Aikin
№45104 "Имена"

И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших.

Мф. 27:25

—Три миллиона жизней - плата за независимость?!

—Умрет всякий первенец в земле Миср, от первенца фараона, который сидит на

престоле своем, до первенца рабыни, которая при жерновах, и всё первородное из скота, -

подтвердил Моисей.

—Зачем?! – недоумевал Аарон.

—Господь сказал: чтобы ты рассказывал сыну твоему и сыну сына твоего о

знамениях Моих, которые Я показал, и чтобы вы знали, что Я Господь, - глаза Моисея

горели фанатичным восторгом.

Его величество Ба-эн-Ра Мернептах принял их в саду. Былую красоту финиковым

деревьям, гранатам и сикоморам не смогли вернуть все усилия искусных мастеров, но

трава и цветы уже выросли наново, и в саду было много уютнее, чем в жарких

полутемных дворцовых залах.

—Отпусти мой народ, царь! - провозгласил Моисей.

Мернептах поднял на него измученные глаза. Скверно начиналось его правление.

Он вступил на престол уже стариком, пережив тринадцать своих старших братьев, и

каждый шаг его, каждый указ сравнивали с поступками великого Рамсеса, более шести

десятков лет державшего в страхе половину обитаемой земли. А тут и саранча, и мор, и

град – сравнение выходило нелестным. Если бы не Нанеферкаптах, сын от любимой жены,

фараону приходилось бы еще хуже – на царевиче лежало не менее половины

государственных дел.

—Опять? – устало спросил царь. – Что вам не живется в Черной земле?

—Ты жестокостью принуждаешь мой народ к работам, - убежденно отвечал Моисей.

Нанеферкаптах скривил красиво вырезанные губы. Юность царевича миновала

давно, и справляться со своим горячим нравом он научился. Но эти безумные слова не

могли не разжечь его сердца.

—Ты в своем уме, старик? – медленно, тяжело спросил он. – Кто в Черной земле

делает работу легче сынов Израиля? Строители, постоянно больные и одетые в лохмотья?

Земледельцы, которым спокойно так же, как спокойно кому-нибудь подо львом? Ткачи,

связанные, как лотос в болоте, не видящие света? Рыбаки, работающие вместе с

крокодилами?

—Отпусти мой народ, царь, - не зря Моисей всегда честно признавался, что

косноязычен. С ответом он не нашелся.

—Не отпущу. Куда вы пойдете? Куда вы поведете детей и стариков?

—Господь мой обещал нам землю, где течет молоко и мед…

—Сын Израилев, - фараон говорил тихо, собираясь с силами чуть не после каждого

слова, - в стране Пуласти, куда вы так стремитесь, нет ничего, кроме песка и камней.

Пустынных колючек и разбойников. А на много дней пути от Черной земли не течет не то

что молока и меда, а даже воды. Той воды, что в колодцах, не хватит на всех вас. Как же я

могу отпустить целый народ из своих подданных на верную смерть?

—Отпусти мой народ, царь, - снова повторил Моисей. – Или, истинно говорю тебе,

умрет всякий первенец в твоей земле, и все первородное из скота, и будет великий вопль,

какого не бывало и какого не будет более.

Царевич Нанеферкаптах усмехнулся. Он не боялся колдовства Израилева – уж

верно, богини-защитницы царя простирали свои крылья и над ним, будущим владыкой

Черной земли. Однако куда годится, чтобы ничтожнейшие из людей угрожали царю?

—Подите прочь, - распорядился он и сделал знак стоящим поодаль маджаям, - не

являйтесь более пред лицо мое.

***

Сделался траур по всей Черной земле. Второй раз за недолгое время прошло по

стране моровое поветрие, и не было дома, где не было мертвеца. Голоса плакальщиков

полны были искреннего как никогда горя, бальзамировщики не успевали подготовить тела

к вечной жизни даже самым простым способом, десятки погребальных процессий не

могли разойтись по узким тропам, а многих знатных людей клали даже в недоделанные

гробницы.

И царский дворец не минула болезнь. Царевич Нанеферкаптах не проснулся утром,

и молодая наложница из страны Хару, очнувшаяся от того, что обнимавшая ее рука стала

тяжелой и холодной, первой сообщила об этом Сыну Солнца, сама умирая от ужаса. Шаги

Моисея победно звучали в непривычно тихих и пустынных коридорах.

Царь Мернептах постарел за прошедшие дни, но стал собраннее, строже. А место

старшего брата занял другой его сын, красивый и жестокий, как пустыня, в честь которой

он получил свое имя.

—Отпусти мой народ, царь, - в очередной раз сказал Моисей. Он улыбался.

—Идите, - кивнул Мернептах, - вместе с детьми и стариками, сыновьями и дочерьми.

И скот свой заберите. Только знайте: никогда больше сынам Израилевым не бывать в

моей земле. А теперь вон отсюда! И если я еще когда-нибудь увижу тебя, ты умрешь.

Моисей небрежно поклонился и вышел.

—Послать за ними войско? – глухо спросил царевич Сети. Он не слишком любил

своего старшего брата, но у него самого тоже был сын… до того утра.

—Пошли. - Согласился фараон. – Только не трогай никого из них – просто пусть они

уйдут быстрее, чем хотели.

***

И вышли сыны Израиля из города Пер-Рамсеса – до шестисот тысяч одних мужчин.

Шел перед ними ангел Господень днем в столпе облачном, а ночью в столпе огненном. А

когда перешли они Море тростников по топкому дну, женщины взяли тимпаны и

двинулись дальше уже с ликованием и песнями.

Вечером же, когда путники сидели у скудных костров, к костру Моисея подошел,

никем не задержанный, незнакомый юноша. Чертами он походил на израильтянина, но

лицо его было гладко выбрито, волосы убраны под парик, а на плечах и груди лежало

широкое золотое ожерелье – по придворной моде.

—Здравствуй, Моисей, - сказал он, усаживаясь на землю. И никто, кроме самого

Моисея, не видел его.

—Своего сына, - продолжил юноша, - ты не отдал Господу, когда Он просил. А

чужих сыновей отдал. Твой народ не выдержал испытания. И отныне не одна земля не

примет вас, и в любой стране вы будете чужими и нежеланными пришельцами. И так

будет до тех пор, пока Господь не сойдет на землю и не даст вам новое испытание.

—Но Господь сам обещал мне край Ханаанский…

—Идите, - совсем по-человечески пожал плечами юноша, - там, как и везде, никто не

ждет вас.

—Земля Миср беззаконна, и народ Господень страдал в ней…

—Земля Миср, - в голосе неожиданно прозвучала бесконечная усталость, - поистине

щедро взыскана Господом, и поистине строго Он спросит с нее. Поэтому хоть ты… об

одном прошу – оставь ее в покое!..