. Он на негнущихся ногах сделал шаг, потом второй и плюхнулся на табурет.

Глубоко вдохнул пару раз, он унял сердцебиение.

От подобных причитаний накатывал липкий страх, сковывая тело, а где-то внутри становилось тоскливо… Боялся мальчишка таких причитаний.

— Баб Нюр, что случилось-то? – Ещё раз повторил он.

Из неясного бормотания сквозь слёзы и сопли, мальчишка вскоре понял, что вчера ночью Петровича сбил поезд. Насмерть.

Петрович, как и баба Нюра работал путевым обходчиком. Его участок начинался в пяти километрах южнее. Как и баба Нюра, старик жил на переезде в маленьком домике в одну комнатку и с туалетом на улице.

Мальчишка плохо знал Петровича. Он и видел-то его всего пару раз, когда баба Нюра просила что-нибудь ему отнести. Словно «Красная шапочка», прикалывался в те моменты мальчишка.

— Ну что ж… - мальчишка пожал плечами и потянулся к бутылке.

— Ешо чего! – неожиданно ясно сказала бабка и хлопнула его по руке. – Сейчас, погодь…

Она, кряхтя, поднялась, и зашаркала в угол, к миниатюрному комоду. Мальчишка знал, там лежит кулёк со слипшимися конфетами.

Ага! Гость выждал момент, когда бабка отвернётся, и хлебнул прямо из горла. Закашлялся. В груди разлилось тепло.

— Какой там был поезд? – сипло переспросил мальчищка.

…В тот вечер он впервые услышал легенду о Черном Поезде. И вот уже немногим более двух недель мысли о ней не отпускали мальчишку.

За эти дни весь мир для него перевернулся.

Его так все и звали: или «мальчишкой», или ещё проще – «ты», «он», «его». На улице в компании его звали Хмурым. Он даже начал подумывать о том, что его имя просто-напросто забыли.

Даже мать очень редко звала его по имени. Всё больше: «зайчонок» или, какой ни будь, «котёнок».

Вот как в очередной записке:

«Котёнок, меня сегодня опять не будет. И завтра, наверное, тоже. Я, как всегда, - по делам. Сосиски в холодильнике. Долго не гуляй. Мама».

Угу! По делам уехала? Как-же. Трахаться ушла. Пардон, поправил он сам себя, - устраивать личную жизнь!

И какой он после этого «зайчонок» или «котенок»?

В такие дни одиночества приступами накатывала тоска. Приступы были яркими и долгими, словно летние закаты. Особенно по вечерам.

Зимой ещё спасала школа, уроки…

А летом…

В такие дни хотелось зарыться в кровати и скулить щенком. Особенно по вечерам. И не спасало от тех приступов ни уличная компания, ни видеокассеты с фильмами. В такие дни он старался не оставаться дома.

Помогало одно: тетрадь и баба Нюра.

Нет, нельзя сказать, что мальчишка чурался улиц и своих сверстников. Со стороны он казался обычным ребенком, любящим купаться в реке, неплохо играющим в футбол, умеющим постоять за себя. Успевающим по одним предметам и списывающим по другим. Он, как один из самых обычных детей тринадцати лет, боялся высоты, собак, уроков химии и директора школы.

Но, ни капли – темноты.

Может быть поэтому они с бабой Нюрой и нашли друг друга.

Точнее – она его. Под платформой. Поздно вечером во время очередного обхода смотрительница заметила луч фонаря.

Это потом мальчишка поймёт, что в домике бабы Нюры будет уютнее, а в тот полуночный час он с сожалением покинул свой уголок, пряча запазуху тетрадь.

Тетрадь он таскал с собой везде и всегда. И если бы не жесткая клеенчатая обложка, листов тетрадь давно бы не досчиталась.

На её страницах жил отдельный мир. ЕГО мир, принадлежащий только ему.

Главным героем этого мира был Капитан Победа – этакий неунывающий супермен, несущий всем радость и добро. Мальчишка написал о нём много историй. А там, где ему не хватало слов, он рисовал.

А ещё у Капитана Победы была семья. Крепкая и дружная.

Вечером следующего дня, после того, как его застукала обходчица, мальчишка вновь отправился на станцию. И вновь был отловлен.

— Ишо чево! – Сказала ему суровая, как ему тогда показалось, бабка. – Тебе что, вчера чай не понравился? Марш в дом!...

Так они и подружились.

Мальчишка приходил к бабе Нюре ночевать, когда ему становилось одиноко. А бабка была и не против: не так скучно…

Он рассказывал ей о своих днях, читал рассказы из тетради, а потом они пили чай.

И вместе провожали поезда…

Через четыре дня после похорон Петровича в очередной раз вернулась домой мама. Но не одна. Она привела с собой высокого статного мужчину в зеленой форме подполковника, и его сына – белобрысого мальчишку. Ровесника…

Она сказала:

— Познакомься. Это дядя Слава, а это – Максим. Надеюсь, вы подружитесь.

Маму словно подменили. Она вся светилась и щебетала. Она постоянна улыбалась. Сын её давно такой не видел.

А ещё она, наконец, вспомнила, что она мать и у неё есть семья. Она перестала где-то пропадать целыми днями. Они стали вместе ужинать и гулять. Они даже ходили в кино.

А ещё она наконец вспомнила, что у ней есть сын.

Но не свой…

Мальчишка выдержал ровно неделю. А потом подошел к матери и высказал, что не хочет их здесь больше видеть.

— Глупыш, - ответила она.

На следующий день во дворе, где Максим уже перезнакомился с местными пацанами, мальчишка отловил ненавистного ему брата и сказал, чтобы он катился из его с мамой дома.

— Это не тебе решать. – Отрезал Максим.

Мальчишка вздохнул…

Максим явно занимался спортом. И уж точно это были не шахматы.

Но у мальчишки был свой спортзал и тренер – улица.

Он, не взирая на встречные удары (боль придет позже), наплевав на все правила честного боя, вцепился одной рукой в горло, а другой дернул Максима за волосы. Сломал устойчивую стойку ударом колена в пах и завалил врага.

И лишь только после того, как он оказался сверху, озверело заработал кулаками, обрабатывая лицо брата. Он бил и бил, пока его не оттащили.

Уже вечером Максим выглядел красиво. Что уж говорить про утро.

Надо отдать должное – Максим под перекрёстным допросом отца и мачехи держался долго. Целые сутки.

Вечером следующего дня мать вызвала мальчишку на кухню для серьёзного разговора.

Она говорила о том, что они должны дружить и защищать друг друга. Она говорила о том, что он сам когда-то мечтал о брате. Она говорила, чтобы он извинился. Она говорила и говорила.

А ещё она сказала:

—Понимаешь, у тебя есть я, а у него нет мамы. Совсем нет…

Он взглянул ей в глаза. В них не было ни капли сочувствия. Лишь один упрёк.

Он ответил:

—У меня тоже нет. – Развернулся и ушел.

В его (уже не «его», а «их» - поправил он себя) комнатушке стояла упакованная двухъярусная кровать. Максим сидел и читал инструкцию.

Он услышал шаги и поднял голову. В его глазах читалась ненависть. Лицо было всё в синяках.

Мальчишка удовлетворенно хмыкнул. Он сказал Максиму:

— Можешь не стараться. Я её – кивнул в сторону кухни – тебе дарю.

И достал из-под подушки тетрадь.

Он на ходу захлопнул дверь и вынырнул из сырой прохлады подъезда в липкую духоту июньского вечера.

Станция находилась на окраине городка. К ней вела единственная улица с «говорящим» названием: Железнодорожная.

Мальчишка не пошел в домик путевой обходчицы. Он поднялся на платформу и забрался с ногами на крайнюю лавку.

Не смотря на то, что городок был маленький, станция считалась узловой. На путях круглосуточно работали маневровые тепловозы. Они формировали составы.

Наблюдать было интересно. Вот вагоны приписаны к Ростову. Не так далеко отсюда. Вот вагоны откуда-то с Урала. А на этих грязь с далекого Владивостока.

А ещё мальчишка любил читать восьмизначные номера вагонов. Если сумма первых четырёх цифр равна сумме последних, такой номер считается «счастливым». Считалось, что увидев такой номер, можно загадать желание.

«Чтобы Максим со своим отцом исчез!»

Нет, конечно, не такое серьёзное, что-нибудь по мелочи. Увы.

Мальчишка прислушался к себе, но в голову ничего не шло.

День угас.

Последняя «кукушка» до райцентра уехала полчаса назад. Людской поток схлынул. Торговки начали сворачиваться, торопясь домой. А мальчишка всё сидел.

Мимо станции проносились поезда. Одни – быстро, другие – медленнее. Из полуоткрытых окон вагонов выглядывали счастливые дети и их родители. Они ехали они к морю. Они махали одинокому мальчишке на платформе.

А он никогда не видел моря.

И тогда Мальчишка наугад раскрыл свою тетрадь и вырвал первый попавшийся листок. Привычными движениями свернул из него самолётик и пустил вслед ушедшему поезду.

Пусть не он – пусть хоть Капитан увидит море.

А следом проезжали ещё поезда. Другие. Ещё и ещё.

Сезон…

А мальчишка всё делал и делал из листков самолётики, пока от тетради не осталась лишь обложка.

Потом он словно очнулся.

От вечера не осталась и следа.

Мальчишка потянулся и зевнул. Поднялся со скамьи и подошел к краю платформы.

Мыслей не было никаких.

И тогда он увидел свет. Тот свет. Он узнал его сразу.

То, что свет бывает разным, мальчик заметил ещё давно.

Свет может быть ядовитым – узкие белые лампы на белом потолке. Белые стены, белые кровати, белые простыни. Больница – одно из первых его воспоминаний…

Свет может быть тёплым – потрескивая горит костёр. Над костром висит котелок со свежее пойманной рыбой. Они часто выезжали на рыбалку, когда отец был жив. Мальчишка до сих пор помнит тот последний поход. А было ему чуть больше четырёх лет…

Свет может быть интересным – солнечным днём, когда, переехав в новый дом, ты знакомишься с соседскими мальчишками и девчонками. Кто ты? Станешь ли ты другом, или врагом? У него не было во дворе врагов, но и хорошим другом ему никто не стал. Хмурый он и есть - Хмурый…

Свет бывает страшным – свечи на похоронах горят неровно. Порывистый ветер так и норовит их задуть. Мальчишка не понимает и не верит. Почему так случилось? И бесконечная черная тоска…

Свет бывает одиноким – фонарик дергается в руке, а слова выходят кривыми. Потому, что писать приходится навесу. Под платформой тепло и сухо…

Свет бывает уютным – старый зеленый торшер светит исправно. Чай почти допит. Баба Нюра сверяется с расписанием. Минут через пять нужно выходить встречать поезд…

Тот свет, что мальчишка увидел сейчас, был черным. Свет прожектора летящего навстречу поезда казался черным даже на фоне ярко-звёздной ночи.

Мальчишка подошел к краю платформы, занёс ногу, готовый в любой момент шагнуть в пропасть…

…Поезд с тихим шипением остановился возле мальчишки, который от неожиданности так и стоял, занеся ногу. Восьмизначный номер локомотива был «счастливым». А ещё тот номер был датой его дня рождения…

— Что же ты творишь-то! Хочешь весь график сбить? Быстрей в кабину!

Мальчишка улыбнулся и пулей взлетел по лестнице.

Машинист оказался точь-в-точь похожим на его Капитана, и немного на… отца.

Машинист тихо повернул рычаг и поезд так же бесшумно тронулся. На секунду у мальчишки в груди похолодело: увезут его сейчас и всё. И не вернётся он никогда.

Ну и пусть.

Они молча рассекали ночь и каждый думал о своём.

За локомотивом, сцепившись железной хваткой, бежали вагоны. Они были разными, они повидали свои города, они отъездили своё время. Но они были вместе. И в этом заключался главный секрет.

— Куда мы едем? – не выдержал мальчишка.

— К морю!

И сразу стало хорошо-хорошо. Сразу сбежали все страхи и обиды. Сразу исчезли все вопросы…

Всё остальное показалось лишним и ненужным. Ну, разве только что…

— Можно, - кивнул машинист, так похожий на Капитана Победа и немного на отца.

И тогда мальчишка схватил старомодную свисающую треугольную петлю и потянул.

Пронзительный гудок рассёк яркую летнюю ночь.

Мальчишка засмеялся.

Поезд летел навстречу новому дню, в котором всё обязательно будет хорошо. Обязательно! Потому, что по-иному просто не бывает…

Мальчишка глянул на звёзды и посигналил ещё раз.

И звёзды приветливо качнулись ему в ответ.

…Впрочем, быть может, это всё ему просто показалось…

20 апреля 2009 г.