SterX
№86 "Яйца гадких лебедей"

Яйца для гадких лебедей

…другая будет, вольная, никаких тебе. Вольно жить будет.

— Да ну тебя, за такое и загреметь можно. А жизнь – как жили, так жить и будем. Ничего не изменится. Сформируется новая элита, устаканится социальное разделение, и всё вернётся на круги своя…

— Эх ты, социолог – литератор, ничё ты не понимаешь. Cовсем ВУЗ тебя испортил, а был хлопец как хлопец. Но у нас такого не будет, мы ребята Идейные. Мы не просто ради себя стараемся, мы за людей стараемся. При нас жизнь – малина будет.

— Ага, причём всем и задарма. А насчёт социолог – меня с первого курса выгнали.

— Ладно, если интересно станет, приходи, адрес ты знаешь. Может на ребят посмотришь, пообщаешься – передумаешь. Ребята у нас замечательные подобрались. Исключительные ребята.

— Посмотрим, как жизнь…

***

Ухнуло совсем рядом, аж дохнуло жаром. Петрович матюгнулся и глубже вжался в окопчик.

— И где они, стервы, фугасов набрать успели? Сразу ведь наши ворота заняли.

— Знали они. Среди наших падла нашлась. – Толя надсадно закашлялся, и севшим голосом сказал – «настучала».

Привстав со дна окопа, Витя оглянулся. Поле было прорезано окопами, а кое-где, не успев окопаться, люди лежали, просто вжавшись в землю. Повсюду были распростёртые, окровавленные тела. Миномёты били без остановки, и то тут, то там вспухали разрывы, а в ответ лишь звучали редкие ответные выстрелы.

— Вот я и говорю, – гудел над ухом Петрович, – что надо было сразу в штыки идти, а не окапываться. А так загнали нас в землю, а высунешься – осколками срежет. Да ещё пулемёт подогнали.

— Да – протянул Толя – пока окопались, четверть наших побили.

Виктор уже ничего не слышал, сказалась бессонная ночь, звуки разрывов отдалялись, голоса стихали, и он незаметно провалился в забытье.

***

…споры, долгие, горячие, до хрипоты, до махания кулаками. Было жарко, воняло сигаретным дымом и жареной картошкой, на плите сопел чайник, а в мятой алюминиевой кружке дожидалась своего черёда копеечная заварка без сахара.

— Ты пойми, они нам жить не дадут, они нас давили, и давить будут, они позиций терять не станут.

Потом были демонстрации, сломанные рёбра, озверевшие хари дружинников, отлёживания в больницах, робота по ночам в подпольной типографии по печатанию листовок, а главное – ЕГО голос. Властный, но одновременно мягкий к тем, кто с ним, и смертоносный к врагам его. Этот голос покрывал всё – и шум тысячной толпы, и жандармские призывы разойтись полюбовно.

— Ребята! Друзья! Наше дело правое, и сила наша велика. Надо поднять народ на бой с Врагом. Нас немного, но, увидев нашу уверенность в своей идее, за нами потянутся тысячи и миллионы. Мы должны зажечь массы праведным огнём гнева!..

У кого-то из жандармов не выдержали нервы, и он дал очередь по трибуне. Наступила гробовая тишина. И в сюрреалистическом, нереальном молчании люди двинулась на пятящиеся ряды солдат. В той бойне Вите сломали два ребра…

***

Очнувшись, он не сразу понял, где он и что с ним. Уши закладывало от громового рёва.

На ухо что-то орал Петрович, дёргая за плечо.

— В наступление идём, слыш, Банев! Как я и хотел, в штыки! Алексей Дмитрич привёл две тыщи с Литейного. - Лицо было красное от рёва, глаза вытаращены, а могучие руки с силой сжимали винтовку. – Давить их! Ураааа!

Миномёт стал ухать с удвоенной яростью, но было поздно. Справа от дворца, возле бывшего егерьства, появились перебежками передвигающиеся между деревьями люди. Неожиданно впереди, среди первых линий, под самой колючкой взметнулся маленький силуэт со сжатой в руке гранатой, и тут же повалился наземь. Ухнуло возле самого пулемёта, и тяжёлый треск захлебнулся. Повсюду стали вскакивать люди и изо всех сил бежать вперёд, на врага. Где-то возле колючки Витя потерял контроль над собой, и дальнейшее видел только урывками.

…палит в упор, однако кто-то подползает сзади и бьёт ножом. Вскакивая…

…двери падают, и толпа устремляется вовнутрь. Там уже ждёт отделение синих мундиров, но их берут в штыки и…

…лестницу. Там у них ещё одно гнездо устроено, а рядом караулка. Люди Серого пробовали.- Бубнит на ухо Толик.- Половина полегла, а половина…

…ребята! - ревёт кто-то сзади, однако уже поздно, слышен разрыв…

***

…у кого возникла эта идея. До того никто и сказать подобного не мог. Боялись. Для большинства Движение оставалось лишь способом выразить собственное недовольство существующим режимом, или способом иногда поразмять кулаки, да ещё и за идею. Ну и, может, способ похвастать перед девчонками. Сделав страшные глаза, шепотом сказать: «А ты знаешь, я в тайной организации состою», и деваха падает если не в обморок, то в твои объятия точно.

И всё равно в организации оставались истинные бунтари и революционеры. И именно они начали собирать на квартирах оружие, амуницию и прочий военный скарб. Потом к ним стали присоединяться просто верующие в Идею. Так образовалось боевое ядро. Ко дню революции практически всё было готово, однако незадолго до него обычная демонстрация переросла в масштабные боевые действия и…

***

Окна и двери разорённого дворца были выбиты, лепнина и штукатурка облуплены пулями и снарядами подъехавшей пушки. Грязное утро заполняло пространство потоками серого света. На плацу рядом с дворцом в своё время занимались строевой подготовкой дивизии легендарного Терца II, и здесь же началось Ведингорцское наступление, а сейчас здесь выстроены потрепанные и грязные военные силы новоявленных бунтовщиков. Многие солдаты были ранены, еле держались на ногах, однако каждый считал своим долгом дослушать Его речь до конца.

—…не хотел сдавать своих позиций, и до последнего пытался держаться за кровавую власть на костях народа. Но мы вытряхнули его, и заставили подчиниться. С сегодняшнего дня начинается существование нового, правового государства. Жить будем честно и по правде.

Но ещё остались недобитки старого режима. Ещё прячется противник по углам. А сейчас по законам военного времени мы покараем праведной карой главного…- Тут он даже запнулся, не в состоянии найти подходящее слово,- главного Врага.

Увидев мужчину, которого вывели в центр плаца, у многих возникло желание щёлкнуть каблуками. Хоть лицо его было изуродовано синяком под глазом и разбитым носом, в нём можно было узнать бывшего Главнокомандующего. Он шёл прямо, как будто на параде, и на его когда-то красивом лице нельзя было прочитать ничего, кроме лёгкой брезгливости. Когда он стал на центр плаца, в воздухе повисли команды:

— На плечо.

— Целься.

— Пли!

***

“Ну, и чего мы, Банев, достигли? Хорошие гонорары, всенародное признание, и вполне вероятный расстрел. А также квартира в столице и Серебряный Трилистник третьей степени. Интересный набор… Скорее бы он, что-ли, заткнулся?”

Но господин Президент и не собирался затыкаться. Увидев, как побелел беллетрист Банев, он только ещё больше распалялся. Он нависал, давил, и брызгал слюной.

“А лет двадцать назад мы были полоны энтузиазма, и умереть были готовы за него. Мы били и были биты, но вера не гасла. Где сейчас Толя? Работает бухгалтером в центральном управлении. Петрович и Серый полегли ещё при штурме. Один я в люди выбился”.

… - Мы возлагали на вас большие надежды, а вы их не оправдали. Что это ещё за творчество - ”Беда”и “Кошка”? Где здесь наша Идея и наши Идеалы? Это какая-то квазифилософская бредня противного нам характера!

”О, да, это я хорошие вещи написал. Самые достойные дети мои. Знал я, что они тебе не понравятся, кабанья ты рожа. Лучше их не трогай.”

… - Да это полная белиберда, подрывающая основы нашего государства. Эти книги недостойны существования вообще. Редакторы, которые пропустили их в печать, были примерно наказаны.

На последних словах Президент настолько обильно разбрызгал слюну, что она попала на щёку Банева. Тот вытер слюну со щеки, встав, подошёл к двери и, ничего не сказав, вышел, мягко затворив дверь за собой.

И в голове его крутилась только одна мысль «Боролись за него в надежде славы и добра»