Горгона
№44977 "Пока смерть не разлучит нас"

У последних ночей странный, ни на что не похожий запах. Запах прелой листвы, и мёда с корицей, и ментоловых сигарет. Что-то зыбкое, необъяснимо печальное – но отказаться от этого невозможно, даже если чётко осознаёшь, что собрать себя потом будет очень трудно. Лана повернулась к Волку и улыбнулась.

Он потушил сигарету.

— Я рад, что ты всё понимаешь. Правда, спасибо. Думал, будешь плакать.

Лана поглубже зарылась под одеяло.

— Что будем делать? – чуть помолчав, спросил он.

Она тихо и чётко произнесла:

— Я не могу убить твоего ребёнка.

Он только вздохнул:

— Ты же знаешь, из меня вряд ли получится хороший отец.

Вместо ответа Лана прильнула к нему. Когда он уснул, она выскользнула из кровати и подошла к окну. В тусклом свете луны очертания его тела напоминали абрис хищного зверя. «Мой волк!» - тихо пропела Лана. И заплакала.

Она понимала и даже могла притворяться, что всё происходит так, как оно должно быть. Что иногда люди и впрямь не могут быть вместе, что существуют объективные причины, которые этому мешают. Но в глубине души она прекрасно осознавала, что хочет совсем другого. И что это её право – мечтать. Ярко и страстно – о том, о чём в один прекрасный момент мечтает любая девушка, даже та, которая никогда в жизни в этом не признается.

Она села рядом с Волком, взяла его за руку, и посмотрела на луну, свет которой, казалось, полностью преобразил комнату.

«В богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, каждый день, пока смерть не разлучит нас...» - пробормотала она и неожиданно рассмеялась, представив, как разозлился бы её гордый и независимый мужчина, увидев эту сцену. Довольная собой, она нырнула под одеяло, устроилась рядом с ним, согрелась и уснула.

Динка родилась в срок. Здоровая горластая девочка с глазами Волка. Лана только грустно подумала: «Теперь мне всю жизнь смотреть в эти глаза...» - но когда Динка жадно присосалась к её груди, в порыве безграничной нежности обняла её и горячо зашептала: «Чудо... чудо моё маленькое! Спасибо тебе за то, что ты у меня есть!»

Лана готова была спорить, что в тот момент, когда её глаза полуприкрыты, когда между веками остаётся слабый просвет, она совершенно реально видит раскалённо-синие нити, протянутые между ней и дочерью. Эта зримая связь приводила Лану в восторг. Вот оно – живое доказательство их несомненного родства!

Однажды, прикрыв глаза, как она это делала всегда, чтобы ещё раз убедиться в особенных отношениях с Динкой, Лана вдруг увидела сверкающий байк Волка и вздрогнула.

Они не встречались с той самой последней ночи. Волк колесил по заграницам, тяжело переживая кризис среднего возраста. До Ланы доходили слухи, что он ушёл с работы и сейчас ищет себя – то ли в Индии, то ли в Исландии. В день рождения дочери она получила от него короткое sms-сообщение: «Скорее всего, ты мне не поверишь, но я счастлив».

У Ланы был его телефон, но она испытывала почти физическое сопротивление своему желанию набрать номер. Сначала мешала тщательно скрываемая обида – а потом воспоминания как-то стёрлись, и на первый план выступили совсем другие заботы.

Поэтому, увидев перед глазами знакомый мотоцикл, она была ошарашена, не понимая, откуда выплыли эти картинки. Через минуту в уши начали вливаться незнакомые голоса. Голоса о чём-то спорили, ругались. И резонирующим эхом зазвучал в собственной голове голос Волка, на ломаном английском требующий убраться с дороги.

Лана повернулась к дочери и закричала. Синие нити, которые связывали их, уходили дальше, через окно, через весь город, куда-то, куда невозможно было дотянуться – но Лана откуда-то знала это абсолютно точно – к отцуДинки.

С этого дня видения стали всё более частыми. Поборов первоначальный шок, Лана увлечённо следила за сценами из жизни своей бывшей любви. Она путешествовала вместе с ним по пустыням, слушала горловые шаманские песни, чуствовала его усталость и похмелье. Она видела его случайных женщин – и испытывала эгоистичную радость оттого, что ни одна из них не была ему так же близка, как она.

Она знала, что Волк вернулся в город, остепенился, нашёл работу. Она удивлённо улыбалась своему открытию, как время раздвигает границы пространства – и как несколько кварталов между их домами разрослись до размеров нескольких галактик. Ей не хотелось ни звонить ему, ни встречаться с ним – да и не нужно ей это было: всё, что её интересовало, она могла увидеть сама.

А потом появилась Соня – тоненькая хрупкая брюнетка с быстрыми глазами, – и Лана впервые в жизни напилась. Её мама забрала Динку на пару дней, а самой Лане со свойственной ей резкостью посоветовала выбросить дурь из головы и заняться делом. Несколько недель Лана тихонько выла, наблюдая за полными страсти ночами, задыхаясь от зависти и ревности, понимая, что её, Лану, Волк так никогда не любил. Соня звала его Андреем – и это было так странно и непривычно. В отношениях Волка и Ланы имена были негласным табу. За три года они так ни разу и не назвали друг друга по имени, ограничиваясь нежными прозвищами. Тогда Лане это казалось высшей степенью проявления близости. Теперь же, видя, с какой лёгкостью Соня перешла эту границу – и каким чутким и любящим по отношению к ней был Волк, Лана только сильнее прижимала к себе Динку, пытаясь заглушить мысли о том, где и в какой момент она ошиблась. Она читала дочери стихи об умершем сероглазом короле и старалась больше не смотреть в его сторону – слишком много боли это причиняло.

Спустя месяц, на работе, Лана вдруг почувствовала себя плохо. Когда она в четвёртый раз с зелёным лицом вернулась из туалета, её подруга обеспокоенно заметила:

— Ну, мать, если бы не знала, что у тебя уже два года мужика не было, ей-богу, подумала бы, что ты беременна.

Этой ночью Лана вновь посмотрела полуприкрытыми глазами на комнату – и ахнула. К уже привычным синим нитям, опутавшим их с Динкой, добавилась ярко красная пульсирующая пуповина, исчезающая там же, куда уходила нить, связавшая её с Волком. Там, на обратной стороне, болтался ребёнок. Лане стало дурно.

Две недели она мучилась чужим токсикозом и пыталась дозвониться до Волка, хотя внутренним зрением прекрасно видела, что их с Соней нет в городе. Через неделю они вернулись – но она почему-то передумала звонить. Лишь однажды, когда её ночи снова взбудоражили душевные метания и сомнения мужчины, насмерть перепуганного грядущей ответственностью, она послала ему короткое сообщение всего из двух слов: «Ты идиот!» Ночи стали спокойнее.

На работе её всё чаще отпускали домой пораньше. В конце концов, директор настоятельно порекомендовал ей заняться собственным здоровьем – или уходить совсем. Сын Волка, тянущий из неё силы, – она уже могла рассмотреть, что это мальчик, – требовал всё больше. Лана понимала и даже отчасти жалела его: Соня выглядела слишком лёгкой, слишком воздушной, чтобы выносить такого крупного малыша. Он должен был взять своё – и прилепился к той, до кого смог дотянуться.

Лана устало сбросила тяжёлое пальто. Если так пойдёт дальше – о работе придётся забыть. За три месяца она похудела на двадцать килограммов и еле переставляла ноги. Слабая улыбка озарила её лицо, когда она увидела дочь. Динка читала с бабушкой сказку о прекрасном царевиче и сером волке. Заметив Лану, девочка воскликнула: «Мама, мама пришла! Мама, а тут – папа!»

Лану затрясло. Девочка стучала указательным пальцем по изображению волка и твердила: «Папа! Папа! Папа!» Лана выбежала в другую комнату.

Ночью она подошла к детской кроватке и долго смотрела на лицо спящей дочери. В душе боролись любовь и обида. «Как же так? – шептала девушка. – Ты ведь даже не видела его никогда, ты не нужна ему, почему?» За последнее время тонкие нити превратились в огромные канаты. Словно множество мочковатых синих корней срослись в один мощный ствол, оплетающий красную пульсирующую пуповину. И в центре этой жуткой, пугающей системы находилась Динка. Лана поморщилась от боли, зажмурилась и занесла над дочкой подушку. Всё её существо кричало и сопротивлялось, но ещё больше ей хотелось жить! Вернуть себе ощущение лёгкости и ясности. И не видеть, не слышать больше ничего про её отца. Разрушить эту немыслимую связь, которая убивала её.

Девочка пошевелилась во сне и тихо пролепетала: «Мама...» Лана уронила подушку и разрыдалась.

На следующий день она встретила Соню в магазине и с трудом узнала её. В глазах Волка она казалась необыкновенной, сказочно прекрасной. Лана видела перед собой усталую маленькую женщину, подурневшую от беременности. Красная нить между ними напряглась и окатила Лану волной ужаса, почти зримо выкачивая из неё последние силы. Соня с недоумением оглядывалась вокруг. Вернувшись домой, Лана включила на полную громкость магнитофон, закрыла глаза и что есть силы рванула за пульсирующую пуповину. Острая боль взорвалась в голове миллионами крохотных бомб.

«Здравствуй, Андрей! Я получила твоё письмо. Очень сочувствую вам с Соней – не думаю, что у меня хватило бы сил пережить смерть моего ребёнка. Это был чёрный день для нас всех. Что касается меня, то врачи до сих пор не могут найти причину этого загадочного внутреннего кровотечения. Но, говорят, где-то через неделю мне уже разрешат вставать – так что обо мне не волнуйся, всё должно быть хорошо.

По поводу твоей просьбы... Мне не нравится эта идея. Пойми меня правильно, я не хочу стоять между вами – но, откровенно говоря, не представляю себе ваших отношений. Очень долго твоя дочь была не нужна тебе. Теперь ты сам ей не нужен. Будет очень трудно объяснить ей, кто ты такой и откуда взялся. Ты прекрасно жил без неё, а вот сможет ли она жить без тебя, если ты вдруг снова исчезнешь – это большой вопрос. Мне кажется, что лучше всего было бы не вмешиваться в сложившийся порядок вещей. Я вижу, что она счастлива и не хочу, чтобы это изменилось. Если тебе действительно интересно моё мнение – прошу тебя об одном: оставь её в покое!»