Любитель августовских дождей
№78 "Снег из-за океана"

Снег из-за океана.

Мистер Смит открыл рот и по-детски надул щёки. Он набрал полные лёгкие прохладного, пахнущего хвоей воздуха и дохнул на громадный торт, пытаясь погасить одним выдохом все пятьдесят свечей - одну за другой, один за другим сдуть колкие огоньки прожитых лет. Воздух в лёгких заканчивался, уже не хватало сил, и стоявший на сцене человек, воровато покосив уголком губ, ещё один раз коротко вздохнул, и дунул на последнюю свечу. Огонёк качнулся в сторону, но упрямо остался гореть, даже вроде бы ярче, чем до этого. Мистер Смит нахмурился, но тут же взял себя в руки, ухмыльнулся в зал - на этот раз как-то конфузливо, демонстративно послюнявил пыльцы и, протянув руку вперёд, задушил упрямый огонёк. Сцена погрузилась в прозрачный сумрак…

И тотчас тишина разрушилась. Застучали аплодисменты, раздался дружный смех, грохнули радостные крики и овации. Одинокими светлячками вспыхнули в ночи бенгальские огни. Кто-то откашлялся и громко затянул «С днём рожденья тебя…». Громыхнули аккорды – это на помощь подоспело пианино - и песня, тут же подхваченная десятком голосов, в которые раз поплыла в высокое свинцовое небо.

Мистер Смит, оставшись в темноте один на один с собой, легко коснулся груди. Сердце чего-то весь день сегодня шалило… Ныло, ныло с самого утра… Наверное, к дождю. «Какой дождь – оборвал себя он. – Середина осени… Тошной, сухой, как закон 30-ых годов, прагматичной, осени. Без единой даже слезинки!». Сердце не унималось - доводы хозяина не успокаивали его…

«С днём рожденья, милый Анджей, с днём рожденья-а-а тебя-а-а-а!» - нестройно, но дружно отзвенело в ушах.

Песня затихла и вспыхнул свет. Мистер Смит поспешно сделал на своём лице улыбку и победно поднял руки над головой. Сбоку от него, в глубине кулис, что-то шевельнулось и высокий, одетый с иголочки негр вышел в перекрестье прожекторов. Он остановился рядом с именинником, сверкая ослепительной улыбкой.

— Мистер Смит, мы все поздравляем вас! – Крикнул негр. – Поздравляем с крупным юбилеем… Вы сделали это, надрали задницу смерти! И теперь у вас что?.. У вас кру-упный юбилей…

Негр округлил глаза, кивая в зал. В небо взвился огромный воздушный шар, ярко озарённый изнутри розовым светом. Две цифры «5» и «0» светились на резиновом боку. Мистер Смит медленно опустил руки, не спуская взгляда с воздушного шара.

— Вы много успели за свои 50, мистер, да, много… - Продолжал негр. – Америка не жила с такой стремительностью, с которой жили вы… Десять лет назад вы переплывали океан жалким изгнанником, евреем без родины, скрывшись в самом нижнем трюме грязного углевоза. Словно пар-ти-зан… Да?... – Негр, с трудом выговорив сложное русское слово, покосился на мистера Смита. – Да… Вы открыли ржавый люк и ослепли на миг от жаркого света. Это было новое начало вашей жизни. Помните это? Как вы пробирались через шумный порт - крадучись, точно лисица, утащившая из курятника саму жирную курицу…

Анджей Смит, он же Андрей Павлович Иванов, кивнул в ответ.

— И потом вы схватили топор, нагрузили плечи ящиками с гвоздями - острым как медицинская игла, и отправились строить своё будущее. Без устали молотить, пока не устанет рука, смотреть в будущие, пока не слипнуться веки, говорить и убеждать, пока не охрипнет горло! Прошло всего-то десять лет – смешной срок!.. И вот, словно по велению мага из страны Оз – р-раз, и вы здесь, сегодня, с нами! И у вас есть «Компания русских жвачек»! Не будем сейчас вспоминать беды и невзгоды… Теперь вы король, мистер Смит! Лидер года… Вы ведь создали всё, о чём мечтали – не так ли?

Человек, минуту назад затушивший свечи, медленно кивнул. Негр подошёл к нему, не глядя, взял за руку и поднял её вверх.

— Мои дорогие, друзья, вот это тот человек, который потерял всё, и создал всё заново, но лучше.

Негр отошёл на шаг и заглянул в глаза мистеру Смиту.

— Сегодня вам 50 лет… Это не конец – только начало… Уж кому-кому, как не вам знать, что такое начало… Впереди ещё немалый срок! Жизнь может тянуться так долго, как тянется жевательная резинка… Это уже концептуально – не так ли, а? – Негр подмигнул. - Возьмёте себе в качестве рекламы?

Внизу, среди тёмных столов, поощрительно засмеялись. Мистер Смит молча моргнул. У него всё громче билось сердце.

— Так! – Негр взволнованно шагнул к краю сцены. – Сейчас, мистер Смит, настал самый главный миг сегодняшнего праздника. Мы подарим вам то, чего вам всегда не хватало… Видите там, у опушки, стоят огромные штуковины… Пока накрытые синим покрывалом… Сейчас покрывала снимут и…

Негр метнулся к кулисам, быстро схватил что-то со стола, и вернулся назад, удерживая в руках расписанную в жёлтое с чёрным коробочку. Рабочие, появившиеся из-за деревьев, стащили небесно-синие полотнища и быстро исчезли, утаскивая с собой эти трепещущие клочки неба.

На опушке остались сверкать длинные алюминиевые цилиндры, окутанные тонкими проводами и разноцветными трубками.

— Мистер Смит. – Сказал негр. - Сейчас вы сами – так, как всегда всё делали – сами подарите себе… Что?.. Что вы не могли сотворить своими почти всесильными руками. А? Чего вам не хватало все эти годы?

Мистеру Смиту показалось, что его сердце сейчас выскользнет из груди и исчезнет в наступившей тишине.

— Зиму?.. – Недоверчиво шепнули его губы.

— Снега - белого, свежего!.. - Сказал он, и через секунду понял, что кричит.

Он дёрнул руками, чтобы зажать уши, но вовремя спохватился и остался стоять ровно – стыдливо опустив глаза, вымученно улыбаясь в пол.

Люди, сидевшие внизу, за столиками – улыбчивые, строгие, основательные, в выглаженных пиджаках и снежно-белых рубашках – вздрогнули, словно по ним врезал шрапнельный залп. Их деловые лица озадаченно изменились, не понимая – зачем именинник так кричит?

Миссис Смит, сидевшая за почётным столиком у самой сцены, раздражённо улыбнулась и повернула голову. Она ощутила этот сквознячок удивления в зале. «Господи – прошептала она. – Снова он делает из себя посмешище…».

— Извините, мои дорогие, я просто взволнован. – Мистер Смит поднял глаза.

Негр, до этого озадаченно глядевший в зал, горячо закивал. Напряг могучие мускулы и поставил жёлто-чёрную коробку на деревянный столик.

— Вот пульт от вашей мечты! – Провозгласил он, картинно протянув перед собой руки.

Публика загремела аплодисментами и овациями. Взгляды приковались к сцене.

Именинник судорожно глотнул и закрыл глаза. Его сразу окутала тьма - как пять минут назад, когда он потушил все свечи на именинном торте.

Он протянул руку и взялся за шершавую резину переключателя. В его ушах оглушительно гудело – словно морской прибой.

Андрей Павлович шумно выдохнул и потянул ручку вниз.

Раздался сухой щелчок… И тот час стоявший на опушке металлический зверинец ожил. Утробно загудели силовые кабеля, заглатывая за раз мегаватты тока. Жутко взвыли мощные генераторы. Воздух зябко задрожал, толкаясь в барабанные перепонки нервными молоточками. Свежо запахло арбузом и горами.

Сквозь сомкнутые веки Андрей Павлович чувствовал синие всполохи молний. Он слышал как благоговейно задышал зал.

— Вы видите – небо над нами горит, оно мерцает синим светом… - Негр говорил прямо на ухо. - Ток притягивает тучи. Он крадёт их с другого конца земного шара. Небо тёмнеет – ух, будет завируха! Оденьтесь теплее… Это снежные тучи с доставкой на дом… Тучи из странны диких медведей!

«Но как? Ведь не может быть! – Ошалело думал старик с закрытыми глазами. - Это розыгрыш, злая… Злая шутка!».

Что-то мягко коснулось его лица. Кольнуло секундным морозцем и покатилось вниз – по щеке и дальше, вниз, через скулу - и на подбородок. Остановилось, щекоча короткую щетинистую бородку.

Старик запоздало вздрогнул и раскрыл глаза. Он задрал голову, ловя холодные прикосновения. Сердце, как испуганная птица, металось в грудной клетке.

Внизу раздались дружные аплодисменты. Оркестр заиграл какую-то легкомысленную мелодию. Одна из приглашённых знаменитостей, ежесекундно поглядывая на небо, подошла ближе к сцене и тихо задала вопрос.

Негр кивнул, вдохнул побольше воздуха и крикнул:

— Если вам интересно, друзья, могу сказать, что это чудо нам подарила компания «Волшебные штучки и всё такое»… Пади зима на оба ваших дома, эти ребята работают круглосуточно, без перерыва на праздники. Устройство личного климата, любое время года в вашем городе…

Андрей Павлович сморщился, как от зубной боли.

* * *

…И опять к нему вернулось это щемящие чувство - выворачивающие на изнанку, сжимающие горло твёрдым спазмом…

Уйти, подальше уйти от веселой и праздной публики, в морозную ночь... Пока не подошёл кто-то благожелательный, пока не собрались со всех сторон вице-люди для принесения своих сердечных поздравлений.

Андрей Павлович шёл сквозь тихий снегопад, раздвигая ветки деревьев, слушая, как при каждом шаге ломко хрупает под ногами. Над головой бледно светились фонари. В их свете, точно летняя мошкара, хаотично метались снежинки…

Всё тише звучали голоса за спиной. Не стало слышно музыки, песни замирали в ночи, озарённой редкими фонарями… И чем меньше напоминало о себе настоящее, тем ярче и осязаемее становились картинки прошлого…

Десять лет назад… Господи…

Россия, колкий блеск золотистых куполов. Люди с покрасневшими от мороза лицами, триколоры, пёстрыми птицами рвущиеся в небо. Холодные глыбы танков на Красной Площади. Похожий на ювелирное украшение храм Василия Блаженного. Люди в бронежилетах. Матово блестящие стволы автоматов. Стрекозиный треск тяжёлых «Утюгов» в небе над Москвой… У края площади, за металлическими заборчиками – электрическая буря. Зарубежные журналисты стремительно чирикают на своих языках, они весёлые от разгорающейся на их глазах сенсации.

…Это была новая идея, мощная и непостижимая, хотя со старым, смутно знакомым прицелом. Накормить голодных, поднять на ноги калек, избавиться от бедности, поставить к стене ублюдков. А потом в новом, очищенном от скверны мире обняться в единой общечеловеческой семье и – в будущее. «Банально! – плевалась заграница. – Семьдесят лет морочили голову себе и всему миру, а получили - шиш… Откатывайте обратно!»… А Россия выходила на улицы, и кричала во всю глотку: «Завтра… будет… лучше!». «Мир, труд, май, блин… – язвительно доносилось из-за бугра - У нас тут дежа-вю наступает, товарищи!». Россия строила баррикады, щёлкала затворами пулемётов и чеканила: «Дайте… нам… веру…». По улицам ходили священники, срывающимися голосами умоляя разойтись людей по домам. Их слушали краем уха, и продолжали заряжать обоймы.

Запад шелестел миллионными тиражами бестселлеров «Коммунизм как хроническое заболевание русской интеллигенции».

А в России, на лобном месте грохнул первый выстрел… Толпа шатнулась и отхлынула, оставив на земле одно единственное тело. В переднем ряду оцепления молодой милиционер по имени Семён Осокаренко испуганно и недоверчиво поглядел на свои руки, сжимавшие тяжёлый пистолет. Это вам, конечно, не Гаврило Принцип, но всё же… Страна залилась кровью. Зашуршали патроны, взвилась бетонная крошка, гулко ухнули танковые залпы. В Балтийском море взрывались корабли, их уничтожали появлявшиеся из-за горизонта ракеты.

Страна улыбнулась жуткой улыбкой и растёрла кровь по перекошенному лику… Так упоённо умываться собственной кровью всегда умела только Россия…

Андрей Павлович замедлил шаг. Закрыл глаза. Его веки затрепетали, как бывает во время тяжёлого страшного сна…

Оглушительный свист, приближающийся, нарастающий. Это падает бомба. Так рядом!..

Начинают трястись поджилки, и хочется стать маленьким, лёгким, как пушинка, подняться над чадящим, словно гигантский завод, городом, повыше, чтобы не достали апельсиновые вспышки внизу, чтобы не привалило бетонным дождём сверху…

Напрасное желание. Уже так рядом, за тонкой, кажется, почти бумажной, стеной коротко и оглушительно просвистывает железная болванка, начинённая огнём, и потом – то ли грохот, то ли боль в ушах, сноп пыли и крошева через окно, кровь на губах и тьма, застилающая глаза…

Андрей Павлович присел даже, плотно обхватив руками голову. Потом выпрямился, раскрыл глаза, огляделся вокруг, поднял голову - глянул на низкое небо. Небесные хлопья, снег из России. Андрей Павлович прислушался к далёкому шуму корпоративки. Он с трудом возвращался в реальность, прошлое всё ещё напоминало о себе, рисуя перед внутренним взором старые картинки…

Европа перестала смеяться почти сразу. Дипломаты и послы спешно собирали чемоданы и бежали со всех ног, пригибаясь от частых взрывов за спиной. Как крысы с тонущего корабля, бросились прорываться через границу англичане, французы, немцы… Им было страшно, дико страшно, и этот страх оставался у них до конца жизни. Уже дома, на родине, они боялись выходить из домов и вздрагивали от простого звонка в дверь.

Европа содрогнулась. До неё наконец-то дошло, что мир стал слишком тесен для гражданской войны в России. Особенная жуть пробрала европейцев, когда до них докатились слухи о ядерном чемоданчике, попавшем в руки бунтовщиков. Как плесень на старом хлебе, на сухих землях Старого света расцвели фирмы, продающие частные бункеры и счётчики Гейгера. В гулких переходах метро зазвучали инструкции по поведению в случаи ядерной угрозы. По чистым улицам стали ходить люди с сумасшедшими глазами. Они поднимали глаза в небо и, крючковато поднимая руки, на десятках языков вещали о грядущем конце света…

Но ничего страшного не случилось. Единственное – одной ночью случайно перелетевшая через границу ракета сровняла с землю польский Центр по ассенизации мусора. Были легко ранены два охранника, ещё один потерял ногу. Из этого, конечно, раздули жуткую историю: пресса ещё два месяца мусолила эту тему, изнуряя искалеченного охранника длинными интервью.

Война затихла, и кроме трёх несчастных, Европа в свои потери могла записать дополнительно разве что пять тысяч тон отборного мусора… Осела пыль, буря улеглась, и в наступившей звенящей тишине над Кремлём поднялся в небо сине-красно-белый флаг, а под ним – ещё один флаг с золотистой распахнутой книгой… Качнулся один колокол, к нему присоединился ещё маленький колокольчик, в другом конце город зазвенел целый ручей прозрачного перезвона. Под ярким солнцем ослепительно светились золотые маковки, отблёскивали купола. Над разрушенной Москвой, словно счастливое рыдание, катился церковный малиновый перезвон…

— Анджей, стой! Куда, скажи мне, ну куда ты бежишь?

Андрей Павлович остановился. Оглянулся через плечо. Удивлённо вскинул брови.

— Мэг? Что ты тут делаешь? Почему ты не на празднике?

Жена, с трудом переступая туфлями по заснеженной земле, тихо шепча что-то сумбурно-американское, шагала прямо к нему. Её взгляд сверкал.

— Что я делаю? – Яростно спросила она, приближаясь к нему. – Спасаю тебя, старого болвана! Я, скорее, у тебя спрошу – что это тебе в голову взбрело?!

Андрей Павлович нахмурился.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь…

— Не понимаешь… Да ты ведь… Чёрт…

Она присела на одну ногу. Андрей Павлович шагнул было к ней, но, увидев, что ничего страшного - только сломался каблук - остановился.

— Чего замер? – Маргарет подняла на него свои голубые глаза. – Помоги жене!

Андрей Павлович сконфузился и подошёл к жене. Маргарет тут же схватила его за шею.

— Держи меня. – Сказала она. – Так, хорошо… Теперь идём обратно! Только в начале найдём дорожку. Чёрт!.. Ты ведь не ходишь по дорожкам, тебе обязательно надо по самой грязи, сквозь лес!

Они заковыляли по скрипучему снегу, оставляя за спиной вереницу чёрных следов. С неба всё сыпали, сыпали сплошным потоком белые хлопья.

— Мэг, что за тон? Я не понимаю, с каких это пор ты так со мной говоришь?

— Анджей, дорогой, как мне с тобой говорить, если ты ломаешь всё дело! Нормально, да – раз, и исчезнуть со сцены, никому ничего не сказав! Как я себя должна вести?! Пять минут назад звонил вице-губернатор штата, он хотел поздравить тебя с юбилеем. «Где наш Анджей-бабл-гам?» - спросил он. И что я должна была ему ответить?! Это при том, что на меня нацелены камеры телевизионщиков! «Понимаете, он пока очень занят… - Скалясь, как идиотка, отвечаю я - Ну, вы же понимаете, где он очень занят…». Хорошо, что у вице-губернатора хорошее чувство юмора! Он сказал, что перезвонит позже, когда ты выйдешь из места, где ты очень занят! Чёрт, я из-за тебя несла такую пошлятину!

Андрей Павлович дёрнулся, ощутив, как его яростно царапнули длинные ногти. Жена попробовала ногой зёмлю. Уверившись, что асфальт не просядет под ногами, как влажная земля, она бросила:

— Фу… Наконец-то. Дальше я сама пойду…

И, припадая на одну ногу, заковыляла перед Андреем Павловичем.

— Ребята из совета директоров подходят ко мне! – Крикнула она. – «Где наш вождь, наш Анджей?» - спрашивают они. «М-м… - Отвечаю я. – Он, похоже, надолго там застрял…». Проклятье! Жутко представить, как это выглядело со стороны! Что они обо мне подумали!

Она яростно взмахнула в воздухе кулаками.

Андрей Павлович внезапно остановился.

— Мэг… - Проговорил он. – Постой, Мэг… Я не верю своим ушам! Господи, что ты говоришь?

— Анджей, не надо, не сейчас. – Не оглядываясь, крикнула она. – Вечером вдосталь пособачимся! А сейчас потерпи… Уедут газетчики…

— Нет, нет, постой, Мэг! Ты что, боишься их? Тебя волнует, что о тебе говорят?

Андрей Павлович стоял, обескураженный, глядя на её волосы - коротко-деловые, покрашенные в отвратительный рыжий цвет, скользил взглядом по её спине, закованной в серую броню пиджачного костюма.

— Маргарет… Марина… И это ты? Ты боишься чьего-то мнения? – Он замотал головой. – Да что это! Ты, бежавшая со мной в вонючем трюме, вместе с крысами, перепачканная углём! Повидавшая в жизни в сто раз больше, чем они... Тебя беспокоит, что о тебе подумают эти жирные боровы?

Она всё-таки остановилась и, повернувшись к нему лицом, сказала:

— Слушай, дорогой, может хватит паясничать? Не время сейчас, честное слово!

— Мэг, что с тобой случилось?

Андрей Павлович подошёл к ней. Он шёл медленно, внимательно изучая лицо жены, пытаясь ухватить хоть малейшую деталь, которая осталась бы прежней. Хоть одну чёрточку…

И чем ближе он подходил, тем страшнее разрасталась в душе внезапная догадка. Став в шаге от неё, не спуская глаз с её лица, он испуганно зажмурился. Ничего… Только выжженная салонами красоты пустыня… Марина исчезла, будто и не было её.

«Когда же я потерял тебя? - панически пронеслось в голове Андрея Павловича – Где ты, дорогая, на каком корпаротиве ты канула в лету?..».

— Маришка … Подожди… Послушай меня… Ты ведь меня понимаешь сейчас, верно? – Почти с мольбой медленно спросил он по-русски.

Мэг хотела резко ответить, но вдруг её взгляд как-то странно затуманился. Она опустила голову. Её лицо вдруг исказилось странной судорогой. Напомаженный рот приоткрылся.

— Да… - Ответила она по-русски.

Хотела сказать ещё что-то, но… не смогла. Не вспомнила больше ничего.

— Да, чёрт побери, я понимаю тебя! – Подняв взгляд, резко крикнула она уже на американском языке. – Да, да!.. Анджей, что ты, как ребёнок! Ты сегодня совсем расклеился... Это сегодняшний снег, да? Говорила я Биллу, что это плохая идея!.. Пошли, нас ждут!

Она снова резко обернулась, заставив рыжие волосы прочертить в воздухе огненный веер, и зашагала упрямо, с твёрдым намереньем больше не оборачиваться на свихнувшегося мужа.

* * *

За окном, по разрезанному трещинами асфальту один за другим катили танки. Надсадно гудели моторы, траки гусениц мелькали, сливаясь в сплошную белесую полосу. Обтекаемые, приземистые башни яростно вытянули перед собой дула – обиталища смертельного огня. Танки были похожи на огромных волков, вышедших на охоту. Проезжая по неровностям, они приседали, точно крадущиеся животные. Выбираясь из ям, они качали бронированными брюхами, словно играющие с добычей вожаки. Стволы пушек, плотно схваченные гироскопами, оставались при этом неподвижными, прицеливались прямо перед собой.

Андрей Павлович глубоко вздохнул и отвернулся от окна. Он оглядел заваленный разломанной мебелью офис.

— Не могу поверить, что это случилось… - Сказал он. – Совершенная неразбериха!.. Выстрел на Красной Площади… Толпа, затоптавшая отряд ОМОНа… Кавардак! Не могу поверить… Неужели это происходит сейчас, с нами?

Жена сидела в кресле, откинувшись на спинку, спрятав лицо в ладонях.

— Я думаю, всё должно быстро закончиться. – Не меняя позы, глухо сказал она. – Не могут же они сходить с ума вечно… Успокоятся, только головушки будут болеть с похмелья…

— Точно уж, похмелье!

Андрей Павлович невидящим взглядом посмотрел на Марину, потом оторвался от подоконника и зашагал по комнате, футболя куски досок. Он заговорил - скорее с самим собой, нежели с женой.

— Такое чувство, что вся страна перебрала по поводу какого-то большого праздника, и теперь вся, до единого человека, забылась в спиртном угаре… Выходить на площади, орать, как обезьяны в зоопарке! Это же варварство! КГЧП! Сто лет такого не было! Неужели нельзя всё решать мирно?! Мы живём в 21 век, в демократической стране!.. Что, нельзя спокойно написать бумагу президенту, или пролоббировать закон… Не знаю даже… Так позориться на весь мир! Слышала, что запад про нас говорит?!

— Слышала… - Эхом отозвалась жена. - Не кричи так…

— Это кошмар! Позор… Для них Россия и так - просто пугало какое-то, идиотик, сидящий на ступенях разваленной сельской церкви! А теперь уж… Ты ведь слушала последний выпуск «Би-Би-Си»?.. Что там… то есть, здесь твориться! Это же кошмар… Оборванцы с бейсбольными битами разбивают стёкла магазинов, сваливают в кучу бумаги и жгут! Главное – это не вандалы, просто какие-то сумасшедшие! Они и деньги бросают в общий костёр!.. В «Останкино» - слышала?!. Молодчики в масках избили охранников, залили коридоры бензином и подожгли! Они жгут всё, что ни попадя! Мыслимо такое?!

— Не мыслимо… - Прошептала жена.

Где-то в отдалении, в другой конце Москвы раздался глухой хлопок, сменившийся грохотом взрыв и водопадным шуршанием.

Андрей Павлович дёрнул уголком губ.

— Главное, не понятно – что им надо? – Сказал он. – Как понять, вдруг они и правы?.. Понять бы, кто из них с нами, а кто против нас… Но всё равно, мне так стыдно за нашу страну!..

Андрей Павлович вдруг осёкся и замер. Снаружи металлически заскрипела входная дверь. Через секунду в соседней комнате послышались шаги. Кто-то прошёлся по полу – жалобно хрустнуло битое стекло.

— Есть здесь кто? – Крикнул низкий мужской голос.

Марина отняла руки от лица, вскинула голову и напряжённо прижала растопыренные ладони к ручкам кресла. Её слезящиеся небесно-голубые глаза глянули на мужа загнанно и испуганно. Андрей Павлович медленно помотал головой и приложил палец к губам.

— Кто здесь есть? – Повторил тот же голос.

Шаги зазвучали прямо за дверью. Задёргалась ручка. Скрипнули петли – кто-то потянули дверь на себя.

— Максим Станиславович, здесь закрыто! Подойдите…

Ещё шаги. Снова дёргается ручка.

— Так… - Произнёс другой голос, хриплый, даже простуженный. - Отойди-ка. Сейчас… Как это…

Андрей Павлович моментально всё понял и метнулся в сторону. В тот же миг за дверью часто затарахтел автомат. Брызнула щепа. По полу со звоном покатились пули. Дверь дёрнулась, когда сорвало первую петлю, шатнулась, когда слетела вторая.

— Максим Станиславович, хватит! – Послышалось сквозь хлопки.

Автомат продолжал гундосо выплёвывать огонь.

— Максим Степанович!..

— Что – Максим Степанович?! Он не останавливается, что я могу сделать?!

— Ох… Дайте его сюда…

Пули рвали на части теперь уже саму дверь. Через секунду автомат замолчал, и стало тихо.

— Помогите мне…

Дверь толкнули. Она не поддалась. Толкнули ещё раз. Дверь осталась стоять… Третьего толчка она не выдержала. Тошнотворно хрюкнули петли, дверь качнулась, замерла на миг в непостижимом неустойчивом равновесии, прошуршала по воздуху и грохнула на пол, подняв в воздух тучу пыли.

Стало очень тихо. Стоявшие за дверью, словно издеваясь, медлили входить. Как сквозь вату Андрей Павлович услышал:

— Значит так, вы стойте сзади. А автомат я вам, дорогой мой, больше доверять не буду… Чего-доброго, сами себя пораните… Я пошёл.

Пыль оседала с тихим шипением - словно моросящий дождь. Прикрыв глаза, сквозь эту пыль в комнату вошёл высокий бородатый человек. Синяя гематома окружала его правый глаз. Когда он сделал несколько шагов, Андрей Павлович увидел, что он сильной хромает на одну ногу.

В руках у бородача поблёскивал автомат.

…Андрей Павлович, до этого стоявший неподвижно, очнулся и шагнул к жене. Остановился перед ней, заслоняя её, раскрыв руки в стороны, словно надеясь спасти её этим от стремительного свинца…

Вслед за бородачом вошёл второй незнакомец. Это был старик, со сморщенным лицом, в битых очках с надломанной дужкой. Едва войдя в комнату, он согнулся пополам и зашёлся в длинном приступе кашля.

Бородач подошёл к окну и осторожно выглянул на улицу. Приподнял автомат. Обернулся.

И увидел Андрея Павловича. Тот стоял совершенно бледный, весь – сплошная судорожная эмоция.

— О… Здравствуйте. – Сказал бородач.

* * *

В лицо ослепительно вспыхнула белозубая улыбка.

— Мистер Смит, позвольте от лица совета директоров поздравить вас с большой круглой датой! 50 лет – золотой возраст для больших свершений! Мы желаем вам крепкого здоровья и деловой цепкости. За этот год вы подняли продажи на 5%. Акции выросли на 50%! Это уникальный результат! Надеемся, что и в следующем году вы нас не разочаруете…

— Да… Конечно не разочарую. Спасибо…

Пожимая протянутую руку, мистер Смит фарфорово улыбался и кивал головой – один в один китайский болванчик. Он едва удерживался от того, чтобы отдёрнуть руку – было противно чувствовать в своей ладони влажную, липкую от пирожных, ладонь председателя совета директоров.

Ещё минуту мистер Джексон мучил его конечность. Потом отпустил и, продолжая улыбаться, ушёл к столам с фуршетом. Мистер Смит проводил его взглядом. Потом шагнул назад. И едва не сбил с ног спешившую мимо жену.

— Анджей, вот ты где! – Тяжело дыша, сказала она.

В руках Маргарет была зажата трубка мобильного телефона.

— Вице-губернатор… - Она кивнула на телефон.

Мистер Смит быстро глянул на жену, потом опустил голову и взял протянутую трубку:

— Мистер Роберт?

В динамике что-то щёлкнуло, зашипело, и послышался весёлый, лоснящийся голос:

— Привет, Смит Бабл-Гам!..

Мистер Роберт говорил в обычной для себя, свободной манере. Последнее время это стало модно среди политиков. Считалось, что такой стиль разговора расслабляет собеседника, даёт ему понять, что с ним, с «обычным американским парнем» говорит такой же «обычный американский парень».

— Как представитель губернатора, поздравляю тебя с праздничком! Желаю тебе крепкого здоровьеца и деловой цепкости. Будь таким же, как и сейчас, и не меняйся… Да, старик, спасибо тебе за помощь в этом году! Честно, без тебя и не справились бы! Центр реабилитации в Гастне, лютеранская кирха в Дженсоне… Развязка на 83 трасе. Так должен поступать любой уважающий себя американец!..

Мистер Смит механически усмехнулся. Он поднял взгляд и увидел своё лицо, отражённое в объективе камеры.

— Да, мистер Роберт, спасибо. – Сказал мистер Смит, делая строгое выражение лица. – Я и впредь планирую вести благотворительную деятельность…

— Правильно!.. Слушай, старик. – Едва не прибивая его, крикнул Мистер Роберт. - А может нам как-то встретиться? Как думаешь? Короткий чемпионат в боулинг, или партейка в гольф… Я слышал, ты ничего себе в гольф играешь? Верно ведь, а?

«Приглашение на личную встречу с вице-губернатором?.. Замечательно!». Мистер Смит слегка повернул голову и увидел, как Маргарет шевелит губами. «Соглашайся, Анджей, ну, давай же! Соглашайся!».

— Замечательная мысль. – Сказал мистер Смит в трубку. – Гольф – очень хороший выбор. Давайте как-то сыграем.

— Замечательно! Вот и договорились… На этой неделе я занят. Но на следующей – в твоём распоряжении! Давай в пятницу?

— Можно и в пятницу…

«Анджей, всё, он положило трубку. Дай её сюда…»

— Что?

«Анджей, очнись, тебя снимают! Дай мне трубку!».

Мистер Смит вздрогнул, когда жена выхватила из его руки телефон. Она дёрнула его за плечо, разворачивая на месте. Его ослепила яркая фотоаппаратная вспышка.

— Мистер Смит, здравствуйте! Джон Катерн, «Первый канал»… Можете ответить на пару вопросов?.. Хорошо?.. Станьте здесь, тут ярче свет. Ну что, Боб, так хорошо?.. Что? А, лицо… Ага! Джейн! Ну-ка, припудри его… Потерпите немного, мистер Смит, сейчас будет немного щекотно… Всё! Джейн, уходи из кадра! Боб, давай. Готов? Три… Два… Один…

Суетливый журналист приосанился и заговорил:

— Наши телезрители много слышали о вашей спонсорской деятельности. Мистер Смит, скажите, какие у вас дальнейшие планы на этом поприще?

— Не люблю рассказывать про такие вещи… Ну да ладно… Признаюсь!.. Только ради привлечения других возможных инвесторов… В течение следующего месяца я вложу 20 миллиона долларов в строительство онкоцентра в Мехико-сити. Не буду называть других участников этого проекта, но расскажу немного про саму идею…

«Удивительно! Как я научился давать механические ответы, даже не задумываясь над ними… Словно самолёт на автопилоте! Могу и вовсе не думать!». Так бывает, когда едешь на велосипеде без рук. Захватывает дух, от скорости в лицо бьёт ветер, но велосипед всё равно едет прямо.

— … Это не только их проблема! Если вы уверены, что эта беда вас не коснётся – вы глубоко заблуждаетесь. Так же думал каждый из заболевших раком! Поэтому, кто сколько сможет, вложите деньги на счёт нашей благотворительной организации!

Журналист довольно кивнул и обернулся на камеру.

— Выключай!.. Спасибо, мистер Смит…

Он подошёл к оператору.

— Сделай ещё общий вид. Потом запишем финальную речь.

Маргарет вышла из-за спины мистера Смита и заторопилась за журналистом.

— Здравствуйте. Меня зовут Маргарет Смит…

— Ага… – Журналист быстро кивнул. – И что?

— Я жена Анджея…

— Что ж, очень приятно…

Маргарет замялась.

— Понимаете, я… мы с мужем хотели организовать комитет милосердия к детям… Я бы рассказала что-нибудь? Просто как дополнение к сюжету…

Мистер Смит перевёл дух и схватил жену за руку.

— Мэг! – Громко прошёптал он. – А это тебе зачем?

— Ну мы же хотели создать такой комитет, верно?

— Да! Но мы окончательно ничего не решили! И зачем сейчас…

Маргарет закатила глаза и громко вздохнула.

— Анджей, я устала быть домохозяйкой! – Раздражённо прошептала она после паузы. - Ты всегда на виду, твоё лицо – лицо транснациональной компании! А что я? Первая леди Бабл-гам? Мне надоело сидеть дома! Я тоже хочу чем-нибудь заняться!

— Мэг, я тебя понимаю! Но зачем сейчас?

— А когда?! – Она дёрнула рукой, вырываясь.

Обернулась на журналиста.

— Так что? Вам нужно эксклюзивное интервью главы будущего комитета?

Журналист глянул на неё, пожал плечами.

— Если вы это серьёзно, про комитет… Мне показалось, что вы с вашим мужем…

— Да!

Маргарет оборвала журналиста.

— Я серьёзно. Мы уже всё обговорили!

Журналист почесал затылок. Сказал медленно:

— Странно это как-то… Ну, ладно… Боб! Иди-ка сюда! Сейчас сделаем ещё одно интервью…

Мистер Смит в каком-то странном отупении следил за тем, как ассистентка журналиста пудрит лицо его жены.

— Мэг, ты делаешь это только из желания… славы? – Крикнул он.

Жена даже не обернулась. Зато проходившие мимо удивлённо озирались на него.

— Из желания моментальной славы… – Кричал он. - …Славы, ради который мы сюда приехали, так ведь? Вспомни тот день! Марина!

Жена поправила на себе пиджак и озабоченно коснулась волос.

— Миссис…. – Сказал журналист. - Вас, кажется, зовёт ваш муж.

— Он сегодня не в духе… - Проговорила она в ответ. – У нас с ним возникла маленькая сора… Ну, знаете, в нашем возрасте такое иногда бывает…

Журналист пожал плечами.

— Анджей, может поговорим потом? – Всё ещё не оглядываясь, сказала Маргарет.

Мистер Смит открыл рот, но подумал, и ничего не сказал. Развернулся на месте и медленно пошёл к барной стойке, устроенной возле сцены.

В лицо мчался снег. Он слепо тыкался в лицо, колос, щекотал, и мистер Смит морщился от его прикосновений… Это был русский снег!

Навстречу шли люди. Знакомые лица, полу-знакомые лица, совсем незнакомые лица… Они все улыбались ему, вежливо кивали…

Он остановился возле бара. Сидевшие за стойкой люди в пиджаках, до этого громко болтавшие о чём-то, замолчали и уставились на него.

Мистер Смит сел на высокий крутящийся стул. Взглянул на бармена. И сказал тихим голосом:

— Друг, налей-ка мне водки!

* * *

— Не зря говорится: не дай вам Бог увидеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. В начале-то всё было задумано, как мирная демонстрация… Людям просто надоело, что их пичкают заграничной белибердой. – Сказал Максим Станиславович. – Что наполнило наш эфир? «Санта Барбара», дебильные комедии и бездумные боевики. Что засыпало полки? Целые вагоны абсолютно пустой литературы. От зарубежных производителей не отставал производитель отечественный. Производство духовных благ уподобилось конвейерному производству автомобилей. Готовый кузов, готовый руль, готовая ходовая часть и – вуаля, получите новое творение, быстро и весело! Книги писались в соавторстве – по семь, по восемь человек. Новые писатели оказались не в силах в одиночку осилить нелёгкий путь от эпиграфа до эпилога. Их творения стали походить на чудовищ доктора Франкенштейна – сплошь лоскутное сочленение полуживой плоти…

Бизнес клёпанья художественных и мультипликационных фильмов монополизировался. Если в рекламе писалось: «От создателей…», то народ шёл. Если в рекламе не писалось «От создателей…»… Хм, собственно, я не помню за последние десять лет таких фильмов. Саша, вы помните?

Максим Станиславович покосился на бородача. Тот сидел на подоконнике и задумчиво глядел в окно.

— Саша!

Бородач вздрогнул и обернулся на Максима Станиславовича.

— Да? Фильмы?.. Нет, не помню я таких фильмов.

— Ну вот…А рынок громко чавкал, уподобляясь при этом огромному жирному борову. Он с чувством, отплёвываясь и истекая слюной, жрал, жрал помои, приправленные ароматизаторами. Если кто-то пробовал заикнуться по поводу творящегося безобразия, ему затыкали рот. Вешали ярлыки антисемита, или душителя вольной мысли, или узколобого монархиста… Да что, у нас ярлыков мало?..

Максим Станиславович замолчал, настигнутый новым приступом кашля.

— Я ничего такого не замечал. – Сказал Андрей Павлович. – Или, не знаю… Нам всё это не сильно мешало… Правда, Марина?.. Жили, как все, никого не трогали, вдруг – на тебе! Словно эта… хм… революция изменит что-то? И, между прочим, про борова –мне лично обидно. И почему сразу – жрать?

Бородач вдруг тихо рассмеялся:

— Дорогой мой. – Сказал он. – Как вам не понятно?.. Ну не полагается русскому человек – настоящему русскому человеку, жрать – да, именно жрать, я так скажу - что ни попадя. Ему тошно от этого делается!..

— Саша, помолчите. – Мягко сказал Максим Станиславович.

Обратился к Андрею Павловичу:

— Вот скажите, вы слышали что-нибудь про так называемый «school shooting»? Нет? Я расскажу. По всему миру происходят пугающие в своём сходстве события. Дети (теперь уже не только дети), берут в руки оружие и убивают сверстников… Или просто людей на улице. Делают это они с свершено механической жестокостью, никого не жалея. Выстреляв всю обойму, или оказавшись в окружении полиции, они пускают себе пулю в висок. Они делают это безо всякой внешней на то причины! Обычные дети, обычные, добропорядочные даже, люди… До сих пор не обнаружилось адекватного объяснения этим случаям…

Однако по зрелому размышлению, некоторые понимали, что причина этих (и не только этих) патологий как раз в огромном количестве духовного ширпотреба. Это от какого-то духовного голода…

Андрей Павлович скептично поджал губы.

— Ну что, что ты морщишься, дорогой мой?! – Крикнул бородач.

— Саша…

– Максим Станиславович, что Саша?! Дайте и мне сказать!

Максим Станиславович снова закашлялся и примирительно поднял руки.

— Он ведь не ничего не понимает! – Крикнул бородач. - Ведь его сын не лез в петлю, не таращился на него тупыми глазами!..

— У нас пока нет сына… - Спокойно сказала Марина со своего кресла.

— Видишь, у них пока вообще нет детей! Дорогие мои, вы пока не понимаете… А это – зараза… Зараза похлеще СПИДа!.. Может потому детей у вас нет, что вы тоже заразой этой побиты…

— Нет. – Всё так же спокойно сказала Марина. – Мы просто решили пока не заводить детей… Пока сами нормально не устроимся…

— Вот, дорогая моя, тут и ловушка! Пока не устроимся… Усекла?

Бородач встал с подоконника, глаза его запылали нездоровым огнём.

— Им только и надо, чтобы вы оставались идиотами, которые будут платить бабло, и жрать, жрать!.. Может быть они делают это не со зла, а просто подчиняясь законам рынка… Я, лично, не хотел ни в кого стрелять. Я просто хотел, чтобы мой сын стал здоровым человеком… Но почему-то там, сверху, хотят, чтобы всё оставалось так, как есть… А меня это не устраивает… Как видите, не только меня!

Бородач зашагал по комнате, как десять минут назад шагал по комнате Андрей Павлович.

— Их можно понять!.. - Крикнул он. - Если людям нравится жрать дерьмо – почему бы не создать фабрику по производству дерьма? Если дерьмо хорошо продаётся – надо удовлетворять спрос! Может люди ели бы спелые осенние яблоки… Но ведь дерьмо замечательно продаётся! Зачем морочит себе голову и садить яблочного сада?..

Бородач вдруг замолчал. В разваленной комнате стало тихо. И в этой тишине раздался пока далёкий, но всё приближающийся, всё нарастающий, пронзительный свист.

— Что это? – Спросила Марина, привставая с кресла.

— С-сволочи… - Прошептал побледневший бородач. – Они всё-таки решились…

Он дико огляделся по сторонам расширенным глазами.

— Бежим отсюда!

Схватил с подоконника автомат и бросился к двери. За ним побежал и Максим Станиславович.

— Это бомба, бегите же! – Крикнул он, останавливаясь возле двери.

Снаружи вдруг защёлкали автоматные выстрелы, и раздался громкий, растерянный вскрик бородатого Саши.

— Саша, что такое?!

Максим Станиславович метнулся за дверь и отпрянул, когда ему навстречу брызнул свинец. Шатнулся и упал плашмя на спину. На его груди краснела кровь. Марина вскочила, схватилась за голову и закричала страшным голосом. Андрей Павлович в ужасе закрыл глаза:

— Кавардак! – Крикнул он.

И в тот же миг за стеной раздался сокрушительный взрыв…

* * *

Много дней спустя, истощённые войной и постоянным недоеданием, они сидели в подвальчике какого-то безнадёжно разваленного офиса. Обоим очень хотелось спать, но сон всё не шёл. И тогда Андрей Павлович, не вставая с поваленного на землю шкафа, начал:

— Марина… Нам надо серьёзно поговорить… и принять, наконец, решение.

Андрей Павлович услышал, как в темноте скрипнул стол, на котором спала жена.

— Да, дорогой. – Сказала она Марина после паузы.

— Марина, так больше нельзя. Россия рушится на наших глазах… И почему мы должны гибнуть под её руинами?..

Андрей Павлович буквально физически почувствовал, как напряглась Марина.

— Дорогой, мы уже говорили по этому поводу… - Сказала она зазвеневшим голосом. – Я думаю, дорогой, тебе лучше помолчать.

— Нет, ты послушай меня! – Воскликнул Андрей Павлович. – Ты ведь никогда меня не слушала до конца! Пойми наконец, даже если Россия устоит, нам здесь не будет места… Я не хочу, чтобы ты стояла в длиннющих очередях за молоком и ходила партсобрания! Так ведь и будет!.. Победят те сумасшедшие, помнишь, этот бородатого Сашу, и Максим Станиславович!

— Замолчи! – Крикнула Мария.

Андрей Павлович знал, что она видит сейчас то же, что и он – распростёртое мёртвое тело старика и распахнутые глаза – пустые, как две стекляшки.

— Марина, они люди не плохие! Но ты что, не чувствуешь, что они сумасшедшие? Ты поняла хоть слово, из того, что они сказали? Я лично – нет… Что, ты поняла хоть слово? А теперь представь себе, если все вокруг будут такие! Ты выходишь во двор… И тебе не с кем говорить! Ты для них всё равно что глухая, и они для тебя – немые. Вообрази!

Андрей Павлович замолчал, давая жене раздумать. Через минуту он снова заговорил:

— Нам надо уезжать отсюда…

* * *

Он споткнулся о верхнюю ступеньку, сжимая в одной руке пустую бутылку, а в другой – серую трубочку микрофона, пополз на середину сцены, туда, где ослепительно перекрещивались цветные лучи прожекторов. Он с трудом встал на ноги и, шатаясь, замер. Поднёс к губам микрофон.

— Эй! – Крикнул он заплетающимся языком. – Слушайте меня! Вы, старый боровы! Дураки и дуры, жрущие жвачку и попкорн! Хватит болтать! Слушайте меня, ведь у меня…

Он сделал очень значительное выражение лица.

— У меня пять миллиардов долларов! О как, слышите вы?!

Зал, наверно, слышал. В плывущем, тошно раскачивающимся перед глазами мире, Андрей Павлович заметил лицо Маргарет, пронеслись лица ребят из совета директоров.

— Я, русский человек! Слышите вы! Ха!.. Вы думали, вы запаковали русского человека в пиджак, дали ему дипломат в руки, сделали ему прилизанную причёску и – всё, нет его?! Шиш!

Он бросил бутылку в зал. До него докатился чей-то вскрик.

— Русскому человек просто мучительно так… Ему тесно, вы слышите, тесно в пиджаке, его душа не такая!.. Боже мой… Чёрт меня побери!.. Какие же вы все идиоты, господи…

Он почувствовал, что пол уходит из-под ног, что он падает на колени. И вот уже доски больно стукнули по ногам, но он смеётся, смеётся…

— Да ваша Америка и мизинца не стоит России, такой страшной страны диких медведей! Да, пусть она жестока, пусть некрасива бывает иногда, но там – идея, слышите! А идея – это вечность! Это бессмертие!..

Он снова рассмеялся во всё горло.

— А, что вы понимаете! – Крикнул он.

И вдруг понял, что всё до этого кричал по-русски.

— Ничего вы не понимаете!.. И я тоже… Ничего не понимаю…

Слёзы брызнули из глаз. Он оттолкнулся от бешено раскручивающегося пола и встал.

— Я иду домой, бедные вы боровы, peoples! Я иду домой… Простите, как говориться, если что не так.

Андрей Павлович бросил в зал и микрофон, и бросился со сцены – вниз, за кулисы. «Я ещё ровно держусь» - подумал он.

За сценой была автомобильная стоянка. Первая же машина оказалась не запертой. И в замке зажигания был ключ!

— Непуганые боровы… - Прошептал Андрей Павлович, заводя мотор.

Через открытое стекло он слышал крики:

— Он сошёл с ума, остановите его!

— Он же разобьётся насмерть!

— Вызовите полицию…

— Ненормальный… Нервы у него всегда были ни к чёрту…

— Это всё снег виноват!

Колёса пробуксовали по снегу и машина метнулась вперёд по дороге и – в лес.

— Снег виноват! Каждый год русская земля венчается с небом… И снег – её подвенечная фата... Вот как, господа боровы!

— Домой… - Горячо шептал Андрей Павлович – Наконец-то домой…

Дорога раскачивалась из стороны в сторону, и из стороны в сторону раскачивалась в голове тупая боль. А потом деревья неожиданно быстро прыгнули ему навстречу, и капот машины смялся, выставляя напоказ изуродованные металлические внутренности. Руль оглушительно ударил по губам.

— Так меня… Так… - Смеясь и плача одновременно, крикнул Андрей Павлович.

Он протянул руку, нашарил в темноте ручку двери и дёрнул.

— Я дома! – Крикнул он. – Здесь зима… Самая настоящая русская зима.

Он вытолкнул себя за дверь и упал разбитым лицом в снег. Он тёр лицо снегом, умывался его девственной чистотой и слёзы, мешаясь с потоками талой воды, с кровью, катились по его обезображенному лицу.

Он стол на коленях, а вокруг всё сыпал, всё сыпал новый снег, и, казалось, что так будет вечно…