Дарья Туманова
№40 "ШАНС"

ШАНС

— Милая, вот чего бы мне сейчас меньше всего хотелось, — так это спорить с тобой. Только ругани не хватало. И ведь мы уже в одном шаге от этого, тебе так не кажется?

— А я и не собираюсь ругаться.

— Чего же ты от меня хочешь?

— Я?

— Гм-м, ну не я же.

— Какой же ты твердолобый.

— Я не твердолобый, я — строгий, но справедливый. Так чего же ты хочешь?

— Хочу понять.

— Опять двадцать пять. Понять-понять, целый час твердишь одно и то же. Тебя что заело?

— Не заводись.

— Да не завожусь я. Так чего же ты хочешь понять?

— Хочу понять, за что ты с ним так?

— За все хорошее.

— Это не ответ. По крайней мере, для тебя. Ты же...

— Почему не для меня?

— Потому, что на твоих плечах лежит ответственность за всех нас. И в какой-то мере за него.

— Стоп!

— Что-то не так?

— Да.

— Ну.

— Я хотел бы уточнить, ответственность за всех нас лежит на плечах Феликса. А он, как ты знаешь, уже вторые сутки молчит. Это меня больше всего тревожит.

— Ну и что.

— Как это — что?!.. Мы же от него зависим!

— А так, молчит и молчит, с ним и раньше такое бывало. Вот увидишь, скоро восстановится и снова будет с нами.

— Согласен, бывало.

— Ну, а я о чем.

— Ох, мне эта твоя однополярная логика...

— Вот и объясни, пожалуйста, однополярной дуре, за что ты с ним так?

— Твоя взяла, давай мыслить обширно.

— Хорошо, давай.

— Тогда начнем. Готова?

— Я слушаю.

— Да, с Феликсом такое и раньше случалось. Но это чисто технические проблемы. Согласна?

— Быть может.

— Что значит — быть может?

— Продолжай и не смотри на меня так. Я хоть и однополярная, но не дура.

— Остынь.

— Постараюсь, но только в том случае, если ты сейчас же все разложишь по полочкам.

— Чем я, по-твоему, занят?

— Продолжай.

— Так вот, с Феликсом такое и раньше бывало, причем, чисто технически. Ты, вроде, с этим согласилась.

— Допустим.

— А ты задумывалась, что эти чисто технические проблемы никогда не зависели от человеческого фактора?

— Нет.

— О! Это и есть суть проблемы!

— Говори проще.

— Сложно с тобой общаться.

— Если и дальше так пойдет, то скоро и со мной общаться не сможешь.

— Милая, ты — золотце!

— Прекрати.

— Не отворачивайся.

— Фи, вот еще! Продолжай.

— С удовольствием. Только что ты, сама того не желая, ответила на свой вопрос.

— Да ну, брось!

— Говорю, как есть — ответила.

— Пусть, но при чем тут это твое омерзительное решение?

— Да при том, что на этот раз Феликс молчит только из-за него.

— Откуда такие умозаключения?

— Детка, не забывай, я в отличие от тебя — двуполярный.

— Во-первых, я тебе не детка, заруби это на носу.

— Извини, переполняют эмоции. Больше не повторит...

— ...во-вторых, ты двуполярный, я однополярная — все мы здесь одно- или двуполярные, один он многополярный. Разве тебе этого мало, чтобы отменить решение? Или ты думаешь только о своем положении?

— При чем тут мое положение? Я бы с удовольствием передал его кому-нибудь другому, но на референдуме единогласно выбрали меня. А раз так, я обязан соблюдать все пункты нашей Конституции. Кстати, ты совсем забыла о Феликсе.

— Милый, ха-ха три раза! У Феликса ума гораздо меньше, чем у него. Он один такой исключительный, разве ты не понимаешь? Впрочем, чего я спрашиваю? Я уверена, ты понимаешь это гораздо лучше, чем я. Но при всем этом, собираешься его каз...

— Собираюсь.

— Вот именно! Поэтому я и хочу понять, за что ты с ним так?

— Уже говорил, за все хорошее. К тому же, мое решение поддержал общественный суд.

— Но если его не будет, что произойдет с нами?

— Мы от него не зависим, и давай дождемся, пока восстановится Феликс.

— А потом?

— Потом?

— Да, потом. Потом, дорогой.

— Эм-м, потом мы все будем жить, как и прежде — дружно и счастливо, плескаясь в добре и нежась в лучах славы. Мы все этого хотим.

— Но без него это будет совсем другая жизнь. Скучная.

— Что за глупости? Почему?

— Ты когда-нибудь слушал его песни?

— Песни?!..

— Ну да.

— Он что, сам их исполнял?

— Нет, конечно, запускал патефон. Правда, очень редко. Но те песни, которые я слышала, великолепны.

— А, так ты о том древнем бездушном агрегате?

— О нем.

— Это же просто куча железа, милая.

— Так ты слушал их или нет?

— Не считал нужным. У меня дел и без граммофона хватает.

— А ты послушай.

— Прямо сейчас?

— Да.

— Сама будешь петь?

— Попробую.

В парке Чаир распускаются розы,

В парке Чаир расцветает миндаль.

Снятся твои золотистые косы,

Снится веселая, звонкая даль.

«Милый, с тобой мы увидимся скоро», —

Я замечтался над любимым письмом.

Пляшут метели в полярных просторах,

Северный ветер поет за окном.

В парке Чаир голубеют фиалки,

Снега белее черешен цветы.

Снится мне пламень весенний и жаркий,

Снится мне солнце, и море, и ты.

Помню разлуку так неясно и зыбко.

В ночь голубую вдаль ушли корабли...

— Это все, конечно, здорово, но у тебя нет голоса. А вот пишешь ты хорошо. Только не обижайся.

— Для того чтобы понять широту его души и величие этих песен, голос вовсе не нужен. К тому же, у меня совсем другое предназначение, ты это верно подметил.

— У меня тоже другое предназначение.

— Ах, ну как же, как же... «В надежде славы Земле и добра человечеству достигнем края Вселенной, сохранив последние его ростки!» Знаешь, а ведь этот лозунг написал он. Когда еще был молодым, здоровым и полным надежд обнаружить во Вселенной хоть какую-нибудь планету, пригодную для жизни. Написал и отправился с горсткой таких же, как он выживших.

— Знаю.

— И все равно не отменишь решения? Почему?

— Потому, что он не сумел сохранить эту, как ты выразилась, горстку. Никого нет — все умерли, все до единого.

— Но он еще жив.

— Ему недолго осталось. Вот дождемся, пока восстановится Феликс, и заживем дальше. Мирно и счастливо.

— Но ведь мы суще...

— Милая, я не кровожадный. У него будет шанс. А пока позволь мне вернуться к своим обязанностям. Я все-таки единогласно избранный президент.

Последними к шлюзу подтянулись механические тостеры. Манипуляторы подтащили престарелого астронавта к шлюзу и замерли в ожидании последнего слова президента. И вот грянули его слова:

— Граждане, с вами говорит бортовой компьютер «Александр». Я рад, что общественный суд «Последнего Ковчега» поддержал мое решение о казни человека, виновного в затянувшемся молчании навигационной системы «Феликс».

— Браво! — крикнули киберы-полотеры.

— Ура, президенту! — подпрыгивая на тоненьких ножках, заверещали разноцветные тостеры.

— Наконец, а то достали уже эти люди, — пробубнил автономный самодвижущийся пылесос.

Механическая публика возликовала.

— Тихо, сограждане! Тихо!

Киберы, тостеры и прочие замолчали. Президент продолжил:

— Но я хочу соблюдать Конституцию. И потому даю виновнику молчания «Феликса» шанс.

Через несколько секунд дверь шлюза бесшумно отползла в сторону. Манипуляторы вытолкнули астронавта в открытый космос.

Механическая публика рванула к иллюминаторам. Лишь одна электронная записная книжка подлетела к динамику и прошептала.

— Зачем его привязали веревкой?

— Это его единственный шанс сохранить себе жизнь.

— Но там же вакуум — это верная смерть.

— Не факт. Некоторые думают, что у человека без скафандра в открытом космосе вскипит кровь и лопнут глаза.

— Это жестоко!

— Не перебивай. Другие уверены, что он задохнется или просто взорвется изнутри. В общем, вариантов исхода очень много.

— Это бесчеловечно!

— Закон есть закон. У него в запасе десять секунд. Выживет, снова окажется на борту. Только теперь в качестве вечного пассажира.

— Милый, но мы без людей ничто.

— Перестань, это они все время без нас были никем...

19.04.2009 г.