румпельштильцхен
№45152 "Синева"

Синева

– Три миллиона жизней – это плата за независимость?! А если так, мы заплатили с лихвой! Только… – Шум Потока заглушил оратора. – …смелости измерить, глубока ли чаша… ия. …рит наши ряды!

– Во разорался. Не заткнешь. Монька! Ко мне, зараза! – Рага свистнул и, сунув руки в карманы, зашагал мимо толпы митингующих. Следом, развесив длинные уши, тащилась Моноподия.

Вернуться они хотят! Рага брел к серой линии одинаковых построек. Неужели за тем и шли, чтобы теперь скулить по насиженному местечку? Ясное дело, в Старой Колонии – не то, что здесь. Но ведь надо кому-то идти вперед. А если надо, приходится и жертвовать. Понять бы еще, зачем?

Он поднял голову. Сумерки. Повсюду белым-бело. Света теперь не скоро дождешься. А Рага так его любил, этот Свет – яркий, искристый, от которого все сверкает кругом. Глаза слепит до синих точек, а он все льется. И мир становится таким же: ясным и чистым.

Под ногой хрустнуло. Рага пнул засохшую корку. Она подпрыгнула, откатилась. Черный завиток на белом. Жирная присоска Моноподии накрыла его и поползла дальше. Все. Нет завитка. «Вот и я когда-нибудь, – подумал Рага. – Был – и нету».

Так и жизнь пройдет. А что повидать успел? Ну, отделились от главной колонии. Перешли на другой сегмент. Это ж подумать страшно, сколько погибло за время перехода. Три миллиона! У кого-то сил не хватило, кого-то Потоком унесло. А дальше что? Ведь и здесь все то же: Великий Поток да сырость. Ешь, спи, колонию строй.

Рага плелся вдоль бугристой стены, усеянной круглыми окошками. Белая дорога. Серые дома. И его дверь в этом ряду, такая же, как все… На соседском крыльце темнели очертания грузного тела.

– Влажных вам боков, дядюшка Гло! – поздоровался Рага сел рядом со стариком на ступеньку.

– И тебе не хворать, – отозвался тот, зевая. – Что, эти все горланят?

– Горланят.

– Вот баламуты. Моя бы воля, я бы им дрыгальца-то поотрывал!

– А вдруг они правы? Вдруг все зря?

– Дурак. Больше их слушай! Да если бы от них что зависело, ты бы сейчас в Старой Колонии за крошку гмуга соседям глотки грыз.

Старик заметил недоверчивый взгляд Раги и важно надулся.

– Ты до Перехода мал еще был. А я вот помню: гмуга все меньше, а население-то растет. Вот наверху и подсуетились. Задурили народу головы …

Рага долго молчал. Сердце сжалось в ком.

– В дороге Кришиш погиб.

– Не погиб, а ушел в Поток. Все в него уходят. Зато посмотри, еды у нас вдоволь.

– Значит, все из-за жратвы?

Дядюшка Гло уставил на него круглый глаз.

– А ты как думал? Из-за идеалов? – Он захлюпал, хохоча. Жирное тело заколыхалось. – Ради нее, милый, все делается. Ты сам посуди. Ведь в Старую Колонию мы откуда-то пришли?

– Ну, да, – уныло согласился Рага.

– А почему? Понял? – Дядюшка Гло удовлетворенно крякнул. – То-то же. Не хотели бы жрать, не было бы Старой Колонии. Да и самих нас, может, не было бы. А трудности – они всегда есть. Горлодеры-то эти думают, их счастливой жизни лишили. Эх-хе-хе. Послушали бы старого Ысалоха Гло…

– Откуда приходит Свет? – перебил его Рага.

– А ты, вроде, не знаешь. С Вышины, конечно.

– Да нет, я не о том. Значит, в Вышине что-то есть?

– Наверное, так.

– Неужели туда никто не поднимался?

– Да как же подняться, дурень?

Рага наморщил лоб.

– А если за Предельный Край перелезть?

– Глупый ты, Рага. Предельный Край потому и назвали, что за него выйти нельзя.

– А вдруг можно? Вдруг мы думаем, что нельзя, потому что никто не пробовал?

Ысалох Гло надулся, как шар, но промолчал. Рага тяжело вздохнул. Вот оно как, выходит. Ну, ладно, еда – это стимул. Но смысл! Смысл какой-то должен быть! Или нет? Или через много-много дней его, Рагины, праправнуки все так же будут ходить из сегмента в сегмент? Искать, где сытнее? Рага оглядел унылые ряды построек, темные пятна склизневых ям, гирлянды гмуга под крышами. Внезапно мир показался тусклым и крошечным, противным до тошноты. Неужели ничего не произойдет? Никогда. Ни-че-го. И зачем тогда все это? Рага смахнул непрошенные слезы. Моноподия положила морду ему на колени и преданно заглянула в глаза.

Вспыхнул Свет, и дядюшка Гло недовольно съежился.

– Уползай в дом, парень, уползай. А то бока обсохнут.

Но Рага его не слушал. Он вдруг совершенно точно почувствовал, что там, за ослепительным сиянием, кто-то есть. Рага каждой клеточкой ощущал чье-то присутствие. «Сделайте! – взмолился он. – Ну, сделайте хоть что-нибудь! Ведь если вы там, значит, все не напрасно!»

Белое поле сияло. Капли Потока искрились в лучах. Вокруг поднимали ворсинки шкирлы, пыжились щетирюги. Свет заливал целый мир.

Блллыыымм! В Вышине что-то глухо и тяжело булькнуло. Жирные бока дядюшки Гло заходили ходуном: он принюхивался.

– Чем-то таким запахло. Чуешь, парень, а?

Повеяло свежестью. Рага вдохнул и зажмурился. Наконец-то! Не может быть, чтобы совпадение. Нет-нет-нет, это они. Услышали! Он так обрадовался, что едва не запрыгал, как маленький.

– А это что? – ахнул старик.

Все еще улыбаясь, Рага открыл глаза. Из-за поворота медленно выплывала Синева. Блестящая, как Свет, прозрачная, как Поток. Рага так и застыл, восхищенно разинув рот.

Густая синяя жидкость заполняла улицу. Рага шагнул ей навстречу. Где-то неподалеку послышался грохот, и сонную тишину квартала разорвал безумный вопль. На соседней улице поднялся гам. Что-то зашипело, и вдруг прямо на глазах изумленного Раги огромный дом, стоявший на углу, с грохотом обрушился. За ним рухнул второй. Обломки растворялись в тягучей жиже. Их пожирала Синева!

– Конец нам, парень! – охнул старый Гло и принялся торопливо есть гмуг.

– Что вы делаете? – опешил Рага.

– Фто-фто! Гмуг-то с собой не унесешь, а новый – когда еще вырастет. Так что набивай брюхо и вниз спеши!

– Вниз? Но там же Поток проходит! Его давно уже не было, значит, вот-вот хлынет.

– Куда ж деваться? – Ысалох Гло жевал, тараща глаза на Синеву. – Будем надеяться, что не хлынет. Авось пронесет.

Он оторвал последний клок гмуга и торопливо заскользил прочь.

– Не отставай, парень!

Но Рага не шевелился. Допустим, Поток не хлынет сейчас, но ведь рано или поздно он хлынет. Синева будет оттеснять их все ниже, а там… Что там будет, Рага представлять не хотел. Должен же быть какой-то выход!

Он в отчаянии треснул себя по лбу. И вдруг заметил: кое-где в Синеве появлялись проплешины. Сначала они медленно росли, потом ленивая жижа снова затягивала их. Вдалеке, за развалинами, белел Предельный Край.

Рага схватил на руки Моноподию.

– Подождите! Я знаю, как быть! – крикнул он дядюшке Гло, но старик посмотрел на него, как на безумного, и только рукой махнул.

Синева доползла до ближнего дома, и он с шипением осел, точно горка мягкого гмуга. Рага заскулил от ужаса. Взгляд метался, выискивая белый островок. Вот он. Рага, не думая, прыгнул, качнулся на самом краю синей жижи, но устоял.

Жидкость медленно текла дальше. Белый пятачок таял. Пританцовывая от нетерпения, Рага ждал, когда появится следующий. Вот! На этот раз допрыгнуть было легче. Передышка. Еще прыжок! И еще! Наконец Рага совсем выбился из сил. Огляделся и застонал. Повсюду, куда ни глянь – одна Синева. Ни островка, ни кочки. А Предельный Край, как назло, совсем близко! Вот он, только разок-другой скакнуть.

Синяя жижа неумолимо надвигалась. Рага уткнулся в мягкую шею Моноподии.

– Монька… – Слезы сдавили горло. Он так и не смог ничего выговорить, только мычал.

Капля Синевы ужалила кожу. Рага взвизгнул. И вдруг рядом проглянуло белое пятнышко. Рага вытянул шею, оценивая расстояние. Прижав Моноподию к груди, он прыгнул…

Вера Ивановна в сомнении оглядела ванную. Только что пришло в голову: нужно что-то сделать, а что – забыла. Да вроде и делать нечего. Разве что, унитаз почистить? Она поставила на полку стиральный порошок, взяла бутыль очистителя и резиновые перчатки. Минуту спустя все было кончено. Зашумел бачок, водоворот вспенился, смывая со стенок остатки геля.

– Дыщ! Дыщ! Бактерии – наповал! – Четырехлетний Женька прыгнул, изображая каратэ, и умчался.

Вера Ивановна сняла перчатки.

– Женя! – Смахнув прядь со лба, она выглянула из ванной. – Бандит! Антенну не раскачивай! Об одном прошу: оставь ее в покое!