Рваная Грелка
Конкурс
"Рваная Грелка"
18-й заход
или
Три миллиона оставленных в покое

Текущий этап: Подведение окончательных итогов
 

Da Shade
№45156 "Твоя молитва услышана: берегись!"

ТВОЯ МОЛИТВА УСЛЫШАНА: БЕРЕГИСЬ!

 

— Три миллиона жизней - это плата за независимость?! – Вопль отчаяния слился в

неразборчивое резонирующее «мяяя», пока Дуська совершала вынужденное крутое пике с

третьего этажа. Не думая о боли в почках, куда попал мыс кирзового сапога хозяина, рыжая

пружинила лапами в искренней надежде амортизировать приземление даже с такой

незнакомой высоты.

— Поберегись!!! – Орала она случайному прохожему, удивленно поднявшему лицо к

воплю летящей сверху кошки. Расставив лапы и хвост как можно шире, Дуська истерично

хохотнула: Я умею летать!!!

В следующее мгновение случился болезненный «шмяк» и Дуська заскулила от боли,

опав на все четыре лапы.

— Ни хрена себе… - Сказал прохожий.

— Два миллиона девятьсот девяносто три… - Простонала кошка. Перед глазами носились

сверкающие мышки, лап не чувствовалось, жить не хотелось. – Два миллиона девятьсот

девяносто две. – Вздохнула Дуська обреченно и посмотрела на присевшего к ней прохожего.

— За что тебя так, животинка?

— О, это долгая история… - Начала Дуська. В тело врезалась боль. Все её рыжее существо

нещадно ломило. Так больно не было даже в первый раз. – Он не умеет проигрывать.

Определенно, нет!

— Давай, посмотрим твои лапки. – Предложил прохожий. Дуська подозрительно

покосилась и вздохнула.

— Что лапки? Ну, причём здесь лапки, когда попрали мою гордость?! – Дуська легла на бок

и отдалась в теплые руки сердобольного прохожего. Взгляд уткнулся в мыски мягких кроссовок,

и кошка с надеждой прикрыла глазки. – Вы, мужики, совершенно не умеете проигрывать. –

Мявкала Дуська жалобно. – Спор был честным. Мы поспорили на тапочки, понимаешь? Кто

больше подтянется… Ну я же не могу удержаться на перекладине! Она стальная, у меня когти

сползают! Ты понимаешь?

— Все будет хорошо. Давай, я тебе молочка налью, а потом мы сходим в ветпункт. – Тихо

предложил прохожий, подняв странный взгляд на окна третьего этажа.

— Ну, хорошо. Но только молоко и ветпункт! Знаю я вас, сначала молоко, потом рыбка,

потом и не отделаешься от вас…

Дуська с видимым недоверием и явной неохотой приняла теплые объятия случайного

прохожего. Смиренно вздохнула, прижатая к гладкой ткани его демисезонной куртки, и еще раз

напомнила:

— Мы договорились: молоко и ветпункт. И никаких собачьих нежностей!

— Ну что ты хнычешь, все будет хорошо. – Вздохнул прохожий, укрывая головку кошки

ладонью.

Дуська тяжело вздохнула. Нестерпимая боль в лапах не позволяла молчать.

— Так вот я выбрала дверной косяк напротив его турника. Ну, чтобы видел! Ты бы его

видел, он никогда бы не выиграл этот спор. Я успела подтянуться три раза… - Дуська обиженно

фыркнула. – И все из-за каких-то драных тапок. Мы были друзьями, понимаешь?

— Потерпи.

— Я нашла его под забором завода. Избитого, обворованного, ободранного… Приласкала,

пригрела. А он меня сапогом. По почкам. – Дуськино сердце разрывалось от обиды. – И чтобы я

еще раз! Еще хоть раз доверилась человеку?! Да не в жизни! Ни в этой… жизни…

Пригревшись, кошка прикрыла глазки и замолкла. Обида и боль как-то слишком

стремительно и неожиданно улетучивались. Замерев, Дуська удивленно навострила ухо. Прямо

рядом с ним билось человеческое сердце: волнительно, тревожно, заботливо. Дуське стало

жаль прохожего. Поджав лапки и вздрогнув от вернувшейся острой боли, кошка взглянула на

лицо человека. «Ну, может, я и задержусь подольше, - думала она снисходительно. – Но только

если будешь хорошо себя вести. Я гордая и независимая. Со мной нельзя так. Сапогом…»

— Как же тебя зовут, животинка… - Бормотал тем временем прохожий, прижимая кошку к

груди.

— Дуська. – Гордо мяукнула кошка.

— Может, Мурка?

— Дурак, что ли? Какая я тебе Мурка? Тварь подзаборная, стерва блохастая. Ты меня еще

Василичем назови, жмот чердачный, по нему мыши бегают, он и ухом не ведет.

— Дуськой будешь?

— Не Дуськой будешь, а приятно познакомиться. Где ваше воспитание, молодой человек?

— А я Павел.

— Пашка, то бишь? Ну, хорошо. Чем же, вы, Павел, занимаетесь в свободное от

обхаживаний свободных кошечек время?

— А ты в тапки ссать не будешь? – Спросил прохожий. Дуська онемела от возмущения.

— Я!? Да чтобы я!? В тапки!? Да… да… - Задыхаясь от ярости, кошка начала вырываться.

— Тсс… - Прижал ее крепче Паша. – Все будет хорошо, я тебя не обижу.

— Отпусти меня! Немедленно! – Визжала Дуська. – Как ты смеешь!

— Тсс… Ну, успокойся. – Уговаривал Паша, заходя в подъезд.

В образовавшемся подъездном мраке Дуська насторожилась. Вздрогнула и вжалась в

человека, когда хлопнула тяжелая дверь.

— Когти убери. – Попросил Паша.

— Ой, извини. – Опомнилась кошка, пряча коготки и озираясь по сторонам. – Ты один

живешь? Ну, я имею ввиду, собак там… или еще кого – нет? Знаешь, я не очень люблю собак. Не

то, чтобы боюсь… Но мы никогда не находили общего языка. Ммм… хорошо пахнет. Это у

соседей гавкает, да?

— Какая же ты говорливая, Дуська.

— Я говорливая? Да ты Пуху не знаешь. Вот ее не заткнешь… старушку.

— Ларчик, я дома. – Крикнул Паша, открыв дверь. На кошку дыхнуло теплом и ужином.

Стало трепетно и любопытно. Озираясь по сторонам, прислушиваясь и принюхиваясь, Дуська не

обратила внимания на реплику человека. – Я не один.

— Ммм? – Из-за угла коридора вышла женщина. – Ооо…

Подумав, что у людей всего две руки, а на ней оказалось вдруг больше, Дуська

опомнилась и сфокусировалась на происходящем.

— Откуда это чудо, Паш? – Смеялась женщина, вынимая кошку из мужских рук.

— Но-но! – Возмутилась Дуська. – Я не ручная! Я независимая! Поставьте меня

немедленно!

— Осторожно, ей может быть больно. Она с третьего или четвертого этажа упала. И судя

по тому, как далеко улетела, не сама.

— Ничего себе. – Сказала Ларчик. – Бедненькая. Кто же ее так? За что?

— Понимаешь, мы поспорили... – Начала Дуська.

— У нас молоко есть? – Перебил кошку Пашка. – Думаю ее в ветеринарку свозить.

— А потом? Ты собираешься её оставить? – Ларчик с кошкой на руках пошла к

холодильнику.

— А ты не будешь против? Она такая забавная, говорливая.

— Не знаю, даже. – Ларчик посмотрела на кошку и почесала за ушком. Дуська не

реагировала. – А она в тапки ссать не будет?

Выстрелив когтями в теплые руки женщины, Дуська промолчала.

— Да, кто её знает. Будет, так отправится на улицу… - Пожал плечами Пашка.

 

— Так мы познакомились с Пухой. – Дуська лежала на коленях Пашки. Иногда его рука

отрывалась от мышки или клавиатуры и трепала кошку по холке. Дуська была уверена, что

Пашка внимательно слушает ее рассказ, даже записывает. А потому, речь её лилась размеренно

и монотонно.

— Вообще, до знакомства с Пухой, я была уверена, что все люди сволочи. Если бы ни

рассказы об ее семье, никогда бы не решилась на эксперимент с совместным проживанием. В те

годы все было по-другому. Я тогда еще не познала колбасу без мяса и молоко без молока. Мы

носились за мышами и птицами, сражались с крысами за территорию, воспитывали домашних

собак. Странно так, они называются домашние, а сами-то дикие такие, глупые. Ну, какой

нормальный пёс опуститься до гонки за кошкой? Зимой спасает только тёплый бок друга,

домашним не понять что такое дружба… Кто из них еще более дикий, можно поспорить. Ты

видел, чтобы нормальный пёс носился за палкой? Глупости… Так о чём я? А… да, вот тут почеши:

от этих уколов прямо чешется… Да-да, вот так хорошо. Эх. – Дуська вздохнула от удовольствия,

выпуская коготки.

— Не царапайся, пожалуйста. – Попросил Пашка.

— Извини. Так вот после рассказов Пухи у меня появилась мечта: найти такую семью, как

была у неё. Она смеялась надо мной. Мол, молодая ты, да глупая, рыжая. Семью не находят, в

семье рождаются. А я не верю. Она просто не помнит. Конечно, семья должна быть такая, чтобы

не попирала моей независимости. Чтобы я могла чувствовать себя свободной. Чтобы не

ущемляла прав… Все это было неотъемлемым условием моих мечтаний и молитв. Ты успеваешь

писать? Я была уверена: он то, что нужно. Казалось, мы были счастливы вместе. Иногда,

конечно, он бывал грубоват… да и питалась я не регулярней, чем на улице… но все же это была

семья и было тепло. Мы проводили долгие вечера в разговорах по душам, и я засыпала у него на

груди. А потом… из-за каких-то драных тапок… сапогом… - Дуська замолчала, профыркивая

накатывающие слезы. Повела ухом. В коридоре открылась дверь: пришла Ларчик. – А она

ничего, мягкая. И кормит регулярно.

— Паш, я дома! – Послышалось из коридора.

— Привет! У меня Дуська на коленях! - Оправдался Пашка, строча что-то на клавиатуре.

Ларчик, раздевшись, прошла в комнату. Поцеловала Пашку.

— Подержишь её? Пока сонная, сделаем укол. – Спросил Пашка.

«О нет. Опять. Они меня залечат до смерти…» - Подумала Дуська и погрустнела.

— Паш, может не надо? – Встала на защиту кошки Ларчик. - Она уже в порядке. Ничего не

болит, не кашляет, не жалуется.

— Надо проколоть до конца, Лар. Как прописали. – Пашка поднял кошку с колен и прижал

к груди. Дуська с тоской думала о том, что найдя, наконец, семью о которой молила долгими

холодными и голодными ночами, вытерпеть пару экзекуций с уколами она сможет…

 

Дуська пряталась под диваном. Тут было пыльно, но безопасно. Отсюда Пашка её

выковырять не мог, как ни старался.

— Кыс-кыс-кыс… Дусик, ну иди ко мне. – Просила Ларчик.

— Оставьте меня в покое! Я совершенно здорова! Я буду жаловаться в общество защиты

кошек! Вы не имеете права так издеваться над свободным и независимым существом! Это

преступление!

— Дуська, ведь это тебе нужно, не мне! – Настаивал Пашка, глядя в блестящие желтые

глаза.

Ларчик поднялась с колен и подошла к окну. Дуська напряженно и безнадежно следила

за ее ступнями.

— Откройте окно! Я умею летать! Откройте дверь! Я не хочу вас знать, вы жестокие, вы

меня не понимаете, не слышите, вы… вы… - Дуська стонала от беспомощной злости.

— Убери лицо из-под дивана. – Сказала Ларчик. - Поцарапает еще.

Пашка послушался и поднялся. Теперь Дуська видела лишь его коленки, смотрящие на

нее так же внимательно и угрожающе. Обе задние лапы были сплошными синяками, холка

онемела от уколов, счет которым кошка потеряла еще месяц назад.

— Ну, я не знаю, что с ней делать. Ей осталось еще три укола. – Послышался его голос над

диваном.

— Да, фиг с ними. Ну, не хочет она. Значит не надо. Я не могу уже, мне её жалко. Такое

ощущение, что мы не лечим её, а калечим. – Вздохнула Ларчик.

— Послушай женщину! – Мяукнула Дуська из-под дивана.

— Ну… Лекарства пропадут. – Неуверенно воспротивился Пашка.

— Да и пусть… Прошу: оставь ее в покое.