daryazarubina
№79 "Патроны для старой леди"

Патроны для старой леди

Стрелка на часах лгала. Это было странно. Но трудно было предположить, что это

душное серое марево могло быть полднем. В рыхлом влажном воздухе не угадывалось

дыхания лета. Такого, как дома, с цветущими липами и каштанами, с теплым дыханием

накаленного солнцем асфальта.

Здесь было всегда темно и сыро. Эл даже не представлял себе, насколько сыро. Он

запахнул плащ и свернул на одну из боковых улочек. Мостовая, лакированная пропитавшей

ее влагой, блестела как мятый брезент. Вдалеке несколько раз грохнули выстрелы,

взвизгнули тормоза, и от их протяжного надрывного стона на душе стало еще муторнее.

Но Эл улыбнулся, с усилием расправляя плечи, и прибавил шагу.

В надежде славы и добра гляжу вперед я без боязни… Или как там было дальше.

Давно, еще в школе Эл прочитал эти строки в сборнике стихов одного древнего поэта.

Дверь с полустертым номером восемь на жестяной табличке оказалась несколько

грязнее, чем он предполагал, поэтому Эл не сразу решился позвонить, гадая, можно ли

принять цвет старой крашеной доски за зеленый, и нет ли поблизости более зеленых и

приветливых на вид дверей. Но дальше в темный переулок уходила только глухая

источенная временем кирпичная стена.

Эл нажал на перепачканный в чем-то липком и буром дверной звонок. За тонкой

фанерой двери долго не слышалось ни единого звука, и Эл решился снова ткнуть пальцем в

кнопку слева от входа. Но едва он прикоснулся к липкой пластмассе, как дверь

распахнулась, ударив его по носкам ботинок. Молодой человек отпрыгнул, незаметно

вытирая палец краем плаща, и вгляделся в темный прямоугольник подъезда.

В дверях стояла старуха.

Эл был воспитан в добропорядочной религиозной семье, поэтому одернул себя,

заставив разум заменить грубое слово «старуха» более благозвучным «пожилая женщина»

или даже родственным «бабушка», но еще раз взглянув на хозяйку жилища, уверился в том,

что это была именно старуха.

Ее нос свешивался едва ли не до презрительно поджатой нижней губы, а из-под

клочковатых седых бровей недоверчиво смотрели выцветшие, но проницательные и

подозрительные блекло-серые глаза. Приземистая, хотя и не согнутая временем фигура

старухи была завернута в бесформенное нагромождение черного крепа, поверх которого

почти до колен спускались бусы из крупного фальшивого жемчуга.

– Извините, – пробормотал Эл, теряясь под пристальным взглядом старухи.

– Извиняю, – ответила бабка низким гулким голосом, – однако ж все равно не подаю.

И покупать ничего не буду.

– Да я и не продаю, – оторопело отозвался Эл.

– Тогда какого кренделя ты тут трезвонишь? – отрезала старуха, собираясь закрыть

дверь прямо перед носом молодого человека.

– Мне сказали, что у вас есть свободная комната, – ответил Эл, – Мистер Калахад

сказал мне, что вы сдаете меблированные комнаты.

Суровые складки на лбу старухи немного разгладились, а вокруг глаз расползлись

паучьи лапки морщин:

– Кротя, – сказала она почти ласково, – Не оставляет старушку без куска хлеба. Заходи,

красавчик.

И старуха нырнула в темноту подъезда, оставив дверь открытой. Эл осторожно шагнул

вперед, наткнулся рукой на шершавую поверхность стены и ощупью двинулся в ту сторону,

где угасал в глубине дома звук шаркающих шагов хозяйки.

– А вы не боитесь оставлять дверь открытой? – крикнул в темноту Эл, но старуха не

ответила, хотя в какой-то момент Элу послышался странный приглушенный звук, похожий

на саркастической хмыканье.

Дом был похож на темный сырой муравейник. Узкие коридоры вились и петляли,

ныряли вверх и вниз, отчего Эл всерьез забеспокоился, что едва ли сможет самостоятельно

найти дорогу на улицу, зато теперь он понял, отчего хозяйка не запирала двери – в этом

лабиринте ходов и переходов можно было плутать неделями.

Однако старуха прекрасно ориентировалась в коридорах своего мрачного царства и

ныряла в темноту как землеройка, разгребая локтями сумрак и застоявшийся запах сырости.

В конце концов в одном из коридоров мелькнул свет, и Эл оказался в небольшой, тщательно

убранной комнате с маленьким окном, до середины занавешенным плотной темно синей

шторой. В глубине комнаты находился комод темного дерева, накрытый кружевной

салфеткой, на которой в ряд стояли пять фарфоровых собачек и вазочка с букетом

искусственных фиалок.

Посреди комнаты стоял круглый обеденный стол, окруженный несколькими стульями.

Старуха села на один из них, отчего ее темное креповое платье растопырилось в разные

стороны как перевернутая гвоздика. Поняв, что Эл не собирается входить без приглашения,

хозяйка с досадой отодвинула стул справа от себя и указала на него гостю.

– А ты откуда знаешь мистера Калахада, парень? Едва ли вы ходили в одну школу, –

без предисловий спросила она, стараясь придать лицу и голосу благодушное выражение, но

от ее тяжелого взгляда Элу снова стало тревожно.

– Видите ли, мэм, мы, в некотором роде, работаем вместе, – благодушно отозвался Эл,

стараясь подстроиться под настроение старухи, – Несмотря на то, что мистер Калахад

недавно переехал в наш город, мы успели стать хорошими приятелями. Поскольку

полицейский и юрист, в сущности, решают одну и ту же задачу – восстанавливают

справедливость – мы частенько разговаривали на эту тему.

Старуха недоверчиво приподняла бровь и покачала головой:

– Насколько я знаю Крота Калахада, а я неплохо изучила его за сорок лет, ведь

мальчишка вырос у меня на глазах… Так вот, насколько я знаю Марка, он мог выкинуть что-

нибудь вроде того, чтобы стать полицейским, да хоть уличным проповедником. Но чтобы

он направил такого парня как ты в наш городишко – в это я ни в жизнь не поверю. Ни один

человек не отправит сюда другого человека, даже врага, даже самого злейшего врага. А ты

говоришь мне, что вы приятели… Крот – полицейский… – добавила она вполголоса,

недоверчиво хмыкнув и качая головой, – Вот ведь, бывает же.

– Дело в том, что Марк старался отговорить меня от поездки… – постарался

объясниться Эл, но старуха не позволила ему договорить:

– Но ты оказался упрямым парнем, а? – она криво усмехнулась и подмигнула. –

Поэтому Крот и прислал тебя ко мне? Но если он надеялся, что я буду с тобой нянчиться, но

он здорово ошибся – ничего подобного. А какого пса тебя принесло в наше чудное местечко,

карамельный мальчик?

Старуха снова постучала по стулу около себя, поскольку Эл все еще сомневался, стоит

ли принимать приглашение и садиться к столу, учитывая странное неприязненно-ироничное

настроение хозяйки. Однако последняя фраза разбудила в нем что-то похожее на злость, и

он, повесив плащ на медный крюк вешалки, сел, но не справа, а слева от старухи, сам

отодвинув стул.

– Я выступаю обвинителем по делу Тони Коло, – с достоинством ответил он.

– Большого Тони?! – И старуха неожиданно разразилась таким громким гулким

хохотом, что злость Эла постепенно перешла невидимую границу и стала отчетливо

напоминать ярость.

– Тони Коло сядет за решетку. И отправлю его туда я, – решительно заявил Эл, отчего

старуху сотряс новый приступ смеха, выжавший из ее блеклых глаз слезы:

– Тони Коло станет мэром. А ты покойником. И если Крот надеется, что я уговорю

тебя отбыть домой и спасти свою отмытую розовым мылом задницу, в которой взыграло

чувство справедливости – то он сделал ставку не на того человека – я уже давно не веду

задоспасительных бесед…

– Просто сдайте мне комнату. Больше мне от вас ничего не нужно, разве что карту

этого проклятого дома, – рявкнул Эл, и старуха довольно хлопнула ладонью по столу.

– Вот теперь ты мне нравишься, – ответила она, кривясь в довольной улыбке и

протягивая Элу морщинистую узловатую руку, – Мод.

– Эл.

– Чрезвычайно рада знакомству, – язвительно объявила старуха.

– Взаимно, – буркнул Эл, с опозданием пожимая поданную руку. – Будьте так добры и

покажите мне, наконец, комнату.

Его комната оказалась очень похожа на гостиную, только без каких-либо признаков

окна. Около двери в стену был ввинчен железный крюк для одежды, а под ним, навевая не

самые жизнерадостные мысли, стоял крепкий деревянный стул.

Еще один такой же стул находится в сумрачной глубине комнаты рядом с не большим

столом, накрытым застиранной, но чистой скатертью. В углу поблескивала металлическими

прутьями кровать.

Эл поставил чемодан на пол, бросил плащ на вешалку и еще раз оглядел комнату. Она

была темной, мрачной, чужой и негостеприимной, как и весь этот город. Но ему, Элу,

предстояло все изменить. В надежде славы и добра…

Еще пару дней назад Эл не сомневался в своих силах. Он был уверен, что шаткое

равновесие несправедливости можно нарушить одним усилием воли, одним громким

процессом, и правда и справедливость – естественные механизмы жизни – сами придут в

движение. И запустит их он, Эл.

Но теперь, глядя на блестящие спинки кровати и стараясь не думать о стуле у стены и

крюке над ним, Эл почувствовал, что за славу и добро этот темный волглый мир потребует с

него своей платы.

Однако Эл был не из тех, кто способен впасть в уныние от вида железной койки и

болтовни вредной старухи, поэтому он поднял чемодан на стол и принялся разбирать вещи.

Если уж эта комната на какое-то время станет его прибежищем, он сделает ее домом.

Когда старуха зашла к нему, чтобы позвать ужинать, Эл чувствовал себя вполне

довольным собой – комната приобрела жилой, даже уютный вид.

Но на хозяйку старания нового жильца явно не произвели впечатления.

– Снял бы ты, парень, свои фотографии, – негромко проговорила она. – В этом городе

не принято выставлять привязанности на всеобщее обозрение.

– Но это мои друзья. И нет ничего странного в том, что мне приятно, просыпаясь,

видеть лица тех, кого я люблю, и кто любит меня, – резко ответил молодой человек.

– Но если ты собираешься упрятать за решетку Тони Коло, то совсем не обязательно,

чтобы его приятели, которые рано или поздно заглянут к тебе в гости, знали твоих друзей в

лицо, – бросила старуха и вышла, не затворив за собой двери.

Эл усилием воли погасил в себе новую волну ярости, посмотрел на развешенные по

стенам фотографии и, решив для себя, что паранойя хозяйки – это ее личная проблема,

переоделся в чистую рубашку и отправился в гостиную.

Мод сердито накрывала на стол и никак не прореагировала на приход жильца. Только

когда Эл отодвинул стул и сел, она поставила перед ним дымящуюся тарелку супа, но глаза

старухи по-прежнему не смотрели на него. Казалось, она думает о чем-то своем или

тревожно прислушивается.

– Послушайте, Мод, – обратился Эл, беря в руки ложку, но не решаясь начинать есть,

пока хозяйка сама не приступит к ужину, – Ведь мы с вами так и не обговорили вопрос об

оплате. Я полагаю, нам с вами стоит заранее договориться насчет денег, чтобы потом…

– Не надо, – резко ответила Мод, – Я доверяю друзьям мистера Калахада. К тому же я

не из тех, кому стоит опасаться неуплаты.

– Но я… – начал было Эл.

– Тихо, – огрызнулась старуха, кладя узловатую руку на комод.

В это мгновение дверь гостиной с грохотом распахнулась от удара ноги, после чего в

черном квадрате дверного проема показалось дуло автомата, которое немедленно полыхнуло

огнем, но не в сидящего за столом Эла, а вверх, отчего висевшая под потолком лампа

разлетелась дождем стеклянных осколков. Стрелявший рухнул навзничь. Свет погас, и в

наступившем сумраке, рассеиваемом только слабым светом из небольшого окна, Эл заметил,

как в дверях появилось двое, затем еще один. После чего рука Мод толкнула его в затылок,

заставляя сунуть голову под стол. И Эл мгновенно послушался и скрылся под скатертью.

Тапки Мод торопливо прошаркали перед его глазами. Еще через мгновение в просвет

между полом и краем скатерти, за которой скрывался Эл, ввалилась спина, затянутая синим

вельветовым пиджаком, а рядом ударился об пол один из фарфоровых мопсов.

Послышался хруст, хрип. Что-то тяжело упало рядом с дверью. И только тут ступор,

охвативший Эла, оглушенного внезапной автоматной очередью, прошел, и молодой человек

осознал, что сидит под столом, в то время как семидесятилетняя старуха пытается отразить

нападение гангстеров.

Эл отшвырнул стол, отчего посуда со звоном посыпалась на пол, и приготовился к

драке. Но надобности в его героизме уже не было. Мод достала из комода новую лампочку

и, подняв с пола стул, грозно приказала:

– Вкрути. Ненавижу темень.

Эл покорно поднялся на табурет и ввернул лампочку в голый, окруженный осколками

стекла цоколь. Вспыхнул свет, и стало очевидно, но все нежданные визитеры по-прежнему

оставались в комнате. Автоматчик в луже крови лежал в дверях, еще двое, один с

проломленным черепом, другой с вилкой в шее – лежали около того места, где раньше стоял

стол. Третий рухнул под комод, и из его сердца гротескной бутоньеркой торчал букетик

искусственных фиалок.

– Хочешь мира, готовься к войне, – хмыкнула Мод. Она подошла к молодчику,

лежавшему под комодом и, с усилием наклонившись, вытащила фиалки из его груди. На

конце букета блестел тонкий стилет. Мод вытерла лезвие фартуком и воткнула фиалки

обратно в вазу.

– Не делай больше такого лица, а то тебя примут за умственно неполноценного и

упрячут в дурку, и тогда ты уж точно не сможешь посадить Большого Тони. Собственно, как

и в том случае, если будешь лежать на кладбище в ящике, обитом атласными рюшами, –

сказала она весело. – Но на сей раз обошлось. Хотя ты и оставил нас без ужина.

– Но почему? – недоуменно спросил Эл, не слишком понимая, о чем именно

спрашивает.

– Что значит, почему? – огрызнулась Мод. – Потому что ты как осёл перевернул стол, и

наш харч вместе с ним. И теперь кроме крови этих горе-ниндзя мне отмывать еще и ужин из

двух блюд, не считая соуса.

Мод снова принялась копаться в бездонных глубинах комода, откуда в конце концов

извлекла пару лоскутов суровой ткани, которую принялась рвать на неровные платки.

Одним из них она любовно вытерла запачканный кровью комод и водрузила на белую

салфетку тщательно вымытых в горячей воде с мылом собачек.

– Почему они напали на нас? – переспросил Эл.

– На вас, – ответила Мод, вытирая поставленный на место стол, и сунула молодому

человеку в руки щетку. – Мы, – старуха иронично хмыкнула, – не собирались меряться

юридическими мощностями с Тони Коло. Я вообще предпочла бы, чтобы этот город не

вспоминал о том, что я все еще существую. Но и свернуть себе шею как цыпленку я тоже не

дам. А раз уж ты мой гость – заодно позабочусь о твоей шее. Хотя, можешь мне поверить,

мне этого совершенно не хочется.

– А эти? – Эл опасливо покосился на все еще лежавшие на полу трупы гангстеров.

– Точно, – хлопнула себя по лбу Мод, открыла окно и, высунув наружу голову,

крикнула:

– Мика, уборка!

Не дожидаясь ответа, старуха захлопнула окно и обернулась к Элу:

– Ладно, разрешаю, спрашивай, – сказала она, скрещивая руки на груди.

– Как вам это удалось? – выговорил Эл, стараясь не смотреть на лежащие на полу

трупы. – Ведь они все взрослые мужчины… И у них было оружие…

Мод надменно поджала сухие губы и покачала головой, отчего Эл почувствовал, что

только что допустил величайшую бестактность. Хотя еще не знал, какую именно. Старуха

вынула из ящика стола маленькую выцветшую фотографию. На снимке на фоне глухой

кирпичной стены сидела на корточках невысокая коренастая, не слишком красивая девушка

лет шестнадцати в вытертых джинсах и темной футболке. За высоким ботинком виднелась

рукоятка ножа, а на коленях у девушки лежала снайперская винтовка.

– Когда-то за это фото многие в городе без сомнений отдали бы руку. И в те годы

никто не посмел бы сказать, что не знает Мод-Спи-Спокойно. Правда со мной все еще

считаются молокососы, которые сейчас стоят у руля этого гадюшника. Хотя я уже много лет

не беру заказы, старая хрычовка все еще в хорошей форме. Странно, что Крот не рассказал

тебе, в чьем доме ты собираешься поселиться. Он ведь наверняка сам изо всех сил старается

выкинуть из памяти этот вонючий вертеп и свою старую жизнь…

Мод с грустью отвела глаза, рассеянно блуждая взглядом по стенам, словно на них

висели невидимые, тщательно спрятанные от посторонних глаз фото.

– Наверняка он не рассказывает своим новым друзьям, как я водила его,

одиннадцатилетнего пацана, на пустырь и учила метать ножи. Пожалуй, я понимаю, почему

вы сошлись. Марк во многом похож на тебя, точнее был похож, когда был мальчиком. Он

тоже всего этого хотел: добра, славы, справедливости. Только он за добром и

справедливостью поехал в мир добра, а ты решил, что привезешь добро из своего мира в эту

клоаку. Я прожила в этом городе семьдесят лет, на моем счету тысяча триста восемьдесят

четыре…, – Мод оглядела залитый кровью пол, – восемьдесят восемь человек, и я не видела

добра. И справедливости тоже. Поэтому я в них не верю. И тебе не советую.

Дверь открылась и из коридора появился крупный парень громадного роста со

скошенными к переносице глазами и бритым черепом. Мод указала глаза на трупы, и

недоумок принялся методично собирать их на свое правое плечо.

– Мика, – отчетливо проговаривая слова произнесла Мод, – троих похорони за

городом, но так, чтобы не осталось следов. А одного отнеси Большому Тони и передай

привет от бабушки Спи-Спокойно. И попроси, чтобы без особенной надобности не

беспокоил старую леди.

Мика замычал, согласно мотая головой и вышел.

– Во что же вы верите? В любовь, дружбу?… – потрясенно спросил Эл, дождавшись,

когда громадный недоумок закроет дверь.

– Я верю в месть, ревность и деньги, потому что видела их в действии. А тебе, на

всякий случай, советую снять со стен фотографии. Еще пару недель эти куриные потроха

будут выжидать, но потом сунутся снова…

Когда это случилось, Мод была дома. Она стояла у окна, наблюдая, как Эл идет по

улице в сторону центра, где располагался Дворец правосудия и каменная баба с

завязанными глазами держала на перекошенных от времени весах человеческие судьбы.

За эти дни Эл изменился и повзрослел. От того восторженного жизнерадостного юнца,

каким он позвонил к ней в дверь пару месяцев назад, осталось мало – рыжая копна волос да

высокий белый воротничок над краем плаща. Его плечи опустились, а непокорный

подбородок с каждым днем поднимался все выше, пока не уперся в небо.

С каждым днем Мод все больше сердилась на Крота, что он отправил мальчика в

Город. Этому городу две тысячи лет. И это были две тысячи лет войны, предательства,

унижения и крысиной возни. И Крот не нашел ничего лучше, как послать в эту темную

сырую нору мальчика из солнечного мира, где верят в справедливость.

И каждый день, каждый час Город ломал его, а она, знаменитая наемница Мод-Спи-

Спокойно, могла только пытаться защитить его тело, его жизнь, в то время как холодная

машина города крошила его душу.

Иногда она думала, что, если бы у нее был сын – такой как этот мальчик Эл из

солнечного мира – она бы уехала. Она не стала бы доживать здесь, в крысиной норе с

фарфоровыми псами. Она бы может быть тоже без страха смотрела в будущее и в конце

концов выбралась из тухлой кирпичной скорлупы в светлый большой мир.

Мод оперлась руками о подоконник и заглянула вниз, в глубину двора, где Эл шел по

направлению к северной арке – туда, где за домами ждала источенная временем Фемида.

Она почти не удивилась, когда из арки вынырнули четверо. Она не шевельнулась, потому

что сотни человеческих смертей научили ее четко различать ситуации, где можно вмешаться

и где стоит смириться.

На сером плаще Эл расплылись кровавые полосы – следы автоматных очередей. Потом

один из нападавших нагнулся и приложил пистолет ко лбу распластанного на земле

молодого человека. Резко дернулась рыжая голова.

Мод, изо всех сил щуря старческие глаза, старалась рассмотреть четверых, неторопливо

скрывшихся в подворотне. И только когда последний из них исчез в темноте арки, Мод

отошла от окна.

Она вытряхнула из комода нижние ящики. Там, за тонкой фанерной дверцей,

хранилась старая снайперская винтовка. Мод пересчитала запасные патроны…

Эдди Сид тщательно тер полиролью темный прилавок. Магазин «Бэрдли и Карлофф»

открывался через пять минут, но мистер Бэрдли уже расположился за своим столом, и Эдди

ничего не оставалось, как приняться за работу.

Эдди поправил стоявшие в витрине привезенные вчера карабины и залюбовался, как

блестят в открытой коробке новенькие пули.

В этот момент звякнул дверной колокольчик и на пороге появился первый посетитель

– это была отвратительная старуха лет семидесяти-семидесяти пяти в глухом креповом

платье, с ниткой искусственного жемчуга на шее и неимоверно длинным носом, свисавшим

почти до нижней губы.

Эдди хотел было сказать старой курице, что магазин закрыт, а продуктовая лавка

находится выше по улице, как сам мистер Бэрдли, торопливо выскочив из-за конторки,

подошел к старухе и вежливо осведомился, что ей нужно.

– Мой внук, – ответила она гулким глубоким голосом, – пристрастился к

антикварному оружию и недавно купил снайперскую винтовку. Знаете, еще из тех, с

которой бегает Джилли в «Джилли и Сэме». И мальчику пришла охота пострелять из нее. Не

могли бы вы поискать для меня коробочку патронов.

– Естественно, – доброжелательно отозвался мистер Брэдли, и Эдди показалось, что

голос шефа прозвучал мягко и почти заискивающе.

– Я понимаю, что вы наверняка не привозите такое старье, но ваш покойный отец,

мистер Айк Бэрдли, был большим моим другом, и я предположила, что и его сын должен

быть не менее достойным и приятным человеком, – пробубнила старуха, буравя собеседника

пристальным взглядом.

– Эдди! – Крикнул мистер Брэдли, не сводя со старухи внимательных ласковых глаз, –

Коробку патронов для пожилой леди.

– Три коробки, – с улыбкой поправила старуха, – три коробки, Эдди. Пожалуйста.