Олег Козырев
№44967 "Терпимость"

Терпимость

— …три миллиона жизней - это плата за независимость?! Они убивали инакомыслящих, унижали женщин, притесняли народы, тормозили прогресс. Трагедия Сингапура объединила человечество. Мы вернули себе свободу и никому не позволим ее отнять! Пусть разум и человечное отношение друг к другу управляют нами. С добрым утром, Земля, с добрым утром!

Утренний президентский ролик, как всегда, приободрил. Старикан-правозащитник умел говорить; пять лет белорусской тюрьмы пошли на пользу. Избирается в третий раз и все благодаря добру, которое так и лучится от политика. Хороший дядька, что там говорить.

Офис понемногу отключался от сайта Президента Земли. Я тоже вышел из обязательной программы просмотра и приступил к мониторингу. Выпуск новостей через пару часов, предстояло в потоке видео, поступающего со всего мира, найти самое интересное. Вот пошла волна рекомендаций из Пакистана. Зашел в разгорающийся рейтинг прямой трансляции – да, это любопытно. На местную свадьбу забежал горный козел. Носится по столам, гости хохочут и снимают на видео. Работают четыре камеры – одна профессиональная на свадьбе и три мобильных в телефоне. Пойдет вроде. Передаю поток нашим партнерам из студии развлекательных передач, пусть выводят в прямой эфир. Сделано. Зрители, вижу, уже подключились, пакистанским блогерам за трансляцию побежали отчисления. Повезло крестьянам, козел их сегодня озолотит. А мне надо искать катастрофы и происшествия.

Но… не получилось.

Главред (Главвред мы его называли) влез на монитор. У начальников есть такая возможность.

— Горски, вас опять вызывает комитет по защите прав ребенка!

— Но я же…

— Да, вы дважды в этом месяце у них были. Не находите, что слишком жирно будет для компании – оплачивать ваше времяпровождение в контролирующих органах? У нас полно кандидатов, которых не дергает полиция терпимости. Боюсь, вам придется искать новую работу. Вы были неплохим работником, пока не полезли во все это.

— Но я же не лез, это…

— Скажите спасибо, что вам выплатят выходное пособие. Как члену нетолерантной семьи вам это не положено, но я похлопотал, работали вы неплохо до всех этих событий. Прощайте. И не забудьте зайти к вашему инспектору.

Главвред отключил камеру, оставив рабочий монитор девственно белым. Оперативно они меня от виртуального офиса отключили – ни одного потока я уже не видел. Лишь красным флажком помахивал в уголке конвертик. Уведомление к начальству, как водится, пришло раньше, чем ко мне. Прощай, телевидение. Здравствуй, безработица.

Здание правозащитных инспекций украшала какая-то новая выставка. Гигантские плакаты социальной рекламы убеждали в том, что я живу в гуманном мире.

«СДЕЛАЕМ ЭВТАНАЗИЮ ДОСТУПНОЙ ДЛЯ НАРОДОВ АФРИКИ», «ПОКА ТЫ РОЖАЕШЬ – КТО-ТО УМИРАЕТ. СДАЙ ПЛОД НА ПРОИЗВОДСТВО СТВОЛОВЫХ КЛЕТОК», «РЕЛИГИЯ – ОПИУМ ДЛЯ НАРОДА».

Все не успел рассмотреть, мой инспектор не любит, когда я опаздываю.

— Как всегда опаздываем, Горски.

— Но на моих часах…

— Да-да, ваши часы вечно опаздывают. Вы все еще живете в каком-то прошлом времени, гражданин Горски.

Инспектор убрала в стол пачку наркотиков. Вроде давно их легализовали, а до сих пор как-то стесняются люди их открыто употреблять.

— Ну и что мы будем делать с Лизой, Горски?

Нет, только не это. Опять они за старое.

— Инспектор, поймите, она еще маленькая. Она ребенок, она пока не все понимает, пройдет время и у нее все будет хорошо.

— Это вряд ли. Ее уже пятый раз ловят за молитвой. А сегодня у нее нашли религиозный текст. Псалмы Давида у нее обнаружили. Я уже сомневаюсь, точно ли вы атеист.

— Псалмы? Библия? Но откуда? После того, как вы забрали жену, вы же сами все проверяли, у нас ничего не осталось. Может, она нашла где-то.

— Вы считаете, сегодня так вот легко найти этот мрак? По счастью полиция толерантности поработала на славу. И вряд ли вы так уж легко найдете те книги, которые бередили души людей, вызывали войны и конфликты. А ваша дочь записала псалмы в тетради. Выходит, знает их наизусть.

— Жена любила читать ей на ночь….

— О да. Но лучше бы она читала ей о правах человека. О прогрессе. О науке. О терпимости к иному мнению. Хорошо хоть, что теперь ваша жена уж совершенно точно послужит прогрессу. Эвтаназия пойдет ей на пользу.

— Эвтаназия? Но как! – меня будто током ударило. – Она бы никогда не согласилась! Это же убийство!

— Стоп. Повторите. Вы считаете эвтаназию убийством?

Инспектор посмотрела на меня, не забыв включить видеозапись. Я знал, что сказал лишнее.

— Нет. Я не говорю, что эвтаназия это убийство. Вы же знаете, я атеист, не верю во всю эту религиозную чушь, мой статус толерантности девять баллов….

— Но не десять. Вы же не оставили свою нетолерантную супругу, хотя знали ее взгляды.

— Да… Я… Я просто хотел сказать, что смертная казнь запрещена.

— Разумеется.

— И я точно знаю, что моя жена никогда бы не сделала этот шаг, так как она считала эвтаназию самоубийством.

— Видите, какие вы верткие, как много от вас зла. То вы убийством эвтаназию называете, то самоубийством. Такие как вы – гнойный нарыв на теле человечества. Надо будет провести с вами повторный текст. Не уверена, что вытянете нынешнюю девятку. Уверена, вы типичный пятибалльный кандидат в неграждане. Как же хорошо, что по всей планете воцарилась толерантность, терпимость к иному мнению, а все, кто с этим не согласен, сидят в зонах перевоспитания. Ну а ваша жена, как ярый проповедник своей нетерпимости, стала кандидатом на позитивную эвтаназию.

— Позитивную эвтаназию?

— Наши специалисты пытаются показать человеку все зло от религии и потом любой может сделать свободный выбор – жить без нее или пройти через эвтаназию и своей смертью помочь другим людям исцелиться. Доноров не хватает – органы пригодятся. А дочь мы у вас забираем совсем, - без переходов добавила инспектор. – Ее удочерит хорошая семья, в которой дочь получит необходимую поддержку. В крайнем случае, по достижении двенадцати лет Лизу нам придется отправить на зону перевоспитания. Если и это не поможет – с шестнадцати лет разрешена позитивная эвтаназия.

Эйлин, как же это с нами могло случиться? Мы венчались почти тайком. Я не хотел, но ты настояла. Ничего не понимал в бормотании священника, не нравился мне запах кадила и эти венцы над головами находил смешными. А потом, когда вся эта волна правозащитная поднялась постсингапурская, тебя спасало только то, что ты реставрировала книги. Уже взяли и того священника. Закрыли все мечети и храмы. Ради терпимости убрали все, что вызывало вопросы у правозащитного сообщества.

Изъяли религиозные книги, а ты жила в своем мире, а я, глупый, не огородил ни тебя от заблуждений, ни дочь. Если бы был бог, или как вы пишете Бог, разве он это бы допустил? Не было бы религии, не отобрали бы из-за нее и тебя.

Как же тебя спасти, Эйлин, как же спасти нашу дочь?

Мне повезло. В интернат еще не успели передать решение инспектора о лишении меня родительских прав. Спасибо волоките и бюрократии!

Я несся в аэропорт. Дочь была в надежном месте. Бабушка и дедушка с внучкой уже летели в Сибирь. Там еще есть леса и поселения, в которые не вступала нога правозащитника. А мне предстояло вылететь в Иран – флагман терпимости, в котором и размещено более всего зон перевоспитания. Там держали Эйлин.

«НАЖМИТЕ «БОГА НЕТ» И ПОЛУЧИТЕ КОФЕ БЕСПЛАТНО».

Мне расхотелось пользоваться кофемашиной. Как можно незаметнее я покинул придорожное кафе и отправился в горы. Если верить навигатору и Википедии через несколько километров и будет лагерь. Что делать дальше я не представлял, но и быть кроликом, вокруг которого вьются удавы больше не хотелось. Мне плевать на политику, плевать, толерантен я или нет, я просто хочу, чтобы моя жена была рядом, чтобы дочь была рядом. А там - будь что будет.

Искатель камеры использовал как телескоп. Объектив позволял увидеть все пространство лагеря. Зона была раскрашена в яркие краски. С вышек играл позитивный регги. Над колючей проволокой развивались воздушные шарики, красочные ленточки, а по стенам – значки пацифистов. Даже овчарки, охранявшие периметр, были одеты в красивые сочные жилетки.

В мире терпимости нет тюрем, есть временные зоны изоляции. В которых стараются не унижать людей, а перевоспитывать. Так говорил президент, так говорят политики, так показывают по TV. Но то, что я увидел, несколько отличалось от обычных сюжетов.

На небольшую площадку перед зоной выгнали несколько измотанных человек. Худых, и, кажется, избитых. На противоположном конце площадки – стол с яствами. Вперед вышел офицер с мегафоном.

— Отребье, вы не ели несколько дней, предлагаю вам пройти отобедать. - Он дал знак конвойным, те начали рассыпать по площадке книги и что-то еще. - Мы замостили вам дорожку иконами, книгами вашими бессмысленными – в общем, вперед, к светлому будущему!

Никто не шевельнулся.

Офицер дал знак конвойным, те сняли намордники с собак.

Невероятно. Нам говорили, что времена насилия ушли в прошлое. Зоны перевоспитания никак не вязались с лаем псов. Как могло так получиться, что терпимость стала формой нетерпимости? Не стала ли борьба с религией тоже религией?

Ответы на эти вопросы сегодня придется искать уже всему человечеству. Судя по цифрам на камере, трансляцию смотрела уже половина населения планеты. Спасибо тому, кто сейчас сидел на моем рабочем месте и вывел трансляцию в прямой эфир.

Думай, Земля, ради себя, ради мой жены. Делай, что хочешь, но об одном прошу: оставь ее в покое.