Селен
№37 "Одна бабка сказала"

Одна Бабка сказала.

На окраине леса, в самой последней избе Луковой деревни жила-была одна бабка. Собственно, ее так и звали - Одна Бабка.

Для темных, невежественных крестьян Одна Бабка служила главным источником различных слухов, новостей и иных такого рода знаний, которые, потом, с удовольствием обсуждались как суровыми мужиками в сельской таверне за ведром огненно-крепкого первача, так и болтливыми кумушками, собирающимися по избам за вязанием. Потому берегли крестьяне свою Бабку, чинили ей крышу, носили вязание и печеный картофель, а по праздникам - пироги с медовой начинкой.

Говорят в народе, что Одна Бабка и вправду одна на свете. Вернее не так, Бабок-то много, но, однако, никто не видел двух за раз, вместе. Живут они в разных местах, и всюду распространяют слухи и сведения, и всюду слушают их, зная, что сведения, бабкой рассказанные, в большинстве правдивы и получены из самых верных уст. Уста тоже находятся - в больших городах, наравне с газетами и крикунами, ходят вездесущие Бабки, слушая, да смотря, что происходит в народе. В малых деревнях крупных событий не происходит, все мелкие, незначительные - урожай там какой собрали, купец ли приехал, ну и тому подобное. И собирается простой деревенский народ вечерами в избе Одной бабки, послушать, что делается в мире.

В этот вечер за низким, отшлифованным до блеска за десятки лет, столом, собралось народу порядочно, хотя и не слишком много - места на скамьях всем хватило. Были тут Матрена с дочкой Анютой, обе пухлые, румяные, но суровые бабы - что одна мужу, что другая жениху попросту хвостом вертеть не давали. Была Марфа с детворой, пять ребят, мал мала меньше, собрались послушать Бабкины истории, глаза горят, рты раскрыты, волосики непричесанные в стороны разметались. Была кузнецова дочь, сирота, десятый год идет, но девка, хоть малолетняя, работящая, и за отцом ухаживает, в меру сил. Ну и скотопас, Иванка – дурачок, немой и немытый. Бабы, как полагалось, принесли Одной Бабке гостинца для сыта. Она поела – марфин Андрюшка хотел было стащить ломоть, но то было пресечено мамкой – утерлась, и положила на стол неоконченное вязание. Это был знак. Деревенские бабы подоставали из котомок клубки да пряжу и принялись за работу, а непутевый Иванка достал довольно червивое яблоко и два прута вроде спиц - вот, дескать, я тоже , как все. Кто с дураком спорить станет?

— А что, добрые люди – вот подала голос сама Бабка- не рассказать ли вам последние новости из столицы?

— Расскажи, Бабка – уважительно попросила Матрена, выплетая спицами сложный, занятный узор по полотну - как там поживает Владимир наш Путный, и много ли его высочества башка надумала, расскажи.

— Его величества Владимира Первого Путного башка сегодня изволила быть в разъезде – молвила бабка - вместе с его путного величества телом и прочими частями гостить в самом большом храме науки атеистов - в Кенискабе. По непроверенным слухам его величество подписало указ о передаче технологии адронного полигенеза…- бабка встретилась глазами с непонимающими глазами селян, и продолжила — … чтобы империи удобнее было от врагов деревни и крестьян защищать, потому что, как сказал Его величество Путный, крестьяне нас кормят, а мы их охраняем и…

— Ымммы!- закончил мысль главного в государстве человека Иванка и отхватил от своего яблока кусок.

— И это тоже – не моргнув глазом, подтвердила Бабка – из других новостей: научные астрологи клятвенно пообещали предсказать прогноз погоды для округа Луковой, Черкешенки и Пять-шестой деревень к началу следующей недели.

— Поторопились бы - буркнула Матрена- а то неясно, когда пшену сеять, посеешь, а вдруг град? На этих метеорологов никакой надежды нет, атеисты проклятые…

— Свежая новость! Известный поэт Пан-Пушкин…

— Панпушкин – наше все – проворчала Матрена.

— Известный поэт Пан-Пушкин был помилован Его Путным Величеством, на чем и было завершено дело Пана Пушкина, начавшееся после заговора двадцать пятого года, и приглашен на личное собеседование с Его величеством в Кенискабе, где поэт отбывал ссылку. После чего Алекс Сергеевич будет возвращен на исконную родину вместе с царским экипажем, и вновь сможет сочинять стихи для опер!

— А что с новыми стихами? - полюбопытствовала любившая Пана-Пушкина Матрена.

— В своем общественном блокноте поэт опубликовал стихотворение в честь доставленной ему милости. «В надежде славы и добра, гляжу вперед я без боязни…»

Одна Бабка говорила, а ее гости слушали, и в их глазах проскальзывали мечты о будущих делах, государственных и частных, деревенских, и спицы тихо вертелись в руках, связывая нити… А Бабка – думала. Две реальности, прошлая и будущая, та, что была до Изменения, и та, что после, странная, отчасти волшебная – только Одна Бабка помнила ее. Все остальные не знали о том, как поменялся мир, да не могли и представить. Но согласно многомерности Римана, для любой необыкновенности всегда найдется место во вселенной. И для нее, бывшего доктора наук из секретного института – тоже.

Тем более, что она стала средством массовой информации в новом мире. Кто-то стал президентом. Кто-то поэтом. Кто-то волшебником.

И, когда гости разошлись, Одна Бабка неслышно, едва пошевелив губами, повторила: «Гляжу вперед я без боязни, в надежде славы и добра».