№42 "Варианты"

Варианты

Линда замазазала ему фонарь под глазом тональным кремом и теперь с решительным видом шла по правую руку. Чёрт, в таком виде на рекомендательную комиссию по распределению... Лучший студент, автор собравшей все призы дипломной работы.

Все шесть лет учёбы ему удавалось избегать столкновений с шопперами. А вчера он вышел купить парадный костюм, и на тебе – ещё засветло у ворот студгородка полупьяная, радостно-тупая толпа в дешёвых подделках под лучшие фирмы и последний крик моды. Пегие головы – у кого выстрижено кружочками, у кого – ромбиками. Обычно такие его не замечали или ограничивались плоскими шуточками в адрес головастика из сетов. А тут – один спросил что-то незапоминающееся, а второй – ударом сбоку.

Протупил, не понял сразу, в чём дело. Хорошо, из ворот выбежало несколько студентов из сетов и к нему: «Алекс, Алекс!».

Сеты всегда держались друг друга. Не с местными же дружить, в самом деле. Но так вышло, что с ребятами из своего поселения он даже не переписывается. Прощаясь, наговорили кучу хороших слов о том, что их связывает. А начинаешь сейчас вспоминать, и всплывает всё больше как Макс, лучший приятель, сказал, что он похож на шоппера – вялый, ленивый и не стремящийся совершенствоваться. Это когда обсуждали дополнительные занятия по физкультуре, госнормативы-то он сдал, хотя попыхтеть пришлось изрядно. Или ещё какая пакость вспоминается.

Алекс обернулся на запах миндаля и обнаружил, что на газоне расцвели белым и желтым несколько безлиственных кустов форзиции. Кажется, аллергии на это растение у него нет. Он увидел безупречный профиль Линды, обрамлённый крупными каштановыми кудрями. Цветочками любуется. Рядом двое рабочих обрезали деревья, и он почувствовал себя неуютно оттого, что не спешит присоединиться к ним.

Хорошо Линде, поселение, в котором она выросла, специализируется по техническим разработкам. Для неё кустики-цветочки – это отдых, красота-икебана. А его Фронтир специально основали там, где ещё двадцать лет назад была вечная мерзлота. Не такая уж она и вечная, как оказалось. Но всё равно, большинство обычных культур в этом месте расти не хотели. Значит, кто будет отбирать, адаптировать, районировать? Поселенцы, как обычно. Шопперы обычно не брались за задачи, не имеющие гарантированного решения с твёрдой оплатой.

Кретин он всё-таки редкостный. Весенний день, солнышко, цветы, девушка красивая рядом. Круглый отличник, ни за что побитый хулиганами, идёт за направлением на честно заслуженное место. Только вчера диплом получил. А в голове муть какая-то, сомнения, виноватость дурацкая. Всегда так – и сделал всё вроде хорошо, а всё равно кругом плох. Если бы Линда знала, как ему каждый день приходится сражаться со своим взбесившимся суперэго, осталась бы она с ним, интересно? Хочется иногда быть уверенным, что кто-то любит тебя каким ты есть. Ну, как бабушка.

Оставив Линду на стуле у двери, Алекс уверенной походкой зашёл в комнату, где расположилась комиссия. И что беспокоился? Все факультетские, знакомые не один год. Только двое чиновников из правительства. А вот и куратор сидит.

— Вы уже обсуждали с куратором, что хотели бы продолжать тему своей дипломной работы, посвящённой телепортации состояния квантового компьютера?

Ура! Обсуждал, конечно. Неужели действительно дадут, как полагается, выбирать по желанию?

— Есть две вакансии. Ассистент при Гамбургском университете. Вы, конечно, знаете, что соответствующие исследования ведутся там уже двадцать лет?

Ведутся-ведутся. Но больших прорывов что-то до сих пор не видно. Хотя, судя по статьям, в последнее время работа там оживилась.

— И сотрудник Чешского Физического Центра при поселении Ян Гус.

Из всех физических центров, занимающихся этой проблемой, чешский был, безусловно, лучшим. Всё, что ему надо было сделать и что от него, похоже, ждали – это открыть рот и сказать: «Хочу туда». Но он вдруг понял, что не может. Через полминуты молчания, когда уже неприлично было ничего не сказать, он открыл рот и промямлил.

— Я хотел бы подробнее познакомиться с условиями первой вакансии.

— В них нет ничего необычного. Вам придётся совмещать педагогическую и научную работу, через пять лет возможен конкурс на замещение более высокой должности.

Напористо говоривший ректор как бы подталкивал его: «Откажись, прими второй вариант».

В самом деле, почему он так боится ехать в поселение? Ты уже не мальчик, Алекс, никто, выдавая тебе библиотечную книгу или флэш-блок с голофильмами, не потребует объяснить, чем всё это полезно для твоего развития. Но он сидел и молчал.

Через минуту председатель комиссии сжалился:

— Мы будем работать ещё два дня и можем назначить вам повторный приём. У вас есть время для выбора.

Время есть. Если бы для выбора было нужно только оно…

Линда кинулась к нему, как только он вышел из двери. Презирая себя, Алекс промямлил:

— Пока только вакансия в Гамбурге. Предложили зайти через два дня.

Линда помрачнела, прикусила губу и начала что-то высчитывать про себя. Она не раз говорила Алексу, что не представляет, как дать ребёнку нормальное воспитание среди шопперов. Но он подозревал, что Линда просто боится остаться одна с маленьким орущим ребёнком без поддержки нянек-инволов. В её поселении детей отдавали на общественное воспитание с нескольких месяцев. Естественно, мать и отец имели право заходить к ним, когда хотели, если это только не прерывало важных занятий. Некоторые заходили часто, некоторые нет. Алекс подозревал, что родители Линды, как и его родители, относились ко вторым.

Наконец Линда убежала на последний экзамен, а он остался тупо сидеть у двери. Минут через пять оттуда выскочил сияющий Майк. Он полез с ним обниматься:

— Отразил всё-таки эскулапов! На плавучую платформу!

Майк, выросший в тесном кругу морских исследователей, был обычно очень внимателен к чужим чувствам. И если сейчас он вопил от радости, не обращая внимание на вялую рожу Алекса, то значит, эмоции захлестнули его полностью.

Алекс из последних сил растянул губы:

— Что тебе там, мёдом намазано?

— Я уже два года с дельфинами не плавал. Приеду, скину к чёрту всю городскую одежду.

Мариманы чудаки, конечно. Вот Майк – не гидроакустик, не ихтиолог, зачем ему дельфины? Сейсмолог, вполне мог бы на суше работу найти, тем более, что врачи не зря настаивали. Константин, ещё один такой обалдуй, стенку головой был готов прошибить, только бы вернули в родной подводный купол. Всё рассказывал, как молодые кальмарчики помолвку справляют – плывут рядом и светятся разноцветными огоньками. Ребят из-под купола в море-то в спецкостюмах выпускали раз в месяц, да ещё в шлюзах насидишься. А вот поди ж ты.

Просто море для них – родина, и нет смысла спрашивать, в чём там лучше, в чём там хуже. Своё. Людей опять же мало, воспитателей специальных нет, детей растят хоть и сообща, но по старинке. Кто-то покажет, как костюмом пользоваться, кто-то обругает, кто-то заступится. Взрослые – защитники и учителя, но никак не суд в последней инстанции.

Так с Майком, который захлёбывался рассказами про родное море, они и дошли до общежития. Час был ещё ранний, и Алекс гадал, дома ли Стив. Встречаться ни с кем не хотелось. В школе им всегда говорили, что неважно, вернутся ли они в поселение. Они работают для всего человечества, самое главное – не посрамить, не опустить и всё такое. И всё же Алекс чувствовал себя предателем.

Стив был из шопперов. Чаще всего студентов так и селили – по двое, сета с шоппером. Обычно ладили, но дружбы из этого почти никогда не выходило. Стив выбрал редкую по нынешним временам специальность переводчика. Упрямые китайцы никак не хотели отказываться от своего языка. Вернувшись в общежитие, Стив садился за стол и доставал очередную полоску бумаги с иероглифами, которые писал, проговаривал и снова писал на память полтора часа по часам. Потом ровно на полтора часа садился к общему компьютеру смотреть голозаписи. После этого работа была для него окончена принципиально, и Стив уходил на какое-нибудь вечернее шоу или шёл поорать на очередном матче. С ним было удобно, Алекс, привыкший к тому, что доступные ему компьютеры всегда были в общем пользовании, стал и сам работать по хорошо отлаженному графику, хотя частенько засиживался ночью.

Стив был дома и валялся на постели, просматривая какой-то сомнительный журнал и всем своим видом показывая, что работа для него на сегодня закончена. Ну что ж, раз так, то он не будет слишком с ним считаться. Алекс поменял клавиатуру компьютера на вспомогательную, с раскладкой синтезатора, вызвал на экран ноты. Имитация рояля была почти совершенной. Дрожали струны, туго натянутые на чугунную раму, резонировало дерево. Инструмент, который во времена «Неоконченной симфонии» был диковатой новинкой, способной той шептать, то орать, в отличие от чинного клавесина. Сбившись во второй раз, Алекс решительно прервался. Играет он плохо. Даже по нотам. А подбирает ещё хуже, хотя и слух вроде есть. В последний момент изменяет уверенность в том, что идти нужно именно по этим интервалам. Вот Стив способен одним пальцем настучать любую студенческую песню. А чего-то посложней ему и не надо. Счастливчик.

Стив, приподнявшись, тихо попросил: «Попробуй ещё раз».

Ошалевший Алекс заиграл, чувствуя, что больше не собьётся. Когда он кончил, лицо у Стива было какое-то странное.

— Тебе нравится?

— Очень. Просто, понимаешь, это какая-то классика, она, наверное, слишком дорогая, мне в детстве такого не заказывали.

У шопперов дешевле всего стоило модное и ходовое. Заказ классических книг или музыки обходился дорого, по официальной версии – для того, чтобы привить уважение к вечным ценностям.

— На шоу пойдёшь?

— Нет. Надоело. На мима, может быть, ещё пойду на следующей неделе. Экономить надо. У меня теперь золотое подключение.

— Музыку прямо из сети слушать?

— Ну, тоже… Я к этим ребятам присоединился, которые «Космический поиск». А им только золотое подключение годится.

«Космический поиск» наконец поменял парадигму поисков внеземного разума, и теперь им не хватало даже современных кубитовых мощностей. Проблему ребята решали по старинке, с помощью распределённых вычислений. В общем, подайте, кто может, от ресурсов вашего компьютера.

— Стив, а ты в поселенцы записаться не пробовал?

— У меня психопрофиль неподходящий, ещё в школе сказали. Индивидуалист. Но это же не значит, что я на такое дело просто так свои кровные выложить не захочу, а только за шоу с красотками с Альфа Центавра.

В голосе Стива была какая-то застарелая обида.

Алексу не спалось, и полночи он бесцельно просидел за компьютером. Его нынешняя работа была связана с ближним космосом. В первую очередь с зондами, которые посылали туда, где любая земная поделка могла продержаться не слишком долго – на ту же Венеру, например. Самым сложным было обеспечить передачу огромного объёма информации, когда зонд мог погибнуть в любой момент. То ли дело воспользоваться квантовыми эффектами и при разрушении устройства послать на Землю единственный сигнал, который позволит полностью восстановить в земных ячейках память сгинувшего на Венере кубитового компьютера. Идея была ну очень не новая, но только сейчас что-то начало получаться. Ещё в середине двадцатого века было показано, что две когда-то взаимодействовавшие частицы остаются связаны. Параметры каждой изначально не определены, есть только наложение, суперпозиция разных возможных состояний. Но измерение параметров одной частицы сразу же делает определёнными параметры другой, пусть очень далёкой. Развитие этой идеи и подготовило почву для квантовой телепортации.

А началось всё это всё-таки с интереса к дальнему космосу, ещё в школе. Он и сейчас следил за идеями «Космического поиска». Вот и соседа, как выяснилось, увлёк, хотя тот и слушал его с каменным лицом. Чтобы выйти на контакт с иным, может быть гораздо более продвинутым разумом, нужно хотя бы представлять себе, чего от него ждать. Человечество, как бы ни делили его антропологи, слишком едино, все языки построены на слишком похожих принципах. А какой язык понадобится для совершенно иных понятий? Для разума, которому не надо никуда путешествовать, потому что он и так способен охватить всё, что происходит в Галактике, способен по своему желанию зажечь Солнце или проникнуть в глубину нейтронной звезды? Или – ещё невероятнее – одновременно представлять себе не только ту Вселенную, которая существует, но и ту, которая могла бы возникнуть, реализуйся какое-то иное из тех самых возможных состояний.

Его-то собственная идея тогда была очень наивной. Если разум однажды возник, значит вероятность этого события ненулевая. Если вероятность ненулевая, то он мог возникнуть и несколько раз, в некоторых вариантах развития событий – в соседних системах или даже на одной планете. Тогда люди представляли бы себе, как может работать не только их собственный, но и чуждый разум. Мультиверсалисты утверждали, что существующий мир уже после выбора из нескольких возможностей сохраняет связь с мирами, которые могли бы существовать. И часть странных, нелогичных, неповторяющихся явлений, происходящих в нашей реальности, объясняется сохранением этой связи. Тогда это казалось не слишком научным. Их прозвали фрейдистами за попытку увидеть ещё один аспект реальности за оговорками и ошибками бытия. Алекс, однако, верил, что именно в силу такой связи люди хотя бы иногда, вспышками, прозрениями, способны понять логику чужого разума.

Он долго колебался и в результате всё-таки пошёл на физический факультет. Куратор быстро развернул его в сторону близкой, но более практичной области физики. Однако позиции мультиверсалистов в последнее время укрепились. Была доказана теорема антидиссипации, согласно которой определённые классы случайных событий в альтернативной Вселенной реализуются как детерминированные. В попытке представить себе физический смысл этой теоремы он, наконец, почувствовал, что засыпает.

К своему удивлению Алекс проснулся, чувствуя себя хорошо выспавшимся. Хорошо выспавшейся, бодрой сволочью, которая вовремя вспомнила, что самостоятельный поиск вакансий тоже не возбраняется. Начать он почему-то решил с центров, где работали мультиверсалисты, и к своему удивлению обнаружил, что вакансий там нет. Вообще. Даже не с его квалификацией. Впрочем, информация о ставках для тех, кто только что окончил университетский курс, оказалась закрытой для большинства специапьностей. Похоже, встреча с куратором, с которой он сначала просто хотел сбежать побыстрее, всё-таки будет не пустой формальностью.

Куратор был из шопперов, и с первого же курса Алекс выдерживал с ним дистанцию. Но сегодня тот пригласил поговорить в кафе-баре и Алекс, к собственному удивлению, согласился. День был пасмурный, не то, что вчера. Как раз самый подходящий для того, чтобы изменить последнему принципу и взять две кружки пива.

— Вы, конечно понимаете, что у нас нет права насильно принуждать вас к какому-то решению. – неуверенно начал тот. – Но вы же взрослый человек. Должны догадаться, что такой асимметричный выбор – неспроста. Экономика нуждается в том, чтобы число поселенцев поддерживалось хотя бы на прежнем уровне.

— Зачем? Ну я понимаю, на такую жизнь, как во Фронтире, не всякий согласится. Но ведь многие виды деятельности совершенно одинаковы, что в поселениях, что в городах.

— Вы задавались когда-нибудь вопросом, почему половина студентов выросла в поселениях? А ведь в них живёт не больше десятой части населения цивилизованных стран. Умение терпеть, работать через силу. Умение добиваться своего. Наконец, они почти единственные, кто понимает, зачем всё это нужно. Практически все научные работники, почти все инженеры высшей квалификации – дети поселенцев. Если добровольцев будет мало, придётся делать жизнь шопперов ещё менее привлекательной, хоть кого-то это выдавит в сеты.

— Но мне кажется, для большинства она вполне привлекательна.

— Шутитить изволите? Бессодержательное образование, тупые развлечения, всё более механическая работа.

— Так зачем поддерживать всё в таком виде? Хвала прогрессу, большинство стран уже не бедствует.

— В большинстве стран на долю большинства населения осталась однообразная несложная работа. В небольшом количестве, так, чтобы сильно не устать. От оператора слесарного цеха требуется куда меньше усилий и сообразительности, чем от слесаря прошлого. Вы полагаете, кто-то кроме шоппера способен изо дня в день вести такую жизнь, не радуя общество новыми потрясеними? Соглашайтесь. Прошу вас.

Голос куратора был обычным, самоуверенным, но в глазах у него застыло тоскливое, почти просительное выражение. В последние пять минут встречи они почти не говорили, только допивали пиво, пристально глядя друг на друга.

Алекс вышел из бара в ещё более мрачном настроении. В школе им постоянно внушали, что они – хранители достижений человечества, зародыш будущего общества. Классика, возвышенные стихи. «В надежде славы и добра...» Александру Сергеевичу хоть не так стыдно было. Заверишь адресата, что он не только внук своей блудливой бабки, но и бесспорный потомок Петра - может и великодушие в нём проснётся.

Зародыш будущего! Просто часть механизма, который двигает стрелки по кругу. И если ради будущего, которого станет лучше и радостнее, терпеть нудную работу, вечно укоризненный взгляд наставника, демонстративную скромность во всём казалось когда-то хотя и невеселым, но каким-то правильным, то теперь это выглядело просто утончённой издёвкой.

Или он и впрямь хочет слишком многого? Социальные потрясения закончились, сейчас никто никого не принуждает, каждому – своё. И в самом деле, люди не гибнут в войнах, не голодают, не боятся завтрашнего дня. Когда-то об этом не решались и мечтать.

На каникулы его иногда отпускали к бабушке. Алекс так и не решил для себя, была ли она типичным шоппером. Современный головизор, как жертва на алтарь богу достатка, стоял в одном из углов комнаты, но включался редко. Чаще бабушка занималась другой предосудительной деятельностью - играла по сети в простейшие карточные игры с такими же старухами. Сложные игры она тоже знала и могла быстро и понятно объяснить любые правила. Однажды бабушке удалось найти в сети настоящий китайский маджонг, и они играли сутки почти без сна. Он долго вспоминал невозможно изящные фишки. Но игра в подкидного давала ей возможность обмениваться репликами с партнёрами, такими же обитательницами уже не трущоб, но ещё не пристойного жилья по всему миру. Кажется, они хорошо понимали друг друга.

Ещё бабушка обожала покупать полуфабрикаты, имитирующие кухню разных стран. Бамбук, карри, бамия, японская редька, которая уж точно была горче хрена. Ему полагалось убедить её, что работа на экспорт губит сельское хозяйство менее развитых стран, а местные продукты полезней для здоровья и всё такое. Но Алекс молчал, только сам отказывался от еды, ссылаясь на свою аллергию. Отец рассказывал ему, как бабушка покупала продукты раньше. Три банана, один себе, два сыну. Два яблока, оба сыну. И постоянные упрёки в безответственности и в том, что её пособие лежит тяжёлым грузом на предпринимателях и налогоплательщиках.. У власти тогда были неоконы.

Счастлива ли она была? Когда приезжал внук – наверное. Счастлив ли Стив? Алекса в своё время обескураживало платоновское государство. Обычно утопии обещали счастье всем или хотя бы лучшим из людей. Кто был счастлив в платоновой утопии? Не правители, не воины. Само государство? Хорошо налаженная машина, порядок, стабильность. С нею, может быть, и до звёзд доберёмся. Вот только останется ли хоть один человек, способный этому порадоваться? Шопперов приучили к тому, что это не их ума дело. А у сетов на желанной вершине сил радоваться обычно уже нет. Две части механизма, демонстративно не обращающие внимания друг на друга. Как если бы связанные друг с другом элементарные частицы делали вид, то незнакомы. Или навсегда отказались бы от родства части Мультиверсума.

Сеты со своим гонором считали, что могут сами отобрать для поселений подходящих. А ведь если бы они не занимались столь строгим отбором, если бы в поселенцы попадали не только те, кто готов вытянуться в струнку при первых словах об общественном благе, им пришлось бы строить жизнь на более рациональных началах, без абсурдного фанатизма.

Алекс начал понимать, почему придавили исследования мультиверсалистов. Теорема антидиссипации касалась любых событий, включая макроскопические. Любой мир содержал в себе потенциальные альтернативы, угрозу стабильности, возможность вариантов.

Остаток дня Алекс провёл за изучением университетского устава. От короткого и смехотворного правления ультрапрогрессистов остался один закон, который никто так и не отменил. Просто им мало кто пользовался. Трое лучших выпускников имели право бесплатно получить второе высшее образование. Прогрессисты считали, что это стимулирует развитие нетривиальных научных направлений. Так ли это, Алекс не знал, но собирался подать заявку на изучение социологии.