РОКИРОВКА
Три миллиона жизней – это недостаточная плата за независимость?..
…На самом деле Эрин вовсе не был уверен, что их было именно столько – давно сбился со счета. Столько раз он рождался, жил и умирал, а потом рождался вновь, что черты его матерей слились для него в один расплывчатый образ, суррогат нежности и тепла, общего для всех миров. Он рождался в разных странах, на разных континентах, в разных цивилизациях, на разнесенных в космосе планетах. Бесконечное существование, поделенное на бесконечно малые отрезки. Ему понятен был Высший замысел – если бы не это монотонное, вошедшее уже в привычку чередование, он бы не выдержал. Из всех когда-либо сотворенных существ он ближе всего подошел к огромному и неназываемому страху – страху вечности. Обыденные мелочи – каждый раз заново познавать мир, прижимаясь к материнской груди, подмечать все различия, значительные и нет, касаясь в своем беге тех, кто жил здесь и сейчас первый и последний раз, - прикосновения эти, столь мимолетные, он не смел называть ни дружбой, ни любовью, ведь они пролетали и забывались, как осенние листья, - удерживали его от безумия. И помогали делать то, ради чего он и был призван в начале времен.
Но по прошествии такого невообразимого количества времени его обязанность уже не казалась ему столь благородной и необходимой. Слишком много накопилось нелестных для него сравнений. Осел, вращающий мельницу, белка в колесе… Все живые существа постоянно изобретали что-то, приводящее в движение неподвижные предметы. А он – Эрин приводил в движение бесчисленное множество миров. Искра его души, постоянно перемещаясь в пространстве и во времени, была тем двигателем, что толкал вселенную вперед, не давая остановиться, замереть, застыть, и провалиться в небытие. Так объяснена была ему его цель в начале начал. Но шли тысячелетия, и он все больше сомневался. Ведь он ничего не делает – ни с кем не сражается, ничего не создает, никого не ведет за собой. Он просто живет, сохраняя в памяти груз пережитого. Но этот груз на самом деле не имеет ни массы, ни силы – как он может сдвинуть с места хоть пылинку, не то, что огромные шары, населенные жизнью?..
Сомнения, впрочем, ни к чему привести не могли. Сам он не мог прервать цепь своих перерождений, а та сила, что некогда отправила его в этот бесконечный путь, давно уже перестала говорить с ним. Как и живущие один раз, он тоже, моля об освобождении, для краткости именовал эту силу Богом. Но не получал ответа.
Впрочем, у такого существования были и свои положительные стороны. Кем бы он ни был и когда бы не жил, накопленного опыта и знаний обычно хватало, чтобы жить по меркам данного мира безбедно. Вот и в данный момент очередное его воплощение сидело, вытянув ноги, в шезлонге у бассейна, наслаждаясь теплом, солнцем и красотой уроженки этого мира, подававшей ему кофе. На соседнем шезлонге растянулась другая женщина, молодая и красивая, с приятным золотистым загаром, оттененным открытым красным купальником. С Терри он познакомился три дня назад, здесь же, у бассейна, окруженного пальмами и цветущими магнолиями, чьи листья и лепестки служащие отеля исправно сгребали с водной поверхности. Легкий курортный роман… впрочем, даже когда дело доходило до женитьбы, для него это было все также мимолетно. Любовью он занимался скорее по привычке, никакие ощущения уже не способны были взбудоражить его уставшее сердце. Но Терри как-то удалось привлечь его внимание. Она обладала редким для женщин всех миров даром мало говорить, но внимательно слушать, и понимать даже невысказанные слова. Сам от себя не ожидая, он, кажется впервые в жизни, практически исповедовался другому разумному существу. Конечно, он не сказал всего, иначе его новая знакомая скорее всего посоветовала бы ему обратиться к психиатру, поэтому свою усталость от жизни он представил как результат многочисленных перипетий, но женщина так внимательно вглядывалась в него огромными темными глазами, будто видела насквозь все его предыдущие «Я», подобные бесконечной анфиладе комнат, распахнувшей вдруг все двери.
— Теперь я понимаю, что и у спокойной размеренной жизни есть свои преимущества, - сказала она с легкой улыбкой, когда он закончил свою исповедь. – Есть вещи, о которых лучше все же читать в романах, а не испытывать на самом деле. Но сменить действие на покой всегда в вашей власти. Вот как сейчас – вы же отдыхаете рядом со мной, - нет, она не понимала. То была не её вина, ведь он не мог объяснить всего. Но так даже лучше – он немного облегчил душу, не причинив ей вреда. Терри продолжала, и её слова заставили Эрина вздрогнуть, так близки они были к истине:
— Все-таки, право выбора, дарованное нам, людям – великое благо. Мысль о том, что все может быть предопределено и расписано раз и навсегда, наводит на меня тоску. От того, свернем мы на перекрестке налево или направо, может измениться мир, - она ободряюще улыбнулась ему.
Да, все так, кроме одного – он, Эрин, может сворачивать куда угодно – для него ничего не изменится. Мир разрушится или возродится – не все ли равно? Он слабо улыбнулся и покачал головой.
— Вы не согласны? – кажется, его собеседница оживилась, превращаясь из слушательницы в спорщицу. – Неужто, прожив такую богатую событиями жизнь, вы уверились лишь, что не в силах ничего изменить?
Солнце тем временем незаметно опускалось все ниже, длинные кружевные тени холодили ноги.
— Я уверился в том, - сказал Эрин, приподнимаясь, - что, сверну я налево или направо, да хоть скручу сальто, за рассветом все равно последует закат, а нас позовут ужинать.
Он галантно протянул ей руку.
— Вы не против отужинать со мной?
***
Его удивило, когда после ужина женщина вновь вернулась к этой теме. Он пытался представить все, произошедшее накануне, как мимолетную уступку слабости, и надеялся, что назавтра она все забудет. Но, когда они сидели за столиком под загорающимися звездами, покачивая в руках бокалы, наполненные тягучим темным вином, она вдруг сказала:
— Наверное, все дело в том, что мы не бессмертны. Что бы мы не делали, что бы ни придумывали, в один момент для нас все останавливается, а мир продолжает двигаться вперед. Обидно. Наверно, вы это имели в виду?
Он имел в виду как раз противоположное. Он был бы счастлив остановиться, и пусть все миры летят в разные стороны… Но как это объяснить?
— Да нет. Как раз наоборот – что бы люди не натворили, всегда наступает момент, вынуждающий их остановиться, и в этом надежда мира.
Женщина взглянула на него как-то слишком остро, и он понял, что сказал «люди», не «мы», отделяя себя. Но не смог удержаться и продолжил:
— Бессмертие – это же проклятие. Вспомните… то же Писание. Каин, Агасфер…
— Вы слишком мрачно смотрите на вещи, - Терри улыбнулась. – А вечно юные прекрасные боги, пирующие в чертогах Олимпа? Они живут и наслаждаются вечной жизнью.
— Думаете? Я был на вершине Олимпа. Там пусто, лишь холод и ветер…
— Вы хотите меня напугать, - она игриво наклонила голову. – Бессмертие – это то, к чему стремится все человечество, не так ли? Вся наука занята именно этим – с помощью каких приспособлений, лекарств, ухищрений продлить жизнь насколько возможно дольше. Умирать не хочется никому, какими бы мрачными красками не пытались бы представить вечную жизнь. Отсюда вера в загробный мир, или в перерождение души. Мне больше нравится второе, - она поворачивала бокал туда-сюда, рассматривая сквозь его содержимое разноцветные огоньки обвивавших террасу гирлянд. Эрину показалось, что женщина забыла о его существовании, дав волю таившимся в глубине мечтам. В глубине сада играла музыка, терраса постепенно пустела, пары, обнявшись, прогуливались по освещенным фонариками дорожкам.
— Знаете, - тут она снова повернулась к нему, - мне всегда хотелось узнать про свои прошлые жизни. Как было бы здорово знать точно, а ещё лучше – все помнить… Какую бы это дало силу!
Эрин не мог вымолвить ни слова. Она хочет – хочет! того, от чего он не знает, как избавиться. Сама не понимает, глупая. Он стиснул руки, пытаясь подобрать слова, который не выдавали бы его с головой, не замечая, что женщина уже не мечтательно, а очень внимательно разглядывает его из-под полуопущенных ресниц.
— Все на свете отдала бы, - прошептала она настойчиво.
— И я, - прошептал он в ответ, совершенно забыв об осторожности, завороженный колдовской глубиной её глаз, - все на свете бы отдал, чтобы избавиться от этого.
Вокруг них уже не было террасы, света огней, музыки, далекого плеска волн. Будто магия их желаний создала охвативший их хрустальный свод, под покровом которого его серые глаза утонули в черноте её взгляда. Из него тянули нечто важное, составлявшее всю его суть, купол вокруг них с безумной скоростью расширялся, охватывая весь мир, и одновременно сжимался, поглощая Эрина. Он успел подумать: «Боже, она не ведает…»
***
Он сидел за столиком на террасе ресторана, глядя на опустевшее кресло напротив. Кажется, его соседка поднялась в свой номер, сославшись на головную боль. Но он не был огорчен, пребывая в состоянии приятного оцепенения. Отдых только начался, а он заслужил право на ничегонеделанье тяжелой и упорной работой. Эрин успел забыть, о чем он говорил с женщиной… кстати, как её зовут?.. В памяти засела лишь одна мысль: «Боже, она не ведает…» К чему это всплыло, Эрин не помнил, что-то, связанное с эзотерикой, кажется. О таких отвлеченных вещах приятно поболтать, вдыхая соленый аромат вечернего моря, но вряд ли стоит относиться серьезно. Жизнь дается лишь раз, кто бы что ни придумывал. Мысли его скользнули к завтрашнему дню, к тому, что хорошо было бы пригласить женщину на морскую прогулку, может, это поможет им сблизиться. А нет… ну что ж, есть время поискать другие варианты…
Покачиваясь в плетеном кресле, Терри рассматривала оказавшийся в её ладони хрустальный шарик. В нем были какие-то вкрапления, но тщетны были её попытки разглядеть что-то определенное в хаосе застывших крохотных пятен. На мгновение перед тем, как исчез её собеседник, а в ладони появился этот предмет, она испытала странное ощущение – будто весь мир двоился, отсекая их друг от друга, а потом неожиданно пришло полное понимание происходящего. Что ж, она не будет его жалеть, ведь он сам хотел того, что случилось. Как и она. Свершилось то, о чем с самого детства твердили ей по ночам голоса; чтобы обрести подобную власть, она обращалась то к религии, то к магии. Она будет жить и возрождаться вечно, своим существованием приводя в движение мир. Ведь стоит движущей силе остановиться, как бесконечность мироздания схлопнется в точку, умещающуюся в её ладони. И это она – Терри - будет той силой, что вращает миры. Она улыбалась торжествующе, сжимая в руке прозрачную сферу, согревая своим теплом.
Эрин покачнулся в кресле – внезапно закружилась голова. Впрочем, странная слабость почти тут же прошла, смыв все осколки прошлого, засевшие в памяти, и ту последнюю его мысль, успевшую сформироваться до того, как застыла вселенная, центром которой он был.
«Боже, она не ведала, что творит. Об одном прошу: оставь ее в покое».