R2D2
№72 "Раб книги"

"Король с сожалением посмотрел на своего рыцаря:

— Тебя может освободить лишь тот, кто по настоящему свободен. А я такой же раб как и ты, только вместо клинка у меня корона. Власть закрепощает не хуже чести, заставляет равняться на славных предков, топить в крови непокорных и награждать верных. Но свободен ли я в своих поступках и чувствах? Нет!

Рыцарь покорно склонился перед опечаленным монархом..."

— Хватит, доставай закладку и гаси лампу.

— Но я не дошел до конца главы, там сейчас самое интересное началось...

Лампа, тем не менее потухла, секундой позже захлопнулась книга - судя по звуку, in folio, не меньше.

— Молодец. Хорошо, что послушался сразу, иначе мне пришлось бы отлучить тебя от библиотеки.

Глаза находившихся в комнате постепенно привыкали к полумраку. Сквозь щели массивных ставней пробивалось внутрь хилое весеннее солнце, таинственной дырой в каменной кладке прикидывалось старинное зеркало. Сундуки, обшитые медными полосами, запертые на тяжелые угловатые замки, походили на поросшие мхом валуны. Некоторые из них так же зеленели на свету.

— Учитель, вы и вправду могли отлучить меня от чтения за такую малость?

Молодой голос заметно дрожал, являя собой резкий контраст с интонациями только что сопровождавшими чтение вслух.

— Малость? - словно вторя старческому голосу

скрипнула скамья. Так же резко и недовольно.

— С такой, как ты изволил выразиться, малости, все и начинается!

Гулко ударила в стык меж каменных плит стариковская палка; стальной наконечник казалось высек искру, а может это солнце сверкнуло на истершемся металле.

— С этого все и начинается, мой мальчик...

Голос учителя стих, ученику пришлось напрячься чтобы различить конец фразы. А затем следующая фраза сплелась со звуками извне; пришлось извлекать из ругани во дворе, кузнечного звона, гудения ветра и прочих шумов обращенную к нему речь:

— Сначала они говорят, дай закончить фразу. Затем глаз успевает убежать вперед, опередить тренированный, но неповоротливый язык и на месте фразы оказывается абзац. Ты выбиваешь из них эту дурь, отправляешь их на тяжелые работы, отлучаешь от библиотеки на неделю или даже на месяц... А они словно никуда не уходили и в следующий раз ведут разговор о странице. Или еще хуже - просто переворачивают ее перед тем как закрыть книгу, в надежде ухватить взглядом хотя бы несколько строк. Они уже умеют читать, но еще не умеют усмирять гордыню. И вот, в один из вечеров про страницу благополучно забывают - пределом желаемого становится глава, часть, вся книга целиком. Пытливый ум одолевает преграды - вот уже кто-то пробирается сюда ночью, читает без спросу, тихо шепчет в такт прочитанному или даже вообще - молчит. И тогда людям приходится бросать их в темницу, ослеплять их и вырывать им языки...

— Но учитель, я не хотел...

— Стать рабом книги очень просто, мой мальчик. Она притягивает мысли словами, ловит на мысли умы, а затем использует ум в качестве наживки при ловле души. В мире нет ничего сильнее книги.

Старик дошаркал до низкой двери в дальнем углу комнаты, рывком сдвинул брус засова. Ученик бросился ему помогать, но безнадежно опоздал, а вдобавок едва не ударился лбом о притолку - в отличие от учителя подростку приходилось склонять голову при каждом посещении библиотеки.

— Никто не хочет становиться рабом. Даже попадая в рабство люди мнят себя свободными, старательно не замечают своих пут...

На винтовой лестнице старика было лучше слышно, да и видно тоже - в десятке ступеней от входа имелось узкое, ничем не прикрытое окно, отчего-то игнорируемое сквозняком.

— Никто не хочет, - повторил учитель, то ли по старческой привычке, то ли пытаясь таким образом заострить внимание на отсутствии желания. - Но становятся же! Рабы мечей, повозок, мельниц. Рабы денег, кастрюль, ярких тряпок... Куда не плюнь, везде рабы. И лишь в нашей Цитадели их нет и никогда на будет. Потому что здесь живут свободные люди, а все остальные убираются ко всем чертям!

Палка соскользнула с одной из вытертых множеством поднимавшихся ног ступеней, но учителю удалось удержаться, схватившись заржавую петлю для факелов.

Во внутреннем дворе вяло переругивались трое заезжих фермеров. Причина их спора - перегородившая проезд повозка, завалилась на левый бок. Вывалившиеся кочаны чахлой капусты уже приглянулись местным свиньям, однако страх перед человеком мешал им приступить к пиршеству.

— Помоги масло тащить! - буркнул воевода, пробегая мимо ученика. - Мертвяки снова к стенам подошли...

Мертвяков было десятка два. Тощие и пожилые, в обрывках некогда дорогой одежды, они стояли в трех метрах от стены и глядели вверх. Один из них, самый высокий, держал в руках древко с тряпкой, бывшей когда-то знаменем. Несмотря на откровенно жалкий вид от стариков в кольчугах исходило чувство угрозы.

— Что-то они давно не приходили, - произнес один из воинов, принимая поднятое на стену масло. - Да и как-то меньше их стало, видно судьба им - умереть в постелях.

Ученик попытался вспомнить книгу, за которой приходили мертвяки, но память упорно подсовывала отрывок про короля и рыцаря. В воображении подростка рыцарь превратился в одного из стоявших внизу. Рабы клинков, все до одного опытные вояки, из года в год приходили за книгой, спрятанной в одном из библиотечных сундуков. Но если клинки, верные слуги книги были бессмертны, то про их рабов этого не сказал бы никто. В открытом бою, открой Цитадель по неосторожности свои ворота, мертвяки положили бы добрую половину защитников - их и мертвяками прозвали потому, что они совсем не ценили собственную жизнь и жертвовали собой как будто были уже мертвы. Но ворота оставались на запоре, а на штурм у осаждающих не хватаало сил. Да и безразлично горячему маслу на кого проливаться сверху - на безусых новобранцев или на ветеранов.

— Постоят с недельку и уйдут, - констатировал подошедший воевода, - Как в том году. А может и того меньше выдержат; по ночам нынче холодно, кости ломит на рассвете.

Ученик снова вспомнил недочитанную главу - каким влиянием должна обладать книга, вынуждающая из года в год вести безнадежную осаду? Кем был тот, кто ее написал?

— А кто вообще пишет книги? - спросил юноша несколькими часами позже, устраиваясь спать в ногах у учителя. Старик мерз по ночам, страшно кряхтел, ворочался, но другого спального места у его ученика не было. В Цитадели свободных людей от нехватки жилых помещений страдали многие, тем более библиотекари, тюремщики пленных книг.

— Люди пишут, - прокашлявшись ответил учитель. - Такие же дураки как ты. Помнишь, что написано на стенах обеденного зала?

— "Делать всем добро - величайшее из зол", - с готовностью процитировал ученик.. - Этому я еще в детстве учился: никогда не делай бескорыстного добра ближнему своему, а чужаку и вовсе добра не делай.

— Желание изменить мир... - старик, очевидно вспомнил что-то забавное потому что коротко хохотнул. - Когда оно разгорается в таких бескомпромиссных юнцах как ты, тогда и рождается магия. Вместо того, чтобы честно делать свое дело, у них появляется желание прославиться, а еще - осчастливить целый мир.

— Но если человек действительно знает как правильно? Как быть тогда?

Крамольный вопрос прозвучал в темноте и наполнил ее тревожным ожиланием. А ну как вспомнит учитель злосчастный эпизод с главой и действительно отлучит на месяц от чтения?

— Не бывает такого! - жестко отрезал старик. - Никому не ведом путь лучше нашего.

В темноте послышалось кряхтение, шорох одеял - учитель высек искру и зажег лампу.

— Вот появилась у тебя возможность что-то исправить, что бы ты изменил? Не бойся, я разрешаю пофантазировать пока нас никто не слышит.

Подросток робко пододвинулся к старику, укутался в пестреющее заплатами одеяло и задумался.

— Я бы сделал так, чтобы люди не могли бы убивать друг друга, - наконец произнес он.

— Книга Круза, - выдохнул учитель. - У нее когда-то было много рабов. Последователи Круза носили на шее причудливый значок, пока кому-то из посторонних не пришло в голову, что таких людей очень удобно убивать. Меньше чем за год у книги почти не осталось рабов. Горстка выживших спрятала свои значки и сбежала куда-то в пустяню.

— А если бы люди были неуязвимы для оружия?

— Книга Ганта. Ее рабов травили, ловили сетями и замуровывали в подвалах. Слишком уж они испугали мир своим властолюбием и жестокостью.

— А если изменить людей так, чтобы они стали бы добрее и справедливее?

Подросток постепенно вошел в раж: заблестели глаза, окреп голос, паузы между предлагаемыми вариантами стали меньше.

— Измененные, - вздохнул учитель. - Десятки книг пыталось менять людей, немало зла принесли эти книги миру. В человеке все гармонично и если что-то увеличится, то для чего-то останется меньше места. Никогда не знаешь, какое чувство пострадает. Когда Измененный один - люди считают его психом, семья Измененных - повод для пересудов и зависти, а целая община - вызов соседям. Добро,а тем более справедливость никому не нужны. А если это еще и чужое понимание справедливости - пиши пропало, вырежут под корень. И рабов треклятой книги и всех по соседству, во избежание. Потому что монополия на справедливость это тоже власть, а властью делиться не принято.

Ученик замолчал, новых идей не приходило - слишком сильные слова произнес старик. Мир не перевернулся, но обрел новые оттенки. Следовало многое переосмыслить, возможно что-то перечитать в свете нового знания. Как назло в голове еще крутилась недочитанная глава. Тот король, раб короны - неужели и он казнил Измененных? Наверное, казнил...

— Здесь, в Цитадели, собрались свободные люди, не являющиеся рабами книг или чего-то еще, - пробормотал старик. - Трудно сохранить свободу от вещей и людей одновременно, но нам это пока что удается. Нас спасает знание человеческой природы и неверие в написанное. Только так можно остаться свободными, запомни это мой мальчик.

Ученик слышал подобные наставления с детства, с тех пор как его, четырехлетнего, бродячие торговцы отдали общинникам Цитадели.

Написанное... старик говорил как по написанному - в этом было что-то неправильное...

— А сейчас заворачивайся потеплее и спи!

В одеяле обнаружился вялый, успевший насосаться крови клоп. Ученик раздавил его ногтем и повернулся на бок. Старик страшно храпел, поэтому стоило заснуть первым.

Во сне ученик шел темными вонючими коридорами Цитадели. Без света, касаясь правой рукой чуть влажной, заплесневевлой стены. Сквозняк стегал его по босым ногам, подозрительные шорохи и храп обитателей Цитадели сопровождали ученика на всем его пути к библиотечной башне, темнице плененных книг, которые больше никого не смогут сделать своими рабами. Лишь сейчас ученик сообразил куда его влекут ноги. Пара шагов на то, чтобы испугаться и успокоить себя уверениями в безопасности проделки. Только до конца главы дочитать и обратно. Старик привык частым к отлучкам в нужник; он и сам, выкарабкиваясь из-под одеял, постоянно задевал ноги ученика. Если не задерживаться надолго, все обойдется.

Мысль об отсутствии ключа пришла с изрядным запозданием, уже на последнем витке винтовой лестницы. Вопреки здравому смыслу ученик преодолел последние ступенки и замер, вглядываясь в полоску света из тонкой щели под дверью.

Сон мало помалу превращался в кошмар. Смазанные маслом менее суток назад петли не скрипнули, а тот, кто находился в библиотеке даже не повернул головы, хотя огонек лампы приветливо кивнул вошедщему ученику. Раб книги низко склонился над фолиантом, было видно как близоруко щурятся его глаза; как дрожат пальцы, переворачивающие страницы.

— Да... - шептал старик, - Да... Да!

От этого полного фанатизма голоса становилось не по себе. Про рабов книги учитель рассказывал едва ли не ежедневно, да и воевода тоже с завидной регулярностью поминал их недобрым словом. Была ли в том какая-то старинная магия или же так проявлялась темная и неизученная сторона человеческой души, но рабы книги считались самыми опасными рабами вещей. Рабы денег тратили жизнь накапливая состояния успешно проматываемые наследниками, рабы клинков вели людей в самоубийственные атаки, упивались видом крови и горящих крепостей. Любая вещь имела возможность закабалить человека, изменить его природу, даровать необычные способности, но взять в качестве платы бессмертную душу. Рабы книги становились проповедниками, носителями ее влияния; их безумие заражало целые поселения, распространяясь не только на грамотных - на всех имеющих уши и неосторожность прислушиваться к фанатикам.

Ученик осторожно сместился в сторону. Страшно хотелось узнать, какая же книга захватила власть над целой библиотекой, какими идеями вот уже несколько лет заражались обитатели Цитадели.

— Нет, ты только послушай! - не поворачивая головы воскликнул старик и немедленно приступил к зачитыванию какого-то фрагмента. Опасаясь подпасть под чары книги ученик поспешно заткнул уши.

Старик говорил больше минуты, активно жестикулировал, ловко переворачивал страницы. Казалось, цитирование возвращает ему давно утраченную молодость, настолько живо двигался учитель.

А в голове подростка тем временем крутилась пара предложений из недочитанной главы. Лишь эти слова, вместе с жгучим желанием узнать, что написано дальше защищали от проникающих внутрь завораживающе логичных, мудрых и правильных фраз.

Неверие в добро, в другие книги, во все на свете - вот что стояло за учителем. Раб, тайно повелевавший Цитаделью тех, кто считал себя свободными, проповедовал неверие с большой буквы.

— Не верю, не верю... - непроизвольно бормотал себе под нос ученик, то ли сражаясь тем самым с выслушиваемыми тезисами, то ли подпадая под власть книги. Так огонь пускают против огня, выходят с мечом против меча...

Сюжет недочитанной книги ускользал, интерес к ней тускнел и с каждой минутой защищал все хуже и хуже. Что толку в чтении чьих-то выдумок, которые неправда от первого до последнего слова? Если в книгу нельзя верить, зачем она тогда? Ради приятного времяпрепровождения - так это прямая дорога в рабы, в ряды тех, кто опустошен изнутри и служит проводником для чуждых нормальному человеку идей.

В последнюю атаку ученик бросился от отчаяния. Он не верил в успех затеи, но иначе поступить не мог - возможность капитуляции перед рабом книги ввергала его в состояние паники.

Старик не ожидал нападения. Слишком долго длилась его власть над Цитаделью, слишком уж крепка была вера в свою власть над учеником. Отчаянно сжатый кулак воткнулся в дряблую стариковскую плоть, внутри что-то хрустнуло. Второй кулак тем временем уже приближался к переносице. Затем в ход пошли ноги, ногти, зубы. Раб книги сопротивлялся как мог, но силы были неравны. Палка, которую можно было использовать в качестве оружия, упала на пол и укатилась в сторону стоящих у стены сундуков.

Ученик почувствовал как слабеют вцепившиеся в его горло холодные костлявые пальцы, дернулся в сторону и задел затылком одну из стен.

Раб книги моментально исчез в серой пелене пробуждения, как исчезают все ночные кошмары. Зато затылок заболел по настоящему. Выпростав руку из под одеяла ученик нащупал набухающую шишку и беззлобно выругался.

Никто не храпел в темноте комнаты, не ворчал сонным голосом по поводу резких движений.

Прислушавшись к шуму ветра за окном ученик повернулся на другой бок и подложил под голову кулак со сбитыми в кровь костяшками. Другая рука нежно поглаживала заткнутые за пояс ключи от библиотеки.

— Я напишу правильную книгу, - пообещал себе бывший ученик, погружаясь в сон - в которой все будет правдой, от первого до последнего слова. И заключенная в эту книгу истина сделает нас всех свободными...