septimus
№5 "Я есть"

Я есть

Со временем всё становится только хуже. Я знал Макса давно. Мы ходили в одну школу. Ещё до

Переселения. А потом остались в гетто, как и сотни тысяч таких же как мы. Те, кто не

смог уехать, влачили жалкое существование. О нас забыли.

Я знал из тех источников, которые всё ещё были доступны в гетто – телевизор,

интернет – что у правительства хватает своих забот. Похоже, миллионам и миллионам

бедняков по всей планете приходилось не лучше, чем нам.

Да, мы отчаялись. Да, выхода не было. Ведь мы заперты в бетонной клетке. Потом гетто

накроют куполом и пустят отравляющие газы. Или взорвут вакуумную бомбу. Идея не

нова.

Возможно, в ход пойдут и другие средства против тараканов. Нас считают тараканами,

нас считают ни на что не годным человеческим мусором – что ж, пусть. Мы, негодный

человеческий мусор, не собираемся сдаваться без борьбы.

Чем старше становился Макс, тем жестче были его методы. Я помню, в школе он не был

хулиганом. Но потом что-то произошло. Видно, что-то изменилось внутри него. Он бил и

его били. Он превратился в вора и стал изгоем.

А потом был исход из гетто.

Не знаю, почему Макс продолжал общаться со мной. Наверно, мы были в чём-то схожи, и

он чувствовал это. С крыши недостроенного здания, куда он привёл меня, открывался

отличный вид на тот горящий муравейник, в который превратилось гетто утром двадцать

пятого марта.

В прохладном воздухе стелились полосы дыма. Кажется, я слышал выстрелы. Люди,

нагруженные сумками, какими-то неуклюжими тюками, выливались из переулков на

главную улицу и присоединялись к колонне, которая двигалась, подобно гигантской

чёрной сороконожке к полицейским кордонам. Сквозь дым и туман мы видели лишь

оранжевые, красные и синие проблески в голове колонны, там, где она упиралась в

поставленные поперёк улицы автомобили.

— Смотри, - Макс показал рукой. – Вот там уже вчера сделали бетонные стены. И там. Я

видел такое только в кино.

— Зачем они это делают? – Я задал бессмысленный вопрос. Даже тогда, одиннадцать лет

назад, нам всё было ясно. Мы уже успели почувствовать себя отщепенцами; видели –

стоило забрести в один из «приличных» районов – как смотрят на нас люди. Мы

одевались не хуже их, просто были чужаками, пришельцами с другой планеты, если

хотите.

— Не знаю. Нам тоже нужно выбраться.

Стоит ли говорить, что львиная доля тех, кто шёл к полицейским кордонам в то утро,

остались внутри. Выпустили считанные единицы, и то, по какому критерию

осуществлялся отбор, навсегда осталось для нас загадкой. Многие пытались пробраться

незамеченными, искали лазейки. Кому-то это удалось, кому-то – нет, но со временем

таких лазеек становилось всё меньше. Городское правление заделывало дыры. Некуда

бежать.

Остались те, кто смирился, и те, кому было всё равно, и те, у кого не было денег на взятки.

Многие, многие остались…

Можно привыкнуть ко всему; люди хорошо умеют приспосабливаться. Макс тоже

сумел приспособиться. Поедай слабейших, убегай и прячься от сильнейших. Выжди, а

потом нанеси удар в спину. Убей.

Он приобрёл известность. Он стал жестоким хладнокровным убийцей. В течение двух лет

в гетто не осталось никого, кто мог бы с ним конкурировать. Я тоже участвовал в паре

дел. Но после одного довольно дерзкого и кровавого налёта, когда нас сильно обстреляли,

пришлось разойтись и залечь на дно поодиночке. Я знал: через некоторое время Макс

возобновил свои рискованные операции за пределами гетто, но уже в сопровождении

своры верных псов. Я и не заметил, как он успел вырастить себе достойную смену в лице

местных подростков, готовых резать и убивать за деньги. Ещё более безжалостные, ещё

более неконтролируемые, чем сам хозяин.

Что было делать мне? Я ещё помнил те времена, когда жизнь в здешних местах была

вполне сносной и мало отличалась от жизни в остальных частях города. Правительство

поступило мудро, не став отключать гетто от Сети и оставив кабельные каналы. Поэтому

я мог спокойно гнить в своей разваливающейся квартире, не беспокоясь о том, что

происходит за дверью. Никто не трогал меня. Я забыл о существовании внешнего мира, а

он забыл о моём существовании.

И, тем не менее, одиночество сказалось на мне. Всё чаще я стал задумываться о жизни вне

гетто. Нет, я не питал иллюзий. Просто жил в двух мирах: одном – реальном, где ядовитая

пыль промышленных районов оседала на моих окнах, и другом – вымышленном, где я не

был тем, кто я есть на самом деле. Где у меня была замечательная жена и куча детей. Где я

жил в большом доме на берегу океана. Где я занимался любовью с женой, и это было

прекрасно – как в каком-нибудь фильме.

И вместе с тем, я знал, что Макс когда-нибудь позовёт меня на очередное кровавое дело, и

я не смогу отказаться, потому что в этом мире нет ничего, что могло бы удержать меня от

дальнейшего падения.

Он пришёл холодным осенним вечером. Конечно, у него был план очередной операции.

На этот раз заказ от каких-то толстых котов вне гетто. Подстеречь небольшой конвой.

Уничтожить охрану. Забрать груз. Макс не любил посвящать своих сообщников в детали,

поэтому я лишь догадывался о том, что же такое нам предстояло украсть. Ясно, что речь

шла о чём-то крайне ценном. Ясно, что я не мог не согласиться. И – да, он хотел

управиться малыми силами, обойтись без своих верных псов. Идти предстояло вдвоём.

Всё прошло на редкость гладко. Мы уходили от горящих машин, под нарастающий вой

полицейских сирен. Я был спокоен, страха, как это ни удивительно, не было вовсе – я

чувствовал себя сторонним бесплотным наблюдателем. Но вот мой напарник вёл

себя необычно. Я словно бы чувствовал, как он благодарит про себя всех богов за то, что

ему удалось избежать смерти во время перестрелки. Да, хладнокровный убийца боялся.

Чертовски боялся.

Давным-давно, он рассказал мне о том, что хочет стать волком среди овец. И ему это

удалось. Теперь я знал, что это была мечта, достойная овцы.

Вертолёты – чёрные хищники – преследовали нас везде. Я слышал стрёкот винтов над

головой; изредка луч прожектора рассекал пелену дождевой завесы, шарил по страшным,

скалящимся во тьму бокам недостроенных небоскрёбов. В этой части гетто было

пустынно. Её называли «Болото». Пока нам везло. Погоня сильно отставала, а когда мы

вышли из трубы на юге, и оказались в «Болоте», нам удалось запутать преследователей.

Макс знал здесь каждый закоулок; он шёл впереди, с чемоданчиком в руке. Я нёс оружие.

Тогда казалось, что победа в этой игре осталась за нами. Я спустился в канализацию вслед

за Максом. Здесь нас не могли достать патрульные вертолёты, но следовало быть начеку:

эти ходы были слишком старыми, и казалось, что своды вот-вот рухнут на нас. Под

ногами чавкала жижа.

Поначалу мы шли в полной темноте, но затем Макс зажёг миниатюрный фонарь.

Мы оказались перед деревянной дверью. Макс открыл её и шагнул вперёд. Я – за ним.

Поднявшись по железной лестнице, мы оказались в просторной, хорошо освещённой

комнате. На стене, покрытый толстым слоем пыли, висел парадный портрет Германа Геринга. Из

мебели в этой залитой желтоватым светом комнате был только матрас, на котором кто-то

спал, укрывшись красным одеялом. Рядом стояла пара грязных ботинок. Из-под одеяла

показалась пара не менее грязных пяток, затем, откинув одеяло, нам навстречу поднялся и

их обладатель. Я не успел разглядеть его хорошенько.

— Ключ, - потребовал Макс.

Он взял протянутый ключ и открыл запертую изнутри дверь.

— Быстрее! Нужно спешить!.. – крикнул мне из коридора Макс. Я вышел, оглянулся:

бродяга вновь залез под одеяло. Под ногой что-то хрустнуло. Я посмотрел вниз. Это был

использованный шприц.

Не стоит описывать наши долгие блуждания по узким полуразрушенным коридорам и

тёмным грязным улочкам «Болота». Мы без препятствий прошли бы до места назначения,

но нам помешали.

— Стоять! – раздался голос из тьмы, когда мы вышли на широкий двор заброшенного

завода. Макс чертыхнулся. Нас уже ждали. Вы помните, я говорил, что у Макса не было

конкурентов внутри гетто? Так вот, это было не так. За то время, пока я находился в

добровольном заключении в своей квартире, подросли новые банды. Они вышли из

первобытного хаоса, боязливо переступили границу тьмы и света; сутулые, грязные

оборванцы, больше напоминавшие обезьян, нежели людей, они щурились на яркое солнце

старого жестокого мира. И Макс не мог бороться с ними. На место убитых приходили

новые и новые. Чтобы избавиться от надоедливых новичков, Максу нужно было бы накрыть всё

гетто куполом, а затем… Я думаю, вы поняли.

Макс не собирался сдаваться. Но что могут сделать двое, когда из темноты на них смотрят

по меньшей мере семь смертоносных стволов?

— Что вам нужно? – крикнул Макс. Мне показалось на секунду, что его голос дрогнул.

— Нам нужен товар, - сказал дребезжащий голос.

Вдруг стало очень тихо. Я услышал, как дождь барабанит по ржавому железу на крыше.

Холодные капли пробирались за воротник.

Макс поставил чемоданчик на землю.

— Вот. И позвольте нам уйти.

В темноте кто-то закашлялся. Макс повернулся ко мне. Я видел его лицо: бледное,

страшное. «Ничего, - сказал Макс тихо, - ничего». И тут раздались выстрелы. Всё

произошло очень быстро. Раздался сдавленный вопль. Стук падающих тел. Перестрелка

закончилась так же быстро, как и началась.

Это были люди Макса. Они шли нам навстречу и подоспели вовремя. Мы насчитали

восемь убитых – все из банды Кальмара, как сказал Макс. Донни, предводитель цепных

псов, был неразговорчивым чернявым парнем. Кажется, Макс подобрал его, когда тот

бродяжничал где-то на границе промышленной зоны. Донни не были знакомы понятия

честь, жалость… страх. Он был слепым орудием, бешеным псом в стальном ошейнике.

Донни сказал, что выведет нас к месту встречи. Заказчики должны прибыть через

двадцать минут, и если мы не хотим опоздать, следует поторопиться. Все два часа, что мы

бродили по «Болоту», шёл дождь.

Мы покинули злополучный двор, обыскав перед уходом трупы.

Когда наша группа пробиралась по тёмным улицам всё ближе и ближе к границе гетто,

Макс вдруг сказал мне:

— Вернись. Ты помнишь того нарка, у которого я взял ключ? Вернись и убей его.

Мы отошли в сторону. Люди Макса перебегали от укрытия к укрытия, точно опасаясь

обстрела. Я ждал от напарника чего-то подобного. Это был обычный трюк. Мой старый

товарищ хотел избавиться от меня. Да, определённо, это был заранее продуманный шаг.

Почему он не хлопнет меня на месте? Неужели в нём проснулась жалость? Или, быть

может, жадность подавила здравый смысл? Но я не хотел отступать.

— Почему ты не пошлёшь кого-нибудь из молодых? – вскинулся я.

— Не спрашивай. Нет времени на споры. Я не люблю оставлять свидетелей.

— Какого чёрта ты не прикончил его раньше? - закричал я.

Макс молчал. Проклятый сумасшедший ублюдок.

— Ладно, - сказал я. – Я вернусь. Но дай мне слово, что мы встретимся завтра, всё там же. В

условленном месте, и ты отдашь причитающуюся мне долю.

— Окей.

Я пошёл назад. Чёртов придурок, верно, решил, что я действительно вернусь в ту

развалюху, чтобы пристрелить никому не нужного наркомана. Я отошёл всего на квартал,

потом сделал небольшой крюк и вышел на соседнюю улицу. Ускорив шаг, я стал

пробираться к тому месту, где была назначена встреча с заказчиками.

Я вышиб дверь в пятиэтажном здании и пробрался по кучам мусора к окну, выходящему

прямо на площадку возле заброшенного магазина. Здесь пахло плесенью. В соседнем

доме, как я успел заметить, светились пять или шесть окон. Сквозь оскал разбитых

грязных стёкол я видел Макса. Он стоял перед Донни. Остальные псы окружили их. Я

прислушался.

— Вы даже не знаете что с этим делать! Малолетние психи! – Макс выругался. – Какого

чёрта вам нужно?! Ещё денег?

Я заметил, что чемоданчик стоит между Донни и Максом. Да, это был один из тех

непредвиденных случаев, что ставят всё с ног на голову.

— Я, - продолжал хрипеть в приступе гнева Макс, - дал вам всё! Без меня вы ничто – просто

кучка отбросов, дерьмо!

Донни выкинул руку вперёд. Блеснул револьвер. Я рефлекторно пригнулся, услышав

выстрел – резкий, как щёлчок бичом. Когда я выглянул снова, тело Макса уже осело к

ногам нового предводителя банды. Левой, неестественно выгнутой рукой мертвец

обнимал бесценный чемоданчик.

Донни брезгливо стряхнул руку трупа с чемоданчика носком ботинка, положил револьвер

в карман.

Он взял чемоданчик и поднял его над головой, показывая своим товарищам. Они радостно

заулюлюкали. Я видел зловещую ухмылку на лице Донни. Окна в домах погасли.

Где-то наверху застрекотали винты. Маленький частный вертолёт быстро снижался,

ощупывая узким лучом прожектора площадку внизу. Когда вертолёт сел, из него вышли

люди и направились к банде Донни. Винты продолжали вращаться. Двое пришельцев

остановились в нескольких шагах от Донни. Тот показал им чемодан.

— Вы ищете это? – спросил молодой бандит.

Один из людей в сером плаще кивнул.

— Что стало с Максом? – спросил он. Донни отошел в сторону и указал на труп.

— Похоже, Макс обхитрил нас, - сказал человек в сером плаще. Его товарищ кивнул.

— Мы желаем получить деньги согласно уговору, - сказал Донни, оглядываясь на своих

парней.

— Конечно. Деньги по уговору, - пробормотал серый.

—

Когда выстрелы стихли, я выбрался из своего убежища. Прожектор на носу вертолёта

неподвижно глядел в одну точку. В круге света лежали шестеро убитых. Двое в

серых плащах - неподалёку. Сквозь разбитый фонарь кабины я видел

окровавленного пилота, ничком упавшего на ручки управления. Рядом с вертолётом,

опершись спиной на стойку шасси, сидел человек в полувоенной форме. Казалось, он

просто присел отдохнуть. Человек был мёртв. А дождь всё сыпался на серый пустой

город.

Я взял чемоданчик, и, прежде чем уйти, обыскал убитых. У человека возле вертолёта я нашёл

универсальный полицейский пропуск и кучу наличных.

Я уходил быстро. Да, мне повезло. Теперь я могу покинуть гетто. Я расстаюсь с ним без

сожаления. Если меня не убьют, если мне удастся найти новых покупателей, я получу

деньги, много денег. И смогу затеряться в этом городе, зажить жизнью «нормального»

человека, стать одним из вас, впитать ваши привычки и ваши слова. Надеюсь, что-то

изменилось внутри меня. И может быть, я смогу, наконец, почувствовать вкус к

существованию. Теперь, я боюсь потерять то, что попало мне в руки. Я знаю: раз я боюсь,

значит, я существую. И я, живя среди вас, стану тем, кто я есть на самом деле.