Таис
№58 "Индивидуальный коэффициент"

Индивидуальный коэффициент

Видеофон мерцал и переливался в пятнадцатый раз за утро. Мне надо было доделать отчёт, и я игнорировал вызовы. Курсив сообщал, что вызов нерабочий. Наконец, я поставил точку в отчёте.

— Привет, Димыч! Давно не виделись. Заеду вечером? – на экране светилось глянцевое лицо Эда.

— Конечно, заезжай. Часов в девять, подходит?

— Буду, - Эд отключился.

Димычем я был только для Эда. С трёх лет, когда впервые пришли в школу и на входящем тестировании оба выдали максимальный результат. Затем нас зачислили в одну группу «интенсивного развития». Сам момент знакомства я не помню. Помню о начальной школе, что Эд всегда был рядом на занятиях, контрольных, тестах, на переменах, экскурсиях, прогулках. Часто мы готовились к урокам вместе. Эд был из пансионата, забирать некому. Родители Эда навсегда затерялись в лабиринтах профессиональной деятельности, сдав ребёнка сразу, как только он родился. Поэтому я старался почаще приглашать его к себе.

Моя мама предпочла старомодный тип семьи карьерному росту, и к Эду относилась тепло: «Очень хорошо, сын, что у тебя есть настоящий друг». Дома, сделав уроки, мы затевали какую-нибудь игру до позднего вечера – пока Эду не пора было возвращаться в пансионат.

Помню, однажды, мы с ним попали в передрягу. Мы терпеть не могли Алекса – зубрилу, и любителя мелких подстав. И, после того как Алекс настучал учителю про то, что Эд пол урока рисовал в тетради, решили объявить ему войну. Из чёрного, как смоль, картона вырезали «чёрную метку» размером с глазок, нарисовали на нём череп и кости и подложили Алексу в рюкзак. Алекс не понял смысла подарка, откуда ему было знать, что такое «чёрная метка», но надо было видеть его вытянувшуюся рожу! Череп и кости произвели нужное впечатление! Не медля ни секунды, он помчался к учителю. Учитель обвёл группу буравящим взглядом и, чеканя каждое слово, спросил: «Кто это сделал?». Мы с Эдом переглянулись и встали. Потом целый час была лекция о том, что школа – храм знаний, а мы – адепты школы, а наша группа – элита, и своими негативными поступками мы позорим всю группу. Мы молчали. Нам дали десять минут на объяснительную записку, оба написали, что к Алексу испытываем субъективную личную неприязнь. Моего отца вызвали в школу, предупредили, что если подобное повторится, будут вынуждены исключить из группы, понизили индивидуальный коэффициент в году.

Мама утешала нас обоих: «Что ж, Алекс, конечно, мелкий мерзавец, и кто-то должен был намекнуть ему на это. А вы мальчишки, забудьте. Таких, как Алекс, лучше просто не замечать. Идёмте, я лучше угощу вас какао!» На душе становилось легко, и школьные неприятности забывались. А ещё мама говорила: «Молодец, Дима, что не испугался! Никогда не предавай самого себя». Димой меня звала только мама. Она рассказывала, что на самом деле моё полное имя Дмитрий и связано с древнегреческой богиней плодородия – Деметрой. Помню, мы с Эдом в последствии надолго увлеклись мифологией, в наши игры прочно вошли Зевс, Гермес, Аполлон, Адонис… Иногда мы просили маму побыть какой-нибудь богиней… Это были очень хорошие времена. Из группы нас, конечно, не исключили – у нас были лучшие результаты по тестированиям. С Алексом мы больше не связывались, он для нас просто перестал существовать. В целом, вся та история с чёрной меткой здорово сплотила меня и Эда.

После школы нам открылись отличные перспективы: у Эда индивидуальный коэффициент составлял девяносто пять процентов, у меня – девяносто три. Я стал дипломатом, Эд программистом. Через пятнадцать лет Эд возглавил один из самых секретных отделов в стране «сэйф-интродьюсинг». В его отделе занимались разработкой и управлением программ по работе с личной информацией граждан. Человек рождается, и на него заводится индивидуальная база данных, где есть всё: генетический материал, данные всех тестирований и психологических тренингов, индивидуальные коэффициенты… Созданные Эдом и его сотрудниками программы оптимизировали автоматическую работу операционной системы, по сути, обеспечивали качественное функционирование государства. На его униформе светились три отливающих сталью лычки, означающих принадлежность к касте избранных. Несмотря на то, что на моей униформе было всего два серых значка – я не завидовал ему. Эд был крут, и был мне как брат.

На экране компа я открыл страницу управления домом и задал работу домашнему роботу. Хотелось уюта, и хорошего ужина, виски, бифштекс из настоящего мяса с настоящей, немодифицированной зеленью. Мой социальный статус позволял иногда устраивать такие изыски.

Появился Эд ровно в девять. Если в детстве он иногда был не собранным, то к окончанию школы это качество искоренилось. Эд стал пунктуальным, словно король. Появился в дверях дома стремительный, элегантный. Успел сменить рабочую униформу на вечерний комбинезон!

— Здравствуй, дружище!

— Приветствую, проходи!

Мы крепко обнялись и прошли в гостиную. Я разлил виски с тоником, и мы уселись в кресла, которые тут же приняли релаксирующие формы.

— Да отключи ты их! – раздражённо попросил, Эд.

Расслабляться он был не настроен. Признаться, я тоже сейчас не планировал транс, но забыл внести соответствующую коррекцию программы боту.

— Ну, рассказывай, что нового?

— Пашем аки пчёлки на пользу стране, - я усмехнулся, - хотел провести отпуск с Идой, но у неё неожиданно выбыла сотрудница. Отпуск перенесли. Одному отдыхать не хочется – мечтал о романтической недельке вдвоём. Ничего, отдохнём через месяц. Как Вит?

Вит был разочарованием Эдда. Ему было десять, и его индивидуальный коэффициент составлял пятьдесят. Трудно сказать, почему он не унаследовал блистательную генетику Эда, но теперь уже было очевидным, что звёзд с неба хватать Виту не придётся. Короткое увлечение Эдда на заре карьерного роста секретаршей с пышными формами привело к рождению Вита. Было понятно с самого начала, что семейной жизни с секретаршей не получится, но Эд хотел попробовать. «Димыч, у тебя есть отец и мать, и всегда были. Благодаря тебе, мама отчасти была у меня. И я знаю, что такое пансионат. Пансионат – это очень здорово. Развитие, условия, коллектив, всё-такое… Но наши вечера у вас дома, разговоры с Эль, твоей матерью, я не променял бы ни за что на свете!» С секретаршей Эд протянул пол года. Потом Вита всё-таки отдали в пансионат, но на все выходные Эд забирал его домой. Он рассказывал ему сказки, строил бумажные замки, рассказывал исторические легенды. Вит обладал весёлым, общительным нравом, только вот индивидуальный коэффициент к десяти годам пятьдесят процентов. Это водитель, солдат или офисный помощник через пять лет. Как ни крути.

Мой вопрос заставил Эда задуматься. Он вздохнул:

— Вит – нормально. Я вот хотел с тобой поговорить…

— Давай, выкладывай, что накопилось.

— Ты знаешь, я последние два года управляю отделом. Раньше, когда я занимался узкоспециализированными проблемами, мне казалось, всё нормально. Мы живём в технологически развитом обществе, где поощряется интеллект и каждый имеет в жизни ровно столько, сколько позволяет индивидуальный коэффициент. Товарно-денежные отношения давно изжиты благодаря отлаженной системе глобального контроля. Всё отлично, как бы?

— Ну да. А почему как бы?

— Подумай сам, куда мы идём.

— К вечной жизни, скорее всего. Уже сейчас пересадка органов из стволовых клеток позволяет жить по двести – двести пятьдесят лет. В дальнейшем, думаю, эти цифры - не предел.

— Сильно сомневаюсь, что к вечной жизни. Мир катится вперёд, нет ничего вечного.

— И ничего невозможного?

— Тут соглашусь, да. Невозможного нет. Уже сейчас львиную долю работ выполняют биороботы. То, что ты до сих пор держишь в доме бота – анархизм. Был бы у тебя биоробот, тебе не пришлось бы перенастраивать свои кресла, в вазе к вечеру стояли бы цветы, и была бы ещё куча приятных глазу мелочей.

— О чём ты? Это реклама новой модели помощницы по хозяйству? Брось, Эд. Ты знаешь, я не гонюсь за новинками.

— Знаю. Я тоже не гонюсь. Настолько не гонюсь, что все эти техно-новшества давно сидят в печёнках. Чем ты думаешь, занимается мой отдел?

— Чем?

— Разрабатывает чип, повышающий индивидуальный коэффицент человека.

— Прекрасно. За пару лет разработаете, а у Вита появятся новые перспективы,- я вдруг понял, что зря сказал про Вита. Потому что Эд передёрнулся и замолчал, вздохнул:

— Зря я говорю с тобой об этом.

— Прости. Но ведь правда, повышающий коэффициент чип – это круто.

— Просто ты мне самый близкий друг, а я устал носить всё это в себе. Ты просто ничего не видишь, кроме себя. Живёшь в узком мирке, и всё. Как все.

— Наверное.

— Ты разве сам не видишь, что наше общество зашло в тупик?

— Да какой же тупик?

— А такой. Эта гонка за интеллектом начисто вывела гениев. Когда миру являлся последний великий поэт, писатель, художник, режиссёр? Сто пятьдесят, двести лет назад? Это мы с тобой помним имена Оскара Уайльда и Льва Толстого. А спроси кого другого, кто это такие? Вряд ли среди сотни опрошенных, кто-нибудь ответит. Да зачем нужен моему сыну этот чип, если он мог бы быть хорошим художником? Ты знаешь, Вит отлично рисует!

— Знаю, ты говорил, - действительно, как-то Эд говорил мне об этом, и даже показывал рисунок – сирень, выполненную мелками на пластике.

— Только кому это надо? Он рисует в своём альбоме, и только. У нас даже школа живописи закрылась пятнадцать лет назад – за ненадобностью.

От его слов мне стало по-настоящему грустно. Я вспомнил наши вечера за историческими файлами. Как же это было здорово тогда! Вряд ли, если у меня будет сын, он хоть что-то будет знать про историю. С того времени, как я закончил школу, обучение стало ещё более узкоспециализированным. И ведь действительно, как мы живём? Нас не колышет ничто, кроме работы. Мы встречаемся с любимыми женщинами в промежутки между работой и сном, а детей рассовываем по пансионатам. Так удобно. А иначе выпадешь из обоймы.

Эд всегда хорошо чувствовал моё настроение и сейчас тоже почувствовал подобравшуюся ко мне тоску. Разлил виски по стаканам.

— Ладно, Димыч, выпьем. Ты счастливчик, что у тебя была такая мать. Она подарила тебе заряд прочности.

— За маму! – я чокнулся с Эдом.

— За, Эль! Здоровья ей!

Мы помолчали. Поселившаяся в комнате тоска никак не рассеивалась. Солнце садилось, даря стенам кровавые блики. Я включил вечерний свет.

— Эд, расскажи лучше, чем тебе не нравятся чипы.

— Да тем. Сейчас биороботы делают основную работу. Априори они не могут быть умнее создателей. А вот чип – совсем другое дело. Он будет встраиваться в мозг и создавать с нейронами новые устойчивые связи. Это уже не биороботы, а киборги. Отгадай с трёх раз в схватке между органикой и неорганикой, на кого поставит интеллект?

— А ты пробовал донести свои мысли до президента? – по своему положению Эд имел еженедельные личные контакты с президентом.

— Конечно. Только и президент, и приближенное к нему руководство помешаны на этом проекте, и уже подписали необходимый указ, постановивший создание чипа. Это просто фанатики. Знаешь, если бы ни Эль, я сейчас был бы таким же.

— Значит, всё решено?

— Да. И мне это чертовски не нравится!

— Понимаю твою обеспокоенность.

— Как видишь, всё наше общество – тупиковая ветвь. Мы давно изжили биомассу в живой природе, сохранив большей частью музейные экспонаты, а теперь принялись за самих себя.

— Но Эд! Мы то что можем сделать?

Эд снова взял паузу. Даже закрыл глаза. Я подошёл к окну. Снаружи город сверкал иллюминацией. Люди с работы возвращались в дома. Скоро боты и рабочие выйдут на уборку. Индустриальный монстр. Эд прав. Тысячу раз прав. Каких-нибудь пятьдесят-сто лет, и человечество, в обычном понимании, канет в лету. Я повернулся к Эду, повторил вопрос:

— Разве здесь можно что-нибудь сделать?

Эд открыл глаза, вздохнул, как будто решился. Встал, подошёл ко мне.

— Любуешься цивилизацией? – Эд усмехнулся, - Представь себе, кое-что ещё сделать можно. Точка невозврата, думаю, не пройдена. Если поломать глобальную базу данных, начнётся хаос. Если в этот момент сместить правительство, дальнейшее будет зависеть от нас, - Эд испытующе посмотрел на меня.

— Это реально? – я почувствовал, как холодок побежал по пяткам. В нашем правовом обществе это казалось совершенным абсурдом.

— Конечно реально. Вся история человечества держится на таких вот виражах. А я возглавляю самый важный отдел. Люди подчиняются мне беспрекословно. Разработать программу, которая сломает систему – не проблема. Плюс ещё несколько программ-вирусов, обеспечивающих серьёзную неразбериху. Убрать несколько ключевых фигур в правительстве и президента, изобразив полную готовность в борьбе за восстановление порядка. Индивидуальный коэффициент в такой ситуации возрастёт до ста, дальше уже всё просто. Что думаешь?

Я задумался. Всё, что говорил Эд, было осуществимо. Иначе Эд, не был бы Эдом. Он не просто так дорос до своей должности. Это могло бы показаться фантастикой, если не знать Эда. Но Эд вполне мог воплотить свою идею.

— Да, согласен, это вполне реально. Ты, видимо, давно всё продумал.

— Да, я давно думал об этом. И, честно говоря, надеялся на твоё понимание.

— Ты знаешь, на меня всегда можешь рассчитывать.

— Спасибо. Подумай обо всём этом, ладно?

— Да, придётся подумать, - я улыбнулся.

Мы выпили ещё по виски, и Эд собрался уходить.

— Пока, Димыч, нас ждут великие дела!

— Это точно!

Когда он ушёл, я выключил свет, закрыл жалюзи и лёг на тахту. Тьма обволакивала и укачивала. Головная боль пульсировала и набирала силу. Эд! Сумасшедший романтик. Интеллектуальный сумасброд. И ведь такие действительно делают историю! Кто же ещё?

Мы все марионетки в машине смерти. Наш интеллект работает против нас. Эд прав во всём, тысячу раз прав!

Я вспомнил, как однажды он подарил мне шахматы на день рождения! Фигурки сам вырезал три месяца из настоящего дерева! Где он только его раздобыл? Загадка. Для Эда нет ничего невозможного. Его сознание не ограничено узкими рамками права.

Утром я пришёл на работу. Новый день – новый маленький цикл. Дневной свет рассеял иллюзии. Вчерашний разговор – безумие, чистое безумие. Бедный Эд. Видимо, Вит оказался для него слишком тяжёлой ношей. Слишком большой платой за короткую интрижку с секретаршей. Поломать систему! Идиотизм. На душе было противно. Всё ломалось. Наша дружба поломалась. Зачем? Зачем?

Я сел за рабочий стол, открыл файл и быстро, не отвлекаясь ни на что, написал отчёт. Зашифровал срочным кодом первой важности и отправил президенту. Больше я ничего не мог сделать.

Вечером, перед уходом, открыл на экране новости. На траурной ленте короткой строкой сообщалось: «Эд Рик, начальник департамента IX, сегодня, девятого июля, в пятнадцать сорок в своём кабинете покончил с собой. Причины суицида неизвестны».

18-19 апреля 2009г