mistform
№45059 "Пять сотых"

Пять сотых

"Три миллиона жизней – это плата за независимость?!"

Я повертел в руках оборванный листок бумаги со странной надписью и сунул его Максу.

– Глянь.

– Ого! – буркнул он. – А не экстремист ли наш клиент?

– Конечно. Серый кардинал Аль-Каиды.

– Он это в руке сжимал? – Макс внимательно осмотрел линованный клочок бумаги. – Слушай, Андрюх, поезжай-ка ты еще раз в его квартиру.

Мои брови потянулись вверх.

– Зачем?

– Поищи, из какого блокнота он был выдран. Да и вообще посмотри на предмет всяких подозрительных вещей.

– Ты серьезно?! Макс, да этот старик из своих книг не вылезал! Ты же читал показания его сына. Божий одуванчик, из дому выходил раз в неделю…

– Поезжай! – рявкнул Макс. Затем добавил, смягчившись: – Андрей, ты же знаешь, как у нас по поводу террористов и прочей ерунды. Вдруг проверка? Вздрючат меня, а не тебя.

– Перестраховщик ты жуткий, – вздохнул я. – Ну хрен с тобой!

– Давай. Можешь оттуда домой сразу.

Семенов жил в небольшой двухкомнатной квартире на юге Москвы. Одна комната превратилась в лабораторию, с колбами, пробирками, змеевиками и другими непонятными мне устройствами. Другая заставлена книжными шкафами, ломившимися от научной литературы по биологии, химии, медицине. Я открыл створку, провел пальцами по шероховатым корешкам. Когда сын Семенова вступит в права наследства, наверняка продаст все эти книги. Юристу они без надобности.

Прошло два дня с тех пор, как Семенова нашли мертвым на кухне. Сначала его сын – заехал в гости, называется – затем приехали мы с Максом. Жуткая картина. Бледная кожа вспухла мириадами кровоизлияний, у рта также темнела подсохшая лужица. В руке Семенов сжимал оборванный листок с непонятной фразой.

Блокнот обнаружился сразу же, закинутый на одну из полочек компьютерного стола. Я полистал его. Он был весь испещрен китайской грамотой выкладок и формул. Некоторые выражения были заключены в рамочку, однако я их не понимал. Впрочем, одно попалось осмысленное: "B(III)Rh–" После еще нескольких страниц вычислений в очередную рамочку, с изображенными рядом несколькими восклицательными знаками, было заключено число: 0,05%. Следующий листок был вырван. Очевидно, это была та самая бумажка, обнаруженная у Семенова в руке.

Я нахмурился.

Третья группа крови, с отрицательным резусом. Как у Ритки. Что бы это значило?

Ладно, то зачем меня посылали, я выполнил, теперь можно и честь знать. Я достал мобильник и набрал домашний номер.

– Заяц, я буду через час.

– Ух ты! Здорово!

На душе сразу потеплело.

– Накормишь?

– Ни в коем случае. Голодный муж лучше охраняет дом.

– Зато сытый муж лежит на диване и не мешает сидеть в Интернете! Целую.

– Езжай уже, целовальник! – хихикнула трубка.

Ритка прижалась ко мне, только я вошел в дверь, и не отпускала, пока я торжественно не поцеловал ее три раза. Затем упорхнула на кухню, откуда доносился умопомрачительный запах чего-то удивительно вкусного.

Я пожирал гуляш и любовался ее фигуркой. Она копошилась на кухне, повернувшись спиной. Потом я вспомнил про блокнот и я спросил:

– Любимая, ты не в курсе, людей с твоей группой крови много?

Она удивленно глянула через плечо.

– Может, каждый сотый. Или пятидесятый. Не знаю точно. А почему ты спрашиваешь?

Я помотал головой.

– Да так, не бери в голову.

Утром, когда я собирался на работу, она посмотрела на меня особенно жалобно и сказала:

– Будь осторожен, а?

– Конечно, милая.

Вот как она понимает, что сегодня запланированный рейд на один из рынков. Я никогда ей этого не говорю. Но она все равно знает. Откуда?

Три поцелуя.

Я ушел.

– Интересно, – пробормотал Макс, изучая блокнот. – Надо отдать нашим спецам, пусть расшифруют.

– С каких это пор ты стал биохимиком? – воскликнул я. – Что там интересного?

– Я, конечно, понимаю в этом не больше твоего. Но в курсе ли ты, что третья отрицательная была у самого Семенова?

Я застыл с раскрытым ртом. Потом сориентировался.

– Давай, я сам отнесу.

– С чего такое рвение?

– Есть причина.

– Ну давай. Только возвращайся скорей, пора собираться...

– Помню, помню. Туда и обратно.

Рейд почти удался.

Видимо, тот торговец продавал что-то помимо безобидных чаев, потому что при виде нашей формы дал деру в переулки. Мы с Максом погнались за ним. Пробежав пару домов, он юркнул в один из подъездов ветхой пятиэтажки и побежал вверх, к чердаку. Я вытащил пистолет и сломя голову погнал по ступенькам.

Я должен был его заметить. Должен был. Но не заметил. А Макс – заметил.

Чучмек спрятался за выступом между дверьми. Глупая, детская уловка. И она почти сработала.

Только вот Макс, в отличие от меня, пистолетом не размахивал. И пока он доставал его из кобуры, торговец пырнул его ножом. Как потом выяснилось, несколько раз. Затем он побежал вниз, но не успел сделать и нескольких шагов. Я застрелил его.

Как потом выяснилось, он выжил.

Макс так и не пришел в сознание.

Я просидел с ним, наверное, часа два, пока меня не вывели из палаты. Врач, торопившийся куда-то, буднично сказал:

– Ему ничего не поможет.

– Но вдруг?..

– Никаких вдруг. Ему осталось несколько часов.

Когда я вышел из больницы, показалось, что мир стал темнее, чем обычно. Возможно, из-за туч, затянувших небо. Я стоял, не зная, что мне делать, пока оно не обратило на себя внимание, мазнув каплей по щеке.

Я посмотрел вверх и заорал:

– Сука! Сволочь! Почему ты не сделал так, чтобы люди не умирали?! Почему любая тварь может убить, кого захочет?! Почему?!

Небо молчало.

Небо хмурилось, наливаясь темными каплями будущего дождя. Редкие прохожие пугливо оглядывались на человека, который плакал и богохульствовал одновременно.

Меня, учитывая мое состояние, перевели на бумажную работу. Я выслушивал ругань начальства касательно стрельбы в жилом доме, подписывал по этому поводу какие-то документы, перебирал уголовные дела.

Рита подцепила какую-то заразу и все время кашляла. При первой возможности я уходил с работы и мы сидели в полумраке комнаты, обнимая друг-друга в поисках тепла. Неизвестно, кому из нас было сложнее согреться.

Так прошло два дня.

Утром третьего дня настойчивый звонок вырвал меня из болезненных, тревожных снов. Рита заворочалась и кашлянула. Я чертыхнулся, запахнул поплотнее халат и пошел к двери.

– Кто там?

В глазок сунули удостоверение ФСБ.

– Полковник Маслов. Открывайте!

Я открыл дверь и тут же оказался на полу. На завернутых за спину руках щелкнули наручники.

В двери показалось личико Риты, и я поспешил бросить ей:

– Не волнуйся! Иди в кровать! Это какая-то ошибка.

Рита испуганно расширила глаза, судорожно вздохнула и вдруг снова закашлялась. Полковник резко повернулся к ней, и мне показалось, что он едва сдержался, чтобы не скомандовать своим бойцам схватить и ее тоже. Вместо этого он указал на меня и коротко бросил:

– Его одежду.

Она нервно кивнула и через несколько секунд принесла рубашку и брюки.

Странно, думал я по дороге к черному микроавтобусу. Мне совсем не холодно. Даже босым ногам. Кожа будто загрубела и перестала пропускать тепло. Грубые движения спецназовцев также не причиняли ни малейшего неудобства. Хотя, возможно, со мной старались обращаться мягко.

За что меня взяли, я не имел ни малейшего понятия. О чем и поспешил осведомиться у полковника, когда мы уселись на сиденья.

– Когда вы в последний раз видели Максима Кравцова? – вместо ответа спросил он.

– Два дня назад, – удивился я. – В реанимации. Врачи говорили, никакой надежды.

– С тех пор он с вами не контактировал?

– Нет. Он же все время в коме был.

Полковник мрачно усмехнулся, но ничего не сказал.

Я лихорадочно соображал. Вернее, пытался – исходных данных катастрофически не хватало. Во-первых, это как-то связано с Максом. Во-вторых, за мной прислали полковника ФСБ. Значит, я такая важная шишка, что мама не горюй.

– Куда меня везут?

– К медикам тебя везут.

– К каким медикам? Почему?

– Разговорчивый ты больно, – рявкнул Маслов. – Приедешь, все узнаешь, а пока…

– Твою мать!!! – заорал водитель.

Я резко обернулся и успел увидеть, что на трассу перед микроавтобусом вышел человек.

Это был Макс!

Совершенно голый, он стоял, улыбаясь, посреди шоссе, вытянув руки вперед и немного наклонившись, будто собирался остановить машину голыми руками.

– Дави его! – приказал Маслов. – Дави ублюдка!

Водитель не послушался. Не знаю, испугался ли он, или просто не пожелал сбивать человека, но вместо этого он вывернул руль и едва избежал столкновения. Автобус занесло и опрокинуло на бок. Быстро запахло горелым, показались язычки огня. Спецназовцы пытались выбраться из автобуса, когда тот взорвался.

Меня обдало огненной волной. Штаны и накинутая рубашка мгновенно обуглились, но сам я остался цел. Мне лишь на мгновение стало жарко – и все.

Когда я выкарабкался из горящей машины, Макс увидел меня и засмеялся.

– Понравились наручники? Рвани их, балда!

Я был настолько ошеломлен, что послушался. Напряг руки и попытался развести их в стороны. Высокопрочный металл затрещал, и я оказался свободным человеком с черными ободками на руках.

– Что это значит? – проскулил я. – Что это, черт побери, означает?!

– Мы становимся другими. В блокноте Семенова был описан вирус, перестраивающий организм человека. И, похоже, Семенов каким-то образом смог получить этот вирус.

– В домашних условиях? Не смеши меня!

– У него был доступ к самой современной технике нескольких институтов. Он же большой ученый, как ни крути.

– Как он перестраивает организм?! Этот вирус!

– Человеческие клетки мгновенно адаптируются к изменениям среды. Реагируют на любую опасность. Человек становится практически невосприимчивым к внешним воздействиям.

Макс подошел ближе и ободряюще взял меня за плечо.

– Мы первые, потому что мы первыми заразились этим вирусом. А самым первым носителем вируса был сам Семенов.

– Тогда почему он умер?!

– Потому что у него была третья группа крови. С отрицательным резусом. Примерно пять сотых процента населения Земли обладает какими-то особенностями генотипа и умирает, вместо того, чтобы стать неуязвимым. Объединены они одним – группой крови. Хотя и с этой группой умирает только небольшая часть. Семенову просто не повезло.

Я смотрел на Макса и не верил своим ушам.

– То есть, три миллиона… это и есть пять сотых процента…

Он кивнул.

– Примерно столько народу умрет от этого вируса. Вот как он.

Один из глазевших на нас зевак вдруг надсадно закашлял. На его щеках проступили красные капельки. Он мазнул по ним ладонью, увидел кровь и побежал прочь с перекошенным от ужаса лицом.

– Но зато остальные получат абсолютную независимость…

Я уже не слушал. Оттолкнув Макса, я бросился бежать.

Мгновенно перестраиваются, говорите? Адаптируются к изменениям среды? Мне очень нужно домой! Очень нужно! Очень!!!

Прохожие не верили своим глазам, наблюдая, как у бегущего человека на спине вдруг горбом вспухли и прорвались кожистые крылья. Они становились все больше и больше, человек неуклюже замахал ими, после нескольких попыток оторвался от земли и полетел к восходящему солнцу.

Абсолютная независимость? Нет, неправда. Более того, неправда, что каждый человек мечтает о такой независимости.

Кроме пуль, которые молниеносными свинцовыми жуками прошивают тело, кроме опаляющего кожу яростного огня, кроме разъедающих внутренности ядов, кроме переламывающих кости в кашу автомобильных катастроф, кроме всего, что разрушает тело, человек зависит еще от одной мелочи. От одной великой мелочи. Без нее жизнь становится бесполезной и бессмысленной. Без нее жизнь человека ничего не стоит.

Пока существует эта зависимость, мы будем рисовать картины, лепить скульптуры и писать стихи. Мы будем совершать безумства и подвиги, будем преодолевать любые ограничения, как бы высоко не ставили их наши собственные возможности. Мы будем двигаться вперед.

Господи, как же глуп я был! Прости меня. Я не понимал, что пока существует эта зависимость, существует человек.

Лишь об одном прошу: оставь ее в покое.