№45160 "Хуту больше, но тутси выше"

Хуту больше, но тутси выше!

рассказ

– Три миллиона жизней - это плата за независимость?! – верещал по ту сторону экрана очередной новоявленный пророк. Полина отвлеклась от книги и прислушалась. «Господи, в миллионный раз уже перебирают причины», – решила она. И тут поняла, что выдернуло ее из собственных мыслей – ораторствовал мужчина. Значка архивной записи на экране не было, и Полина заинтересовалась. На фоне светлокожей журналистки мужчина казался почти черным и каким-то блестящим, будто с ног до головы облитый гудроном. И еще он был очень высоким, на две головы выше девушки. «Хуту больше, но тутси выше!», – донеслось из телевизора. «Ах, вот оно что. Приверженец теории Великой африканской войны», – пробормотала она.

Когда погиб Сашка – на войне, которую стыдливо называли «горячей точкой», – Полина буквально заболела. В какой-то нервной горячке она сначала искала причины его смерти, потом – войны. Политическая независимость, экономическая выгода, перенаселение, этнические конфликты – она перебирала их раз за разом, не понимая, как эти проблемы может решить человеческая смерть.

Как любой ученый, она обладала системным мышлением и способностью абстрагироваться от того, что делала. Первое помогло ей понять, что нужно искать первопричину всех войн, а второе – пережить смерть мужа. И еще тогда у нее был Антошка. Сын – полная копия отца – такой же активный, жизнерадостный, заводила во всех детских играх. Он хотел стать биологом, как мама. Приходил к ней в лабораторию после школы, пока было можно. Потом стало нельзя.

В 1995 году Полину пригласили в закрытый научно-исследовательский институт биомолекулярной физики. Обещали отдельный кабинет и любую помощь в борьбе с новейшими вирусами. Получила она гораздо больше – ответ. Не сразу – прошло два года, прежде чем новому сотруднику доверили работу с человеческим материалом. Тела были всех цветов кожи и возрастов, но девяносто три процента – мужчины. Еще один объединяющий признак она сформулировала не сразу – все они были воинами. Кого-то выдала форма, других – боевые ранения, третьих – следы пороха и оружейного масла. Причина, по которой все они оказались в закрытой лаборатории, и позволила Полине найти ответ.

В то время в далекой экзотической Африке началась война. История вражды хуту и тутси насчитывала несколько веков, но вдруг девять африканских государств словно сошли с ума и начали уничтожать друг друга, залив кровью центр континента. Итогом стало мирное соглашение, заключенное 20 июля 2002 года. Для остального мира эта война прошла практически незамеченной – казалось бы, ну как может война тутси против хуту повлиять на Европу, Россию, Америку, Китай? Кадры с фронта Великой африканской войны не мелькали в международных новостях. Тем, кто находил «аризонский след», «пекинский след» и любые признаки участия мировых держав, быстро затыкали рты.

А команда Полины из биологов и генетиков обнаруживала присутствие чужой воли в штаммах, выделенных из образцов непривычного темного цвета.

Мирное соглашение между президентом Демократической республики Конго и руандийским президентом-тутси не принесло мира, кровавые конфликты все повторялись. В 2008 году заговорили о возможности второй Великой африканской войны. Аналитики утверждали, что причиной конфликтов являются постколониальные границы, разделившие многие народы.

Аналитики ошиблись. Как ошибались и те, кто искал причину агрессивности моджахедов в Афганистане в 1979, 1989, 1992 и 2001. А в 2003 году в прессу уже стали просачиваться слухи о том, что США испытывает в Ираке новейшие виды оружия, но грешили на сейсмологическое, бактериологическое, химическое. И никто не связал все эти военные конфликты с резким скачком в разработках генетического оружия. Внимание общественности активно отвлекали нанотехнологиями, говоря, что это новое, а биомолекулярная физика – прошлый век. Местные чиновники не понимали, каких новых технологий требуют от них правительства. Хотя нет, некоторые понимали – эти выдавали давно уже используемые нанотехнологии за новейшие разработки и получали бонусы за находчивость.

Полина сначала не могла понять, как в отсталых странах научились внедрять токсичный генетический материал в привычные вирусы. О таких разработках она читала в рефератах выступлений бывших коллег и однокурсников. Из них только Полина и еще двое или трое остались в России. Остальные перебрались кто-то в Америку, кто-то в Европу, а самые отчаянные двинулись на восток. Туда, где платили хорошие деньги специалистам, способным создать генетическое оружие.

Сопоставляя поступающий материал с иногда проскальзывающими между упавшим самолетом и выборами президента США новостями о военных конфликтах в странах с незнакомыми названиями, Полина начала сомневаться в своем рассудке. Но оно работало, запускаясь, видимо, в агрессивном состоянии, действуя на представителей определенных рас, национальностей, возрастов. Потом оно начало убивать независимо от состояния человека и стало распространяться за пределы фронта военных действий.

Тогда погиб Антошка. В двадцать лет. Он только вернулся из армии, от которой мать пыталась всеми способами его защитить. Но вернулся. Живой. А через день началась простуда. «В поезде продуло», – успокаивал он мать. На похоронах Полина плакала и молчала. Она смотрела вокруг, на знакомых и незнакомых мужчин, и пыталась понять: в чем их отличие, которое запускает смертельный механизм?

На работе, несмотря на то, что исследования вышли на новый уровень, ей предложили отпуск, но Полина отказалась. Вокруг стало много смертей, да и Антошка не отпускал ее, прося – мама, останови это! Но как? Испытав новое оружие на дикарях, крупные игроки перешли в наступление друг на друга. Вирусы, запрограммированные на определенный этнос, выбирали всех его представителей. А сколько в каждом из нас намешано крови? Аладдин выпустил джинна из бутылки, но не смог сдержать. Одного не сумел преодолеть джинн. Кровь разных национальностей, смешиваясь, сохраняла признак пола. И вирусы, хотя бы в этом послушные воле создателей, продолжали выбирать противников. Мужчин.

Из воспоминаний Полину вновь вернул телевизор. Выступление гудронного пророка давно закончилось, прошла реклама клиник искусственного оплодотворения, и начались новости. Диктор с красивым и усталым лицом анонсировала отчет Министерства демографии, полную версию которого уважаемым зрителям предлагалось посмотреть далее:

«Численность населения России во втором квартале удалось удержать на уровне трех миллионов, падение составило семнадцать сотых процента, что на три сотых ниже запланированного. Таким образом, за первое полугодие снижение числа зарегистрированного населения составило двадцать три сотых процента. До конца этого года планируется сохранить темпы уменьшения населения на том же уровне.

Министерством демографической политики совместно с Министерством здравоохранения разработаны новые правила предоставления услуг по экстракорпоральному оплодотворению».

Лаборатория Полины, несмотря на тот кошмар, который творился в начала 2010х годов, сохранилась. Многие центры, открыто занимавшиеся исследованиями в вирусологии, были разрушены озверевшими от горя женщинами. И теперь наука никак не могла оправиться от тех потерь. А ведь были теоретические разработки по созданию искусственной спермы, отдельные успехи в борьбе с гендерно-специфичными патогенными вирусами. Многое исчезло и приходилось начинать практически заново.

Полине после стольких лет было сложно переключиться на новые проблемы. От усталости ее сны стали походить на бред. И тогда она вновь стала видеть Антошку. «Мам, я хочу вернуться», – шептал он и протягивал к ней руки, повзрослевший, обросший. Полина пыталась ухватить его и притянуть к себе, но пальцы скользили по невидимому стеклу. «Мамочка, ты должна его сломать!», – слышала она, просыпаясь от обжигающих лицо слез. Теперь, беря образцы у беременных, Полина сжимала зубы, чтобы не застонать. Ей казалось, что в одном из этих бегемотоподобных животов – ее Антошка. Просматривала все результаты анализов и в отчаянии отбивала кулаки о стол, каждый раз обнаруживая смертоносный вирус. Все, чего достигли ученые, это вынашивание плода мужского пола до двадцати четырех недель. И чем больше они продлевали этот срок, тем тяжелее становились последствия для матерей. После двух смертельных случаев поток добровольцев стал иссякать. Материала для исследований не хватало. Антошка во снах подгонял ее: «Мама, только ты… Только ты!». Наконец, она поняла, чего хотел от нее сын! Ну конечно! Только она может это сделать! Это ведь ее сын!

Утром Полина первый раз за много лет опоздала на работу. Она шла по коридорам, с удивлением отмечая произошедшие в последние годы перемены: новые двери под дерево с фигурными окошками, крутящиеся удобные кресла коллег с откидывающимися спинками, общие залы, организованные по принципу открытого пространства, с низенькими перегородками, закрывающими только сидящих. В ее кабинете ничего не изменилось. Его стены остались серыми, как и в тот день, когда она пришла сюда впервые. Окно три года назад заменили на пластиковое, но решетка осталась. Похожая на рыбью чешую, она стала привычной, сливаясь с пейзажем. За стеклянной дверью шкафа выстроились дипломы в рамочках, а между ними фотография: муж держит Антошку за руку, а Полина гордо сложила руки на округлившемся животе. Через месяц она потеряла и мужа, и этого не родившегося ребенка. Антошкиного братика. Видя ее болезненное психическое состояние, врачи назначали успокоительное, много спать и сменить обстановку. Из деревни приехала мать, собрала Полине сумку и забрала дочку к себе. Мать водила ее к бабкам и в церковь с надеждой, что хоть что-нибудь, да поможет. Полина не умела молиться, да и не хотела. Она просто спрашивала без конца у Бога: «Зачем ты позволил им убивать друг друга?». Мать ничего не говорила ей, и только однажды спросила: «Доченька, чего ты просишь у Бога?». И Полина, не задумываясь, ответила: «Чтобы не было войны».

Потеряв всех близких, она перестала ждать ответа. Но теперь Полине было за что бороться и ради чего жить. Она открыло первое попавшееся дело подопытной, пригладила первую страницу, чтобы не закрывалась, и начала писать по образцу.

– Полина Аркадьевна, вы уверены, что это необходимо? – главный не мог проигнорировать ее заявление на участие в исследованиях.

– Я сознаю весь риск, но, во-первых, у нас уже недостаточно добровольцев для продолжения исследований, во-вторых, мне необходимо испытать это на себе, чтобы понять, куда двигаться дальше, – выдала она заготовленные аргументы.

– Но у вас уже погибли две женщины!

– Они регулярно не являлись на контрольные обследования, а я смогу следить за своим состоянием круглосуточно.

– Хорошо. Я не могу вам отказать, это было бы противозаконно. Но только прошу…

– Я все понимаю. Я сама буду проводить все исследования.

Она облегченно вздохнула про себя: до последнего не верила, что получится. Но решиться на это было труднее. «Антошка, я смогу!»

Бюрократические препоны она преодолела без труда: как не имеющей детей ей разрешили ЭКО без гендерных ограничений. А значит, можно с легкостью обманывать коллег.

– Полина Аркадьевна, как Вы? – беспокоились девочки из ее отдела, замечавшие и круги под глазами, и худобу: первые месяцы были самыми тяжелыми.

– Ничего, спасибо. Малышка немного беспокойная. Но вирус в «спящем» состоянии.

А по ночам она твердила: «Антошка, держись, потерпи – все будет хорошо», – и гладила живот, прислушиваясь к его толчкам.

Наконец наступил рубеж – двадцать четыре недели. Накануне Полине приснилось, что она опять вернулась в то время, когда жила у матери в деревне, ходила в церковь и целыми днями спала от лекарств. Во сне мать гладила ее по голове, успокаивая, шептала что-то ласковое, неразборчивое. И вдруг Полина разобрала слова, сказанные матерью чуть громче: «Твоя молитва услышана: берегись». «Мама, какая молитва?» – вскрикнула Полина и проснулась.

«Чтобы не было войны…» – сказала она тогда матери. И Бог услышал. А может, не только ее, а многих женщин, потерявших мужей и детей. Война для мужчин – абсолют соперничества: в результате проигравший очевиден – он мертв. И пока живы хотя бы двое мужчин – они найдут повод. Причина войн – в них самих! Не важно, кто высокий, а кого много, кто нарушил международное соглашение, а кто просто попал под руку. Единственный способ прекратить войны это…

Боль! Словно раскаленные ножи полосуют ее живот. Нет ни ног, ни рук, только живот, залитый расплавленным металлом, сжатый в тиски, пронзенный тысячей иголок. «Господи, я не могу сейчас умереть! У меня же Антошка!» – стонала Полина. Неожиданно боль ушла, и Полину охватило блаженство. Она почти физически ощущала окутавшую ее тишину. Но эта тишина была какой-то нарочито полной. Полина суматошно задергалась, пытаясь удостовериться, что жива, и вдруг дико закричала. Как она попала в эти грязно-желтые стены, она не понимала. И зачем что-то делают с ней эти люди. «Он умер!», – пыталась кричать Полина, но язык распух и только скреб по нёбу. Плывущие мимо нее силуэты в одинаковой бесполой одежде двоились, голоса эхом раскатывались в голове:

– Плод удалось спасти?

– Нет, это был мальчик.

– Понятно. Как ее состояние? Родственников вызвали?

– Она не борется. Видимо, придется питать внутривенно. Живых родственников нет.

– Почему-то эта фраза становится привычной… Отмени внутривенно.

– Но…

– Отмени. И об одном прошу: оставь ее в покое.