totsamy
№45158 "Счастливый конец"

- Чего тебе приспичило идти именно в этих брюках? Возьми другие.

— Я уже надел эти, не хочу снимать, потом снова надевать. Может пятно несильно заметно? Я сверху пиджак надену, он прикроет.

— А когда руки высоко поднимешь, пятно снова вылезет. Надень другие.

— Зачем мне высоко поднимать руки? Мы же не на митинг идем, а в больницу.

— Надень другие, не спорь.

— С черными брюками этот пиджак не сочетается.

Катя не хотела больше спорить. Выложила пиджак и ушла. Зоя по телефону сказала, что сегодня дежурный врач Олейников, а это значит, нас выгонят из палаты ровно в семь, надо спешить. Не хочется, чтоб получилось как после операции. Я успел только взять дочкину руку в свою, как старшая медсестра сказала, что время визитов закончилось. Мы что-то судорожное прошептали и вышли.

У машины я вспомнил, что забыл ключи в другом пиджаке. Хотел вернуться, но Катя остановила меня.

— Садись! – Она держала в руке запасные. – Я поведу.

Пришлось снова повиноваться. В кармане нащупался бумажный комок. Неужели деньги? Это был железнодорожный билет. Поезд 055. Москва – Чутск. Я не поверил глазам. Действительно, Чутск. Фамилия хозяина билета была неразборчива, сам билет протерся в нескольких местах, видны были только время отправления 23.10, вагон 5, место, кажется, тоже 5.

— Представляешь, - сказал я несколько минут спустя, - у меня в кармане нашелся старый билет.

Катя следила за дорогой. Мое известие ее нисколько не удивило.

— Мы опаздываем, - напомнила она.

— Знаю. Но билет в Чутск. Я никогда не ездил в Чутск. Ты когда-нибудь слышала о таком городе. Чутск?

Она тихо выругалась на водителя, который ее подрезал. На следующем светофоре негодяю врезались в бок. Машины остановились. Катя равнодушно посмотрела в их сторону.

— Откуда у тебя этот билет?

— Понятия не имею. Года два не прикасался к этому пиджаку. Ты его никому не давала?

— Зачем мне кому-то давать твой пиджак?

— У нас часто останавливаются проездом твои многочисленные родственники. Может, кто-то из них приехал без пиджака, и ты дала мой.

— Не говори глупости. Я никому не давала твой пиджак.

— Но другого объяснения я не вижу.

— Не видишь – выкини этот билет и выходи. Мы уже приехали.

Больница встретила нас равнодушно. Никаких скорых у подъезда. Никакой суеты. Даже очереди в гардероб не было. Я снял пальто.

— Что ты делаешь?

Катя не собиралась раздеваться.

— Хочу сдать одежду.

— Зачем?

Ответить я не успел. Открылся лифт. Из него вышла Зоя. Катя кинулась к ней, обхватила.

— Ну что ты стоишь? Помоги же открыть дверь!

Бахилы выпали из моих рук. Голова закружилась.

— Дверь! – крикнула Катя.

Машинально я открыл дверь, плохо соображая, что происходит. Два дня назад на голове моей дочери не было волос. Она выглядела как сорокалетняя девочка, которой на самом деле было четырнадцать. Теперь она выглядела на четырнадцать, у нее была короткая стрижка и теплые руки. Я помог усадить дочь в машину. Что происходит? Больница была той же самой, но что-то незаметное в ней изменилось.

— Зачем ты ушла из больницы?

— Па, ты о чем?

— О твоем лечении. Мы только начали курс, а ты встала с постели. Олейников разрешил тебе говорить?

— Кто?

— Олейников. Твой лечащий врач.

Зоя посмотрела на мать. Катя на меня, затем снова на дочь.

— Вот такой, Зоя, у тебя внимательный отец. Утром делает вид, что понимает, а потом оказывается, что он ничего не слышал. Опять где-то парил. Твоя дочь упала на тренировке. Сломала ребра. Сейчас меня слышно?

— Ребра?

— Не волнуйся, па, только две штуки, самые лишние. Доктор сказал, что в сорок лет некоторые их специально удаляют, чтобы моложе казаться. Хотела снимок на память взять, не отдали.

У Зои зазвонил сотовый. Она сменила рингтон.

— Ксюха, я еду домой. А ты где?

Ксюха что-то ответила. Очевидно веселое. Золя заливисто засмеялась. Катя выехала на шоссе, прибавила скорость.

— На какой тренировке она была?

— Ты издеваешься?

— Почему мы едем домой?

— А куда ты предлагаешь поехать? В ресторан? Отметить ее первую травму?

— Первую?

Теперь я понял, что изменилось в больнице. Двери. Раньше они были тяжелые, открывались с трудом. Сегодня их петли будто смазали, открыть мог даже ребенок. Зоя протянула мне свой мобильник:

— Ксюха сфоткола надпись у школы. Я ей говорю, что это переводится как «ураган». А она не верит. Посмотри?

Знакомый иероглиф не узнавался. Рисунок расплывался. Мне пришлось сконцентрироваться, чтобы разглядеть очертания. Да, это была моя дочь. Она улыбалась и просила о чепухе. Она не знала Олейникова, который сказал, что жить ей осталось год. В лучшем случае.

— Ну скажи, что это ураган?

— Это ураган, - кивнул я.

— Съела, бестолочь? Будешь знать, как со мной спорить.

Руки очень потели. Я полез за платком и снова наткнулся на чужой билет.

— Слушай, - Катя остановила машину и повернулась ко мне, - зайди в магазин, купи торт. Сегодня Люба с детьми приедет. А у меня ничего к столу нет.

— Какая Люба?

— Твоя сестра. Не пугай меня. Ты же сам о ней сообщил.

— Я?

— Перестань, это не смешно. И купи заодно молока на утро, сделаю блины. Давно не ели. Деньги дать? Или вместе с ключами забыл?

Я не заметил как вышел из машины. Они уехали. Я стоял напротив магазина и смотрел им вслед. В руке была зажата пятитысячная купюра.

В магазине было многолюдно. Войдя внутрь, я не сразу вспомнил, зачем пришел. В голове кружился страшный диагноз, Олейников, сжимающий мою левую руку: «К сожалению, операция не помогла».

— Мужчина, я слушаю вас? Выбрали?

Я очнулся. Показал на первый попавшийся на глаза кусок мяса. Продавщица завесила. Протянула. Зачем я взял мясо? Кто-то приедет с детьми. Маленьким нужен белок. В белке много мяса. Или в мясе белка. А много ли белка в белках? Они ведь собирают орехи, а это тоже белок. Значит, в белках больше всего белка. От этой дурацкой мысли я улыбнулся. И заметил, что стою у зеркала. Впервые за год я смотрел на себя, смотрел прямо в глаза. Болезнь дочери отодвинула все. Даже когда брился, я смотрел на себя как на чужого, я брил лицо, не чувствуя кожи. Ранился, говорил себе, что нужно купить новые лезвия, и всегда забывал. Брился старым. А вот и они. Я положил в корзину упаковку лезвий. Катя просила купить что-то еще. Но что?

— Вася! – хлопок по плечу. Я едва удержал корзину. Это Никифоров. Как он нашел меня?

— Позвонил Кате, она сказала, что ты пошел в магазин. Просила напомнить, что ей нужно молоко для блинов. И торт. А ты уже идешь к кассе?

— Нет, - соврал я.

— Но ты стоишь в кассу.

— Я просто остановился.

— Хорошо. Я испугался, что торты кончились. Мне тоже нужно купить для своих. Сегодня юбилей. Десять лет брака.

— Ты женат?

— Ха-ха, и еще раз ха, - он не смеялся, только еще раз хлопнул меня по плечу. - Инна передавала тебе привет. Велела поздравить с премией.

— Какой премией?

— Хватит, Василий. Бери уроки юмора у президента.

— Я честно не понимаю.

Мы подошли к тортам. Взяли два одинаковых. Пока девушка перевязывала торты, Никифоров отошел к стойке с книгами. Долго копошился, наконец, вернулся, неся в руках синюю книгу с большими цифрами на обложке.

— Подписывай, чемпион.

Он всунул мне ручку и перевернул страницу. Не сразу, но я заметил в графе «перевод» свои имя и фамилию. Я не мог поверить. Первая книга Цао Цзиня в моем переводе.

— Я всю жизнь мечтал перевести эту книгу.

— И у тебя получилось. Напиши что-нибудь личное, чтобы можно было козырнуть, ну ты понимаешь?

Я не понимал. Перевернув страницу, я прочел первые строчки. Определенно, мне знаком этот текст. Я жадно читал, не чувствуя как меня толкает Никифоров.

— Хочешь зачитать мне самые удачные места?

— Это мой перевод, - выпалил я.

— Знаю. Что ты кричишь?

— Мой!

— Успокойся. Ты можешь подписать или тебе дать другой экземпляр?

Он заметил, что шрифт в некоторых местах размазался. Мои руки снова потели. Это был мой перевод, но я не помнил, что когда-нибудь занимался этой книгой. Никифоров вернулся с другим, не испачканным вариантом. Я надписал книгу, и мы пошли к кассе. Очереди не было. Никифоров отобрал у меня корзину и сказал, что сегодня за все платит он. Его третий хлопок по плечу хоть и был самым слабым, но показался болезненным. Девушка улыбнулась и начала пробивать товар. В жизни не видел, чтобы за кассой сидела такая красивая, совершенно не подходящая этому месту девушка.

— С вас две тысячи триста десять рублей, - сказала она.

— Очень хорошо, - Никифоров протянул деньги.

— Всего хорошего! Приходите еще!

Непременно, - хотел сказать я, но сдержался. Мне было стыдно, что я засмотрелся на продавщицу. И вдвойне стыдно, что это заметил Никифоров. Он подмигнул, наверняка расскажет потом жене. Как ее зовут? Кажется Инна. Он так сказал. С Никифоровым мы когда-то глупо поссорились. Оба понимали, что причина нелепая, но уже выбрали позу. Старались не замечать друг друга. Сегодня он сам подошел. Да еще позвонил Кате. Неожиданно. И приятно.

— Сегодня такой странный день, - сказал я, когда мы вышли наружу. Мне хотелось поговорить об этом, но я не знал с кем.

— Солнечный. А обещали дождь и волнения. Инна уговорила зонт взять.

— Жена?

— Жена.

— Поздравь ее тоже. Я рад, что она вышла за тебя замуж.

— Я тоже. Тебя подвезти?

— Спасибо, я лучше пешком.

— Далеко пешком.

— Ничего. Погода хорошая. Прогуляюсь.

Мы пожали руки, и он уехал. Откуда Никифоров знал, где я живу? Может Катя сказала по телефону? Какой странный день. Если бы не мясо, лежавшее в отдельном пакете, я бы решил, что это сон. Но мясо выглядело настоящим. Свежее, с прожилками и кровью. Чек лежал сверху. У меня зазвонил телефон. Это Люба, сестра. Сообщила, что они уже приехали, и что если я еще не купил торт, то не надо, они купили два. Один она. Второй ее муж. Третий я. Стоп. Она сказала: муж.

— Егора уже освободили?

— Что?

— Твой муж. Он вышел из тюрьмы?

— Что ты хочешь спросить? На, я тебе его сейчас дам.

Егор взял телефон. По голосу я понял, что у них все в порядке. Они отдыхали на юге, у нас проездом. Никакой тюрьмы не было.

— На ночь не останемся, не пугайтесь. Вечером на вокзал.

Когда мы разъединились, я присел, надо было отдышаться. Что все-таки происходит? Куда я попал? Это моя жизнь или чья-то другая? В зеркале был я. Но остальные все изменились. Дочь не умирала. Жена снова села за руль. Егора не сажали в тюрьму. Все было спокойно и хорошо. Меня это радовало и пугало одновременно. Чем я заслужил? Кому сказать спасибо? Что сделать?

— Подайте музыкантам!

Я повернулся. Оказалось, что я в толпе рядом с группой молодежи. Двое стояли с гитарами. Остальные сидели на куртках. Я не заметил, как подсел к ним.

— У меня только пятитысячная, - сказал я.

Юноша, потеряв ко мне интерес, отошел. Музыканты снова запели. Мне стало стыдно. В магазине за меня заплатил Никифоров. Почему бы не отдать эти деньги музыкантам? Может, у них найдется сдача? Хотя…

— Ладно, - я позвал юношу и положил деньги в бейсболку. – Сегодня хороший день. Пусть и вам повезет.

Он посмотрел на купюру. Подошел к музыкантам.

— Что для вас сыграть? – спросили они.

— А что вы умеете?

— Все.

— Смелое заявление.

— Испытайте нас. Если окажется, что мы такой мелодии не знаем, мы вернем вам деньги.

Я заказал любимое. Хоакина Родриго. Они заиграли. Волшебная музыка. Я сидел в переходе, на грязном полу, рядом с незнакомыми молодыми людьми, и чувствовал, как музыка опьяняет меня, как одна грусть вытесняет другую. После Родриго я спросил, знают ли они скрипичный концерт Мендельсона.

— Шестьдесят четвертый?

Через полчаса Павлик вернулся с пластмассовыми приборами, и мы разрезали торт. Я поднял стаканчик и пожелал, чтобы попса умерла. Они переглянулись.

— Попса, - повторил я. – Шняга. Муть.

В голове еще вертелся эпитет «голимая», но я сомневался, можно ли его сейчас применить.

— Киркоров. Блестящие.

Я перечислили еще десяток названий, которые мечтал навсегда выкинуть из головы.

— Извините, мы этих не знаем.

Сергей полез в карман за деньгами.

— Вы серьезно?

Они выглядели серьезными. Мы уже перебрались в кафе, и я был уверен, что какой-нибудь ужасный пример сейчас прозвучит в динамиках. Но в кафе было уютно и тихо. Даже муха билась в окно осторожно. Когда Сергей выложил мою купюру, я заметил, что это не те деньги, какие я привык видеть. Изменился рисунок. Цвет. Я посмотрел купюру на свет. Вместо водяных знаков были изображены рыбки – они плавали и переливались.

— Давно, - я прокашлялся, - у нас выпускают такие деньги?

Друзья пожали плечами. Конечно. Откуда им знать? Я вернул купюру Сергею. Вместе с тортом отдал им все, что было у меня в пакетах. Домой хотелось бежать налегке. И я побежал. Быстро, как сумасшедший, который обрадовался, что убедил всех будто он здоров. На бегу я набирал наугад номера телефонов, задавал вопросы, прощался и тут же набирал другой.

— Мама, здравствуй! Как я рад тебя слышать! У нас Люба и Егор. А папа с тобой? Не буди. Ничего серьезного. Пусть лежит. Скажи, что я его тоже люблю.

— Валерка! Это ты? Скажи что-нибудь? Не важно. Что угодно. Я просто хочу тебя слышать. Кем ты работаешь? Всегда ломал голову, кем ты станешь после школы. Не обращай внимания, можешь считать меня пьяным. Только сам не пей. Особенно за рулем. Обещаешь? Спасибо.

— Юра, меня все сводят с ума. Только тебе одному верю. Кто у нас президент? Тот самый Жванецкий? Не однофамилец? А его в шутку выдвинули? Или он попросил? Второй срок уже у руля?

— Елена Витальевна. Это Василий. Хотел попросить прощения. Постоянно что-нибудь отвлекало. Потом сказали, что вас уже нет. Идиоты. Я им не поверил конечно. Вы меня простите, ради бога. Вы знаете за что. Не знаете? Ну не важно. Главное, что вы услышали.

*

Когда я вернулся, Люба уже помогала Кате с посудой. Егор убирал со стола. Оставили только одну тарелку и нетронутые приборы. Для меня.

— Мы тебе звонили, было занято.

— Простите. Суматошный день.

— Ничего страшного, - Катя открыла холодильник. – Кусок торта мы тебе оставили.

— Лучше близнецам отдай.

— Им вредно столько сладкого, - сказала Люба. – Пять зубов уже потеряли.

— На двоих пять?

— Нет. Каждый. Сеня пять. И Петя пять.

Беззубые племянники улыбались мне из комнаты. Зоя сидела к ним спиной в наушниках. Она не любила играть с малышней. Моя Зоя.

— Вася, ты не проводишь их до вокзала?

Катя протянула мне ключи от машины.

— Конечно.

Я взял одну из сумок, и мы спустились на улицу. Егор рассказал, что взял кубок на соревнованиях по настольному теннису. Приглашал к ним на дачу. Попробовать мед. Я пообещал, что обязательно попробуем. Сегодня я готов был пообещать все что угодно. Кому угодно.

Я посадил их на поезд. И мы простились. Быстро, обычно мы ссорились с Любой, но сегодня она была занята мужем, на меня почти не смотрела. Я помахал им рукой. Близнецы помахали в ответ. «Пять зубов уже потеряли». «Сеня пять. И Петя пять».

У билетных касс я вспомнил про билет. Влажной рукой полез в карман и достал его. Хотелось проверить догадку. Поезд 055. Время отправления 23:10. Сейчас было ровно 23 часа. Возле касс никого. Какой удивительный день. Нигде ни одной очереди. Я подошел. Спросил, есть ли билеты до Чутска.

— Вам сколько?

— Один.

— Есть. Вам купе? Плацкарт?

— Мне все равно. Я просто интересуюсь. Какие есть?

— Все есть.

— А в пятый вагон. Пятое место?

— Есть в пятый вагон. Пятое место.

— А далеко этот Чутск?

— Сорок шесть часов в пути. Будете брать?

Осталось девять минут. Можно успеть. Но зачем? «С вас две тысячи триста десять рублей». Это просто совпадение. Тот же набор цифр. Подумаешь? Это чей-то билет. Случайно оказался в моем пиджаке. Нет никакой связи между тем, что сегодня случилось, и этой бумажкой. Почему я должен ехать в Чутск? Кому я там нужен? Сорок шесть часов – это же очень далеко. Я не предупредил Катю. И как ей сказать? Я должен поехать в Чутск, чтобы у нас и дальше все было в порядке. Но она не поймет. Я сам не понимаю. Должно быть другое, рациональное объяснение. Возможно, всех этих кошмаров никогда не было. У меня здоровая дочь. Счастливая сестра. Мне дали переводить любимого писателя. Разве это большое чудо? У многих людей здоровые дети и благополучные родственники. Народ забыл о попсе. И это можно понять. Не вечно же петь эти розы-морозы. Страна могла избрать президентом сатирика. Все равно эту должность всерьез не принимают. Так лучше он, чем другой, никому неизвестный.

— Вы стоите? – обратился ко мне бородатый мужчина.

Почему ему обязательно нужно было встать за мной? Есть другие свободные кассы.

— Вы берете билет? – спросил он.

Ну же! Решайся! Сейчас или никогда.

— Берете?

Чего он торопит? Чутск. Где этот проклятый Чутск?

— Да или нет?

— Нет.

Я выдохнул и уступил место. Старый билет отправил в корзину. Хватит цепляться за воспоминания. Будем жить настоящим. Будем жить.

***

Катя проснулась первой. Толкнула меня. Вставать не хотелось. На часах было 6.06.

— Ты забыл купить молоко, - напомнила она из кухни.

— Не беда, сейчас пошлем Зою.

Но Зои в комнате не было. На ее столе лежала папка с анализами и снимками. Я подошел ближе. Взял заключение. Диагноз. Подпись. Врач Олейников. На улице шумела мусоровозка. Послышалась назойливая музыка. Я побежал в кухню.

— Люба. С мужем. Они ведь были у нас вчера?

— Егор в тюрьме. Люба с близнецами живет в вагоне. Их выселили из квартиры. Ты забыл?

Теперь я вспомнил. Катя налила в стакан кипяток, бросила пакетик. По телевизору шли новости. Из-за урагана сошел с рельсов поезд. По счастливому совпадению большинство пассажиров в последний момент от поездки отказались. Кажется, я был среди этих счастливцев.